Беспокойные боги

ГЛАВА 25

РАМАНТАНУ

"Что вы пришли сюда делать?" спросил Валерьев, повторив мои слова с неожиданной ядовитостью, которая меня поразила. "И что, скажите на милость, это такое, милорд?"

"Мне нужно вернуться на посадочную площадку", - заявил я. "Кассандра". Я повернулся, чтобы идти.

Рука сомкнулась на моем запястье, и, опустив взгляд, я увидел, что Валерьев схватил меня. На нем была засохшая кровь. Я задался вопросом, как она туда попала, какие ужасы пережил бедный доктор этой ночью.

"Что происходит?" потребовал Тайбер Валерьев, не отпуская меня. "Почему сьельсины здесь? Почему мы?"

Я положил свою свободную руку на его и мягко, но настойчиво попытался разжать его хватку. Он сжал свою еще крепче. "Чудовище, которое убило дезертиров", - пояснил я. "Чудовище, которое убило доктора Манна. Сьельсины поклоняются ему. Оно нужно им для войны. Мы здесь, чтобы убить его".

Глаза Валерьева стали жесткими, как стекло. "Почему нам не сказали?"

"Ты знаешь то, что знаешь о Вайарту, и тебе приходится спрашивать?" спросил я и разорвал его хватку. Доктор поморщился и разжал руку.

"Я ксенолог, Марло! Ученый!" - сказал он, делая шаг назад. "Я не солдат! Я не подписывался на это!"

"Я тоже, доктор!" взревел я, и именно шестьсот лет рева расплющили маленького человечка о стену. Я не хотел быть солдатом, не хотел терять друзей, семью… всех, кроме дочери. Я не хотел покидать Джадд. "Но мы все - пешки в большой игре. Мы можем двигаться только вперед. Для тебя движение вперед - это путь с этими людьми в пустыню. Ты выведешь этих людей на свободу! Ты понял?" Не дожидаясь ответа, я окинул взглядом людей в форме Гастона. "Кто из вас командует?"

"Я, сэр". Говорившая была суровой женщиной с короткими рыжими волосами.

"Что слышно о коменданте Гастоне?" спросил я. "Он потерялся?"

Она покачала головой. "Насколько я слышала, нет", - сказала она. "Связь плохая. Хуже не бывает. Последнее, что я слышала, это то, что его отвезли обратно на посадочную площадку. Слышала, что ваш коммандер мертв".

"Я им сказала", - вмешалась Кассандра.

"Если Гастон жив, он командует на земле", - сказал я.

"А если нет?" - спросила женщина, глядя на Валерьева.

"Полагаю, командование у меня, - сказал я, - я должен вернуться. На борту "Реи" есть оружие, предназначенное для уничтожения монстра".

Мужчина без рубашки вскочил на ноги. "Монстра?" - спросил он, побелев лицом. "Какого монстра?"

Я прикусил язык. Времени оставалось слишком мало. Я не мог знать, сколько пройдет времени, прежде чем Ушара вернет свое внимание ко мне, и что она будет делать, когда вернет.

"Бога", - сказал я и позволил словам прозвучать, как выстрелу.

Женщина в пижаме нервно засмеялась, но, когда я не ответил, она побледнела.

Валерьев сплюнул. "Бог? Вы считаете меня дураком?"

"Я и так потратил достаточно времени впустую", - отрезал я. "Кассандра, мы уходим!"

Рыжеволосая женщина встала на моем пути. "Я не могу отпустить вас одного, сэр".

"Тогда идите за мной", - сказал я и крикнул через плечо: "Остальные убирайтесь!" Я оттолкнул женщину в сторону и зашагал вверх по песчаному склону, который вел к наполовину засыпанной двери. Свет выстрела расколол ночь, и я остановился в арке, глядя на мир, освещенный молнией, жесткий и холодный. Немного выше по склону стояла группа наших людей - легионеров в полном вооружении гарнизона АПСИДЫ - и вела огонь вниз. Я видел, как с соседнего бульвара через боковой туннель вливались сьельсины. Они превосходили численностью наших солдат по меньшей мере вчетверо.

Я отступил от проема и, повернувшись, посмотрел на рыжеволосого командира и на Тайбера Валерьева: "Враг снаружи. Вниз по склону".

Что-то столкнулось с зеленым фасадом руин прямо позади меня, и, обернувшись, я увидел искрящуюся фигуру нахуте, крутящегося в воздухе. Он был поврежден, но все еще смертоносен. Прежде чем я успел ответить, Кассандра отпихнула меня в сторону, и ее собственный клинок сверкнул в темноте ледяным белым светом. Тварь разлетелась на дымящиеся куски, но ущерб был нанесен.

"Юкаджимн!" - раздался крик. "Юкаджимн! Юкаджимн!"

"Они нас заметили!" - вздохнула рыжеволосая офицер, проверяя топливный элемент на своем пистолете.

Валерьев выругался.

Я обернулся к нему. "Есть ли отсюда другой выход? Черный ход?"

Ксенолог покачал головой. "Нет. Здесь был черный ход, но он обрушился".

"Тогда окапываемся здесь", - скомандовал я. "Все, у кого есть оружие: вперед. Если повезет, большая часть Бледных не будет защищена. У них не будет другого выбора, кроме как войти в проем".

"А если они защищены"- спросил один из солдат.

"Тогда мы с ними разберемся", - прорычал я и поднял свой незажженный меч.

Рыжеволосая женщина уже стреляла, заняв позицию у одной из колонн по правую руку от открытого проема. Группа АПСИДЫ на склоне выше нас заметила, и один из них соскользнул по песку, чтобы закрыть брешь. Он встал на одно колено и выстрелил, его соотечественники последовали за ним. Всего я насчитал девять человек, три триаса.

Заметив их, сьельсины устремились вверх по склону, привлеченные ими и тем, что они мельком увидели Кассандру и меня в устье пещеры. Рыжеволосый командир и ее люди выстроились вокруг отверстия и открыли огонь. Свет наших пушек осветил орду сьельсинов. Их было по меньшей мере полсотни, некоторые с обнаженными мечами, другие ползли на четвереньках, взбегая по склону, как собаки, как обезьяны, перенесенные из джунглей какого-то темного и потустороннего мира.

Выстрел попал переднему в лицо, и он упал дымящейся, пузырящейся грудой.

"Они не защищены!" - крикнула командир.

Но некоторые были защищены. Я видел фрактальные отблески столкновений, когда они мчались к нам, и вспышки нахуте, брошенных в нашу сторону, слышал гул их двигателей и скулеж их зубьев.

"Лежать!" Я выпрыгнул из портала, клинок вспыхнул. Нахуте ударился о щит легионера АПСИДЫ и срикошетил от него, кружась, как акула. Я срубил его и толкнул человека к проему. "У нас там гражданские!" крикнул я, указывая на дверь. "Несколько человек из команды копателей! Другого выхода нет!"

Легионер выругался и выстрелил вниз по склону. Еще один сьельсин сложился, как бумага. Второй выстрел поразил берсеркера рядом с ним, и я увидел вспышку щита.

"Нам нужно укрыться!" - воскликнул легионер.

"Все вы!" крикнул я вверх по склону, махая остальным. "В руины! Сейчас же!"

Кассандра прижалась ко мне с двумя мечами в руках. "Разве нам не нужно добраться до посадочной площадки?"

"Мы не можем оставить их здесь вот так!" воскликнул я и, повернувшись к остальным, крикнул, чтобы они заходили внутрь, подстегнув легионера, который шел впереди меня.

Кассандры не было. Я оглянулся, сердце бешено заколотилось у меня в груди, и увидел ее в десяти шагах от себя, ниже по склону. Перед ней стоял один из сьельсинов, возвышаясь на целых восемь футов. Кассандра держалась крепко, неустрашимо. Я увидел, как ксенобит поднял меч, и, хотя знал, что она умеет постоять за себя, вновь ощутил трепет страха.

Белый меч опустился, встретился с высшей материей Кассандры и разошелся, как ткань.

"Вейх!" - проревел один нечеловеческий голос. "Хута ба-кусун'та!"

Их мечи!

Сьельсин был уже мертв и плавно развалился на три части, пока Кассандра восстанавливала силы. Сотни часов, которым Гидарнес подвергал мою дочь, двигали ее конечностями ради нее, хотя в глубине души я уже чувствовал тень слез, которые должны были пролиться завтра, если мы переживем эту ночь.

"В руины!" снова крикнул я и перепрыгнул через обломки, чтобы встать рядом с дочерью. Я снова ударил один из нахуте и крикнул Кассандре, чтобы она отступила. Нам придется самим удерживать проем.

Один из легионеров не послушал меня и поспешил вперед, чтобы встать рядом со мной. "Мы должны доставить вас в безопасное место, сэр!"

Я отмахнулся от него. "Кассандра!" воскликнул я. "Дверь!"

Сьельсины почти настигли нас. Те, кто спешил на четвереньках, остановились, вытащили свои скимитары из промасленных ножен на бедрах и плечах и обступили, окружая со всех сторон. Таща Кассандру за запястье, мы отступили на несколько шагов к двери. Мимо нас пронеслись выстрелы - один прошелестел по завесе моего щита. Все легионеры заняли ворота, все, кроме человека за моим плечом. "Назад!" крикнул я. "Сдерживайте их!" Разрушенная комната была смертельной ловушкой. Если хотя бы у одного из врагов была взрывчатка, даже простая граната…

"Жаль, что ирчтани не здесь", - вздохнула Кассандра, прижавшись плечом к моему. "Нам бы пригодилась любая помощь, которую мы могли получить..."

Двое сьельсинов прыгнули, один с клинком и нахуте в руках. Я замахнулся на серебряного змея, но он выскользнул из рук своего хозяина и пролетел мимо меня, влетев в открытый проем. Я услышал крики и безумную стрельбу и понял, что люди из гарнизона Гастона потеряли самообладание. Я рубанул по лезвию и плоти пришельца и увидел, как рогатая голова упала. Кассандра отступила назад, прижавшись к внешней стене руин. Ее собственный убийца тоже отступил, напуганная видом наших клинков.

Перед нами лежало море бледных лиц, стеклянные зубы сверкали, черные глаза были широко раскрыты. Вокруг нас сыпались выстрелы, и хотя незащищенные из них были убиты, те, кто был защищен, приближались. Далекая вспышка огня в глубине космоса осветила их лица, и я увидел одного, более высокого, чем остальные, рогатого и окровавленного.

"Рамантану!" позвал я.

Капитан увидел меня и зарычал.

"Detu adiqamam ne?" сказал я, обращаясь к чудовищу на его языке: "Зачем сражаться? Твой принц мертв! Твой бог уничтожил его! Уходи из этого места! Или он уничтожит тебя!"

"Ennaleto ne?" - эхом отозвался ичакта. "Уйти? Нет! Музугара был недостоин. Он предал нашего Пророка, хотел захватить власть! Мы останемся и умрем - если на то будет воля богов! Но сначала мы убьем тебя!"

"Попробуй!"

Пуля отскочила от щита капитана, и воин-сьельсин обнажил клыки, рот растянулся так, что внутренняя челюсть выдвинулась наружу, губы оттопырились, когда он взревел. Его собратья сделали то же самое, и я выбросил руку, чтобы затащить Кассандру за собой в устье туннеля. Планета содрогнулась под нами, усиленная отдаленным воздействием луны сьельсинов. На мгновение мне показалось, что я двигаюсь по какой-то картине, по одной из маминых голографий. Сьельсины хлынул, как прилив, океан черного и белого, лезвия вздымались, как пенные шапки бурунов, когда они разбивались о человеческую скалу.

Солдаты позади стреляли мимо меня, стоявшего в проеме. Хотя мы с Кассандрой могли бы удерживать этот узкий проход, само наше присутствие мешало стрелкам вести огонь. И все же, если бы я отступил в сторону, дал им волю, сьельсины в мгновение ока ворвались бы внутрь, и Смерть оседлала бы их плечи.

Один из врагов врезался в меня, когда я разворачивался, сражаясь с другим. Мы оба столкнулись с колонной слева от входа, и я почувствовал, как воздух вышибло из груди. Моя голова ударилась о зеленый камень, и зрение помутилось. Тем не менее я успел поднять меч и выставить его между нами, почувствовав, как на мой кулак потекла горячая кровь. Ксенобит обмяк на мне. Я отпихнул его в сторону, помня о черном ихоре, исходящем паром в холоде той ночи в пустыне.

"Лорд Марло" Это была рыжеволосая женщина. "Ложись!"

Я пригнулся, позволив шквалу фиолетовых выстрелов пронестись над головой. Я почувствовал, как воздух закипел, когда они пролетели. Кровь стекала с моего гидрофобного пальто и собиралась лужицей на бледном песке. Я снова встал, ища Рамантану в море бесчеловечности, но капитан исчез. Кассандра стояла неподалеку, одной ногой наступив на труп врага, в то время как ее мечи проходили сквозь грудь другого.

Что-то ударилось о камень рядом с моей головой, и, посмотрев вниз, я увидел мигающий свет, которого боялся больше всего.

Рыжеволосая женщина тоже увидела его и рванулась к нему.

Я скорее почувствовал, чем услышал свой крик, а мгновение спустя увидел взрыв. Граната взорвалась прежде, чем она успела полностью броситься на нее. Тем не менее, ее тело приняло на себя большую часть взрыва, и в одно мгновение она исчезла, превратившись в дождь из крови и мяса, который забрызгал кричащих гражданских внутри. Она не была защищена, и поэтому сделала из себя щит.

Я так и не узнал ее имени.

От удара меня отбросило на песок, мой щит принял на себя большую часть удара. Кассандру тоже снесло, как и легионера, который стоял со мной. Бледные руки схватили меня, прижав мою руку, державшую меч. Я увидел вспышку ножа.

"Я вспорю тебя", - раздался нечеловеческий голос у меня над ухом, дыхание было горячим и густым от вони гниющего мяса. "Откройся шире, маленький червяк".

Только молния спасла меня.

Воздух затрещал, и гром разорвал небеса на части. Сьельсин, державший меня, вздрогнул, и я высвободил руку с мечом. Лезвие резко ударило и, должно быть, нанесло верный удар - я почти не видел, что произошло. Я смотрел только на небо.

Молния, которую я видел, застыла на месте, словно сам Юпитер крепко держал ее на фоне неподвижных звезд. Все сьельсины видели это, и те, кто был ближе всех ко мне, упали ниц.

Пришла Ушара.

Планета снова содрогнулась, и молния в небе задрожала, раздвинулась, обнажив зрачок и красноватую радужку этого огромного и мертвенно-бледного глаза. Один из сьельсинов, находившихся рядом со мной, был поднят с места и с криком взмыл в небо. Песок задрожал, его струйки и песчинки потянулись ввысь, паря, словно под воздействием какого-то всемогущего магнита. Мой щит вспыхнул и погас.

Я увидел, как Рамантану поднял голову, его черные глаза были похожи на туннели в ночи. Капитан опустился на колени менее чем в десяти шагах от меня, его меч был брошен в сторону.

"Что это такое?" - спросил ближайший ко мне легионер.

Я бросил взгляд на него и на взорванный проем помещения в руинах. В проеме стоял избитый Тайбер Валерьев, на его плечах лежала рука женщины в ночной пижаме, которой он помогал идти. Оба были в крови.

"Бог", - сказал я, слова были едва слышны в шуме.

"Земля и Император", - воскликнул мужчина. "Какой размер!"

"Абба!" Кассандра поспешила ко мне. Из раны у линии роста ее волос текла кровь. "Мы должны идти!"

Один из сьельсинов закричал, и, оглянувшись, я увидел, как он волочится по песку, подняв одну ногу, как будто чья-то невидимая рука схватила его за лодыжку. Извиваясь, он рос и становился полупрозрачным, пока взмахи его рук не стали похожи на косу, одним ударом сбившую с ног троих его сородичей. Зрением я видел эту невидимую руку - усик кривой молнии, протянувшийся сквозь толщу времени.

Mimma ul atta.

Голос богини прогремел, заполнив весь мир. Поднявшие лица сьельсины опустили их, а Кассандра прижалась ко мне. Свежая молния расколола небо, и второй глаз глянул вниз с еще большей высоты, а третий - ближе к нам, между горой и песком.

"Я не верил в демонов", - прошептал легионер, в спешке запинаясь. "Это конец света".

Все бои вокруг нас прекратились. Сьельсин, ставший огромным благодаря хватке Наблюдателя, лежал мертвым на валах руин Вайарту на другой стороне проспекта, со сломанной шеей.

"Это не те демоны, о которых предупреждала вас Капелла", - сказал я. "Ни у кого из вас нет шансов".

"А у тебя?" спросила Кассандра.

"Иди", - велел я. "Иди сейчас же! Беги!"

"Я не уйду!"

"Уходи, черт бы тебя побрал!" Я оттолкнул ее от себя, почти сразу пожалев об этом.

Но ночь еще не исчерпала свой запас ужасов. Когда Кассандра, пошатываясь, отошла от меня с упрямыми, полными боли глазами, земля снова содрогнулась. Песок под нами приподнялся, и, повернув голову, я увидел что-то огромное и белое, скользящее под поверхностью огромной насыпи, удерживаемой неподвижными уплотнителями. Рев, подобный реву какого-нибудь давно заключенного титана, только что вышедшего из Тартара, заполнил весь мир, и насыпь раскололась, как поверхность моря, когда кит взмывает ввысь.

Из него вырвалась рука, огромная, как могучее дерево, в десятки футов от плеча до кончиков пальцев. На ее пальцах сверкали кольца, похожие на пояса борцов, и сияли рубины и гиацинты, огромные, как человеческий череп. Но там, где мертвый сьельсинский гигант был подобен тонкому отражению в затемненном оконном стекле, рука была твердой, как камень. Она упала стукнув по земле, как гром, шесть пальцев сомкнулись на песке. Я забыл, что нужно двигаться, забыл, как двигаться. Затем раздался крик, подобный музыке, которую я слышал в пантеоне, голос одновременно высокий, как небо, и глубокий, как ад, и со стоном, похожим на треск камней в недрах Старой Земли, она вырвалась на поверхность, ее лицо было огромным, как у любого из наших шаттлов, за ним следовали ее плечи, ее титанические груди, как холмы, поднимающиеся из песка. Камни Фанамхары треснули, когда она поднялась, ибо она появилась из-под них и разрушила их основания в щепки.

Ушара обозревала мир под собой, высокая, почти как голограф Дораяики на поле в Дейре, хотя и утопала в песке до бедер. Один из сьельсинов поднялся и побежал к ней, протягивая руки.

"Thnaga-kih, qisabar wo!" - крикнул другой, предупреждая своего сородича остановиться. "Belnna!" Но первый сьельсин не обратил внимания на второго. Рука Ушары мелькнула, казалось, не пересекая пространство между ними, и сомкнулась на бегущем глупце. Сьельсин исчез целиком, раздавленный в этом гигантском кулаке, пока черная кровь не потекла между огромными белыми пальцами.

"Беги, Кассандра!" прошептал я. "Беги, пожалуйста!" Затем: "Рея". Беги к "Рее!"

"Почему это выглядит… как мы? " - спросил легионер рядом со мной.

В этот момент в голову королевы-монстра ударил взрыв, и она вспыхнула оранжевым пламенем. Затем я увидел в ночи огни одного из наших флайеров - одного из тех, что выжили из Мантикоры, который продержался так долго, несущийся мимо нее. Ушара покачнулась, но тут же выпрямилась, по-видимому, не пострадав. Она раскинула руки, молнии заполнили небо позади нее, как крылья, и вспыхнула вторая розетка, больше первой. Корабль взорвался в воздухе, человек и машина превратились в облако дыма и металла.

Затем великанша опустила руку на песок - удар сровнял землю.

Там, куда ударила рука, она и осталась, а вокруг нее поднялись сьельсины, словно привязанные к небу бесчисленными петлями. Многие повисли, извиваясь в воздухе, другие поднялись так высоко, что исчезли совсем. Легионер, стоявший по левую руку от меня, с криком поднялся, и я услышал хруст костей.

"Бежим!" крикнул я и, схватив Кассандру за запястье, повернулся, чтобы протащить ее через бойню к туннелю. Мы не могли подняться по склону, не миновав гиганта. Пришлось бы обойти его кругом, если бы у нас был хоть какой-то шанс добраться до лагеря. Как же я жаждал ракетницу, любой способ подать сигнал тем ирчтани, которые могли оставаться в воздухе.

Я почувствовал, как Кассандра покачнулась, и, крепче сжав ее, обернулся, чтобы увидеть, как ее ноги отрываются от потрескавшейся брусчатки. Она закричала, и я почувствовал, как мои глаза и ноздри расширились, а мой собственный крик ярости и ужаса затопил весь мой мир.

Она была моим миром. Всем. Все, что от нее осталось.

От Валки.

Я не мог ее потерять. Не так. Никогда.

Зарычав, я уперся каблуками, выронил меч и обеими руками схватил ее за запястье. К тому времени ее лодыжки поднялись выше моей головы, и она висела, натянутая, как канат между двумя борцами в играх "Колоссо".

"Абба!"

Я собирался потерять ее. Потерять ее, как потерял ее мать, как потерял Паллино и Элару. Как потерял Сиран, и Корво, и Дюрана. Как потерял Карима, Айлекс и Гибсона. Как потерял Хлыста, Гхена и маленькую Кэт. Я собирался потерять свою дочь, своего единственного ребенка на этой войне, из-за этого чудовища.

Руки Кассандры скользили в моей хватке, сила, удерживающая ее, была неумолима, как прилив. Ее глаза широко раскрылись. Мои каблуки уперлись в песок, и я почувствовал, как меня тащит вверх по склону к бледному колоссу. Заглянув в бесконечность времени, я увидел свое отражение бесчисленное количество раз, в бесчисленных конфигурациях, - везде я, привязывающий свою Кассандру к земле.

Я открыл рот, и бессловесный рев вырвался из меня, крик ярости и неповиновения, который жег мне горло, как песок, как тошнота. Я крепко держал ее за запястье обеими руками, пока не почувствовал, что мои собственные ноги отрываются от земли. Мой желудок скрутило, и старая боль в плече снова застонала. Я почувствовал на себе горящий взгляд, и мое зрение на мгновение переместилось с лица Кассандры. Глаза колосса нашли меня, и их голод и печаль разожгли во мне новое пламя. Я отчетливо почувствовал слезы в своих собственных глазах, слезы не по Кассандре, а по самой Ушаре. Я чувствовал ее горе и горе за нее, глубокое и темное, как любое море.

Niqi.

Это слово прозвучало как похоронный звон.

Niqi. Niqi!

Оно отозвалось во мне, и я почувствовал, как мои пальцы соскользнули, почувствовал, что падаю на дюйм назад, к земле, прежде чем собственная хватка Кассандры удержала меня. И, соскользнув, я понял это слово, снова увидел видение, которое видел в недрах пантеона, увидел себя на троне, королеву чудовищ, сидящую у моих ног. Я видел наших сыновей, черноволосых, шестипалых, бесчисленных, как звезды.

Жертва.

"Нет!" крикнул я, и это слово прозвучало как выстрел.

Я не хотел власти, не хотел Империи, не хотел ее. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Я не собирался терять Кассандру. Я не собирался проигрывать снова. Повернув голову, я увидел бесчисленных Адрианов, движущихся по спирали через все фрактальное время, наши бесчисленные легионы, непокорные, побежденные. Ушара была темным ангелом безграничного могущества, созданием чистой силы, более древней, чем время. Я был дитем Земли и немногим больше, чем зверем.

И все же я бросил ей вызов.

Я встретился взглядом с гигантом, и куда бы ни смотрел, где бы ни находился, я видел ее там, смотрящую на меня в ответ, глаза твердые, как стекло, и злые. Но есть бесконечность и бесконечность, и в глубине моей ярости и моего страха я увидел за пределами Ушары, увидел миры и царства времени, где ее не было, столь же бесчисленные, как и царства, в которых она была.

"Кассандра!" взмолился я. "Держись!"

Моя ярость не была слепотой. Не там. Не тогда. На Перфугиуме это не было слепотой. На Перфугиуме моя ярость дала мне ясность, ясность зрения и колодец, вырытый моим горем. Схоласты изгнали эмоции, по крайней мере, сильнейшие из них. Но поступая так - как предупреждал меня Гибсон, когда я впервые оставил его на Колхиде - они изгнали большую часть самих себя.

Тогда я увидел место во времени, более далекое от меня, чем все, что я видел до этого момента, где не было великана, не было молний и глаз. Я увидел мир без Ушары - или лишь мгновение без нее.

Но одного мгновения было достаточно.

Я выбрал.

Кассандра упала в мои объятия, и мы оба рухнули на землю, как мешки с зерном.

Ушара исчезла.

Сьельсины, висевшие в воздухе, как приговоренные, упали обратно на землю. Они были мертвы, или их убило падение. Многие были разорваны на части или раздавлены могучими руками Ушары.

Во внезапно наступившей тишине я прижал к себе дочь.

Наконец, успокоив свое неровное дыхание, я спросил: "С тобой все в порядке?"

Кассандра заставила себя принять сидячее положение, оглядела кровавую бойню, призрачного гиганта сьельсина, разбитого на валах, тела и разрушенные здания. "Она… мертва?" Голос Кассандры звучал едва громче шепота. "Ты… убил ее?"

Приподнявшись, я прижал ее к себе, не обращая внимания на кровь на ее лице. "Не думаю", - сказал я в ответ. "Она вернется. Нам нужно спешить".

Кассандру трясло, она понимала, насколько близка была к гибели. "Эй!" Я положил руки ей на плечи и легонько потряс. "Эй! Кассандра, послушай меня! С тобой все в порядке. С тобой все будет хорошо". Я притянул ее к себе.

"Марло!" Валерьев, пошатываясь, направился ко мне. Он бормотал что-то на дюрантийском славянском, которого я не понял, но догадался сам. "Что это было?"

Я поднялся на ноги. Мой меч лежал на песке, глаза крылатого льва смотрели на меня. Я схватил его. "Теперь ты мне веришь?"

Мужчина слабо кивнул.

"Выведи всех, кого сможешь, в безопасное место", - приказал я. "Мне нужно идти".

"У нас раненые!" крикнул Валерьев в мою удаляющуюся спину. "Бомба!"

Я остановился, опустив голову. Страшная тяжесть легла мне на плечи и на сердце. "Оставьте их", - велел я. "Если они не могут идти, оставьте их. Вы должны убраться подальше от руин. Отойти как можно дальше!"

"Но!"

Я набросился на Валерьева, как застоявшийся бык. "Я собираюсь стереть это место с карты!" Закричал я. "Если вы не хотите умирать, доктор, то сделаете, как я говорю!"

В этот момент из песка поднялся один из сьельсинов - ни мертвый, ни раненый. Я разжег свой меч, чтобы встретить его, но он прыгнул на Валерьева и мощным ударом разрубил человека своим скимитаром. Я закричал, но между мной и доктором было слишком много пространства, и он был уже мертв. Его убийца увидел меня и отступил, опасаясь моего меча.

"Yukajji-kih, adiqqa itamshan!" - произнес сьельсин, сжимая свое оружие обеими руками. "Сражайся!"

Он знал, что уже мертв, и бросился ко мне.

Черная рука метнулась из песка и схватила тварь за лодыжку, сьельсин упал, и еще один представитель его вида вырвался из песчаного холма точно так же, как это сделала Ушара. Перебирая руками, он взобрался на нападавшего и вонзил нож с коротким лезвием в спину первого сьельсина, проскользнув между хитиновыми пластинами его доспехов. Этот второй сьельсин держал своего соплеменника за один рог, и ждал, пока его брат умрет. Сьельсин, убивший Валерьева, дернулся раз, два и затих.

Только когда он был мертв, я узнал его убийцу.

Рамантану стоял, лицо его было перепачкано черной кровью и песком, волосы, заплетенные в косу, растрепались, щелевидные ноздри раздувались, когда он поднялся, держа в руке нож. "Дактару!" - крикнул он и бросил нож. "Дактару!"

Я стоял там, пораженный, смятение заполняло мой разум, как дым.

Дактару был милосердием, и даже больше, чем милосердием.

Помилованием.

"Я сдаюсь!" - сказал капитан на своем собственном нецензурном языке и сделал самую удивительную вещь, которую, как мне кажется, я когда-либо видел у представителей этого вида.

Он опустился на колени и прижался ухом к песку у моих ног.

Никто из нас не осмеливался пошевелиться. Кассандра застыла в четырех шагах от меня. Остальные сьельсины - те немногие, кто выжил, - замерли на ногах или на коленях.

"Nubabiqursa o-caihanaru!" воскликнул Рамантану. "Ты причинил ему боль! Богу! Баэтаны учат нас, что Утаннаш ложен. Что его силы ложны. Но ты… жив".

Я пошевелился, и Рамантану уткнулся мордой в песок. "Дактару!" - закричал он. "Дактару ина ндакту, Ба-Аэта-до!"

"Ба-Аэта?" повторил я. "Твой господин, говоришь?" Капитан вздрогнул. Исчезло чудовище, сортировавшее пленников, взятых с "Реи", чудовище, которое бросило бедную женщину своим собакам ради забавы. Вместо него был червь, пресмыкающееся насекомое. Что-то в капитане пошатнулось.

Его вера.

Весь его мир.

"Adiqursa ti-caihanaru vaa wo!" сказал Рамантану. "Ты сразился с богом! Прогнал его. Он убил моих людей! Моих рабов! Когда мы были верны, когда Музугара не был верен!"

"О чем оно говорит?" - спросила Кассандра, держа в руке незажженный меч.

Я поднял руку, чтобы успокоить ее.

Рамантану обратился к пыли. "Ты - Аэта, Марло-до! Ты убил Отиоло. Улурани. Ты сразил принадлежащих самому Пророку! Иубалу эза Бахудде эза Ауламн. Хушанса говорит, что ты тоже убил Аттавайсу. И теперь Музугара мертв".

"Я не убивал Музугару", - сказал я. Я не убивал и Ауламна. И я не убивал никого из остальных в одиночку, кроме Аттавайсы.

"Но он мертв!" сказал Рамантану. "Из-за тебя!" Ичакта прижал лицо к земле. "Я убил своего человека, Джабанки, ради тебя. Я твой раб".

"Iyadar ba-kousun ne?" повторил я. "Мой раб?"

"Утаннаш - более великий бог, это ясно!" Капитан заговорил быстрее. "Сможешь ли ты убить его? Сможешь ли ты убить бога, который убил мой народ?"

"Я не знаю", - сказал я, произнося слова на гальстани, а не на сьельсинском, как глухой выдох.

"Абба?"

"Silencio, mia qal!" огрызнулась я, теперь переходя на джаддианский.

Приняв мой крик за осуждение, Рамантану вздрогнул. "Daktaru ina ndaktu!" - закричал он, моля о пощаде или милосердии иного рода...

Мой... раб. Я снова не двинулся с места. Не мог.

Мне не нужны были рабы, и я не доверял существу, стоявшему передо мной на коленях. Я усвоил свой урок на борту "Демиурга", повторил его сотни раз. На Тагуре, в Аптукке, на Беренике и Сенуэссе, а больше всего на Дхаран-Туне. Сьельсины не были людьми и никогда ими не станут. Они были демонами - если не хуже. Между нами не могло быть мира. Ни дружбы, ни перемирия. У нашей войны было только два конца: наше вымирание или их.

И все же...

У нас не было времени, у меня не было людей, и я не мог уделить время раненым в руинах, людям Валерьева и Гастона.

"Belutoyu", - сказал я наконец. "Я не знаю, смогу ли я убить его. Но мы убили одного раньше. Мой народ убил одного раньше. У нас есть оружие, которое, как говорят, может убить… вашего бога. Я собираюсь использовать его".

Рамантану не поднимал глаз. "Я использую его", - сказал он. "Я буду сражаться за тебя. За твоего бога, если он действительно более велик… если ты действительно более велик".

Внезапно мой язык словно распух во рту. Разве я не мечтал об этом моменте - о чем-то подобном этому моменту - с тех пор, как был мальчиком на Эмеше? На мгновение мне показалось, что это Уванари, а не Рамантану, опустился передо мной на колени, предлагая некий мир. Но это все равно был сьельсин, а сьельсины отняли у меня все.

Почти все.

Милосердие или пощада, - взывал капитан, требуя помилования или скорой смерти. Дактару или ндакту.

Милосердие или Справедливость, мог бы сказать он, если бы был человеком.

Мне предстояло сделать выбор: убить это существо или принять его капитуляцию. Я жаждал убить его. Это был сьельсин, а сьельсины - мои враги, почти всю жизнь были моими врагами. И все же, если бы я сделал это, то поразил бы зверя, который сдался мне. Будь Рамантану человеком, такой поступок был бы убийством. Возможно, это все еще было бы убийством. Если бы я убил капитана тогда, я был бы всем, что они говорили, всем, что они говорят обо мне сейчас. Демоном в Белом. Убийцей Бледных. Пожирателем Солнца.

Мой меч был у меня в руке. Меч Гибсона. Я подумал о пленниках, взятых с "Реи", о бедной женщине, которую это существо приговорило к смерти из спортивного интереса.

Справедливость. Меч был бы правосудием.

И все же. . .

"Junne!" сказал я, движимый какой-то частью себя, тихой и подсознательной. Я сделал свой выбор. "Junne!"

Вниз.

Слово "мир" на сьельсинском означало подчинение, и Рамантану подчинился, покорился единственному аэте, оставшемуся на всем этом свете.

Мне.

Подняв одну ногу, я надавил каблуком на рогатую голову капитана, как когда-то давно на Эуэ Дораяика сделал это с Иамндаиной.

"Tuka okarin’ta ba-kousun", - сказал я, принимая капитана за своего.