Глава 89. Письма редактору

В середине августа мы отправились в Хугомонт без детей, и сделали практически все, о чем говорили той ночью у бассейна. Мы не взяли с собой никакого нижнего белья, ухватили несколько вечерних платьев для Мэрилин, и набаловались так, как это только было возможно. Мы даже поплавали с ней голышом, а потом я использовал лосьон для загара как смазку для анального секса на пляже. Это было классное разнообразие перед возвращением домой к обычному укладу.

Говоря к обычному, я имею в виду… обычное! Мы записали Чарли в местную начальную школу, Пятую Окружную Начальную Школу, которая, несмотря на лишенное воображения название, оказалась весьма неплохой. К тому же, самое важное для любой школы – хотят ли родители, чтобы их дети преуспели. Я мог бы отправить Чарли в самую крутую школу в стране, но, если я не буду следить за ним сам, он все равно все провалит. Ни я, ни Мэрилин не могли позволить нашим детям облажаться.

Мы обсуждали, не записать ли детей в приходскую школу, но я был против. Во-первых, Пятая Окружная была в пяти минутах ходьбы от нас, прямо по Маунт Кармел Роуд в сторону Апперко. А церковь находилась в Парктоне, на углу между Йорком и Миддлтауном, это около пятнадцати или двадцати минут пути отсюда. Во-вторых, я уже платил налоги на содержание общественных школ, и даже при том, что я в принципе мог выкупить обе эти школы за относительно небольшие деньги, это казалось слишком растратным.

И наконец, у меня просто предвзятое отношение к приходским школам. Я отлично справился в обычных школах на обеих попытках, и то, что католическая школа сделала с Лефлерами, меня вообще никак не впечатлило. А может, по тем остаткам веры, которые еще у меня оставались, я считал себя лютеранином, протестантом до мозга костей, и более чем скептично относился к католицизму и их учению. Ну, кроме иезуитов, за которыми прочно закрепилась репутация ученых, и у которых есть парочка первоклассных колледжей. Вы можете обратиться в другую религию, но зато научитесь думать!

Если же с Пятой Окружной и будут какие-то проблемы, мы всегда могли передумать. А пока что было намного ближе просто пройтись вниз по дороге. Чарли, казалось, было на все равно. Знаете эти рекламные ролики, где ребенок в слезах цепляется за родителей, только бы не садиться в школьный автобус? (В прошлом году Мэрилин сама возила его в детский сад). Забудьте! Чарли вприпрыжку выбежал к дороге, поднялся по ступенькам в автобус, и даже не обернулся! Мы вышли, чтобы понаблюдать за этим важным моментом. И в итоге м с Мэрилин лишь переглянулись и посмеялись:

– Разве это не должен был быть очень трогательный момент? Не должен ли он там, ну, расплакаться, например, и все такое? – спросил я.

– Вот так он скучает по маме с папой! – ответила она.

– Осталось дождаться, когда он начнет проситься поехать в школу на мотоцикле, – Мэрилин на это только закатила глаза.

Я постоял еще мгновение, наблюдая, как за автобусом двигался черный GMC. Он следовал за ним от самого гаража, парковался на школьной парковке, и затем двигался позади до дома. Пятый округ этим воодушевлен не был, но я быстро решил это покупкой новой компьютерной системы.

Я быстро поцеловал Мэрилин на прощание, и забрался в свою машину, чтобы поехать на работу.

– Я вернусь к половине шестого или около того.

Чарли пошел в первый класс, когда ему было всего пять, как и мне. В Мэриленде крайним сроком был конец года, так что, если к тридцать первому декабря ребенку исполнялось шесть, он шел в пять лет. Чарли был октябрьским, я родился в ноябре, а Хэмилтон был рожден в декабре, так что мы все пошли в школу в пять лет. Близняшки же, будучи рожденными летом, пойдут в школу в шесть. Хотя для Чарли это не было проблемой. В то время, как мы с Хэмилтоном были весьма малыми детьми, он был крупным для своего возраста.

Статья в Fortune вызвала смешанные чувства. Теперь, когда весь мир знал о нас, люди начали протаптывать к нам дорогу. Стало еще хуже, когда кто-то из Dell проболтался, что мы там тоже при делах. Майк Делл не слишком обрадовался, когда все открылось, но статья в Business Week недвусмысленно уточнила, что проболтался кто-то из Dell. И Business Week, и Forbes выпустили по статье о венчурном капитале и высоких технологиях, нас тоже указали вместе со всеми остальными компаниями, которые этим занимались. По крайней мере, на обложку меня не выставляли, хотя мои фотографии были в обоих журналах.

Я был немного смущен этим, но Мэрилин восприняла это все с юмором. После прочтения статьи Forbes она весь остаток ночи меня подкалывала на этот счет, а пока дети не слышали, она изливалась на тему, как ей удалось переспать со знаменитостью! В конце концов, я отвесил ей знатный шлепок по заднице, и вызвал этим лишь еще больше смеха, а уже потом, когда детей уложили спать, я наказал ее несколько иначе.

В деловом плане известность была в общем-то хорошим знаком. Это придало нам больше законности в индустрии, что также привело к нам и партнеров, и сотрудников. Мы начали обсуждать вероятность открытия офиса в Калифорнии, вероятно, в области Пало Альто, и думали о том, как нам этим управлять. Это бы значило еще больше командировок и для меня, и для Джейка-младшего, поскольку ни один из нас не хотел переезжать. Он приударил за девушкой из Перри-Холл, которая развелась с мужем и передала ему часть опеки над сыном, и которая тоже не собиралась переезжать. Одним вариантом было найти кого-нибудь из Сэнд Хилл Роуд и убедить их уйти и открыть новый филиал. Нам бы пришлось отдавать ему часть дохода, конечно же, но в этом могли быть и плюсы. К счастью, я вспомнил множество имен людей, которые добились успехов в бизнесе, и знал, кого обходить стороной, несмотря на все их родословные.

Что касается новых дел, что-то шло хорошо, большая же часть шла плохо, а какие-то предложения вообще были полнейшим бредом. С нами связался один парень, который просил у нас поддержки на развитие автоматов, продающих жареный арахис! Он был убежден, что люди по всей стране только того и ждут, чтобы постоять пять минут или больше у автомата, который пожарит им арахис. Самые странные идеи вывешивались на доске в комнате отдыха, и называлась «Позорным Холлом»! Это однозначно подходило.

В начале 1987-го открылась одна из самых странных возможностей. Я стал писателем! Ну, соавтором, скорее, и больше даже прославленным редактором. Это все случилось из-за одной из моих безобидных привычек. Проще говоря, привычка безвредная, и проблем никогда не доставляла. Большинство людей о ней даже не знает. Я особенно не распространяюсь, хотя ничего постыдного в этом нет.

Я пишу письма редакторам.

Начиналось все довольно невинно. Еще на первой попытке, когда мне было 14, я прочел статью в журнале Popular Science о гребле, и в своем письме им добавил от себя еще пару копеек о чем-то, уже даже не помню, о чем, но это было в печати две недели спустя! Я как будто накурился и подсел на это! Спустя годы я продолжал читать журналы и газеты, и втягиваться. Чего я не понял, когда это начинал, но осознал позже, когда редактировал рассылку компании, так это насколько отчаянны большинство издателей и редакторов в своих попытках чем-то заполнить белый лист.

Мои письма публиковались везде, начиная от местных газет и заканчивая крупными национальными изданиями. Статья о техниках продаже фармацевтических средств в Time получила ответ, который тоже вышел в печать. Две научные заметки об Иране и программе судостроительства опубликовались в Proceedings of the Naval Institute. Один из забавных случаев произошел, когда мост в округе Отсего был закрыт на реконструкцию и открыт только через три года. Я написал в Oneonta Daily Star, что не буду голосовать за сенатора штата, пока мост не отремонтируют, и призвал остальных читателей поступить так же. Два дня спустя меня включили в список рассылки от сенатора и каждую неделю получал отчеты о том, что происходит с мостом. Мэрилин согласилась со мной, что вышло весьма забавно. Однажды я также написал ответ на статью из журнала выпускников Ренсселера, которые написали о том, что KGS купили новый дом в 2010, который до этого был домом незамужних матерей. Мой ответ на это был весьма подходящим, поскольку многие Кеггеры изначально потратили кучу времени, чтобы помочь девочкам обжиться. Это принесло мне несколько гневных писем от того поколения Кеггеров и общие аплодисменты от всех остальных.

На этой попытке ничего не изменилось. Пишешь письмо, в котором либо высказываешься о чем-то, либо опровергаешь какого-нибудь идиота. В девяти случаях из десяти редакторы его сразу же выбрасывают. Но это не важно, поскольку просто само написание помогает почувствовать себя лучше, и дает повод сначала открывать раздел с письмами.

В данном случае The Baltimore Sun выпустили статью о стоимости обслуживания Бэй Бридж. Какой-то чудак написал о том, что стоимость неимоверно высока, и что деньги налогоплательщиков не должны уходить на поддержание моста, который изначально был неправильно спроектирован и построен, и что всех подрядчиков нужно засудить. Я ответил еще более длинным письмом о том, что стоимость не завышена, а вполне входила в рамки ожидаемых затрат при проектировании, и что обслуживание должно происходить на всех участках. Мой ответ подхватили и напечатали на справочной странице в виде гостевой поправки, что полностью меня ошеломило. Мое письмо получило массу ответов, как положительных, так и отрицательных, что, видимо, и ожидалось редакцией, и было причиной его публикации.

Один из этих ответов оказался наиболее интересным. Один профессор гражданского строительства из университета Мэриленда направил в ответ очень длинную диссертацию по обслуживанию инфраструктуры, письмо его было слишком длинным и витиеватым для публикации, и они перенаправили его мне вместе с примечанием, мол, может, я хотел бы с ним пообщаться. Я прочел его письмо и быстро ответил, сообщив, что письмо я получил от Sun, но уточнив, что публиковать его они не собираются. Я согласился со многими его тезисами, и поблагодарил за интерес.

Меня удивило то, что произошло дальше. Я получил второе письмо, в этот раз направленное уже сразу мне, с пачкой научных документов, часть от него, и еще часть от других людей, затрагивающих тему последствий ухудшения инфраструктуры и стоимости восстановлений. Это на самом деле было интересно. Основную часть дня я провел за бумагами, а затем узнал его номер телефона в колледже. После чего я созвонился с ним и поблагодарил, на что он пригласил меня на симпозиум в четверг вечером, в котором он принимал участие, на тему требований инфраструктуры к обслуживанию.

И вот так я познакомился с профессором Гарольдом Джонсоном. В среду ночью я сообщил Мэрилин, что, скорее всего, в четверг я буду дома поздно, и ужинать я буду в городе. Когда она спросила, почему, я рассказал о письмах.

– Смотрю я, ты возвращаешься к науке? – поддразнила она.

Я с самым надменным видом ответил:

– Напомню вам, что я всегда был ученым, и вы, низшие породы, должны признать мое неотъемлемое превосходство!

– О, правда? Может, тогда высшему существу стоит сегодня спать в библиотеке, так мысли из книг впитаются в вас?

Я обошел кухню и обнял ее за плечи.

– Нет, думаю, если я буду спать с тобой, то, может, мои гениальные идеи и мысли смогут впитаться в тебя!

– С таким поведением ничего не будет впитываться вообще! – ответила она.

– Хм-м-м… Может, я смогу придумать специальную технику для сна! – мы продолжали передразниваться после ужина.

Позднее той же ночью Мэрилин все-таки позволила мне спать в нашей кровати, и я усердно отрабатывал ту самую технику на ней.

Университет Мэриленда оказался в Арбутусе, ближе к юго-западной части Балтимора. Он расположен рядом с Катонсвилльским Общинным колледжем, более известным для жителей как Университет Южного Катонсвилля, или как Университет Катонсвилля левее Арбутуса. В зависимости от времени суток, это около сорока минут пути от Хирфорда в сторону Белтвэя и затем направо, вокруг города. Симпозиум начинался в семь, так что я заехал в Тоусон, поужинал в городе и затем направился в Арбутус.

Симпозиум проходил в аудитории в здании инженеров. Я припарковался с западной стороны здания и вошел внутрь. На Белтвэй была пробка, так что я запоздал на пятнадцать минут. Я проскользнул в дверь в конце аудитории и уселся на одно из мест в заднем ряду. На симпозиуме выступали профессора-инженеры, экономисты и политологи, и в целом в аудитории сидели некто, весьма похожие на выпускников части из них. Впрочем, неудивительно. Должно быть, я был единственным посетителем из широкой публики, и я бы там не оказался, если бы не был приглашен.

Ничего нового там не обсуждалось, хотя в целом мне все это показалось интересным. Большая часть обсуждений вращалась вокруг дорог и мостов, и как портится инфраструктура страны. Это было правдиво уже тогда, а дальше все будет становиться только хуже. Ко времени мирового кризиса огромное количество мест в стране останется гнить без всякого обслуживания. Если обрушится мост, то его так и оставят, а обитателям будет несладко. На дорогах огромное количество ям. Ставить сигнальные конусы дешевле, чем восстанавливать ограждения, если кто-то вылетит с дороги. Никто на симпозиуме не смог предложить каких-то решений проблемы, и в конце выпускники ушли, их посещение было отмечено.

Было только начала десятого, когда собрание закончилось, так что я поднялся из кресла и прошел к передней части аудитории. Доктор Джонсон был здешним экспертом по мостам и дорогам. Я переступил через небольшой порог у подмоста, и подошел к нему.

– Профессор Джонсон?

Он поднял на меня глаза:

– Да? Могу чем-то помочь?

Я улыбнулся и протянул руку.

– Карл Бакмэн, доктор. Вы пригласили меня на симпозиум, помните?

– А, да, спасибо, что пришли. Приятно, когда с нами здесь не только академики.

– Да, согласен с вами. Сам помню эти дни.

– Да? – спросил он.

Я протянул ему одну из визиток компании, где напротив моего имени была указана моя степень.

– Да, пару лет назад я сам был выпускником.

Его брови приподнялись.

– Где вы учились?

– Ренсселер. Я получил докторскую по прикладной математике около десяти лет назад. А кажется, как будто в другой жизни.

– Знаю про Ренсселер. Я получил бакалавра в Кларксоне.

– Еще болеете за хоккей? – спросил я.

Кларксон годами соперничал с Ренсселером в первом дивизионе.

Он ухмыльнулся.

– Уже несколько лет, как нет. Хотя это было здорово для свиданий. – я улыбнулся и кивнул, поддакивая. – Я должен был догадаться по вашему ответу тому идиотскому письму, что у вас математическое прошлое. Я просто хочу, чтобы люди больше внимания уделяли этому. А ничего не делается, пока не произойдет что-нибудь ужасное.

– Это природа, профессор. Когда все хорошо, мы не хотим тратиться. А когда все плохо – нечем. Пока вы не придумаете, как переделать людей, ничего не произойдет, если этому не поспособствовать, – ответил я и взглянул на часы. Мы единственными остались в аудитории, а время было уже больше девяти. – Думаю, нам пора идти. А то, похоже, что нас здесь и закроют.

– Хотелось бы пообщаться подольше.

Я уже было хотел попрощаться, но по какой-то причине отложил это решение.

– Думаю, я бы сейчас перекусил. А вы как, профессор? Здесь есть что-нибудь, где можно выпить чашку кофе или подобное?

Он казался пораженным.

– Не уверен. Думаю, большинство местных заведений уже закрыто. Можем найти магазин с сэндвичами, или что-то такое. Есть еще довольно неплохое место на Саут Роллинг Роуд в Фредерик, Расселс, но дороговато для чашки кофе.

Я с улыбкой отмахнулся.

– Я угощаю. Приятно вернуться в мир науки. – Джонсон странно на меня покосился, так что я добавил: – Я объясню, как доберемся.

Я подождал, когда профессор соберет чемодан и затем вышел с ним наружу. Пять минут спустя я въезжал за ним на парковку в Фредерике. Затем мы зашли внутрь. Очень милое большое место, со множеством столов и парой небольших столиков. К тому времени вечерний наплыв уже прошел, и мы оказались среди последней волны посетителей.

Хостесс усадила нас за столик и раздала нам меню, и молоденькая официантка подошла к нам.

– Добрый вечер. Меня зовут Гретхен, и я буду обслуживать вас. Вам принести что-нибудь выпить, пока выбираете, что заказать?

Я улыбнулся и кивнул.

– Это был длинный день. Могу я заказать джин с тоником? – я посмотрел на Джонсона и добавил: – Напомню, я угощаю.

Он улыбнулся в ответ и заказал Манхэттэн. Затем, когда Гретхен ушла, он сказал:

– Ну, я нечасто отказываюсь от угощений. Чем вы обычно занимаетесь? Кем работаете?

Я кивнул.

– Э-э, что я делал после получения докторской? – он кивнул в ответ, и я начал: – Ну, пару лет я работал на дядю Сэма. Я прошел курс подготовки офицеров запаса, и после выпуска ушел в армию. После увольнения из армии я создал инвестиционную компанию. Вот, чем я сейчас занимаюсь.

– Вы создали инвестиционную компанию? – недоверчиво переспросил он.

Я улыбнулся.

– Математика предлагает ряд очень выгодных карьерных вариантов, доктор.

– Полагаю, что так.

Мы пообщались несколько минут о Ренсселере и Кларксоне, и я признался, что в армии повредил ногу, поэтому я был с тростью. Когда вернулась официантка с нашими напитками, она спросила:

– Готовы сделать заказ?

Я бросил быстрый взгляд на меню, и уже знал, чего хочу.

– Крабовые пироги неплохи?

– Крабовые пироги восхитительны!

– Звучит здорово, – я передал меню Гретхен, и мы посмотрели на Джонсона.

– Весь ваш. Мне то же самое, пожалуйста.

– Две порции крабового пирога, – она ушла.

Я выпил немного джина, и это было то, что нужно.

– А-а-а, прямо в яблочко. Мне еще за руль сегодня, так что могу выпить не больше двух, но это был очень длинный день.

Джонсон отпил немного своего, и по-детски ухмыльнулся:

– Чувствую себя, как будто правило нарушил, выпивая на учебной неделе. Обычно мы с женой выпиваем по выходным.

Мы пообщались еще. Джонсон был на пару лет старше меня, возможно, ему было тридцать пять-тридцать шесть, женился на преподавательнице английского в колледже, две дочери, обе в средней школе. Он был крепким середнячком. Стереотип о рассеянном профессоре оказался всего лишь стереотипом. Незадолго до того, как принесли наши пироги, он спросил:

– Так почему вы все-таки пришли на симпозиум?

– Ну, думаю, потому, что вы пригласили меня. Сомневаюсь, что иначе бы я о нем вообще как-то узнал.

Он покачал головой.

– А я просто хочу, чтобы люди интересовались инфраструктурой, от которой сами и зависят. Ничего не происходит до тех пор, пока что-нибудь не обвалится и кто-нибудь не погибнет.

В этот момент появилась Гретхен с нашими заказами, так что я потянул с ответом. Я заказал по второму стакану, затем попробовал пирог (очень вкусный!), и, наконец, сказал:

– Без хорошей рекламы и пиара вы никогда никогда не заинтересуете людей инфраструктурой. Это не очень возбуждает, да еще и стоит денег.

Он пожал плечами.

– Я знаю, вы правы. Что вы думаете на этот счет?

– Точно не скажу, но могу сказать вам одно. Если то, что вы делаете, не приносит результата, не надейтесь на то, что когда-нибудь это внезапно выстрелит. Делайте что-то другое. Даже в мелочах.

– Например?

Благодаря тому, что я уже начал жевать кусок пирога, у меня была пара секунд на размышления. Я думал с закрытым ртом, но, подняв палец как призыв подождать, пока я дожевал и проглотил, смочив все джином с тоником.

– Хорошо, ну, что-нибудь простое. Я читал ваши бумаги. У них даже названия, например, «Неблагоприятные последствия окислений инфраструктуры требуют вариантов». Никто вне инженерского круга не будет это читать. Что будут читать обычные люди, политики и газеты, так это «Ржавые мосты стоят денег!»

– Ну, да, но технические бумаги так не пишутся! – запротестовал он.

– Я знаю. Я сам писал пару работ. О чем я говорю, так это о том, что если вы хотите внимания со стороны людей, не сведущих в технологиях, то не нужно писать техническим языком. Нужно писать словами, понятными для всех. Они не поймут «вариантов». Они поймут обрушение моста и рост их налогов. Вам нужно приспособить подачу информации для публики, – сказал я и продолжил. – Это во-первых. Есть еще варианты. Например, политики обожают фотографироваться, открывая мост, или вскапывая землю, или делая что-нибудь. Вам нужно убедить их, что это настолько же здорово, как и фотографироваться, заделывая яму на дороге или ставя конус. Скажите, что это показывает их практичными и экономными. Атакуйте их долларами, а не отчетами и журналами.

Он улыбнулся.

– Звучит так, будто вы не очень доверяете слугам общества.

– Я верю, что они сделают все, чтобы их переизбрали. Убедите их, что от задела ям их переизберут, и они будут их заделывать.

– Это весьма цинично.

– Это весьма правдиво, – ответил я.

Он подумал с секунду и сказал:

– Вам нужно избираться.

Я чуть не выплюнул свой напиток.

– Да ни в жисть!

– Тогда как вы что-то измените? Если не вы, то кто?

– Придумайте другой способ, профессор. Я еще не пал настолько низко, – ответил я.

После нашего позднего ужина я поблагодарил Джонсона за интересный вечер и отправился домой. Спать я лег около полуночи. Мэрилин уже дремала с Пышкой, отогревающую мою сторону кровати. Я вывел собаку по делам на задний двор, и, когда мы вернулись, она ушла в комнату Чарли. Я забрался в свою, уже отогретую, часть кровати и уснул.

В пятницу утром Мэрилин спала в моих объятиях. Как обычно, она проснулась раньше меня, и пошла в ванную, чтобы принять душ. Поскольку утренние занятия Мэрилин обычно занимают по полчаса с чем-то, я успел еще подремать. Спустя пару минут меня разбудила Пышка и принялась скулить, пока я не вывел ее на задний двор. Пока она справляла нужду, я пошел в ванную и поступил так же. Потом я вернулся, чтобы впустить собаку и затем отправился обратно в ванную, чтобы побриться и принять душ самому.

– Утречко! Как твоя лекция? – спросила Мэрилин.

– Интересно, и это был симпозиум, а не лекция.

– Только ты видишь в этом разницу.

Я мог только улыбнуться.

– Прости, что я так поздно вернулся. Мы разговорились с профессором. Ты долго меня ждала?

– Нет. Как только уложила детей, я уснула на диване.

– Прости.

В этот момент в ванную зашли девочки, бубня что-то про завтрак. Я быстро обмотал полотенце вокруг талии.

– Вы обе скоро однажды получите хороший урок по анатомии! – возмутился я.

– Урок будет довольно коротким, – добавила их мать.

– Ох, это было грубо, дамочка! Очень грубо!

Мэрилин высунула язык и затем прогнала девочек обратно через спальню и дальше по коридору. Я заскочил в душ, и проделал свое утреннее омовение почти в дважды быстрее, чем это делает Мэрилин. С другой стороны, большую часть ее времени занимает натирание всего тела лосьоном – я имею ввиду, всего тела. На отдыхе без детей я обычно любил за этим наблюдать. И я решил, что грех жаловаться на такое использование ее времени.

На этом, как я думал, и закончилось мое повторное погружение в мир науки. Я ушел с работы днем пораньше, и мы отвезли детей на озеро Дип Крик на выходные. Там очень живописно летом, и я помню это еще с первой попытки, Сьюзи с семьей частенько туда ездили в поход. Теперь же Сьюзи не станет туда ездить.

Сам я никогда бы не взял Мэрилин с собой в поход. Неважно, какое бы удовольствие мне бы ни доставляло наблюдать, как она шарится по лесу, это было бы несопоставимо с доставленными ею же неудобствами.

Я знал это как абсолютный факт, и какая-то темная сторона моей психики желала, чтобы настал день, когда Мэрилин захочет пойти в поход. Когда она была беременна в первый раз, мы договорились, что я буду на стороне мальчиков, а она на стороне девочек. Таким образом, я был бы старшим бойскаутом в команде с Чарли, а она была бы в команде с Холли и Молли. Чарли уже был Тигренком, а я был назначенным ему взрослым. Чарли считал это морем веселья, и с тех пор, как попал в Уибелос, не мог дождаться похода с ночёвкой. Я же ждал дня, когда Мэрилин придется пойти в поход с Брауни или какой-нибудь там другой группой девочек. Если повезет, кто-нибудь из других родителей это заснимет, и тогда бы я выкупил и себе копию. Я был готов выложить кругленькую сумму за съемку, где Мэрилин плутает в дикой местности!

На этих выходных, конечно, мы просто оставались в домике у озера, немного побродили и позанимались прочими обычными туристическими вещами. После полудня в воскресенье мы поехали обратно в Хирфорд, высадили детей и уложили их подремать. В понедельник Мэрилин должна была забрать Пышку из питомника, а я – вернуться на работу.

К концу недели мерзкий лик науки вновь дал о себе знать. Гарри Джонсон позвонил мне:

– Доктор Бакмэн, я просто хотел позвонить еще раз и поблагодарить за то, что посетили симпозиум, и за ужин после него. Надеюсь, вы не слишком поздно добрались домой.

– Ничего неожиданного. Спасибо, что позвонили.

– Вы помните, как мы говорили о том, что вы можете сделать, чтобы помочь мне? – спросил он.

У меня задергалась бровь. Или я забыл эту часть разговора, или Гарри Джонсон был продавцом получше, чем я ожидал.

– Я помнится, тогда сказал, что не собираюсь баллотироваться на должность.

Он посмеялся над этим.

– Да, я тоже это помню. Но нет, я говорю о других способах привлечь внимание общественности к проблеме.

Эту часть я помню.

– Да, я помню об этом. У вас уже есть какие-то идеи?

– Мы можем написать книгу!

Я уставился на телефон на мгновение. Я почти услышал, как будто Джонсон сказал что-то про написание книги.

– Простите?

– Я сказал, что мы можем написать книгу.

– Да, мне тоже так показалось. На секунду мне подумалось, что Тимоти Лири снова перестарался с ЛСД. Книгу?

Гарри засмеялся.

– Я серьезно. Позвольте объяснить. Прошлой осенью со мной связались Саймон и Шустер по вопросу книги об инфраструктуре. Я отклонил их идею. Я пробовал начать, но это был полный провал. Вы можете сделать ее лучше, намного лучше.

– Я точно уверен, что Тимоти все-таки перебрал.

– Дайте мне шанс. Позвольте мне обсудить это с вами. Пожалуйста.

Я закатил глаза до самого потолка, но согласился. Самое раннее, когда мы могли встретиться, это четверг после обеда. Гарри согласился приехать, учитывая, что в прошлый раз приезжал я. Я сообщил Грейс, что у меня назначена встреча.

В четверг профессор Джонсон появился в нашем офисе около часа пополудни. Я дал ему все указания, как добраться сюда, но не объяснил, как выглядит место. Телефон внутренней связи зазвенел и Грейс сообщила:

– Мистер Бакмэн, к вам прибыли.

Я нажал на кнопку и сказал:

– Секунду.

Затем я поднялся и вышел из кабинета. Я застал Джонсона в лобби, озирающегося с озадаченным видом.

– Гарри! Рад видеть тебя снова!

– Спасибо, Карл. Что это за место? Что ты здесь делаешь? – спросил он.

Я улыбнулся.

– Помнишь, как я говорил, что у меня степень в прикладной математике? – он кивнул, и я продолжил: – Ну, приложением стали деньги! Мы частная компания венчурного капитала!

– Уолл Стрит? Нечто такое? И компания названа в твою честь? Тогда, должно быть, ты очень важная шишка.

Я улыбнулся на это.

– Можно и так сказать. Я основной владелец. Пройдем в мой кабинет.

– А почему секретарь не назвала тебя Доктором Бакмэном?

Ученые очень переживают насчет обращения. В одном местечке, где я работал еще на первой попытке, была научная лаборатория, где напрямую от полученной степени зависел размер стола. У лаборантов не было стола, у лаборантов с дипломом колледжа была ручная стойка, степень бакалавра обеспечивала стол размером в метр с полочками с одного края, магистрам давался стол в полтора метра, а докторам полагался почти двухметровый стол с полочками по обоим краям.

– Мне повезло, что она сказала «Мистер». Обычно это «Карл», или «Эй, ты!». У нас здесь неформальная обстановка.

Оказавшись в моем кабинете, я указал Гарри на зону отдыха, где у меня стояли кресла и диван.

– Ладно, рассказывай. Что там по поводу книги?

Гарри объяснил свою идею. В прошлом году – 1986-м – к нему обратилось издательство Саймона и Шустера с идеей написать книгу об инфраструктуре и экономике на основе статей, которые он написал. В то время он отклонил их предложение, потому что очевидно, что они хотели нечто, что было ему не по силам написать. Как я сказал той ночью, им было нужно что-то в доступном для понимания виде. К нему они обратились, потому что он был ведущим в сфере.

Они снова объявились в прошлом месяце, незадолго после того, как смыло мост Шохари-Крик на автостраде штата Нью-Йорк. Для книги был самый подходящий момент. Я на самом деле знал, о чем речь, потому что с прошлой жизни я знал про мост. К несчастью для книги, мост обвалился не из-за недостатка обслуживания, а из-за неожиданного наводнения, которое снесло опоры моста. Десять человек погибло.

Чем больше Гарри говорил, тем больше я проникался идеей. Это чем-то напомнило мне мою речь на выпускном, которая была перечитана на воссоединении пару лет назад. Мы платим налоги для того, чтобы у нас были мосты, дороги, вода, канализация и так далее. Это скучно, дорого, никто и слышать об этом не хочет, но это также важно!

Я сидел и слушал, и когда Гарри начал уже повторяться, я поднял руки и жестом показал, что время взять перерыв.

– Ладно, думаю, я ухватил основную суть. Теперь, какой ты видишь эту книгу? Раздели ее на тематические разделы. Что сделает это книгу особенной? Почему кто-либо должен купить ее?

Гарри Джонсон не привык к такому ходу мысли. В его научном мире, ты пишешь толстую кипу с непонятными вещами для таких же специалистов, публикуешь ее в специальных изданиях, и обсуждаешь все это с другими специалистами. Я сам никогда не писал книгу, но моя жизнь не состояла только из науки и инженерии. Гарри начал расписывать какие-то идеи и в моей голове начал медленно формироваться образ книги.

В рабочей области моего кабинета, рядом с моим столом для конференций, у меня была целая стена с белыми досками. Я жестом указал Гарри проследовать за мной, взял маркер и начал выделять разделы книги.

– Во-первых, мы не можем писать только о мостах с дорогами. Инфраструктура являет собой множество всего – дамбы, канализацию, системы водоочистки, каналы – очень многое. Никто не будет читать только об одном, но, если мы уделим каждому разделу по главе или по две, мы можем выпустить книгу-исследование для общественности.

– Я не владею информацией по всем этому. Моя специализация – это мосты и дороги, – не согласился он.

Я просто пожал плечами.

– И что? Ты в курсе, кто этим занимается, можешь найти документы и техническую информацию по теме, и позаботиться о том, чтобы мы указали всех, кто приложил руку. И тогда нам нужно будет найти подходящие и нынешние примеры проблем, и расположить в соответствующей главе.

– Пару лет назад в Италии прорвало дамбу. Мы можем вставить это в главу про дамбы, – предложил он.

Я покачал головой.

– Нет, нам нужны примеры в Америке. Не пойми неправильно, я понимаю, что это была трагедия, но американских читателей не волнуют происшествия где-то еще. Нам нужны примеры в тех местах, о которых слышали и знают читатели. Им плевать, что происходит за морями.

– Это невероятно черство! – возмутился он.

К сожалению, он был прав. Я сел на стол для конференций и кивнул ему.

– Я знаю. В этой ситуации мы оба правы. Вопрос в том, что я говорю о книге, ориентированной на американского читателя. Люди могут быть очень ограниченны в такие моменты. Во-первых, как я уже сказал, у них будет хотя бы какое-то представление о том, где это в Штатах, и, возможно, они даже слышали об этом в новостях. Во-вторых, скажи любому прохожему на улице, что где-то за границей обрушился мост, он сразу ответит: «Конечно, он обрушился! Его строила кучка иностранцев!». И не важно, что весь отряд строителей учился в Массачусетсе, например.

– Это ужасно…

– Да, ужасно, но так по-человечески. Посмотри на наши новости по телевизору. Затонувшая рыбацкая лодка с тремя людьми получит больше времени в эфире, чем паром в Филиппинах, который потонул и унес тысячу жизней! – я просто пожал плечами и развел руками. – Это нечестно и неправильно, но ты знаешь, что такое случается.

– Так ты видишь книгу привлекательной для обычного читателя?

Мне нужно было это обдумать.

– Знаешь, я просто не знаю сам. Нам нужно поговорить об этом с издательством. Думаю, что она заинтересует больше интеллектуалов, закончивших колледж, чем тех, кто закончил только школу. Для ребят, которые читают Scientific American, а не Field and Stream. И еще, наверное, читатели книг о политике.

– Почему о политике?

Профессор Джонсон действительно был, как дитя в лесу.

– Инфраструктура значит деньги, а деньги – значит политика.

– А, точно.

– Ну что, еще заинтересован? – спросил я.

– Да. А ты?

– Да, на самом деле, да. Мне нужно будет еще обварить это дома, или позже, но у меня есть еще время в запасе по графику. Хорошо, что ты помогаешь. Как считаешь, кому что делать?

– Тебе придется писать большую часть, я же предоставлю всю документацию.

– Ладно, но тебе тоже нужно будет это все подправлять, затем уже мне нужно будет править твои правки, а потом издательство, скорее всего, выкинет это в мусорное ведро и заставить нас писать все заново, – ответил я.

Это улыбнуло Гарри.

– Делим пополам?

– Можешь даже взять большую часть, – я протянул руку, и мы обменялись рукопожатием. Затем я подошел к двери кабинета, и распахнул ее. – ЭЙ! У НАС ТУТ АДВОКАТ ЕСТЬ? – заорал я из дверей.

Несколько человек в коридоре остановились и уставились на меня, и затем из дверей высунулись головы Джона и Джейка-младшего.

– Чего ты теперь натворил? – спросил Джон.

– Как раз тот кто нужен, – Джейк только закатил глаза, улыбнулся и вернулся к себе. Джон прошел по коридору и вошел в мой кабинет. – Джон, это профессор Гарольд Джонсон из университета Мэриленда. Гарри, это Джон Штайнер.

– Рад знакомству. Я председатель совета, также известен, как адвокат Карла и его поручитель под залог. Что он теперь натворил?

– Обижаешь, Джон, обижаешь, – не согласился я.

Джон пропустил это мимо ушей и посмотрел на Гарри с улыбкой.

– Мы собираемся написать книгу. Я не знаю, зачем он вас позвал, – ответил профессор.

Джон посмотрел на меня:

– Вы собираетесь написать книгу?!

– Да, наверное. Знаешь что-нибудь о написании или издании? – спросил я.

– Нет. Мне нужно найти кого-нибудь?

– Это может быть хорошей идеей, – я повернулся обратно к Гарри и сказал: – Свяжись с кем-нибудь, кого знаешь, у Симона и Шустера, и скажи, что ты заинтересован. Только, несмотря ни на что, ничего не подписывай, пока это не увидит наш юрист.

– Понял! Хорошо.

– Мэрилин в курсе, что ты собрался книгу писать? – спросил Джон с ноткой веселья.

– Нет, еще нет.

– Это хорошо. Слушай, я найду кого-нибудь, кто разбирается в книгах, а ты пригласишь меня на очень дорогой обед и расскажешь обо всем.

– Договорились.

Джон отправился восвояси, и Гарри тоже ушел, пожав мне руку. Я же только покачал головой. Во что я теперь ввязался?

Загрузка...