Глава 92. Всё тоже, всё те же

Я вернулся домой за неделю до Дня Благодарения в 1987-м. Было наслаждением просто снова вернуться к обычному укладу. На День Благодарения я сам проделал весь ритуал с индейкой, хоть и очень скучал по устричным украшениям мамы. Мэрилин просто запретила мне приносить домой «эти отвратительные штуки» (устрицы). Я иногда задумывался, что делается в моей семье, но после всех разбирательств я просто игнорировал их. За Сьюзи я присматривал, но никогда с ней не связывался. Она сменила фамилию на Бакнер незадолго после приезда в Рочестер. Я не знал, как это может повлиять на ее безопасность (по сравнению с фамилией Бакмэн).

Чарли шел седьмой год, а девочкам было около трех с половиной лет. Он был очень буйным, но не в плохом смысле этого слова. Он был просто мальчиком. Один из его учителей посоветовал нам проверить его на наличие расстройства дефицита внимания и гиперактивности, но мы с Мэрилин сразу отодвинули эту идею! Чарли был просто мальчиком, и занимался тем же, чем и другие мальчики. Его не нужно было накачивать таблетками. Чтобы угомонить, достаточно было схватить его за шкирку, и периодически шлепать по корме. Еще одним плюсом было полное отсутствие фраз в духе «Ну, дождешься, вот отец сейчас вернется!». Мэрилин сама отлично справлялась с тем, чтобы утихомирить детей.

Иногда он творил глупости. Однажды он ввязался в драку со своим школьным одноклассником, Джонни Паркером, и эти двое закончили обычным детским «Мой папа может побить твоего!» Нас вызвали в школу, где мы встретились с Паркерами, которые в той же мере рассердились на отпрыска. Я встал, пожал руку отцу Джонни и добавил:

– Мистер Паркер – мой друг, а друзей я не бью! после чего заставили мальчиков сделать то же самое.

После того я записал Чарли на занятия каратэ в додзе, где занимался сам. Мэрилин не одобряла эту идею, полагая, что так он наживет только больше неприятностей. Мне же было лучше знать, потому что в первую очередь в любом боевом искусстве учат самодисциплине. Потом я сказал сыну, что если он когда-нибудь опробует то, чему научился на занятиях каратэ, в школьной драке – то его следующий спарринг будет со мной. Его глаза расширились от ужаса.

Близняшки были самим очарованием. Они постоянно носились по лужайке, принося в дом одуванчики, кузнечиков, саламандр и тому подобное. В этом плане они очень напоминали Мэгги, которая тоже таскала домой всякую живность, которую только могла удержать в руках. Я знал, что это ненадолго. Очень скоро, когда им стукнет двенадцать, начнут просыпаться гормоны, и мои сладкие ангелы превратятся в отпрысков Сатаны.

Вы когда-нибудь задумывались, кто придумал приданое? Если нет, то у вас никогда не было дочерей! Приданое – это когда один мужик платит другому, чтобы второй забрал дочь первого. Чем дольше она находится поблизости, сводя его с ума, тем больше он готов заплатить. Это также чем-то похоже на развод, когда муж платит жене, чтобы убраться подальше. Я однажды указал на это Мэрилин, но она не оценила. Так что делайте выводы сами.

Мы пытались жить обычной жизнью, как любые родители в пригороде. Мы просто не колоритная пара. Ну ладно, во время путешествий мы летаем на частном самолете, и обычно нас ожидает лимузин или просто машина, но дома я за рулем сам, и Мэрилин также сама водит свой минивэн. В то же время мы и не отшельники. Каждое лето мы устраивали большое барбекю с бассейной вечеринкой, и любой, кто мог придумать повод, мог присоединиться. У нас были и коллеги, и учителя, и соседи, и друзья поблизости. После того, как Чарли присоединился к футбольной команде, каждую осень в середине футбольного сезона, мы устраивали еще одну вечеринку для всей команды и их родителей, и потом, когда девочки подросли и тоже смогли играть, вечеринка разрослась еще больше.

До тех пор большинство людей знало, что деньги у меня водятся, хоть и не ведали, что я безумно богат. После того, как мое лицо напечатали в Fortune, все узнали об этом, а когда половина домохозяек увидела меня на передаче Опры, все стало еще хуже. В общем, все было не так плохо. Даже не повредило то, что нас легко могли найти местные сборщики средств. Но все же некоторые думали, что раз уж я мистер Толстосум, то должен за все платить сам, и они не должны были вкладываться.

Единственный раз, когда это переросло в проблему случился на встрече скаутов. Чарли был уже во втором классе, и был Волчонком. Это произошло в раннем 88-м году перед ежегодными Голубым и Золотым Ужинами. На самом деле собрать отряд или стаю весьма недорого. Все лидеры – добровольцы, чаще сами родители скаутов, и работают бесплатно. Частой шуткой в любом отряде или стае являлось «Сделаешь то-то и то-то – заплачу вдвое больше!», что было бессмысленно, ибо ничего не платили с самого начала! Были затраты на походы и подобное, но это обычно уходило на еду, бейджи, и, может, на один поход тратилось по пять или по десять долларов, и мальчики (читай – родители) выкладывали за каждый поход.

Можно было работать с отрядом, наверное, за тысячу или за две в год. На моей первой попытке, в Нью-Йорке мы иногда выезжали на сбор бутылок, собирали бутылки и банки, а затем сдавали их в пункты приема. Мальчик с родителем вместе проводили субботу, катаясь и собирая все это добро, а затем сортируя и сдавая его, пачкаясь и пропахивая всем этим в процессе. Всем было весело. В Мэриленде не было пунктов приема никеля, так что мы продавали бойскаутский попкорн, аналогично с девочками и их печеньем, только не так организованно. Опять же, всем весело и все объедаются попкорном.

Мы были на одном собрании отряда, обсуждая это, и одна женщина возразила, почему это некоторые родители не вкладываются! Она не должна ездить куда-либо, ей нужно работать, а не продавать попкорн, когда некоторые родители, которых она называть не будет, очевидно, могут позволить вложиться больше! Я только посмотрел на жену и мы дружно закатили глаза, но промолчали. Руководитель отряда не замедлил объяснить, что налога на родителей вводиться не будет, что помощь в сборе средств положительно влияет на уверенность и гордость мальчиков, и что им самим все нравится. Она издала громкое «Ааааааах!» и села обратно, бросая на нас косые взгляды до самого конца собрания.

После собрания руководитель отряда отошел с этой женщиной, и доступно объяснил ей, как все устроено. Вскоре после этого она забрала сына из отряда. Жаль его. Мне нравились скауты, Паркеру в свое время тоже. Теперь же был черед Чарли, и он был там, как рыба в воде. Мальчику никогда не повредит поучаствовать, и он в общем научился парочке полезностей. Я был с ним все время, пока он был в Тигрятах, и было похоже, что эта тенденция продолжится.

Что-то из этого требовало времени, и еще с тех пор, как я начал работать над книгой, я сократил себе время в офисе. Теперь же я урезал его еще больше, и перестал приходить по пятницам. Большую часть времени я выслушивал болтовню от клиентов и посещал совещания в компаниях, в совете которых мы состояли, в остальном же поручил все Джейку-младшему. И заодно Мисси, поскольку она действительно влилась в работу с вложениями. В какой-то части я гордился ей больше, чем Младшим. Джон тоже начал урезать свой рабочий график, но ему уже шел седьмой десяток, и он заслужил отдых.

На Рождество мы взяли пару недель отпуска и отправились в Ютику, а затем уже в Хугомонт. Сейчас же отличие было в том, что южнее Ютики мы сели в Вестминстере и захватили с собой Тасков. В доме у нас было достаточно места для всех, и мы насладились отдыхом. Мы проводили время, гоняясь за близняшками и Картером, которые бегали за чайками, и удерживая Баки с Чарли от попытки заплыть на другой остров. Было очень удобно иметь готовых сиделок на случай, если кто-то из нас захочет выбраться куда-то без детей. Мы с Мэрилин также хотели пригласить и Бакминстеров на недельку, но Харлана повысили до майора, и он был в Германии в качестве командующего батальона. Мы можем их не увидеть еще год или два!

Я пропустил десятую встречу выпускников Ренсселера в 87-м. Почему-то это казалось странным. Это все казалось таким давним, как будто в другой жизни. Тогда я был ученым, и пошел на подготовку в запас, чтобы встретить Мэрилин. Жизнь была такой простой. Я просто хотел снова найти Мэрилин, и осесть без каких-либо финансовых трудностей. Вместо этого я получил доктора наук, сделал карьеру в армии, стал миллиардером и написал книгу. Я ни о чем не жалел, но временами это казалось так странно!

У наличия денег был один плюс – было легко найти сиделку! Как я уже рассказывал Мэрилин в 1983-м, в ночь встречи выпускников моей школы, когда Хэмилтон впервые начал выслеживать нас и напугал бедняжку Бекки Девлин, она не собиралась молчать о том, какую сумму я заплатил ей! Бакмэны были известны своими щедрыми чаевыми, и у нас всегда был большой выбор девушек, чтобы следить за ребенком.

Раз в месяц мы выбирались на ночное свидание, обычно на ужин и в кино, или иногда отправлялись в Мейерхофф на выступление оркестра. Свидание всегда подразумевало чулки, а не колготки, и Мэрилин также была в фтуболке без бюстгальтера, и мы частенько меняли маршрут по пути домой, чтобы «припарковаться». Если кто из сиделок и замечал, что мистер Бакмэн всегда возвращался домой улыбчивым, а миссис Бакмэн непрестанно хихикала, никто ничего не говорил.

Я изумился, когда мне ранней весной позвонили из издательства Саймона и Шустера. Они получили деньги за «Ешь свой горох!» и хотели, чтобы я написал еще книгу. Я сам себя изумил, что не положил сразу трубку! Они хотели еще одну книгу, аналогичную нашей, но по другой теме. Тема эта касалась политической экономики, которую мы затрагивали в «Горохе». Точнее говоря, они хотели, чтобы я расписал свои мысли о том, как политики постоянно разрабатывают какие-либо программы, не имея представления о том, как это оплачивать, например, различные программы по социальной безопасности/здравоохранения и подобные. Назовите любую сферу, и там уже есть программа, продвинутая политиком без какого-либо понимания, сработает ли это, или как это оплатить.

Я был заинтригован. Одной из основных идей «Гороха» было то, что у наших политиков не хватает дисциплины закончить, что начали и заставить это работать. Их нужно было постоянно контролировать. Когда я был еще ребенком, Демократы постоянно продвигали свои сумасшедшие программы как часть «Великого Общества» Джонсона[20], а Республиканцы постоянно за это их травили, потому что Демократы не могли все это оплачивать. Республиканцы, впрочем, сами были не лучше, так как снизили налоги во время Буша-младшего, а расходы увеличили.

Я сообщил им, что мне нужен соавтор в помощь, или даже два, чтобы добывать информацию, возможно, экономист. Плюс академиков в том, что у них всегда есть студенты, которым нужна бумажка, зачет или диссертация, и их можно подключить к поиску информации. Если бы они нашли мне кого-то для работы, мы могли бы написать книгу, и она была бы готова уже к осени. Когда я сказал об этом Мэрилин, она только расхохоталась и спросила, когда именно ей нужно достать мой пистолет и пристрелить меня.

Тесса с Мэрилин заставили меня прийти на пятнадцатую встречу выпускников старшей школы в июне 1988-го. Было славно, но не так захватывающе, какой была десятая встреча. Если честно, то это вызвало в памяти множество воспоминаний о Хэмилтоне и моей семье. Весь сыр-бор начался в ту ночь. Ну, точнее, это началось месяцем ранее, на выпускном Сьюзи, но Хэмилтон начал нас преследовать именно той ночью. Все закончилось тем, что я объяснял нескольким людям, включая Шелли Талбот и ее мужа, что произошло. Копы допрашивали их, но они опрашивали почти всех, кто знал меня в старшей школе, и она была далеко не единственной девушкой, с которой они общались. Что было еще хуже – некоторые люди, которых я почти не знал, начали вести себя со мной по-панибратски, и даже предлагали мне вложиться в их бизнес. В конце я не пожалел, что мы ушли, и мы просто уехали домой. Я не думал, что поеду на двадцатую встречу.

В то же время мы просто продолжали жить обычной жизнью. Чарли серьезно втягивался в мотокроссы и вождение байка! Множество выходных мы возили его вместе с байком куда-то на гонку. Он был весьма неплох, и даже выигрывал какие-то гонки и поднимался в турнирных таблицах. Он завершил сезон на втором месте, что только раззадорило его кататься еще лучше.

С этим начиналась настоящая комедия. Близняшки побороли свой страх толпы и шума, и теперь сами с нетерпением хотели поехать и посмотреть. Но поскольку они были еще слишком малы, мы сажали их к себе на плечи, чтобы смотреть. Я брал одну девочку, а Мэрилин – другую. Это все еще было проблемой, потому что я был почти на двадцать сантиметров выше Мэрилин, так что одна всегда сидела выше другой. Если бы пол был разной высоты, мы могли бы встать так, чтобы Мэрилин была выше меня, но в середине июня мы были недалеко от Хагерстауна, и наше место было ровным. Девочки продолжали суетиться, и мы менялись ими вперед и назад. Наконец Холли, тогда сидевшая на моих плечах, сказала:

– Пап, тебе нужна мама повыше!

Я изо всех сил пытался сдерживать улыбку, посмотрев на Мэрилин, которая начинала закипать. Молли подлила масла в огонь, добавив:

– Нам нужна мама твоего роста, пап!

Я, стараясь сохранять серьезное выражение лица, сказал жене:

– А ты знаешь, они правы! Я вот думаю, может, блондинка…голубоглазая… – и держал руки перед собой, как будто бы держал в руках два шара для боулинга.

– Очень смешно, троица! – и я начал хохотать, и до конца дня, каждый раз, когда мы меняли девочек местами, я заливался смехом.

Все стало еще хуже той ночью, когда мы вернулись домой. После ужина, когда все дети уже были умыты и накормлены, и мы с Мэрилин лежали в откидных креслах, в гостиную вошли девочки и направились к ногам своей матери. Я заметил, что Чарли слонялся за аркой, так что я знал, что он что-то затеял. Мэрилин лежала босиком, и смотрела новости со мной, когда девочки добрались до нее, разделившись, и каждая из них подошла к одной из ног. Потом они обернулись к старшему брату.

– Каждой по ноге. Вам нужно тянуть одновременно, – сказал он.

Холли и Молли ухватились за щиколотки матери и начали тянуть. Мэрилин взглянула на все это и спросила:

– Чего это вы двое удумали?

– Чарли говорит, чтобы ты стала повыше, нам надо тебя растянуть! – ответила Холли.

Невероятно! Я хлопнул себя по лицу и повернулся, чтобы посмотреть на сына, который ухмылялся до ушей и побежал вниз по коридору. Потом я начал беспомощно хохотать, глядя на то, как дочки тянут ноги Мэрилин. Она тоже хохотала, и велела им прекратить, но это не действовало!

– Лучше сработает, если вы еще и начнете щекотать пятки, – добавил я.

Это возымело эффект на девочек, и Мэрилин, которая до ужаса боится щекотки, начала вскрикивать!

– Нет, нет, нет! Хватит! Не щекочите… Нет! Хватит! – она начала болтать ногами вверх-вниз, а девочки пытались ухватиться за ее ноги.

– Хватит! – она посмотрела на меня. – Заставь их прекратить!

Я лишь хохотал, пока не закололо в боках и не потекли слезы. Мэрилин пришлось потянуться за ними, и потащить к себе, после чего она начала щекотать их в ответ. Годы спустя я дразнил ее по поводу роста, говоря ей, что попросим девочек еще раз потянуть ее за ноги.

Потом в конце июня Мэрилин подбила меня на то, чего я не был уверен, что хочу. Ну, может, подбила – не совсем то слово. Вымогательство тоже не очень подходит. Принуждение, вот что это было, именно принуждение! Я был абсолютно не готов к этой идее. Мои трусы были на полу, а Мэрилин делала мне минет, и в тот самый момент, когда я должен был счастливо вздохнуть от блаженства, когда она проглатывает, она вдруг остановилась и сказала:

– Дорогой, я тут все думала, может, нам стоит завести еще одного ребенка…

Все предложенные соглашения, когда обе стороны без белья должны признаваться недействительными! Все предложенные соглашения, когда обе стороны обмениваются флюидами – особенно! Я даже не мог возразить ей тогда, поскольку мы были в позе 69, и Мэрилин сидела на моем лице, когда сделала это заявление. Меня душили и одновременно сексуально мучили. Это просто нечестно!

В этот раз я сразу не уступил. Сперва я заставил ее кончить, а уже потом мы осознанно и разумно это обсудили. Под этим я подразумеваю, что я согласился. Мэрилин согласилась на условие, что если не забеременеет сразу, то будет делать мне минет и давать трахать себя в задницу, когда у нее будут критические дни. И договор мы закрепили миссионерской позой.

Я полностью не уверен, что все это подходит под описание действительного соглашения. Кажется, я помню что-то из уроков бизнес-права о составляющих контракта, и не припомню там в списке орального секса.

В любом случае к концу августа Мэрилин пропустила свой последний цикл, о чем она с энтузиазмом поведала мне той ночью. С тем же рвением Пышка была изгнана из спальни и были извлечены наручники и смазка. Она ожидала нашего следующего ребенка в мае 1989-го.

Мы решили назвать новую книгу «Платить по счетам: Нужда Америки в сбалансированном бюджете». При том, что я лично сам социально либерален, без сомнений, я также и финансово консервативен. Эта новая книга описывала историю политической экономики Америки, указывала на следствия роста прав, и эффект на политику правительства. Я не питал почти никаких надежд на то, что с проблемой можно что-либо сделать, потому что люди просто не хотят ее решать.

Большинство из этого уходило корнями к сроку Рузвельта, который просто подкрутил печатные станки, чтобы заплатить за Новый курс. Одной из его программ была Социальная Безопасность, которую многие посчитали просто пожизненным долгом правительству. Вы платите в страховой фонд, и затем в конце уходите в отставку и забираете все, что накопили. В реальности же Социальная Безопасность была на самом деле огромнейшей схемой Понци. Она никогда не пополнялась, и политики регулярно повышали процент обязательного вычета, и не менее регулярно снижали суммы для ее пополнения. Никогда там не было требования, что вы можете получить только то, что заплатили сами. Это была пирамида, которая зависела от растущего количество молодых работников, которые платили за ушедших в отставку.

Это было только начало. Великое Общество принесло нам программы медицинского страхования, таких как Medicare и Medicaid, которые работали точно так же. Проданные публике как программы страхования, они были чем угодно, только не ими, пополняясь за счет доходов и налогов. В восьмидесятых годах эти цифры выросли достаточно большими, чтобы забеспокоиться. В девяностых цифры стали страшными, и к концу века были полностью неподъемными. По каким-то расчетам, большая часть американских налогов и долгов должны были быть потрачены на мандатные программы.

«Платить по счетам» подробно описывала эти проблемы. Ничего нового в это не было, но это было важным. Среднестатистический политик хотел всего двух вещей: снизить налоги и увеличить траты. За это их обычно переизбирали. Американская публика не хотела слышать правды, что нельзя одновременно иметь все. А они хотели всего и сразу! Политик, который обещал им и деньги, и качество, избирался. Мало кто из президентов мог сохранять баланс казны, и в большинстве случаев это были просто трюки и чудеса бухгалтерии. Какие-то из них мы раскрыли, а где-то просто описали проблемы.

Основной же проблемой было само американское общество. Они знали, что им вешают лапшу на уши, но для них это было лучше, чем столкнуться с правдой и заплатить по счетам. Каждый опрос показывал, что американцы хотели всех этих программ вместе с любыми государственными субсидиями и выплатами. Они просто не хотели оплачивать эти программы, по крайней мере, в полной мере. Это бы требовало введения налога с продаж, или налога на добавленную стоимость, и размеры налогов бы существенно выросли, поскольку вероятно, требовалось бы увеличение вдвое, а то и больше.

И как же это все оплачивалось? Просто! Сначала просто подкрутить печатные станки и напечатать больше долларовых купюр, но это вызывало инфляцию, и создавало проблему увеличения дефицита. Второй способ, более губительный – занять денег. Кредитный рейтинг Соединенных Штатов был самым высоким в мире, но со временем даже Америка не может занять слишком много, пока люди не поймут, что она не в состоянии все это вернуть. Это было главной проблемой и причиной Мирового кризиса. Экономика циклична, и кризисы с депрессиями происходят регулярно, но есть разница между тем, чтобы к их наступлению иметь деньги в кармане, и тем, чтобы в этот момент быть должным хренову тучу денег банку. Страны в этом вопросе не были исключением.

«Платить по счетам» вышла в свет сразу после Дня Благодарения, и стала сенсацией, хоть и не в том виде, как мы ожидали. Тогда шел год президентских выборов, и Джордж Буш-старший с легкостью победил Майкла Дукакиса, одного из самых неэффективных кандидатов, когда-либо выдвигаемых Демократами. В течение всего нескольких дней после выхода книга попала в список документальных бестселлеров в New York Times, и была темой для обсуждения политическими классами по всей стране. Либералы осуждали книгу, говоря, что она завышала стоимость этих чудесных программ, и что я просто хотел скинуть всех слабых, больных и немощных c выгодных условий. Консерваторы, напротив, превозносили мои идеи, но так же говорили, что я завысил стоимость поддержки – а нам не нужно было поднимать налоги, а наоборот! Президент Буш дал свою известную (и очень идиотскую) клятву «Читайте по губам! Никаких новых налогов!», а тут я говорил, что он неправ.

Джо Троттлмейер, мой соавтор, экономист университета штата Пенн, не смог совладать со всей этой чепухой и свалил все вопросы на меня. В этой книге мое имя было указано первым, и я с радостью его «поблагодарил» за то, что он выдал мой номер. Спустя две недели после выхода книги, наш агент от Саймона и Шустера позвонил мне и сообщил, что воскресные ток-шоу хотят меня. В этот раз я воздержался от книжного тура, но я не мог отказаться от «Этой Недели с Давидом Бринкли». В субботу ночью я поехал в Вашингтон и снова переночевал в Хэй-Адамсе, но уже без Мэрилин. Мы провели ночь там, когда я получил награду от Багамского правительства много лет тому назад. Она осталась дома с детьми и пообещала записать передачу.

Добро пожаловать в большую лигу! Дэвид Бринкли ничуть не походил на Опру Уинфри! Он был находчивым интервьюером, и уже был в игре Вашингтонских новостей еще до моего рождения. Он не собирался мямлить и задавать пустых вопросов. Что хуже, я не был единственным приглашенным гостем. Он пригласил меня вместе с «Львом Сената», сенатором Массачусетса Тедом Кеннеди, возможно, самого либерального Демократа в Сенате. Кеннеди уже цитировали в его пренебрежении книгой. Можно было не ждать дружелюбной публики, которая вызывала теплые и приятные ощущения.

К счастью, гримирование я прошел быстро. Я чувствовал себя идиотом, еще когда выходил на передаче у Опры, и сейчас я ощущал себя так же. По крайней мере мы с Кеннеди были не в одной комнате. Это точно было бы неловко. В любом случае не знаю, зачем нам нужен был грим. Если вы смуглый, то вас осветляют, в противном случае затемняют, и не таким блестящим, и камера добавляет еще около пяти килограмм, и еще куча разного дерьма происходит. После грима меня отправили в зеленую комнату. Готов поспорить, что у Кеннеди отдельная гримерка. Опять же, у него был дом в Вашингтоне в квартале Дюпон. Может быть, он бы появился уже вылизанным и готовым.

Наконец меня вызвали во время перерыва на рекламу, и поставили кресло за столом напротив Бринкли. Я неуверенно осмотрелся, примечаяя, где расположены камеры. Улыбаясь, в зал вышел Кеннеди, поздоровался со половиной съемочной группы по именам, и сразу же расположился в своем кресле, примерно в полуметре от меня. Наверняка он все это уже сотню раз делал. Меня же игнорировали, я был в тени великого человека. Идея была в том, чтобы делать акцент на каждом из нас по отдельности без кого-либо лишнего в кадре.

Бринкли начал с представления темы диалога, дал быструю оценку книге, и был удивительно честен в ней. Затем он повернулся ко мне и спросил:

– Доктор Бакмэн, на протяжении всей книги вы утверждаете, что множество программ, учрежденными правительством стоят намного больше, чем было сказано несколькими людьми, и для того, чтобы оплачивать их, нужно существенно поднять налоги. Вы же не предполагаете, что налоги будут увеличены вдвое, как сами же и предлагаете в вашей книге?

– Не имеет значения, что именно я предполагаю, поскольку это основные факты, и нам необходимо признать их, если мы надеемся хоть как-то стабилизировать финансовую ситуацию в стране. Если вы идете в магазин и берете что-то, рано или похдно за это придется заплатить. Конгресс же набрал кучу вещей. Пенсии, чем является Социальная Безопасность, медицинскую страховку, которые Medicare и Medicaid, и дороги, и дамбы с водоочистными сооружениями. Кому-то придется за это все платить. Сейчас же мы пока просто идем к этому, говоря всему миру: «Да, мы справимся», но рано или поздно за все это придет счет, и счет весьма немалый.

– Сенатор, ваш ответ?

Сенатор Кеннеди дал длинную речь о том, что стоимость и рядом не стояла с теми цифрами, которые я дал в книге, и что это была просто республиканская мантра для уничтожения необходимых социальных программ. Он мог продолжать продолжать это до конца передачи, но Бринки прервал его.

– Доктор Бакмэн, вы действительно предлагаете закрыть эти социальные программы? Как вы представляете, что тогда будут делать люди, которые напрямую от них зависят? – спросил он.

– Я ни разу не сказал, что их нужно закрыть. Мы уже сделали много добра, например, той же Социальной Безопасностью и Medicare. И все-таки я хочу сказать, что за них нам нужно платить. Мои работники имеют пенсию и страховку, но плачу за них я, причем полностью. Если я перестану платить, они их не получат. Как все обстоит сейчас, мы платим только часть от всей стоимости, и обещаем миру, что мы заплатим когда-нибудь в будущем, но это будущее все отдаляется и отдаляется, а сумма, которую надо платить, становится все больше и больше. В какой-то момент в следующие тридцать лет – в нашей жизни, причем! – цифры станут такими, что мы просто не сможем этого выплатить, что бы мы ни делали! – ответил я.

– Это неправда! – перебил Кеннеди. – Доктор Бакмэн наверняка знает, что вычеты из зарплат направляются в целевой фонд, который полностью оплачивает все будущие пенсии!

– А сенатор Кеннеди точно знает, что деньги взаимозаменяемы. Выплаты в фонд сразу автоматически используются для покупки облигаций казначейства, так что средства сразу же переходят в общие доходы, а облигации только увеличивают дефицит, – парировал я.

– Просто изумительно, что в такое время, казалось бы, умный человек вроде доктора Бакмэна бы рассматривал закрытие важных социальных программ, которые держат на плаву наших самых слабых и беззащитных граждан! Это просто бессовестно и неописуемо бессердечно!

– Ваш ответ? – предложил Бринкли.

Я улыбнулся.

– Ну, моя жена бы точно согласилась, что я бессовестный и неописуемый, и бессердечный, но это совсем другой вопрос. Говорить, что я хочу закрыть Социальную Безопасность или Medicare, будет полнейшей чепухой. У нас богатая и сильная нация, и нет причин не обеспечить прочную защиту для всех наших граждан. Чего я хочу, так это чтобы наши политические лидеры прямо объяснили, как они собираются все это оплачивать. Сейчас мы не платим за это, и не собираемся это делать.

– Что просто не является правдой. Социальная Безопасность, Medicare и Medicaid жизненно необходимы для миллионов людей, и эта жалкая попытка уничтожить эти программы просто ужасна в современном обществе.

Бринкли перевел взгляд на меня, и я ответил:

– Повторюсь, я не имею желания закрыть эти программы, а просто платить за них. Послушайте, я не юрист, не экономист, и не политик. Я математик, и основное, чему учат математиков – это складывать и вычитать. Когда я говорю вам, что два плюс два равно четырем, это равно четырем. Не пяти, не шести, и уж точно не двадцать два. Здесь что-то не складывается, и пока мы не разработаем способ оплачивать эти программы, мы обанкротимся уже в этой жизни. Если бы я так управлял своей компанией, компания бы обанкротилась, а я бы сидел в тюрьме!

Бринкли признал спор закрытым в этот момент, и мы ушли на рекламу. Для меня это был конец. Меня выпроводили из съемочного зала и отправили в гримерку, чтобы смыть грим. Кеннеди тоже куда-то исчез, и больше я его не видел. Я привел себя в порядок и отправился домой.

Я вернулся в Хирфорд незадолго после обеда, и меня встретил мой сын, который побежал ко мне со словами:

– Ты был по телевизору! Я видел тебя по телевизору!

Я ухмыльнулся ему.

– Правда? Ты уверен, что это был я?

– Мама сказала, что это ты! – он схватил меня за руку и потащил из прихожей в гостиную.

В это время из кухни вышла Мэрилин и посмеялась:

– Звезда ТВ вернулась! Ну как?

Я поцеловал жену, затем потянулся за Холли, которая проходила мимо. Она хихикнула и вырвалась, и затем побежала по коридору с Молли и Пышкой. Я фыркнул, и затем сказал Мэрилин:

– Абсолютно ни о чем.

– Ты был великолепен! Не думаю, что сенатор Кеннеди понял, что это было.

Я только покачал головой.

– Готов поспорить, что твой старик мной не горд. Как мог я перечить великому человеку?! – Большой Боб был большим поклонником Кеннеди.

– Ну, мой великий – это ты, так что плевать, что мой отец подумает. Ты уже пообедал?

Я снова покачал головой и последовал за ней на кухню. На обед была свинина и сэндвичи с сыром и чаем со льдом, и иногда мимо проносились дети с собакой. После обеда Мэрилин потащила меня в гостиную и включила телевизор с видеомагнитофоном. Я слишком устал, чтобы делать что-то еще, кроме как овощем валяться в кресле, пока Мэрилин проматывала кассету и запустила ее снова.

– Эй! Ты опять по телевизору! – завопил Чарли, забираясь на диван.

Я фыркнул, – Наверное, магия. – Он продолжал трепаться, и наконец нам пришлось сказать ему замолчать – а не то! Это заставило его притихнуть, но также и наскучило, так что он снова ушел.

Первая половина передачи прошла ровно так, как я ее и помнил, в моем споре с Кеннеди. Я продолжал говорить ему, что цифры не сходятся, а он все твердил, какой я бездушный монстр, что хочу выкинуть всех старых и больных на свалку. Интересная же часть была на второй половине передачи, когда Бринкли устроил дискуссию Круглого Стола с другими журналистами. Сегодня в составе были Джордж Уилл, Сэм Дональдсон и еще кто-то, кого я не узнал. Если бы я знал, что будут они, я бы остался, чтобы посмотреть. Я смотрел воскресные передачи на протяжении множества лет, и в первой, и во второй жизни. Я только не узнал третьего персонажа у Бринкли, так что наверняка он не выбился, но я просто обожал Уилла и Дональдсона. Дональдсон был на стороне либералов, а Уилл был правым, но оба были умны, красноречивыми и просто интересными!

Обсуждение акцентировалось на двух вопросах, кто победил в споре – я или Кеннеди, правы ли мы, и какой эффект, если он вообще будет, это возымеет на будущее президентство Буша. Ответ к первой части – на моей стороне факты, когда Кеннеди давил на эмоции, так что Кеннеди проиграл спор, но выиграл выборы, если уж говорить так. Что по поводу второго вопроса, было общепризнано, что политикам плевать на факты, и никакого эффекта на правительство это не возымеет.

Это заставило меня задуматься, для чего я тогда вообще писал эту чертову книгу.

Загрузка...