На Рождество я остался с Мэрилин в Аттике. В день самого Рождества я поймал момент, когда Большой Боб будет на кухне один, и попросил у него руки Мэрилин. Она знала, что я собираюсь сделать это, хотела поприсутствовать, но я сказал, что это мужское дело и пошёл к нему один. Нервы шалили так же, как и в первый раз. Большой Боб сказал «да», хоть я и знал – он от меня не в восторге. Мэрилин восторженно взвизгнула, когда я вернулся и направился наверх, чтобы достать коробочку с кольцом. Это был идеальный, ровный бриллиант в один карат в обрамлении из белого золота. Я убедился, что он застрахован – ведь она рано или поздно, но потеряла бы его.
В ту зиму мы никуда не ездили. Мэрилин нужно было оставаться на учёбе, а мне – работать над своей диссертацией. Однако мы продолжали выезжать на дачу на Лейк-Джордж.
Мне казалось, что всё идёт слишком уж гладко. Пару месяцев спустя, в конце марта, в воскресенье я выехал обратно с Лейк-Джордж сразу после обеда. Я знал, что пропустил воскресный ужин, так что просто вошёл сзади и поднялся в свою комнату. Когда я вошёл, Джо был на удивление тих, а затем он вышел. Вернувшись через пару минут, он привёл за собой Бадди Эббитса и Джорджа Дукоски.
Я ещё не закончил разбирать вещи, когда Бадди объявил:
– У нас были проблемы в твоё отсутствие.
Я поглядел на него.
– А?
Бадди был Мастером Кандидатов, а Джордж выдвигался на должность Адского Мастера (это тоже было что-то, связанное с Кандидатами).
Бадди и Джордж поглядели друг на друга, будто решая, кому же говорить. Бадди лишь кивнул:
– Я не знал об этом до самого последнего момента.
– Я был в Гроганах, поэтому не знал, – добавил Джордж. Он выглядел очень смущённым.
– Не знал о чём? – я поглядел на Джо, но он тоже уезжал на выходные.
– Отбросы попутали берега. В пятницу вечером, когда все кандидаты тусовались тут, Отбросы напились и заставили тех ползать по полу, – сказал Бадди.
– Что они сделали?!
– Я слышал, всё было ещё хуже, – сказал мой товарищ по комнате. Я секунду поглядел на него, а затем повернулся к Бадди и Джорджу.
Бадди рухнул к кресло у моего стола.
– Как мне говорили – Борис, Молот и Гормли решили своими куриными мозгами, что, если ещё не вступили в наши ряды, то им нужно дать сексуальный опыт. Так что они заставили их раздеться, надеть трусы на голову и ползти на животах по лестнице. Соприкосновение членов со ступеньками как-то должно было симулировать секс. Не спрашивай, я сам этого не понимаю.
– Когда это произошло? – я не мог поверить своим ушам.
– В пятницу вечером.
– И вы, парни, позволили этим идиотам сотворить это? ГДЕ ВЫ, БЛЯТЬ, БЫЛИ?! – взорвался я.
– Эй, я даже не знал об этом. Я был в Гроганах, – ответил Джордж.
– Был спокойный вечер. Большинство из нас было у Воронов они устраивали вечеринку, – запинаясь, сказал Бадди.
– Господи Иисусе! Скольких кандидатов они заставили сделать это?
– Эээ, восьми или девяти, думаю.
– Ты думаешь? Ты не знаешь?! Долбить твою Бога душу мать! ЧТО ТЫ ВООБЩЕ, БЛЯТЬ, ЗНАЕШЬ?!
Бадди лишь съёжился, так что ответил Джордж:
– Похоже, в доме было девять кандидатов. После этого они быстро разошлись по общежитиям. Все остальные уже слышали об этом.
– И? – я знал, что это ещё не всё.
– Шестеро сняли свои кандидатуры, – он сообщил мне имела. – Трое из бывших здесь и трое, которых не было.
Пару секунд я тупо смотрел в пространство. Шесть кандидатов из четырнадцати. Это почти половина. Это нехорошо. Последние два курса были довольно небольшие. Нам были нужны люди, чтобы сохранять численность.
Каждый, кто живёт в доме, платит взносы. На 90 % это проживание и питание, сбалансированные для разных социальных групп и предпочтений. Это похоже на бизнес, когда ты тратишь определённую сумму на определённые расходы. Всё, что выше – даёт вам прибыль. Также это вечная битва между перенаселённостью и количеством денег. В прошлом году у нас было 37 братьев, живших в доме, и здесь было тесно, надо у нас водились деньги на вечеринки, спортивные мероприятия и качественную еду. Затем число братьев упало. Многие жили в комнате одни (идеально для подселения новичков), но с деньгами стало туго. У нас было около 30 братьев. Если шестеро парней ушли, то у нас теперь было ближе к тридцати, и это было проблемой. Все деньги будут уходить на комнаты и питание, но плату всё равно придётся повышать, и даже так денег не хватит на вербовку и спорт. Это начало заколдованного круга. Меньше братьев – значит, меньше взносов, меньше взносов – не хватает денег на вербовку новых братьев, и число всё падает с каждым кругом.
– Шесть? Да вы меня наёбываете! Всё становится охренительнее и охренительнее!
К этому моменту в дверь уже просунули головы ещё несколько парней из дома – и тоже оценили проблему. Это звучало так же хреново, как и было. Чуть погодя, выслушав всевозможные уверения, что их не было рядом, чтобы вмешаться, я объявил общее собрание жильцов дома, хотя его не было в расписании, и отправил всех оповестить людей.
Затем я спустился в бассейн, чтобы подготовить комнату к собранию, но делал это так, как хотел сам. Также я достал свою копию устава братства, которую мне удалось откопать. Всё, что я имел – это большой сэндвич с дерьмом.
Собрание было назначено на восемь. Примерно через пять минут ребята начали стекаться туда. Обычно стоял гомон и много пустых разговоров, но сегодня все были очень подавленными. Потеря шести кандидатов была неслабым препятствием для ночных гулянок. Как правило, ребята должны были взять свои стулья и установить их в полукруг, но я уже позаботился об этом. Также обычно посредине комнаты стоял раскладной стол с пятью стульями – один во главе и по два с боков. Но этим вечером стол стоял перпендикулярно, и стул был один – сзади. Все остальные стулья были составлены в полукруг и повёрнуты к столу – за которым уже сидел я.
Спустился Бруно и поглядел на стол. Обычно он, как Министр, сидел по мою правую руку. Взяв стул из круга, он присоединился ко мне. Я указал обратно на круг:
– Нет, я хочу, чтобы сегодня все сидели там.
Сконфуженный и обиженный, он вернулся обратно. И хер с ним! Меня не волновали его чувства. Остальные члены Совета сообразили, что происходит, и просто сели на свои стулья, хотя Скривенер, запуганный второкурсник, и поинтересовался, как он будет вести протокол. Я лишь посмотрел на него сказал, чтобы он догадался сам.
Наконец, комната заполнилась; Отбросы явились последними. Так как в остальном это были тихие выходные, посещаемость была почти идеальной. Когда я решил, что все, кто решил прийти, уже здесь, я постучал молоточком по столу:
– Я призываю собрание к порядку.
Билли Хоскинс, ещё один запуганный второкурсник, немедленно вскочил и приянялся зачитывать список собравшихся. Прежде, чем он углубился, я остановил его:
– Не беспокойся за это, Билли. Мы все здесь.
– Но протокол… – он озадаченно поглядел на меня.
– Забудь про протокол. Мы не будем устраивать перекличку. Мы не будем говорить про старые дела или про новые. Просто возьми пару листов и успокойся на этом.
Билли сконфуженно поглядел и начал рыться в своих бумагах. Я игнорировал его. Медленно оглядев собравшихся, справа налево и обратно, я начал.
– Я собираюсь поступить очень просто. Сегодня у нас одна и только одна тема для обсуждения, и это то, что случилось в пятницу вечером. Вот как мы сделаем. Я буду говорить, а все будут слушать. Насколько это просто? Все уяснили?
По рядам прошёл громкий ропот, особенно среди старичков и Отбросов, сидящих в большинстве своём слева от меня. Свейзак встал и сказал:
– Ты не можешь так сделать!
– Это займёт минуту или две. Пока же дайте мне возможность высказаться. Хорошо? – не давая ему времени ответить согласием или несогласием, я пошёл дальше. – Ладно, с этим решили. Я хочу поговорить о вечере пятницы. Насколько помню, у меня есть такое право.
– В пятницу ночью братья Голдштейн, Гормли и Готлинг решили, что наши кандидаты должны узнать больше о сексе. В частности – те кандидаты, которые в это время были в доме… – я раскрыл тетрадь и зачитал их имена. После того, как я устроил всё в подвале, я вернулся к себе в комнату и сделал несколько заметок. Джо увидел моё настроение – и предпочёл не лезть ко мне. – Затем они приказали им раздеться догола, надеть свои трусы на голову и ползти вверх по коридору, как сперматозоиды. Это, как мне сказали, должно было дать им представление о том, что такое секс. Я все изложил верно?
В комнате было довольно тихо, хотя кое-где раздавались шёпотки, а пара Отбросов хихикнула. Ммммать их!
– Я ВСЁ ИЗЛОЖИЛ ВЕРНО?! – заорал я.
– Пошёл на хуй, Бакмэн, – сказал Молот. – Что за дрисня?
Я повернулся к нему:
– Это признание или отрицание?
– Пошёл на хуй! Ага, мы это сделали. Маленькие салаги это заслужили, – ответил он.
– Благодарю, – я кивнул и повернулся к остальным. – Ладно, поскольку не все ещё в курсе, то вот что случилось затем. Шесть кандидатов отозвали свои заявки, – я назвал их имена. – Я не знаю, что они сказали. Но на этот раз вы, парни, действительно вляпались в дерьмо!
Это заставило Гормли встать:
– Пошёл ты, Бакмэн! Кто ты, блять, такой, чтобы заявлять это?
Я улыбнулся ему.
– А, это следующий пункт разговора. Я Канцлер. Я был избран должным образом прошлой весной. Надеюсь, все это помнят?
– Пошёл на хуй.
– Ты отрицаешь то, что я Канцлер? Или что я был избран? Ты хочешь, чтобы Билли нашёл свои запили и зачитал посещаемость или протоколы собраний? – я оглядел комнату. – Кто-нибудь ещё сомневается, что я Канцлер?
Бруно, сидящий сбоку возле Джо Брэдли, откликнулся:
– Ага, ты Канцлер. И что?
Я снова улыбнулся и поднял устав Каппа Гамма Сигма.
– Просто проверяю. Все узнают это? Это справочник Бочек. Я получил его, когда был кандидатом. Каждый из нас должен был запомнить кучу тупого дерьма отсюда – но все забыли его на следующий день после посвящения. В конце справочника находятся наши уставы и правила управления. Но я готов поспорить – никто об этом не помнит! – я даже раскрыл книгу на заложенной заранее странице и помахал ей.
– Вот, тут, согласно постановлению 20, параграф 6, – я постучал по странице и продолжил читать. – В случае, когда Канцлер объявляет чрезвычайную ситуацию, применяются постановления Канцлера, за исключением случаев, когда Братство большинством голосов против объявления чрезвычайной ситуации, – я оглядел комнату. – Все следуют этому уставу?
Все в комнате были огорошены.
– Ладно, небольшой урок истории. Наши основатели любили британскую парламентскую систему управления; отсюда у нас такие дурацкие названия, как Канцлер. В парламенте премьер-министр имеет право принимать решения. Остальные члены парламента, если они не согласны, могут голосовать за своё недоверие к нему. Но если они не получают достаточно голосов, премьер-министр делает то, что хотел. Все следят за моей мыслью?
Не дав никому возможности ответить, я быстро огляделся и сказал:
– Сим я объявляю экстренную ситуацию. Это значит, что я собираюсь сказать вам, как мы поступим с этим маленьким безобразием, и вы проголосуете «за» или «против». Если вы проголосуете «за», то будет так, как я сказал. Если вы проголосуете «против», то не будет. И никаких дискуссий. В моём решении ничего не изменится. Только «да» или «нет». И если большинство проголосует «против», то я уйду с должности Канцлера.
– Тогда наше слово – «нет», Бакмэн! Ебать тебя конём! – завопил Борис. Ещё несколько Отбросов поддержали его дружным гулом.
– Что ж, позвольте мне объяснить вам, что будет, если вы проголосуете за мою отставку с должности. Первое, что я сделаю – это отправлю следующее письмо; дайте я зачитаю вам его:
«Многоуважаемый Гранд-Директор;
Сим письмом я удостоверю свою отставку с должности Канцлера отделения Бета Фи братства Каппа Гамма Сигма в Ренселлерском Политехническом институте. 18 марта 1977 года там произошёл инцидент, связанный с дедовщиной и сексуальными домогательствами в нашем Головном Доме, в котором участвовали несколько братьев и большинство текущих кандидатов. После инцидента была предпринята попытка решить проблему, прибегнув к процедурам, изложенным в пункте 20, параграф 6. Братство не проголосовало за решение проблемы.
В результате я вынужден уйти в отставку с должности Канцлера. Я также отзываю своё членство в Каппа гамма Сигма и немедленно съезжаю c их Головного Дома. К тому времени, как это письмо дойдёт до вас, меня там уже определённо не будет. Копия этого письма была также отправлена Президенту Ренселлерского Политехнического института. Я буду в полной мере сотрудничать с любыми расследованиями от братства или колледжа, а также с любыми уголовными расследованиями или судебными разбирательствами.
С уважением,
Карлинг Паркер Бакмэн II.»
Сложив письмо, я засунул его обратно в конверт. Вокруг поднялся большой шум. Большинство старичков и Отбросов смеялись, но другие говорили друг с другом, и беспокойство было ощутимым.
– Это, блять, дебилизм, – сказал Гормли. – Не было никакой дедовщины и сексуального домогательства. Это всё дрисня!
– Ты шутишь, верно? Не было сексуального домогательства? Вы заставили их раздеться догола, надеть на голову трусы и ползать, как сперма! Если это не сексуальное домогательство, то я не знаю, что это! – ответил я.
– Пошёл ты.
– А что там насчёт расследований? – спросил Брэдли.
– Ну а что, по-вашему, случится, когда Директор и РПИ получат свои письма? Глава братства ушёл в отставку из-за инцидента с дедовщиной, – я поглядел на Бруно. – Эй, Бруно, угадай, что? Помнишь что-нибудь насчёт «Лишь велением сердца»? Угадай, что случится через день после того, как ты станешь Канцлером? Гранд-Директор и Президент колледжа заползут к тебе в задницу и там поселятся! Повеселись с ними!
Бруно, кажется, был в ужасе от самой этой мысли. Я повернулся к другим братьям.
– Но это ещё ничего! Подождите, пока выяснится, что вы, парни, отказались решить эту проблему! Подождите, пока один из этих ребятишек расскажет мамочке и папочке, почему он всё-таки не вступил в Бочки! Подождите, пока мамочка и папочка позвонят конгрессмену, окружному судье, судье штата и своему личному адвокату! Подождите, пока Вечерние Новости вместе со съёмочной группой припаркуются прямо здесь, на лужайке перед домом! Надеюсь, у вас у всех хорошие адвокаты. Я собираюсь полностью сотрудничать в обмен на иммунитет. Повеселитесь тут!
К этому моменту у всех расширились глаза и отвисли челюсти; большинство было безмолвно, кроме трёх Отбросов, но даже они заметно нервничали.
– Так что насчёт плана? – услышал я из центра комнаты от одного из юниоров.
– Что ж, я рад, что ты спросил. Все понимают, что будет, если мы ничего не сделаем? Все? – я не стал ждать ответа. – Первая часть проста. Подобное больше никогда не случится вновь.
Я поглядел на Отбросов.
– Братья Голдштейн и Готлинг. Согласно пункту 14, параграф 4, – я снова раскрыл книгу на нужной странице, – …комнаты к Головном Доме предоставляются исключительно братьям с хорошей репутацией, которые являются студентами Головного колледжа. Вы оба не студенты ни одного из местных вузов, не говоря уже про РПИ. Вы оба были отчислены несколько лет назад. Вы двое – история. Пакуйте чемоданы. У вас есть 48 часов, чтобы убраться отсюда, иначе мы вышвырнем вас, словно пакет с дерьмом.
Молот завалился в конце второго курса, и до сих пор жил в доме, тусуясь со своими бывшими однокурсниками. Он работал на складе UPS в Олбани. Борис был ещё более жалок – он попал в РПИ на основе своих оценок в старших классах школы, но на сеньорском курсе открыл для себя наркотики. Он закидывался кислотой каждый день, и между ушами у него не было ничего, кроме пепла. Он завалил Физику 1 семь раз в трёх разных колледжах в округе.
Комната разразилась криками; и Молот, и Борис запрыгнули на стол и принялись прыгать и вопить. Я лишь откинулся и дал им проораться. Спустя пять минут я начал стучать своим молотком, и большинство притихло – кроме этих двоих. Я сделал знак двум старичкам схватит и усадить их обратно.
– Послушайте-ка, первое, что сделает Главный Штаб, когда появится – а он появится, вы знаете это – это посмотрит записи проживающих. Если я не выкину вас – это сделает он. Покончим с этим. У вас есть два дня, чтобы съехать, – затем я повернулся к Майку Гормли.
– Теперь с тобой. Если бы это зависело от меня, я бы проголосовал за исключение из братства вас всех троих. Я не могу сделать этого. Однако за эти годы было несколько братьев, которые переехали – и остались братьями. Ты только что вошёл в их число. У тебя 48 часов, чтобы съехать.
– Пошёл ты! Куда я, по-твоему, должен идти?
– Комната, занимаемая тобой и двумя другими придурками – вот всё, что меня касается. У тебя два дня, как и у них. Время идёт. Собирайтесь.
Был ещё один шум, на этот раз требовали моего импичмента. Я действительно позволил Отбросам проголосовать, и поднялось только восемь рук – некоторые из старичков и Отбросов. Остальные в комнате хранили молчание, и вообще смущённо глядели на свои ботинки. Борис, Молот и Гормли вышли из подвала. Даже отсюда мы слышали, как хлопнула дверь.
Когда они ушли, я принялся за остальных братьев.
– Я в своё время видел всякое тупое дерьмо, но это бьёт все рекорды! У меня было искушение просто уйти и оставить вас самих разбираться, но вы выбрали меня, и кто-то должен навести здесь порядок. Вам должно быть стыдно звать себя Бочарами.
– Эй, никто не знал, – прокомментировал второкурсник, проживающий в Гроганах.
– Ты хочешь сказать мне, что трое братьев заставили девять кандидатов ползать голыми по полу этого дома, и никто не узнал? Дом был совершенно пуст, и никто ничего не слышал? Никто не высунул голову за дверь, чтобы поглядеть, что происходит? Попробуй ещё раз.
– Но что бы должны были делать? – спросил кто-то ещё.
– Ну не знаю… может, показать, что у вас есть хоть какой-то хребет? Может быть, оторвать жопы от диванов и сказать «ХВАТИТ»? Может, встать между этими идиотами и кандидатами? Господи Иисусе! Вы пошли и попросили этих ребят присоединиться к вам, стать вашими братьями, встать рядом с вами и стать кем-то особенным для вас! Разве просто защитить их от кучки пьянчуг – так много? Господи, я поражён тем, что хоть кто-то их них захотел остаться!
Все снова глядели на носки своих ботинок. Я решил заканчивать собрание.
– Вот последний пункт. Нам нужно исправить это. Свободны все, кроме старших братьев этих кандидатов, – встали все, кроме четырнадцати старших братьев. – Я собираюсь встретиться с ними завтра. Почему бы нам не собраться в холле Крокетта в восемь? Все они к тому времени должны быть в общежитии. Я хочу, чтобы каждый из вас пошёл туда, прямо сейчас, нашёл одного из кандидатов и сказал им, что я собираюсь встретиться с ними в Крокетте завтра в восемь вечера.
– Сейчас? – пробормотал кто-то.
– Прямо, блять, сейчас, чёрт тебя дери! – Билли был одним из старших братьев и всё ещё сидел там, держа свои записи. Я повернулся к нему.
– Всё, Билли. Собирай свой шлак. Собрание и экстренная ситуация окончены.
Я встал и поднялся наверх.
После своего собственного собрания я рано лёг, эмоционально истощённый. Худшее, что случалось в первый раз – это случай, когда пара наклюкавшихся Отбросов схватила пожарный топор и проломила им дверь в Комнату Чёрного Света, пока пара парней не схватили их. На следующий день, протрезвевшие, они были принуждены пойти и купить новую дверь, а также лично поставить её под присмотром Управляющего Домом.
На следующий день, в восемь, я был в холле Крокетта, окружённый остальными четырнадцатью старшими братьями и десятком новичков – частично раздираемыми любопытством, частично злыми и угрюмыми. Двое прийти отказались. Моя речь была простой.
– Парни, мне нечего вам сказать, кроме извинений. То, что случилось на днях, никогда не должно было случиться, и я приношу свои извинения за то, что это произошло. До вчерашнего дня я был в отъезде и ничего не знал. Если бы я узнал раньше – то и извинился бы раньше. Этого никогда больше не произойдёт.
– Никакого дерьма! – прокомментировал Грег Моррис, один из ребят, которые ушли от нас.
– Ага, никакого дерьма. Мы урегулировали внутреннюю проблему. Кто-нибудь уже слышал о том, что случилось прошлым вечером? – технически, собрание было секретным, но кто-нибудь мог кому-нибудь что-нибудь сказать. Кто-то в комнате пожал плечами, а кто-то и кивнул. – Трое парней, которые сделали это – Борис, Молот и Майк – ушли. До завтра они уедут. Молот уже уехал, а Борис и Майк собирались, когда мы шли сюда. Подобное поведение недопустило.
Я заметил несколько шокированных взглядов, в том числе и на лице Грега. Я подозревал, что они думали, будто мы просто хотим замолчать всю историю.
– А вам, парни, я просто приношу свои извинения – и от братства, и от себя лично. Мы виноваты перед вами. Вы нам поверили, и мы не оправдали это доверие. Всё, что я могу теперь сделать – это попросить прощения и надеяться на вашу незлопамятность. Некоторые из вас сказали, что не хотят больше быть с нами. Я понимаю вас; и я делаю вот что: я прошу вас простить нас и присоединиться к нам. Сделайте нас лучше, чем мы, очевидно, есть.
– А тебе что с того? – поглядел на меня Грег. – Тебя даже не было рядом, и ты всё равно через год уйдёшь. Почему тебя это волнует?
Я кивнул.
– Это справедливый вопрос. Нет, меня здесь не было, и нет, я не останусь. Я мог бы умыть руки, сказать, что это не моя вина, и какой с меня спрос. С другой стороны – я Канцлер. Я сам пошёл на эту должность и поклялся на Библии выполнять эту чёртову работу – и теперь я копаюсь во всем этом дерьме, – я оглядел ребят в комнате. – Через три года один из вас, парни, будет Канцлером. Остальные из нас скоро уйдут и станут историей, и какие-нибудь мудаки будут сваливать уже вам на колени всякое дерьмо. Просто помните, что вы сами подписались на эту работу, и не убегайте от неё.
– Вот и всё, – закончил я. – Мы извиняемся. Мы облажались. Дайте нам второй шанс. Однажды вы будете принимать новых братьев. Учитесь у нас и станьте лучшем, чем мы, и сделайте нас лучше, присоединившись к нам сейчас! – я встал и, подойдя к каждому кандидату, пожал ему руку, поблагодарив за то, что он пришёл, и извинившись перед ним персонально. Затем я взял двух старших братьев, чьи кандидаты отказались прийти, и мы пошли искать их в общежитии. Один побеседовал со мной в своей комнате, другой отказался говорить.
В итоге четверо из шестерых вернулись к нам, включая Грега, кандидата, который озадачивал меня в холле. Один из бывших там не присоединился, и не вернулся тот, который отказался выйти ко мне. Восемь новичков были проблемой. Двенадцать – давали недурной шанс остаться в живых. Впрочем, ещё не всё закончилось, и через пару недель проблема напомнила о себе.
Было последнее собрание в доме перед Адской Неделей, и нам нужно было проголосовать за принятие двенадцати кандидатов. Обычно это было лишь проформой. Мастер Кандидатов говорит имя, и коробка движется по кругу. К этому времени ребят уже все знают, и коробка быстро наполняется. Сеньоры и старички даже не голосуют, особенно если они не собираются вернуться в следующем году. Наш главный девиз – «Вы, придурки, можете сами выбрать, с какими придурками вам жить!». Единственный старичок, который голосует в и этом случае – их старший брат, который бросает символический белый шарик.
Это собрание ничем не отличалось, и первым шло имя Грега Морриса. Его имя было объявлено, и коробка начала обходить комнату, справа, где в основном сидели второкурсники. Так она и двигалась, из рук в руки, когда уже почти в конце Джим Истон демонстративно взял её, открыл и уронил внутрь шарик. На него тут же уставились все, включая его приятелей-старичков. Джим закончил пятилетнюю магистрскую программу и не собирался возвращаться в следующем году. Он пошёл против традиций, проголосовав.
Бадди Эббитс, Мастер Кандидатов, принял коробку в конце круга и заглянул внутрь, а затем поставил её передо мной. Внутри был одинокий чёрный шар, и можно было услышать, как ахают люди за столом совета. Я жестом призвал их к тишине. Бадди стоял, бледный, как покойник. Такого никогда не случалось на нашей памяти раньше – и с кем-то из дома, ни даже с кем-то из выпускников, шатавшихся поблизости.
Я медленно повернул голову туда, где сидел, издевательски ухмыляясь мне, Истон.
– Ты правда хочешь сделать это?
– Пошёл ты, Бакмэн. Запиши голос.
– Я так полагаю, за остальных ты проголосуешь так же?
– Пошёл на хуй. Понимай как хочешь.
Я мягко кивнул и поглядел на Билли, Секретаря.
– Пиши «Голосование пройдено», – голосование могло быть пройдено или не пройдено.
– Как ты смеешь?! Ты не можешь сделать этого! Это против правил!! – немедленно заревел Истон. Несколько других старичков и Отбросов также запротестовали.
Я дождался, пока гул утихнет, и затем спросил:
– Почему ты делаешь это, Джим?
– Я делаю это за Бориса, Майка и Хаммера. Тебе не следовало вышвыривать их! Иди в жопу, Бакмэн. Живи с этим!
Я лишь покачал головой.
– Джим, не делай этого. Они были и моими друзьями. Вы с Борисом ввели меня в дом, помнишь? А мы с Майком стали «белыми медведями» после дуэли за мою невесту. Помнишь это? Не заканчивай всё вот так.
– Я закончу всё так, как сам, блять, захочу! Пошёл в жопу!
Я лишь кивнул.
– Что ж, пусть так и будет.
Я стукнул молотком.
– Мы немного изменим процедуру. Мы проголосуем за всех парней вместе. Я голосую «за». А что ты, Марк? – я повернулся к Казначею, юниору.
Он мрачно глянул, но кивнул и сказал:
– За.
Я повернулся к Ректору, также юниору, и он тоже кивнул и сказал «За».
Я повернулся к Билли, Секретарю.
– Билли?
– Это законно? – тихо спросил он меня.
– Это законно, если мы так скажем. Кто всё-таки здесь решает – ты и твои братья, или кто-то, кто предпочёл бы сжечь дотла этот дом?
– Пошёл в жопу, Бакмэн! – начал вопить Истон, пока его пытались удержать в кресле.
Билли выглядел очень нервным, но он сказал «За» – достаточно громко, чтобы все услышали.
Я повернулся направо и поглядел на Бруно. Он не выглядел радостным, но, с другой стороны, он пропускал голосование, так как тоже уходил.
– Сделаешь выбор единодушным, Бруно?
– Это неправильно, Карл.
– А это? – спросил я, указав пальцем на Истона за своим плечом. В мой адрес летели всё новые проклятия.
Бруно поглядел на Джима и некоторых других. Он и все они жили в Гроганах, и у всех были злые лица.
– Мне это не нравится.
– Я не спрашиваю, нравится ли это тебе. Я спрашиваю тебя, поступишь ли ты верно. Ты знаешь, что верно. Это непросто.
– Ты лицемерная заноза, Бакмэн, ты знаешь это?
– Я много кто, – вздохнул я. – Я определённо заноса. Не такой уж лицемерный, но заноза. За или Против?
– За, чёрт тебя дери!
Кажется, по комнате прошёл коллективный вздох облегчения, а затем несколько криков от старичков и Отбросов.
– Пометь всех как прошедших, Билли.
Джим Истон встал и вылетел из комнаты, уверяя, что в остаток года не желает иметь с нами ничего общего. Он не остался на ужин; он пропустил Адскую Неделю и посвящение. Я не слишком за это беспокоился. Остальные старички держались подальше от будущих собраний, и я не думаю, что наши кандидаты имели представление, как близки они были к тому, чтобы не пройти в последний момент. На последнем домашнем собрании, во время выборов на следующий год, когда новые братья пришли на их первое собрание, я просто встал и сказал им быть лучше, чем были мы. Чёрт, они не могли быть ещё хуже.