С чистого листа главы 1-99

Глава 23. Первый курс

Я пытался связаться с Джиной на протяжении всего остального лета. Несколько раз проезжал рядом, звонил всем, кто знал Джину. Ответ был один. Они могли к ней приходить, но Джина была взаперти и, скорее всего, её отправят в церковную школу для девочек осенью. Она была расстроена, но, в общем, всё было нормально. Когда кто-то упоминал моё имя, она вздыхала и плакала, но не просила, чтобы я пришел и ничего не передавала мне. Конец. Это очевидно. Очевидно и грустно.

Одним вечером ко мне пришел Таскер. Он знал о моей квартире весь прошедший год, но никому не болтал об этом.

– Я слышал вы с Джиной расстались. Это её старик тебя так разукрасил?

– Мама тоже присоединилась, но да, папа хорошенько мне вмазал.

Я скомкано объяснил ему что произошло, хоть и упустил пару графических деталей.

– Я переживаю насчет неё. Я не могу с ней ни увидеться, ни поговорить. И никто ничего не может сказать внятного, – Закончил я.

Он тихо кивнул и подошел к моему холодильнику, схватив пару банок пива.

– А ты не думал, что это могла быть никакая не случайность? Может она всё и спланировала?

– А? Что?! – я уставился на него, с алкоголем замершим во рту.

Он пожал плечами.

– Эй, ты собираешься уехать и она не будет тебя ждать, верно? Так может вся история с родителями – это её план, чтобы вы разошлись раз и навсегда?

Я закатил глаза.

– Ты издеваешься, верно?

– Я просто предполагаю. Так что?

– Думаешь, Джина рассчитала время, чтобы сесть на моё лицо и получить кончу себе на лицо прямо в момент прибытия родителей?! – воскликнул я.

Лицо Таскера загорелось.

– Ты издеваешься надо мной, верно? Ты кончил ей на лицо на глазах у родителей? Неудивительно, что они с катушек съехали. Тебе вообще повезло выжить! Ох, чудно!

То, что я сумел скрасить вечер друга, меня не особо порадовало. Я всё думал, могла ли Джина быть настолько хладнокровной, чтобы всё это провернуть вот так? Разумеется, она не хотела, чтобы нас застали со спермой, стекающей по её лицу. Но вот чтобы просто застали… Что если она перестала следить за временем или стала похотливее, чем планировалось? Я не знал, что и думать.

Я прекратил беспокоить девушку и её друзей.

Оставшуюся часть лет я провел заканчивая обучение в Тоусоне и подготавливаясь к переезду в Трой. Я ненавижу переезжать. Ненавидел тогда и ненавижу сейчас. Я поделил все вещи на две категории – то, что я возьму с собой, и то, что я положу в склад. Я снял небольшое помещение в Тимониуме и купил много коробок. Хоть я и снимал квартиру с мебелью. за последние пару лет у меня набралось приличное количество всякого говна. Я снял помещение на год и заплатит вперед.

Переезд в общежитие был необратим.

Я мог бы позволить себе квартиру, но РПИ требовал, чтобы все первокурсники жили в кампусе, за исключением тех, у кого родители проживали неподалеку. Такого я знал лишь одного. Все остальные жили в общежитии для первокурсников, которое национальный путеводитель по колледжам назвал построенным в стиле "нео-пенитенциаризм". Это уж точно. Решетки на окнах, в нашем общежитии были все удобства Алькатраса.

Комната была маленькой, в ней уместилось два маленьких стола, две кровати и всё. Еще было два встроенных шкафа\ раздевалки, с каждой стороны двери, когда заключенные входят в клетки. Пол из линолеума и стены из кирпича дополняли очаровательную атмосферу.

Я начал упаковывать то, что собирался хранить.

С собой я забрал лишь свой верный шкафчик, миниатюрный холодильник, что я купил в местном магазине. Их можно было иметь у себя, хотя вот тостеры и электроплиты – нет. Еще я собрал пару картонных коробок с одеждой, в которую переоденусь когда приеду.

И, наконец, свою стереосистему – небольшую, но хорошую.

Остальное отправилось в склад в Тимониуме. Я позвонил Таскеру и он приехал на грузовике папы, мы всё погрузили и уехали. Это была услуга за услугу.

После выпуска он устроился на работу в бар, в Тоусоне, и еще в автомастерскую. Он въехал в небольшую квартирку в городе и мы помогали ему переехать. Четыре байкера и я, паренек из подготовительной группы.

Ну нахер, мы помогли ему, прикончили пару паков пива, дурачились и играли в армрестлинг. Пару раз я выиграл, пару раз я проиграл.

Когда мы перевезли мои вещи, то вернулись в квартиру и выпили всё пиво, вино и добили оставшуюся в холодильнике еду. Я был готов выехать к двадцать третьему августа, в четверг. Первокурсники могли начать въезжать к пятнице, двадцать четвертого. Но большинство не приедет к двадцать пятому, когда открывается столовая.

В следующий понедельник, двадцать седьмого, начнется регистрация. А затем и сами занятия, во вторник, двадцать восьмого. Моим планом было выехать двадцать третьего, провести ночь в мотеле, и быть среди первых в пятницу утром. Я хочу заселиться и распаковать все вещи к обеду пятницу. В Субботу здесь будет зоопарк! Хуже всего было то, что в РПИ почти нет мест для парковки. Мне нужно где-то встать, прежде, чем миллиард родителей и детей появится, чтобы отправить своих маленьких Джонни в школу.

Мама, Папа и Сьюзи пришли в среду, чтобы попрощаться.

Мы с папой перетащили все вещи в Galaxie. Единственной тяжестью был шкафик и холодильник. Меня позвали на ужин и постоянно осыпали объятиями и рукопожатиями. Я обещал им писать и уклонялся от вопросов когда я приеду домой. В ту ночь я спал в своей одежде на голом матрасе. Рано утром я принял душ, переоделся и засунул всё в сумку. Передал ключи хозяину и уехал.

На ночь я остался в том же отеле, в котором ночевал при школьном визите. К пятничному утру я был свеж и бодр и позавтракал на Грин Айленд.

Я припарковался на парковке между студенческим советом и арсеналом в восемь.

Я оглянулся вокруг со странным ощущением Дежа Вю и немного прогулялся по кампусу прежде, чем направиться в студенческий союз для въезда.

Физически, РПИ разбит на несколько разных секций.

Есть старая зона, которая граничит с Сэйдж Авею и Пятнадцатой улицей, жилой район для людей среднего класса и кучей старых, красивых, поросших плющем зданий девятнадцатого века. Эти здания видна на мили, из-за холмов и зеленых крыш. К югу новая академическая зона, где стоят новые здания химии, физики, материальных наук и библиотеки. В старом здании расположились инженеры и архитекторы..

К востоку от пятнадцатой улицу находится местность, которую строили во время и после второй мировой.

Там стоял Студенческий совет, современное трехэтажное здание, Арсенал (где стоял полностью рабочий лифт для танков, на случай если в вашем Шермане М-4 забарахлит движок) и все новые студенческие управления.

Там же стояли общежития, вместе со столовой.

Я схватил документы и пошел в Студенческий союз к девяти, очередь на регистрацию была крайне короткой. Завтра она бы была намного длиннее! Это были до-компьютерные, до-интернетные дни, поэтому нужно было отстоять в очереди, чтобы кто-то заполнил бумаги и записал тебя. Всё же, я был ранней птичкой и люди за столом ещё не начали сходить с ума. К полдню я был отмечен как прибывший и вписан в систему, получил ключ от комнаты в холле Холла (резиденция была названа в честь парня по имени Холл. Сами разбирайтесь), я зарегистрировал Galaxie и получил билет на студенческую парковку (И только студенческую! Полиция кампуса очень ловко и быстро обнаруживала нарушителей, припаркованных не на своих местах.)

Здание Совета студентов ещё строилось. Регистрация была на втором этаже, который был главным, и как обычно имел несколько комнат для встреч и большую столовую для перекуса и проведения небольших концертов. Сверху обустроилось студенческое управление, с клубами и газетой. В подвале расположилось хранилище книг, отделение банка, небольшая дорожка доя боулинга и комнаты для бильярда. А еще пиццерия, где наливали пива. Прежде, чем уйти, я открыл счет в Банке "Кей" и положил на него всё со счета, который мне выдали когда я обналичил счета в Клифтон Траст.

Я вышел в Холл Холла. Прибыв на день раньше большинства, мне удалось приметить неплохое парковочное место. В те годы ключом был настоящий ключ, а не карта. Главные двери открылись, я схватил своё барахло и поднялся на второй этаж. Моя комната – 206. Соседа там еще не было, так что я выбрал себе левую часть комнаты и перебросил вещи себе на кровать.

Я был не единственным, кто приехал раньше, так что знакомился с соседями и предлагал им свою помощь, в обмен на ту же услугу. Они с радостью принимали приглашения, особенно когда замечали холодильник и запечатанную пачку Бада в машине.

Я пообещал, что с этим мы разберемся потом, так что мы занесли холодильник и установили его, а затем загрузили внутрь пиво, чтобы оно остывало, пока мы носимся туда-обратно с вещами. После всей суматохи мы собрались с парнями и открыли парочку прохладных банок. Прохладных, а не холодных, потому что холодильник еще не успел заработать на полную мощность. Всем было плевать.

В комнате были только парни. В общежитии были только парни. Во всех четырех общежитиях были только парни!

Ничего более тестостеронового я не видел до самой Армии.

Пять лет назад в РПИ принимали только мужчин, такой вот Женоненавистнический клуб задротов. Единственный раз, когда женщины ходили сюда, это во вторую мировую, когда мужчины воевали, и страна нуждалась в женщинах-инженерах. Как только война закончилась, с ними тут же распрощались. Даже сейчас, когда принимали и парней, и девушек, соотношение всё равно было 14 к 1. В такое место не идут, чтобы заваливать цыпочек.

На весь первый курс было 40–50 женщин. Так мало, что им выделили свои ванные в отдельном корпусе.

Столовая не откроется до следующего утра, мы проголодались, забрались в мою тачку и поехали по Хусик Стрит. Там было несколько магазинов, но еще небольшая итальянская пиццерия, где мы могли заказать по паре кусочков. Когда меня спросили как я узнал об этом месте, то я просто отвечал, что заметил его по пути сюда. Но на деле же – я водил сюда девушек в прошлой жизни.

В субботу было солнечно и ярко.

Столовая была открыта, что было хорошо, так как не придется ездить в город. Что было плохо так это… Столовая открыта! Представьте самую отвратительную еду, которую вам подали в школьном кафе. Теперь представьте, что вы едите её будучи взрослым, семь раз в неделю. Что именно нам подавали никто так и не смог выяснить, но люди начали замечать подозрительное отсутствие собак и котов на районе. Вероятно, дело было не в этом, так как собаки и коты на вкус бы были куда лучше. На то, почему я выехал из общежития на втором году были свои причины. И столовая – одна из них.

Я проснулся рано утром и надел спортивные шорты, чтобы побегать вокруг кампуса прежде, чем принять душ и переодеться. Затем я побрел в столовую, где схватил апельсиновый сок и яблоко. Одной из частью моей силы был пропуск завтрака. Не знаю, кто придумал этот бред о том, что завтрак это самая важная еда дня. Когда Мэрилин говорила мне об этом я всегда спрашивал не платят ли ей.

Когда я закончил утренние дела, началась обеденная спешка, машины вдавливались на парковку, родители спешили избавиться от своих спиногрызов. Утром никто ко мне не явился и я пошел в столовую за ланчем.

Я вернулся в общежитие, чтобы обнаружить открытую дверь в комнату и чей-то хлам на моей кровати.

Кем он был – я не имел ни малейшего понятия, и рядом его не было. Перебросив вещи на его подозрительно пустую кровать, я закрыл дверь. Всё выглядело так, будто одиночества мне не видать. Что было странно. В первый раз я не ускоренно поступил в колледж, но тем не менее, первые несколько месяцев, до благодарения, жил в импровизированном общежитии в холле, словно в лагере. К Благодарению студентов наотчисляли достаточно, чтобы оставшихся переселить в настоящее общежитие.

Спустя десять минут раздался громкий стук в дверь.

Я поднялся с кровати, чтобы поздороваться с новым соседом. Открыв дверь, предо мной предстал парень примерно моего роста, может немного ниже и худее фунтов на десять. Выглядел незлобно, хотя и не был толстым.

Довольно длинные волосы, до плеч и с кудряшками с широким и круглым лицом. Он посмотрел на меня и спросил:

– Как так вышло, что дверь была закрыта?

Что за долбаный идиот!

– Чтобы никто не вошел и ничего не забрал, – ответил я.

Он посмеялся и протолкнулся внутрь.

– Да никто бы так не поступил! – затем парень заметил свои вещи с правой стороны кровати. – Эй, с чего это ты сдвинул мои вещи туда?

– Потому что я разложил здесь свои. Еще вчера. Разве ты не заметил, когда заходил? – спросил я.

– Ох, да. Пожалуй. А кто ты?

– Судя по всему – твой сосед. Карл Бакмэн. Ты, значит, тоже живешь в 206-й, да?

Он забавно глянул на меня.

– Да, с чего бы мне тут тогда быть?

– Хорошо, рад познакомиться! – я протянул свою руку и он глупо пожал её, разглядывая комнату.

– Да, здорово! – его глаза остановились на мини-холодильнике и загорелись. – Эй, у нас есть холодильник! Ого! Здорово! – он ринулся к моему холодильнику и раскрыл дверь. – Ого! И пиво!

Рука соседа протянулась к банке Бада, и, прежде, чем я смог что-нибудь сказать, он уже открыл её. И тут же, пока я не веря своим глазам стоял в центре комнаты, он подбежал к двери и крикнул в коридор:

– Эй, у нас есть пиво в 206-й!

Хватит с меня этого дерьма! Я обогнал его и намертво закрыл дверь. Даже учитывая это, она захлопнулась прямо перед лицом какого-то прыщавого паренька.

Мой сосед уставился на меня.

– В чем проблема? Давай закатим вечеринку!

Он высушил банку пива одним махом и начал двигаться в сторону холодильника.

– Попридержи коней. Давай сразу кое-что проясним, – сказал я.

– Что, например?

– Например кто ты, мать его, такой?

– Я твой сосед, – тупо ответил он.

– Да, это мы уже выяснили. Как тебя звать?

Он расслабился.

– Ах, да, моё имя – Джим Конноли, но все зовут меня Дружище! А тебя как звать?

– Карл Бакмэн.

С прошлого раза ничего не изменилось.

– Отлично, Карл! Начнем тусу! – он еще раз попытался добраться до холодильника.

И я снова заградил ему путь.

– Стой. Этот холодильник не принадлежит колледжу. С комнатой его не предоставляли.

Он любопытно посмотрел на меня.

– Нет? У нас нет холодильников в комнатах?

– Если только не купишь собственный, – ответил я.

У него заняло пару минут, чтобы осознать вышесказанное.

– Хочешь сказать, что это ты купил этот холодильник?

– Именно.

Его лицо загорелось.

– Ну так отлично! Наше пиво всегда будет холодным!

– Да стой ты! – он остановился и уставился на меня. – Это было моё пиво. Моё пиво значит – мои деньги. Наше пиво значит – наши деньги. Понимаешь к чему я клоню? – на его лице не было ничего, кроме непонимания. – Если хочешь моего пива, то спрашивай. Ладно?

Он пожал плечами.

– Господи, это всего лишь пиво. Ладно. Можно мне еще пива?

– Конечно, – я открыл холодильник и вытащил два пива, открыл их и передал ему. – Выпьем!

Он еще раз высушил пиво одним длинным глотком, за которым проследовала не менее длинная отрыжка. Дружище начал расставлять свои вещи, но спустя пару минут открыл дверь и вышел знакомясь со всеми подряд.

Спустя ещё пять минут я выглянул в коридор и осмотрелся – толпы первокурсников, но никаких следов Дружища. Я закачал головой и закрыл дверь.

Еще через пять минут, Дружище вернулся и снова застучал в дверь.

– Зачем ты закрыл дверь?

– Дружище, тебя не было пятнадцать минут. Закрывай дверь, когда выходишь.

– Зачем?

Он разгреб еще парочку вещей и снова направился к двери. В этот раз я успел ему крикнуть, чтобы тот забрал ключ. Ключ ему всучить удалось, но вот дверь он так и не закрыл. Я не стал подниматься ради этого.

Прошло десять минут и дружище вернулся:

– Вот, мне не нужно было закрывать дверь! Эй, хочешь еще пива?

– Ну, давай.

– Отлично!

Дружище открыл мини-холодильник и вытащил еще парочку банок пива, передавая мне одну и открывая вторую. Ну, я мог и догадаться. Он еще немного повозился с вещами и побрел по коридору. Спустя пятнадцать минут парень вновь вернулся, и в этот раз закрыл дверь. Я отложил книгу, которую читал, и наблюдал за тем, как он копошился в своем шкафчике, доставая бумагу для самокруток. Затем он вытащил пакетик травы из кармана и начал крутить косяк.

– Я нашел парня с заначкой! – он поджег косяк и затянулся, выкуривая где-то треть. – Хочешь хапку?

Ох, Господи, даруй сне силы.

Я ничего не имел против травы, и видит Бог, выкурил предостаточное её количество, когда был здесь в первый раз, но я ни за что не буду курить посреди дня вместе с этим Дружищем Конноли.

– Спасибо, но нет, – я встал и открыл окна настежь.

– Не куришь?

– Не посреди бела дня, когда здесь ходят толпы родителей. Тебе не приходило в голову, что кто-то может учуять это дерьмо?

– Эй, ничего такого! – Дружище закончил косяк и начал крутить второй. – Точно не хочешь? За пиво?

– Спасибо, Дружище. Но нет.

Он пожал плечами:

– Ладно, может потом.

Затем он расставил свою стерео-систему – дешевый кусок дерьма, на одной колонке даже не было покрытия, и включил Aerosmith.

Наверное Дружище выставил громкость на одиннадцать, потому что голова начала трещать довольно быстро. Я орал ему выключить её пару раз, но он лежал с закрытыми глазами и никак не реагировал. Мне надоело и я встал и пошёл убавил громкость где-то наполовину.

– Эй, что не так? – спросил он.

– Слишком громко.

Дружище пожал плечами и побрел по коридору, вонь от травы преследовала его как облако. Он вернулся через пару минут.

– Где телефоны?

– В холле есть таксофон.

– Ох…

Он вышел.

Альбом закончился, так что я выключил его систему.

Вскоре парень вернулся.

– Да, там есть телефон, но он не работает.

Я помнил об этом.

В таксофоне была установлена система Centrex, что позволяла звонить только по кампусу. В теории. Ставить такой телефон в обитель задротов самых разных мастей было подобно размахиванию кровавым куском мяса перед волком. К рождественским каникулам кто-то догадался как настроить его так, чтобы звонить по всему миру бесплатно.

Колледж отключил все телефоны в общежитиях, когда им пришел счет.

– Я знаю. Там система Centrex. Звонки только по кампусу.

Он недоумевающе на меня посмотрел.

– Откуда ты так много знаешь о телефонах?

Потому, что я провел тридцать лет работая с телекоммуникационными сетями.

– Потому что на нем наклейка "Centrex".

– Ох! – он снова ушел.

Я не верил своим глазам.

Спустя несколько минут я сам решил выйти и прогуляться. Закончилась прогулка через две двери по коридору, где я пил пиво с соседями. Они уничтожали пиво, чтобы сделать пушку из пустых банок. Звучало неплохо. Мы срезали концы банок и вставили их друг в друга, создавая большую трубу. Затем один парень пробил в закрытом конце маленькую дырочку. Через неё мы влили внутрь жидкость для зажигалки. Прицелились в открытое окно и закричав "Огонь!" подожгли.

Раздался приятный "БУМ!" и горящий шарик вылетел из пушки в центр двора общежития. Все громко закричали и еще больше людей столпилось в комнате для второго выстрела.

Закончилось всё тем, что мы сделали еще пушек и устроили дуэль с корпусом напротив, прежде, чем прибежали вахтеры.

Я направился в комнату и застал там Дружище.

– Эй, ты знал, что они тут стреляют из пушек?

Парень выкурил еще травы, выпил моё последнее пиво и упал замертво на своей кровати.

Ладно, он был идиотом, но безобидным.

Самым странным было то, что я не мог его вспомнить. РПИ не такое уж большое место, и к выпуску ты знаешь там всех, если не по именам, так по лицам. Я смотрел на парней из общежития и их лица казались мне знакомыми. Дружище Конноли же никак не всплывал в памяти, как я ни старался. Что оставило два варианта – либо мы проучились четыре года в небольшом колледже, не встречая друг друга, либо он вылетел. Я склонялся ко второму варианту. Четыре года с вечно пьяным и обкуренным соседом мне не выдержать.

Не поймите меня неправильно, всё было не так уж и плохо. Дружище меня раздражал, но в нем не было ни злости, ни ума. Он постоянно пил моё пиво и ел мои закуски, но по сравнению с Хэмильтоном это чепуха. Дружище был тусовщиуом и в голову не мог взять, почему я не был таким же.

Мне пришлось прекратить покупать пиво и начать держать алкоголь в шкафчике под замком, как и всё остальное, что я не хотел, чтобы он съел или выпил. Да и когда я выключал его колонки с хэви-металлом он был не особо против.

Дружище укрепил свою репутацию заядлого курильщика на следующей неделе. Выходные выпали на День Труда и я очень сомневаюсь, что он хотя бы минуту провел в трезвом состоянии. Не то, чтобы парень был очень трезв в остальное время. Было здорово, что у нас вообще не было занятий вместе.

Это было очень, очень странно для РПИ.

Обычно, у первокурсников было общее расписание. Инженеры и ученые ходили на одни и те же пары, на протяжении первого семестра, и почти наверняка так происходило и во втором семестре. Мы были неразделимы до второго курса. Все первокурсники ходили на Мат. Анализ I, Химию I, Физику I, а инженеры – которые составляли костяк колледжа – Инженерию I. Во втором семестре дела обстояли примерно также.

Пары были поделены на две части:

Сначала были большие лекции, одновременно для сотен студентов, где профессора рассказывали о темах, которые мы будем изучать всю следующую неделю.

Затем, группы до двадцати студентов, распределяются по аспирантам и младшим профессорам, где мы обсуждаем разные темы и проверяем домашнюю работу. Здесь тебе помогали, если ты не понял материал с лекции или учебника.

Настоящее веселье начиналось в пятничное утро.

После третей недели занятий, каждую пятницу, в восемь часов утра, наступал страшный П-тест.

П – значило пятничный? Первокурсный? Провальный? Никто не знал. Но всё начиналось с Мат. Анализа, затем Химия, потом физика, и заканчивалось это инженерией.

У учёных, последнего не было. Нам удалось передохнуть. Когда проходил четырехнедельный цикл тестов – тут же начинался новый. Так продолжалось до конца семестра, с каждой группой проводили два или три больших теста до финального. Так как почти все были обязаны пройти минимум два семестра этих предметов, то процедура продолжилась и весной.

Было забавно, в некотором извращенном смысле…

Общежития первокурсников и столовая пустели где-то в 7:45, и все первокурсники шли маршем смерти к кампусу в основном по тропе Хо Ши Мина, мощенной асфальтом дорожке из двора общежития в кампус. Её так назвали из-за многочисленных трещин и пробоин, из-за этого создавалось впечатление что мы идём по Вьетнаму.

Выглядело всё со стороны будто массовая миграция леммингов в море, и тонули все точно также, как и леминги.

Единственные, кому удалось избежать этой участи, это те, кто сдавали эти предметы в старшей школе. Я очень, очень сильно отличался от остальных, хоть технически и был первокурсником, живущим в общежитии для все тех же первокурсников, но ходил я на предметы для второго курса: такие как вступление в математику и компьютерные науки. Никто на первом курсе больше такое не проворачивал!

Дружище пошел на пары, но забыл сходить в книжный и купить нужные учебники.

Разумеется, как сосед, я мог бы ему их одолжить. Зачем же еще тогда соседи, верно? В среду он спросил: могу ли я одолжить ему своего Резника.

Резник – это наш учебник физики названный в честь(не поверите кого) профессора Резника, что его собственно и написал.

Я посмотрел на него со своего стола, где учил математику:

– Прости, у меня его нет.

Он выглядел весьма озадаченным.

– Нет Резника? – его взгляд перескочил на кипу учебников, что стояли на моей полке. – Как это?

– Потому что я прошел физику в прошлом году.

– Да? Успел на курсах в школе? – спросил он.

Я повернулся к нему:

– Нет, я уже прошел два курса колледжа, пока был в старшей школе.

Дружище стоял в недоумении.

– Так…ты, второкурсник, или типа того? Тогда что же ты здесь делаешь? – он помахал руками, указывая на холл Холла в общежитии первокурсников.

Я пожал плечами и улыбнулся:

– Дружище, мне всего семнадцать. Куда бы они еще меня засунули?

Я будто объяснял квантовую механику (Её я, кстати, как-то учил) аборигену. Мы даже говорили не на одном языке.

– Так ты пошёл в колледж с пятнадцати?

– Не совсем. Только пол десятого и одиннадцатого класса, почти сразу же как только мне исполнилось шестнадцать.

Я рассказал ему о том, сколько у меня кредитов и какие курсы мне уже удалось закрыть. Он по-прежнему ничего не понимал.

– Так… ты не ходишь и на Мат. Анализ с Химией?

– Не-а.

– Значит… и книги позаимствовать я не могу? У меня не было возможности их достать!

– Прости.

– И конспект не дашь?

– Спроси дальше по коридору, меня не было на тех парах. – ответил я.

Дружище смотрел на меня, будто я ему прописал двоечку в лицо.

– Так… а где ты был?

– Дружище, приди в себя! Я учил другие предметы.

– Это какие? – он подошел и схватил мой учебник по дискретной математике. Когда парень открыл его, перед ним предстала масса формул. – Что это за дерьмо?

Я схватил книгу и посмотрел на страницу.

– Это объяснение теоремы Байеса.

– А?

Я попытался объяснить ему, что дискретная математика – это набор теорий, применяемых для вычисления вероятностей, но его взгляд тут же начал плыть.

– Ты… гений какой, или чего?

Я посмеялся:

– Иди дальше по коридору, Дружище. Кто-то тебе всё таки даст конспекты.

Я помахал ему и вернулся к учёбе.

Со временем и другие парни в общежитии выяснили это, но по большому счету им было плевать. Иногда просили помощи, которую я, в большинстве случаев, мог предоставить. В других случаях, я особо не высовывался.

Наблюдая за людьми через призму десятилетий опыта, начал прикидывать кто продержится, а кто – нет.

Примерно тоже происходило в Общественном колледже долины Мохавк, в конце девяностых и начале двухтысячных. Я понял, что мне очень комфортно в академическом окружении, настолько, что моя мать начала шутить о том, что её сын – профессиональный студент.

Получив степень в компьютерных науках, я даже несколько лет преподавал в Мохавке, в качестве ассистента. Там мы встречались с той же проблемой, среди учителей мы называли её "Тринадцатый класс". Это когда дети идут в колледж и думают, что это продолжение старшей школы, и что им с рук сойдет то, что они делали год назад.

Но колледж совсем не похож на школу. Большинству студентов перевалило за восемнадцать или перевалит через несколько месяцев, а значит и система относится к ним как к взрослым. Никто не будет звонить мамочке и говорить, что маленький Джонни прогуливает уроки или не делает домашнее задание. Всем плевать! На деле же, если мамочка или папочка звонят, и пытаются выяснить почему мы выгнали маленького Джонни, то по закону нам даже нельзя разглашать эту информацию.

Большинство предметов для первокурсников было направлено на две задачи – научить студентов базе для следующих предметов и отделить зёрна от плевел. Если студенты жаловались, что преподаватель слишком жесткий, то это значило, что ты на правильном пути! Я помню, когда студенты рассказывали другим профессорам, что мистер Бакмэн слишком строг, все на кафедре это оценили и похвалили меня.

Я с одного взгляда мог определить кто останется, а екто нет. Так что не ставил бы на то, что Дружище справится. На деле же, я бы поставил на то, что он не переживет этот семестр, или даже месяц!

Я знал что прибавится еще один предмет, на котором Дружище мне не увидеть. В утро понедельника была моя первая пара Подготовки Офицеров Запаса. Пора научиться быть солдатом. Честно говоря, ничего особенного в этом не было. То, что ты числишься в ПОЗ, значило, что на физкультуру не ходишь. Наверное теория заключалась в том, что нас и так будут гонять по физическим упражнениями и бегу, так что нет никакой нужды в том, чтобы мы повторяли это как студенты. В академическом же плане, это значило что один предмет в семестре был Военной Наукой.

В основном там преподавали военную историю и всякую чепуху по лидерству и командованию.

Это время было не самым популярным для ПОЗ, так что больше ничего по курсу у нас не было.

В некоторых колледжах его даже не было, все протестовали против Вьетнама. По всей стране шли митинги и протесты, часто в самих кампусах. Но РПИ был другим. Здесь был один протест в административном здании, но он оказался весьма коротким и закончился, не успев начаться.

На самом деле инженеры народ довольно консервативных взглядов. Большинство надеялось устроиться на хорошо оплачиваемую работу в аэрокосмические компании или работать на отрасль обороны после выпуска! Мы были как наемники. Я не замечал особых проблем с непопулярностью ПОЗ, когда был там.

Из того, что я помнил в первый раз, в ПОЗ было немало студентов, но всё было как-то несерьезно.

Почти никого в форме было не видать, ПОЗ проходил в Арсенале, что располагался в одном из спортзалов, все хранили свою форму там. Ты показывался, переодевался, занимался, снимал форму и уходил. Я был на четырехлетней стипендии, что значило – мне нужно отслужить четыре года. Минимум было два года, но тогда бы они заплатили только за первый и последний год.

В то время большинство брало контракт на четыре года.

Мы только начали выбираться из Вьетнама, и ПОЗ был наполнен самой большой коллекций уклонистов, которую где либо можно было встретить! Все эти ребята записались в 1969-ом и 1970-ом, когда война находилась в своей самой омерзительной фазе. Пока парни состояли в ПОЗ – отослать на войну их не могли!

ПОЗ платил только за одну степень, но так как в РПИ была программа на пять лет, то много инженеров оплачивало свою магистратуру за армейский счет.

И точно так же, от службы можно было избавиться собственноручно заплатив за аспирантуру. Кафедры кишели аспирантами, что делали всё, дабы их не отправили в армию.

Однако, в теории, служить им всё таки бы пришлось.

Но к счастью к моменту выпуска война закончится, а студенты выпустятся с массой дипломов. Идея была в том, что никто не пошлет этих гениев из РПИ на войну, где в них будут стрелять. Нет, они будут отдавать свой долг за офисным столом в штатах. Очень цинично, но это работало. Вьетнам подошел к концу, а ребята получили бесплатно и качественное образование.

Еще были парни, которые знали, что придется служить и не намеревались уходить от повинности. Я был не единственным парнем с военной традицией в семье. Всё было как и в остальном – стараешься и получаешь награду. Я решил использовать время в форме с пользой и знал, что армия сможет соответствовать некоторым желанным мною вещам. Например, тренировки летом! Когда ты проходил учебку(я знаю, что официально это называлось по другому, но мы так звали эту штуку) в последние два лета колледжа. Однако, если ты хотел и твои оценки были достаточно хороши, а стипендия была четырехлетней, то после второго лета можно было пойти на десантную подготовку. Я знал пару парней, что так поступили. Например Уолли Мишкович, что был очень жестким парнем и закончил службой в спецназе. Одной зимой, во время каникул, он даже отправился на курсы выживания в Арктику!

Я не был настолько безумен.

Пятьдесят лет моей жизни прошло в пригороду Нью-Йорка. Я уже пережил Арктику. Что еще мне оставалось делать? Вернуться домой к братику? Нет уж. Лагерь и парашюты звучало куда легче и безопаснее.