С чистого листа главы 1-99

Глава 10. Химия, экспериментальная наука

На следующий день я отправился к Шилли и мы наскоро выкурили пачку Сamel. В этот раз в нашем пакете плавал битый лед с водой, что держало температуру под контролем. Сито ловило табак и бумагу, а фильтр становился все более коричневым. Успех! Девушка ухмыльнулась и задула свечу.

Я сел на диван и потянулся, устраиваясь поудобнее.

Чуть раньше Шилли переоделась из своей юбки в узкие джинсы, что выглядели на ней довольно недурно. Как только я уселся, она упала рядом и подползла ко мне. Она поцеловала меня и сказала:

– Ммм, думаю, у нас есть еще около часа, пока не вернутся родители. Чем займемся?

Я улыбнулся и запустил руки ей за спину. На ней была надета зеленая хлопковая блузка и лифчик. Я чувствовал, к чему она клонит.

– Ну, мы можем поговорить, посмотреть телевизор или почитать книги. У тебя есть идеи получше? – невинно спросил я.

– Я думала о еще одном эксперименте, – она протянулась и поцеловала меня, куда более уверенно, чем в первый раз.

Спустя минуту, я отклонился и улыбнулся.

– Мне нравится эта наука, думаю лучше тебе в этот раз быть главой проекта, – я запустил руку ей за голову и призлизил ее ближе.

Мы какое-то время целовались по-французски, и я явно чувствовал степень возбуждения Шилли. Она очень громко стонала!

Шилли лягла на меня, постанывая во время поцелуев. Глаза были закрыты, все тело прижималось ко мне.

Ну, может я и не понимаю женщин (Видит Бог, я не понимал их в первый раз, и во второй всё не стало проще), но даже мне стало ясно, что нужно делать дальше. Я начал тереть её спину, медленно проводя руками к её джинсам и обратно. Мои руки чувствовали, как сокращаются её мышцы, и я специально зацепил лифчик, чтобы дать ей понять то, что я знаю о нем. Шилли начала стонать еще громче и яростно прижиматься, зажимая мои ноги.

Спустя минуту или две поцелуев, я поднял руки и положил их ей по бокам, постепенно двигая правую руку к её груди. В итоге я просто взялся за её левую грудь. Шилли дрогнула и крепко поцеловала меня, слегка отодвигаясь.

– О Боже, Боже… – она открыла глаза и посмотрела на меня. Я лишь ухмыльнулся и поменял свою позу на диване, так что теперь мы более-менее лежали друг к другу боками.

Я отодвинул от неё свои губы, и начал вылизывать её. Сначала губы, затем щеки, потом настал черед шеи – все отдавалась небольшими всхлипами удовольствия с её стороны. Она яростно терлась своим тазом об меня. Спустившись к шее девушки я немного поработал над ней, прежде, чем спуститься ниже. Закончив с шеей, я уткнулся ртом в пуговицу на её рубашке и расстегнул её. Шилли не жаловалась, так что я начал целовать её всё ниже, расстегивая пуговицы одна за другой.

За пять минут я расстегнул блузку Шилли до конца и теперь лизал и целовал верхушки её милой, выглядывающей из-за лифчика груди. У неё была далеко не самая большая в школе, но то, что было – мягкое, приятное и теплое. Я обвернул её рукой, залез под блузку и улыбнулся, расстегивая лифчик. Она улыбнулась в ответ, когда я разъединил застежку лифчика. Девушка вздохнула и произнесла.

– Дальше мы сегодня не сможем.

Я убрал руку.

– Мне прекратить и уйти?

Она улыбнулась, взял мою руку и прижала ту к груди.

– Я такого не говорила, просто то, что дальше, нельзя. Сейчас… неподходящее время.

На моем лице видимо ясно читалось замешательство, и затем я просто сказал "Оооох". Давненько у меня ничего не обламывалось из-за месячных.

– Да, но не останавливайся, не надо! – она прижала мою голову к груди.

Я избавился от лифчика. У девочки были большие и пышные соски, идеальной конической формы, и я уделил им приличное количество времени, вылизывая и посасывая их. Сначала один, затем второй. Спустя несколько минут, стоны Шилли стали громче, она начала дрожать и трястись. Затем она внезапно замерла в моих руках, едва дрожа и выдохнула "Да! Да! Да!". Она кончала и я помогал ей. Девушка распласталась у меня в руках, тяжело выдыхая.

Черт. Я тоже был на подходе, но никакого облегчения, видимо не последует до моего уединения в ванной. Мой член в полной боевой готовности застрял в штанине, а яйца становились всё синее с каждой минутой. Я отодвинулся, в попытках лечь удобнее.

– Тяжеловато тебе, да? – подразнила она меня.

– Ох, да!

– Может тебе помочь?

– Ну раз ты сказала….

Шилли очень по-взрослому улыбнулась мне. Она приподнялась, даже не пытаясь прикрыться, расстегнула мой ремень и ширинку.

– Вставай, – приказала она.

Я подчинился и она спустила мои джинсы и боксеры вниз. Карл Младший предстал её взору, твердый и красный, гордо развивающийся на ветру.

– Ох, Карл, совсем неплохо! – сказала она заигрывающим тоном.

Я не был самым "большим" парнем в раздевалке, но и мелким меня не назовешь. Если средний размер где-то между 5 ½" и 6½, то мой был от 6½" до 7", в зависимости от того, как мерять. Очевидно, что это не первый член, который видела Шилли. Но не уверен, что хочу знать, какой по счету.

Девушка сползла с дивана и стала на колени около моей талии. Она схватила его и начала медленно мне надрачивать, хищно поглядывая в мои глаза.

– Тебе хорошо? – шепотом спросила она.

– О, Боже! – застонал я.

Она немного более игриво начала двигать рукой, слегка его проворачивая… я потерял контроль. Жидкость выстрелила в воздух и приземлилась мне на бедра и ей в руку. Шилли еще немного подрочила мне, пока я полностью не высох.

– Думаю, тебе хорошо, – со смехом сказала она. Затем удивила еще сильнее, сняв с себя лифчик и блузку, оставаясь передо мной на коленях топлесс. Затем она чашечкой лифчика вытерла сперму с моего члена, яиц и своей руки. Просто от одного вида и ощущения того, как шелковистый лифчик проходит по моей коже… член тут же снова стал твердым.

Я совершенно позабыл об одной отличной штуке касательно моих подростковых лет – способность делать так, чтобы член вставал буквально от одной мысли! Я был довольно нормальным парнем и мог пойти на второй заход минут через десять, притом сделать это раза три или четыре подряд безо всяких проблем. В двадцать лет я мог по два-три раза за ночь. В тридцать и сорок – один раз за ночь. К пятидесяти, виагра стала желательной, к шестидесяти – необходимостью.

Но сейчас… я мог восстановиться так быстро, как было нужно. А в этот момент мне, видимо, было очень нужно! Шилли отдрачивала мой член пока он не стал достаточно твердым, и открыла свой рот. Она сосала только головку, играя со стволом. Теперь моя очередь счастливо стонать. Я положил одну руку ей на спину, а вторую на голову. Я не давил, а лишь зарылся пальцами в волосы и держал её на месте.

– О… да, не останавливайся… не останавливайся… вот так… не останавливай… да, да…

Чем ближе я был к грани, тем больше играла биология. Я начала поднимать свою талию, пытаясь оттрахать её в рот. Шилли держала себя в руках.

Прямо перед кульминацией, я издал нечто похоже на истошный стон.

– Я кончу, я сейчас кончу… продолжай, продолжай!

Если она не хотела принимать себе всё в рот, а некоторые девушки не хотят, я её предупреждал. Она в любом случае могла понять что к чему по вкусу моего предсемени. Шилли было плевать. Она продолжала сосать и дрочить, пока я не кончил. Девочка проглотила всё до последней капли.

Я упал на диван и посмотрел на неё. Она сидела на ступнях и улыбалась, вытирая кончик своего рта пальцем.

– Ого, – сказал я.

– Было весело. Повторим.

– В любе время, как тебе захочется, – я драматично глянул на часы, – Дай мне пару минут…

Шилли посмеялась и встала, хватая свой лифчик и блузку.

– Не сейчас. Родители придут домой минут через десять, лучше мне не быть голой! – она побежала вверх по лестнице.

Я подождал еще с минуту чтобы восстановить дыхание, затем встал и натянул свои штаны с трусами. К тому моменту, когда вернулась Шилли, во мне даже появилось некое подобие достоинства. Мы упаковали части фильтра, что везли с собой в колледж и забросили их в рюкзак, поднявшись наверх.

– Не хочу переходить грань, но… ты знаешь… когда мы сможем, ну, ты понимаешь? – я запнулся. Лучше так, чем спросить напрямую – когда мы будем трахаться, как сурки во время течки?!

Она улыбнулась.

– На следующей неделе.

– Мне купить защиту? – спросил я.

Она удивленно глянула на меня.

– Спасибо, что спросил, но нет. Я на таблетках, – она продолжила, – Большинство парней даже не спрашивает.

– Ты уже должна была понять, что я не большинство.

Она сложила руки на груди, задрожала и произнесла:

– Я уже выяснила. Думала, что мне придется учить тебя всему, но как же я ошибалась! Кто тебя научил?

– Подруга.

– Кто она? Я не знала, что у тебя были девушки.

Я закачал головой.

– Я о таком не болтаю. У меня были подружки.

– Подружки? Не одна?

– Я дружелюбный парень.

Она посмотрела на меня и попробовала пощекотать.

– Думаю, я в силах заставить тебя рассказать.

Я не сказал ей об этом, но единственная часть моего тела, что реагирует на щекотку – это ступни. Я позволил ей делать это и стоически всё выдержал.

– Нас, крепких парней, просто так не сломаешь!

– Тогда я начну расспрашивать в школе!

Я пожал плечами.

– Пожалуйста, но от меня ты этого не услышишь.

– А если одна из твоих подружек спросит о нас?

– Мы просто друзья. Хорошие друзья. Как я и сказал – я не болтаю, – затем я ухмыльнулся, – Поспрашивай друзей в школе и в следующий раз когда мы будем вместе, ты пощекочешь меня снова, но не удивляйся если я пощекочу тебя в ответ! – я ущипнул её за бок, девушка отпрыгнула, – Карма – сука, детка!

В этот момент вошла её мать и увидела как её дочь пытается щекотать меня, а я гордо сопротивляюсь. Мне хватило вежливости выглядеть пристыженным, я схватил пальто и вышел. Уходя прочь я слышал крики Шилли за спиной. "Мама! Ничего не было!" Всю дорогу домой я лыбился как идиот.

В тот вечер, закончив с домашним заданием, я начал размышлять о моей новообретенной сексуальной свободе. В многих смыслах, шестидесятые и семидесятые были золотым веком сексуальной революции. С изобретением таблеток беременность перестала быть проблемой. А даже если девушка беременела, то это не конец мира. К 1973 году после дела Роу против Уэйда*, аборт был легализирован по всей стране. В семидесятых социальная неприязнь к аборту была на низшем уровне.

Главной проблемой сексуальной свободы были болезни, но СПИДа не существовало до восьмидесятых. Самое страшное, что можно было получить в восьмидесятых – гонорея и сифилис, что легко поддавались антибиотикам. (Ну ладно, еще был герпес, но его никто всерьез не воспринимал). В середине семидесятых, когда я был в колледже, у меня был абсцесс зуба, что нужно было лечить пенициллином. Мои братья из студенческого братства тут же заподозрили, что у меня триппер и репутация немного подмочилась.

Так что в мой первый раз я буквально жил в эпоху шведского стола из секса, о котором я был в неведении (изначально), а потом не мог извлечь для себя ощутимую выгоду.

Сексуальная свобода не наступила до моего выпуска из колледжа. Средний возраст потери девственности был восемнадцать или девятнадцать лет. Со временем он будет снижаться, но когда я выпустился из школы в 1973, больше половины моего класса, включая меня, были девственниками, несмотря на все рассказы. Честно говоря, для 1969-го года, очень странно полагать, что студент средней школы будет сексуально активен. Слухи и истории были всегда, но в большинстве не было и капли правды

Я не видел никакого смысла в том, чтобы повторять этот путь! Если две-трети моего класса были девственниками, то одна-треть не была. И моим долгом стало найти среди них девушек. И похоже, что я нашел себе первую серьезную девушку… и мне не терпелось дождаться того момента, когда наши отношения станут… еще серьезнее.

В четверг, однозначно ничего не произойдет. Мама забрала нас с Шилли после школы и за пять минут довезла до колледжа. Дольше заняло припарковать машину и пройти по кампусу, чем доехать. Зайдя в химический корпус, я повел всех к офису профессора Милхауза. Он нас уже ждал и я всех представил. Прежде, чем мы зашли в лабораторию, я спросил:

– Профессор, у вас не найдется чистого блокнота? Я совсем забыл взять свой.

Он закачал головой и помахал передо мной пальцем, – Нужно помнить важность правильных наблюдений, – он открыл стол и достал два блокнота, – Так, в одном из них запишите сегодняшнюю работу. Сколько дней вы уже работаете над проектом?

– Около недели.

– Зачем, профессор? – спросила Шилли, что переборола свой страх любопытностью.

– Я облажался и забыл записывать нашу ежедневную работу и прогресс каждый день. Нужны точные наблюдения и записи, чтобы задокументировать свою лабораторную работу.

Профессор кивнул в согласии.

– Верно. Но еще немного воды утекло, так что ничего непоправимого. Я хочу, чтобы вы взяли второй блокнот и записали всё, что успели до этого дня. Затем перенесите страницу во второй блокнот и пользуйтесь только им.

Я понимающе кивнул. Моя мать же, с другой стороны, была несогласна.

Будучи гордой мной (и едва замечая Шилли) она почувствовала, что работы становится слишком много, как для школьного проекта. О чем она решила известить профессора.

– Так ли всё это необходимо, доктор?

– Разумеется! Я не ожидал бы меньшего от своих студентов, – ответил он. Мать выглядела довольно скептичной, что Милхауз тут же подметил, – Миссис Бакмен, вы, кажется, заблуждаетесь по поводу этого проекта. Вы считаете, что это рядовой школьный проект. Но на деле же, всё куда амбициознее! Я бы рассчитывал получить такую работу от студентов поздних курсов. А образец, что эти двое вручат мне, я планирую использовать как основу для лабораторной работы у старших курсов органической химии. Точная документация критически важна!

– Я извиняюсь, профессор, больше такого не повторится! – убедил я его.

– Я знаю! – с улыбкой произнес он. Затем он обратился к моей матери, – Поговорите со своим сыном, его ждет большое будущее в химии.

Из его кабинета мы направились прямо в лабораторию. Сегодня работа простая. Мы взвесили фильтр, затем нарвали ваты и взвесили уже заряженный фильтр. Выкурив сквозь него кучу сигарет за следующие пару недель, мы все перевесим. Система должна стать значительно тяжелее. Потом выделим смолу и снова всё измеряем. В ходе эксперимента, мы вычислим добытую смолу и общую эффективность нашей системы.

Шилли довольно быстро схватывала, нужно было только объяснить. Мама была растеряна, но горда. Она отвезла нас обратно к дому Шилли, мы занесли фильтр обратно внутрь. Еще мама заметила, что по пути в колледж и обратно, мы сидели плотно прижавшись, а на прощание девушка весьма долго меня целовала.

Я забрался обратно в машину, теперь уже на переднее место. Мать тут же спросила:

– Ну так что, Шилли твоя девушка, да?

– Ну, видимо так, – признался я.

– Почему ты нам ничего не говорил?

Я просто уставился на неё и засмеялся. Маме не было весело, но язык она прикусила. – Карл, я серьезно.

– Хорошо, Ма. Я буду рассказывать о всех своих девушках только когда ты расскажешь мне о всех своих парнях, – я начал смеяться еще сильнее.

– Карл! Да как ты смеешь?! У меня нет никаких парней!

– Ну, папа будет рад это слышать!

Я продолжал разрываться от смеха пока мы не доехали домой, избегая вопросов.

Честно говоря, когда я начал встречаться, мама не доставала меня расспросами. Я был весьма славным парнем, не из тех, за кем отцы бегают с дробовиками. Единственный раз, когда она попыталась засунуть свой нос в эти дела, это когда у меня какой-то период времени не было девушки и она предложила, чтобы я начал встречаться с Дэнис Мэйтленд. "Она такая славная девочка!" У меня чуть челюсть не отпала. Я сказал, что Дэнис – королева сук всей старшей школы, и что если она возьмется за мою руку, то мне придется её к чертям отрезать. После этого мама никогда особо не касалась этой темы.

В ту ночь мама была очень мною недовольна. Сначала, за ужином, она сказала, что у меня есть девушка, что было забавно, а не грустно. Печально же стало потом. Как только слова вылетели из её рта, Хэм уставился на меня:

– У Карлинга есть девушка! У Карлинга есть девушка! – начал напевать раздражительную песенку братец.

Я глянул на отца, закатил глаза и указал головой на брата, – Па? Серьезно?

Он с отвращением глянул на Хэма и закричал, – Хэмильтон, прекращай!

Тот тут же начал ныть.

– Что я сделал?

– Просто заткнись и ешь свой ужин.

Затем рот открыла мама,

– Но Карлинг ничего мне о ней не рассказал.

– Ма, я уже говорил. Я расскажу тебе о своих девушках, когда ты расскажешь мне о своих парнях.

Сьюзи и Хэм хихикнули, Нана фыркнула, а отец лишь любопытно глянул на Маму. Мать запротестовала, – Карлинг! – и глянула на папу, – Даже не смей, Мистер!

– Я не знаю, Ширли. Но звучит разумно.

– Да, Пап, может ты тоже расскажешь нам о своих девушках? – отметил я.

– Старых или новых? – спросил он, что вызвало еще больше хохота.

– Вы оба считаете, что такие умные?

Я глянул на отца, мы пожали плечами. Развернувшись к маме, я произнес:

– Ну да, мы умные. Хочешь, чтобы были тупыми?

Мама принялась махать пальцами, что только рассмешило нас сильнее. Вскоре она прекратила, ясно давая понять, что продолжать не собирается. Настоящие проблемы начались, когда она объявила о том, что я стану химиком.

Папа посмотрел на меня с любопытством, так как знал, что мне интересна математика. Я просто уставился на мать, не веря тому, что она сказала:

– Нет, мам, я никогда такого не говорил. Мне не интересна химия.

Снова.

– Эй, это же просто глупость какая-то. Тебе нравится химия, профессор сказал, что проект подходит для колледжа, – мама услышала то, что хотела услышать. Будто у неё выборочный слух.

– Ну… ты в прошлую субботу сказала, что я неплохо подмел пол. Но это же не значит, что я хочу стать уборщиком, – ответил я.

– Не огрызайся мне тут! Ты очень хорош в таких вещах! Из тебя выйдет прекрасный инженер! Инженер-химик!

Я просто смотрел на неё и не верил. Вот он, её план на жизнь для меня. Я превращусь в мини-папу.

– Нет, мам, не выйдет.

– Карлинг, прекрати. Я должна сказать, что твое поведение меня очень расстраивает!

Я глянула на папу, что молча смотрел на меня. Я подозреваю, что она планировала это с самого моего рождения и всячески подталкивала отца к этой идее. По его лицу было ясно, что он не уверен в том насколько хороша эта идея. Несмотря на ту легкость, с которой он наказывал меня с братом, у отца было довольно адекватное восприятие реальности.

Я вздохнул и перевел взгляд на маму.

– Ты должна привыкать к этому чувству, ты будешь чувствовать его куда чаще, чем можешь представить.

– Следи за языком, Карл, – сказал мне отец.

– Прости, пап.

– Да как ты смеешь! Чарльз, ты позволишь ему себя так вести?

– Дай ему договорить, Ширли.

Она посмотрела на меня, будучи полностью готовой начать тираду, но я поднял руку вверх, чтобы остановить её.

– Мам, я тебя люблю, но похоже ты заранее распланировала мою жизнь. Но вот незадача, это моя жизнь, а не твоя. Давай уясним это. Я с радостью умру за тебя, но никогда не буду жить за тебя. Я поступлю в колледж, который захочу поступить, выберу профессию, которая захочу выбрать, и пойду на работу, на которую захочу пойти. Вместе с этим я буду встречаться с девушками, с которыми я захочу встречаться, и женюсь на той, на которой захочу жениться. Мы будем жить там, где захотим и в таком доме, котором захотим. У меня ужасное предчувствие, что очень малая часть того, чего хочу я, совпадет с твоими планами на меня.

Она уставилась на меня.

– Чарли, ты разрешишь ему просто так сидеть и оскорблять меня?

– Ширли, брось. Если он не хочет быть химиком или инженером, то ладно, пусть не будет. Это его дело, не наше.

Мама принялась рыдать и выбежала из комнаты. Я глянул на папу, он тяжело вздохнул и произнес:

– Просто заткнись, Карлинг. Ты сказал, что должен был, но не перестарайся.

Я просто кивнул.

Позже, Хэмильтон начал заводить свою шарманку о том, как я заставил маму плакать и какие у меня огромные проблемы. Я подавил желание превратить его в кровавое, но тихое месиво. Он не осмелился идти за мной туда, где его могут услышать родители.

В пятницу я вручил Шилли напечатанное расписание для экспериментов. Я выделил две недели на то, чтобы выкурить первые пять блоков для профессора Милхауза, а затем еще неделю, чтобы выделить смолу. Затем мы все повторим ради образца для выставки. Наконец-то еще пара недель уйдет на то, чтобы создать образец фильтра без химии, тоже для Научной выставки. К тому моменту у нас всё еще должно была остаться пара недель чтобы подготовить нашу выставку и напечатать отчет.

Шилли посмотрела на график.

– Знаешь, когда ты всё объяснил, мне уже не кажется всё таким страшным.

Я кивнул. – Нет, дело не в этом. Нас сведет с ума куча деталей, которых нет в графике, но в общем… да, всё просто. Следуем графику и справимся без особого труда.

– Ты сам все рассчитал?

Я пожал плечами.

– А тут высчитывать толком нечего. Ты была там, когда машина выкурила Сamel. И видела сколько времени это заняло. Умножь на пятьдесят пачек и получишь примерные рамки времени. Какое-то время потратим на то, чтобы довезти все в колледж, но это с лихвой перебьется запасом времени. Нужно просто быть организованными.

– Я не знаю…

Я взял её за руку.

– Ты слишком сильно переживаешь. Думаешь, что я умный. Да, хорошо, умный. Но самое важное – я организован, делаю все вовремя. В этом таится мой секрет!

И это была правда. Я столько времени терял в свой первый раз, прямо как и любой другой ребенок на планете. Занимался ерундой в старшей школе, да и в колледже лучше не стало. Но там я, к концу, наконец-то осознал как правильно учиться и что самое главное, у меня было желание так делать.

Я начал со средним балом в 2.61 в колледже, затем в 3.61 на моей следующей степени и к 3.98 на следующих двух. Тогда я был уже женат и растил детей. У меня не было другого выбора кроме как взяться за голову.

Шилли мне убедить не удалось, я лишь посмеялся и сказал, что если будем следовать плану, то не только закончим проект. Мы победим, да еще и закроем курс науки на круглые пятерки. Она успокоилась и горячо меня поцеловала прежде, чем убежать на урок. Кто-то заметил это и с интересом глянул на меня. Я лишь улыбался. Когда докопались парни, я просто сказал то, что должен был – мы просто друзья.

Один из самых говорливых придурков класса, Джерри Брюс, начал в подробностях расспрашивать меня о всем, чем только мог. Что мы с Шилли делали, какие у нее сиськи, как на вкус киска. Он был довольно приставучим и отвратительным, что заставило парней переживать – не нарывается ли он на драку? Я просто посмотрел на него и спросил, говорит ли он так о Аманде Бёрнс, его предполагаемой девушке.

– О, да… У неё шикарные сисечки, а еще она смачно мне отсасывает!

– Правда? Поздравляю! Значит ты не против, если я попрошу Шилли поговорить с Амандой и попросить советов и уловок касательного этого дела. Думаешь Аманда скажет ей? Особенно, когда Шилли расскажет всему классах о навыках твоей девушки? – поинтересовался я.

Глаза Джерри выпятились и он начал заикаться, – Нет, т-ты не посмеешь!

– Джерри, может тебе лучше последить за тем, что ты говоришь о девушках других парней, м?

– Иди ты нахер, Бакмен! – выкрикнул он.

Его отношения с Амандой продлились не больше суток.

Она от кого-то (не меня!) услышала об этом разговоре и бросила его в столовой. Таков был конец настоящей любви.