С чистого листа главы 1-99

Глава 81. Последствия

Суббота, 3 сентября, 1983

Я пялился на брата, стоящего на кухне. Во всех сценариях, которые мы продумали, семья не фигурировала. Да, их спрашивали, но всерьёз о них никто не задумывался. Единственным человеком, который знал, где мы живём и наш телефонный номер, была Сюзи, но она точно была не при делах. Однако, вот он, стоит в моей кухне с выражением острой ненависти на лице и гигантским охотничьим ножом.

– Хэмильтон?! – повторил я. – Что ты делаешь?

Он глумливо посмотрел на меня:

– Пока ещё ничего. Ты удивил меня. Где сука и этот ублюдок? Машина снаружи.

Услышав, как она назвал Мэрилин сукой, я вернулся в реальность. За всем стоял мой брат. Он был тем, кто разгромил и поджог её машину, он пытался сжечь мой дом, он пытался нас убить.

– Что ты творишь? А главное, зачем?

– Сам виноват! Из-за тебя нам пришлось переехать. Тебя не должно быть здесь! ЭТО ВСЁ ТВОЯ ВИНА!

– Хэмильтон, ты – псих!

Я стоял на расстоянии вытянутой руки от брата. Он по-прежнему держал этот огромный нож, и, кажется, он был не в себе.

Зря я назвал его психом. Хэмильтон покраснел и закричал:

– Я не псих! Никогда такого мне не говори! Не называй меня психом!

Он надвигался на меня.

Нахуй это! Я сделал шаг назад, сохраняя безопасное расстояние между нами. Я держал пистолет в опущенной руке, но ему было насрать, что я тоже вооружен. Я не хотел провоцировать его ещё сильнее. Я, пытаясь его успокоить, поднял левую руку.

– Эй, слушай, извини. Присядь, ладно? Мы можем обо всём поговорить.

Но он лишь глумился надо мной.

– Нет. Я вернусь снова, когда сука будет здесь. Поговорим позже.

Он опустил руку и отвернулся.

Я почувствовал, как что-то липкое и холодное сживаем моё сердце. Хэмильтон собирался убить Мэрилин и Чарли, а потом и меня! Я подавил приступ рвоты.

– Подожди! Хэмильтон! – позвал я его.

Он повернулся ко мне и поднял нож Боуи.

– Что?

Я поднял свой кольт и дважды выстрелил ему в грудную клетку. Вышло не так, как в кино, когда люди отлетают в другой угол комнаты. Гамильтон просто упал на пол кухни, покрытый линолеумом, и начал истекать кровью. Я, всё ещё целясь в него, подошел ближе. Но было очевидно, что он мёртв. Я выстрел ему в центр массы, прямо по инструкции, и одна или обе пули разорвались в его сердце. Похоже, пули прошли насквозь, так как огромные потоки крови вытекали из его тела.

Я почувствовал дрожь. Уровень адреналина в крови повысился. Я глубоко вздохнул и чуть не вырвал. Через минуту я положил оружие на кухонную стойку и пошел в спальню. Я схватил телефон и набрал 911.

– Чрезвычайное происшествие? Какого рода? – сказал голос на другом конце провода.

– Перестрелка. Пришлите полицию и патологоанатома.

Я сказал им имя и адрес.

Если оператор и испытывал какие-то эмоции по этому поводу, он не подал виду.

– Стреляющий ещё на месте? – спросил он.

– Я стрелял. Да, я буду здесь.

– Пожалуйста, оставайтесь на линии.

– Извините, не могу. Я должен совершить ещё несколько звонков.

Я повесил трубку, что, должно быть, было нарушением закона само по себе. Я позвонил Джону Стейнеру. Как и ожидалось, он сказал мне содействовать, но не болтать лишнего, пока он не приедет. Ничего удивительного. Я сбросил звонок моего извечного адвоката, в котором сейчас нуждался, как никогда прежде.

Я вернулся на кухню. Хэмильтон лежал на том же месте в лужи крови. Какая-то часть меня думала, что я должен был сделать это ещё несколько лет назад. Часть меня думала, что я должен был утопить его в младенчестве. И я жалел, что не сделал ни того, ни другого. Теперь моя семья была окончательно и необратимо разрушена. Назад пути не было. Я сделал то, что должен был. Он был психом. Он бы убил мою жену и сына, а потом и меня. Это бы никогда не закончилось. Даже если бы я схватил его и сдал копам, и они бы посадили его, он бы рано или поздно оказался на свободе. Если ты не сумасшедший с пеной у рта и нет никаких доказательств того, что ты представляешь угрозу, то полиция тебя надолго не задержит. Они бы не посадили его, пока бы он действительно не совершил убийство!

Я услышал сирену задолго до того, как они добрались до въезда. Оставив брата на месте, я пошел к входной двери и вышел наружу. Как только полиция прибыла, я поднял руки и завёл их за голову.

– Вы звонили с сообщением о стрельбе? – спросил коп, держа правую руку на кобуре.

– Да, сэр.

– У вас с собой оружие?

– Нет, сэр.

– Медленно повернитесь и обопритесь об дверь. Расставьте ноги широко, а руки прижмите к дверному косяку.

– Да, сэр.

Я встал в положение, которое знает каждый, кто хоть раз видел полицию в фильмах или шоу. Меня быстро, но внимательно обыскали.

Когда коп понял, что у меня при себе нет пушки, он слегка расслабился и позволил мне встать прямо.

– Проведи меня к телу. Внутри кто-то есть?

– Нет, сэр.

Он взялся за рукоятку пистолета. Я медленно пошел впереди него. Мы пришли на кухню, и он увидел ужасную сцену и пистолет на кухонной стойке.

– Расскажете, как всё произошло? Как вас зовут?

– Меня зовут Карл Бэкмен. Насчёт того, что произошло. Я уже позвонил адвокату, и он велел мне не говорить ничего без его присутствия.

При упоминании адвоката, лицо копа стало серьёзным.

– Кто жертва?

– Его звали Хэмильтон Бэкмен.

Я услышал ещё несколько приближающихся сирен. Близился проеб.

– Он был вашим родственником?

– Да, братом.

– Боже мой, – пробормотал он. Затем кивнул: – Ладно, заведите руки за спину.

Думаю, он уже придумал мне девять статей для обвинения. Я развернулся и завёл руки за спину. Вскоре я почувствовал наручники на запястьях. Я чувствовал их не впервые, но этот раз был особенным.

Я спокойно стоял и следил, как события разворачиваются. Вскоре явилась полиция Балтимора и скорая помощь. Похоже, патологоанатом не явился; наверное, его звали только после того, как скорая констатирует смерть. Медики уже через десять секунд определили, что Хэмильтона их профессиональные таланты не спасут, так что они просто ждали в гостиной, пока приедут больше копов.

Следующим явился сержант полиции Балтимора, который кое-что знал о деле, и который спорил за то, чтобы меня отдали им. Но не судьба. Видимо, я был ценным экземпляром для полицейских, и они поспешили усадить меня в свою машину. Десять минут я ждал в машине, пока сержант и полицейский спорили, и в итоге военный решил проблему так: он отогнал машину в отделение Вестминстера.

В отделении я сказал копам своё имя и был посажен в камеру временного содержания. Джон должен был вытащить меня оттуда. Но снова не судьба. До его приезда сержант и лейтенант полиции Балтимора явились с ордером на мой арест. Меня посадили в машину и отвезли в Таусон. Меня всё устраивало; В Таусоне располагался Карстанс, и я подозревал, что скоро его вплетут в это дело.

Я прождал три часа в камере Таусона, а потом меня отвели в комнату допроса. Там я встретился с Карстансом, лейтенантом полиции Балтимора, и сержантом войск Мериленда, Джоном Стейнером, и ещё одним человеком, которого я прежде не встречал. Как только я появился, сержант и лейтенант снова начали спор о том, в чьей власти я нахожусь. Тем временем меня приковали к столу.

Карстанс проскользнул мимо них и подошел ко мне. Он спросил:

– Это твой брат за всем стоял?

Я не успел ответить, как Джон положил мне руку на плечо.

– Мне нужно поговорить с клиентом.

Я посмотрел на него через плечо и кивнул. Незнакомец рядом с Джоном, должно быть, был ещё одним юристом.

Карстанс кивнул и дал своё разрешение. Он подошел к двери, постучал в неё, и её открыли. Сержант и лейтенант продолжали спорить, когда выходили.

Когда мы остались одни, Джон присел.

– Как дела, Карл?

– Отлично. Лучше, чем у Хэмильтона, – я обратился ко второму мужчине. – Вы кто?

Джон ответил вместо него

– Это Роберт ДеАнжелис. Он адвокат по криминальным делам в Таусоне. Пожалуй, лучший из местных.

– Мистер Бэкмен, – сказал он в качестве приветствия.

– Рад встрече. Я бы пожал вам руку, но… – я кивнул на наручники и улыбнулся ему. Затем я повернулся к Джону. – Адвокат по криминальным делам? А ты сам не справишься?

– Одно дело – отмазать тебя от школьной драки, когда тебе 13. Другое дело – отмазать тебя от убийства. Он нужен тебе, Карл.

Я снова обратился к ДеАнжелису

– Ничего личного. Добро пожаловать на наш бал. Джон рассказал вам немного о моей жизни?

У ДеАнжелиса был приятный баритон, а сам он производил впечатление надежного человека. Пожалуй, он умел ладить с присяжными, особенно с женщинами-присяжными.

– Да, но поговорим об этом позже. Для начала расскажите, они уже брали у вас показания? Отпечатки пальцев, фотографии, ещё что-то? Ваши слова записывали?

– Нет, я просто сидел в обезьяннике. Я думаю, они ещё не решили, под чью юрисдикцию я попадаю, – ответил я.

Он улыбнулся.

– Это нам на пользу. А теперь расскажите мне с начала и до конца всё, что произошло. Представьте, что я ничего не знаю о вас и о вашем деле, и никто мне о вас не рассказывал. Начните с самого начала.

Час с половиной я рассказывал им свою историю, начав с той ночи, когда Бекки позвонила копам. На средине рассказа из-за двери раздался шум, и вошел детектив Карстанс.

– Когда мы сможем поговорить? – спросил он.

ДеАнжели ответил:

– Мы дадим вам знать

И выпроводил его.

Карстанс фыркнул и улыбнулся.

– Ты только что это сделал. Кстати, ты под нашей юрисдикцией. Это может измениться, но всё-таки советую тебе быть вежливым со мной.

Он ушел, а я закончил свой рассказ.

ДеАнжелис несколько раз спросил о ноже, который был в руках у Хэмильтона.

– Вы говорите, это был не ваш нож? Это был не кухонный нож или вроде того?

– Нет, точно нет. Он выглядел, типа как охотничий нож. Он был странным. Слишком большим, чтобы для чего сгодиться. И я знаю все свои ножи. Среди них такого нет.

– Знаешь все ножи? – переспросил он.

– Ну. у меня есть ножи для масла в кухне, ножи для мяса, кухонные ножи – знаете, все эти из набора. Знаете же? – он кивнул, а я продолжил: – Есть ещё карманный ножик, перочинный нож. Они лежат в моей спальне. В кабинете у меня боевые ножи Гербера, включая мини-ножик, которым я открываю конверты с письмами. Но ни один из них не похож на тот самый.

Он расспросил меня ещё немного о ножах и о временных рамках. А Джон рассказал ему об охранной компании, которой я поручил следить за Мэрилин и Чарли.

Единственное, о чём я умолчал: Хэмильтон собирался уходить, когда я окликнул его и выстрелил. Я знал, что если скажу, будто Хэмильтон нападал на меня, убийство определят как в целях самозащиты. А то, что случилось на самом деле – чистое убийство. Последние несколько секунд должны остаться в секрете. Хэмильтон, должно быть, встретит меня в аду и устроит реванш.

Я спросил:

– Когда я смогу позвонить Мэрилин и рассказать ей о случившемся?

– Сегодня, но позже. Она всё равно не зайдёт в дом. Сейчас ваш дом – это место преступления, – сказал Джон.

– Да, – вздохнул я. – И всё же ей полегчает, когда она узнает, что всё кончено. Ну что, поговорим с копами?

Джон посмотрел на ДеАнжелиса, и тот кивнул. Джон поднялся и постучал в дверь. Ему открыли, и он что-то сказал. Дверь закрылась, и мы ещё минут десять ждали Карстанса. Он явился с толстой папкой подмышкой.

Джон сразу сказал:

– Давайте для начала снимем наручники с моего клиента. Вы уже знаете его. Он не станет драться, и он не опасен.

Карстанс пожал плечами:

– Пожалуй, не станет. Слышал, Карл, даже не пытайся. Иначе мои парни тебя пристрелят.

Он отстегнул мои наручники.

Я размял и потёр запястья.

– Спасибо, Лью, – сказал я ему.

– Теперь ты расскажешь, что произошло? – спросил он.

Я глянул на ДеАнжелиса, который кивнул мне, и всё рассказал Карстансу. Он уже знал о коктейле Молотова, и о том, что я из соображений безопасности отправил семью подальше. Он также знал, что у меня был Кольт. Уже был отчёт, в котором подтверждалось, что пули были пущены в грудь. Это значило, что я не преследовал Хэмильтона. И не стрелял ему в спину. ДеАнжелис несколько раз указал на то, что каждый найденный нож должен быть осмотрен, а его хозяин – установлен. Должно быть установлено, что это был не мой нож. Если мы докажем, что Хэмильтон пришел с ним, то дело будет закрыто. Чистая самозащита.

– Когда нашего клиента отпустят? – спросил ДеАнжелис.

Карстанс глянул на него.

– Хороший вопрос, господин адвокат. Я даже не уверен, что его отпустят.

– Детектив, я вас умоляю, мы все понимаем, что это дело даже до суда не дойдёт, не говоря уже о тюремном сроке. Почему бы вам не сэкономить деньги штата и не начинать процесс, который точно проиграете?

– Не я это решаю.

Я поднял руку и наклонился, чтобы шепотом сказать моим адвокатам.

– Это поможет, если мы докажем, что Хэмильтон был сумасшедшим? Я имею в виду, реальным психом.

– У вас есть доказательства? – спросил ДеАнжелис.

– У меня есть копия заключения психиатра о том, что у него была параноидальная шизофремния. И копия заявления в полицию о том, что когда он был подростком, то пытался угнать мою машину, – я повернулся к Джону. – Помнишь? Из-за этого я тогда переехал.

Он посмотрел на ДеАнжелиса и кивнул.

ДеАнжелис сел ровно, мы с Джоном тоже. ДеАнжелис сказал.

– Детектив, что-то изменится, если мы предоставим вам доказательства того, что убитый был психически больным человеком и угрожал нашему клиенту до этого?

Карстанс аж подскочил.

– Правда? Почему вы раньше этого не сказали?

– Ну, до сегодняшнего дня Хэмильтон не давал о себе знать. Мы не думали, что он в этом замешан. Я даже не знал, что он нас нашел! Кроме того, вы спрашивали меня о стольких людей, что я не понимал, кто именно был важен. Мэрилин и я знали, что он псих с самого детства!

Он ничего не сказал, лишь молча вышел из комнаты. Через пол часа он вернулся.

– Ладно, вы свободны. Но только пока! Я должен знать, где вы будете, как с вами связаться. И вы не можете возвращаться домой. Это всё ещё место преступления, и там ведутся работы.

Джон уладил это.

– Можем ли мы послать кого-то за личными вещами? Я могу попросить кого-нибудь из службы охраны.

Карстанс согласился. Джон сказал, что поселит меня в номере в центре Хиятта, под его именем. Я буду оставаться там до тех пор, пока не понадоблюсь им. И до тех пор, пока не закончится расследование, и копы не покинут мой дом. Я пообещал предоставить и копам, и адвокатам отчеты о психических болезнях Хэмильтона. И меня отпустили. ДеАнжелис удивлялся, что до сих пор не набежали репортёры, от чего я съёжился. Джон посадил меня в машину, и мы отправились назад в Балтимор.

Уже вечерело. Перед этим у меня был долгий день, а я с самого завтрака ничего не ел. Я был уставшим и голодным. Я сидел и ждал в машине, пока Джон занимался организационными вопросами. Я вышел только тогда, когда он вернулся за мной. Мы на лифте поднялись в среднего размера номер. Он сказал мне позвонить Мэрилин и заказать обслуживание номеров, а после он ушёл. Он строго настрого запретил мне покидать номер, если только в отеле не случится пожар, а если кто-то позвонит на телефон, то я не должен отвечать ни на какие вопросы, не поставив его в известность. Я был под замком, но чувствовал себя нормально. Джон пообещал позвонить моему отцу, который был далеко, и, пожалуй, из всех моих родственников был самым адекватным.

Стыдно признаваться, но в первую очередь я позвонил, чтобы заказать еду. Только заказав бургер и пиво, я позвонил в лагерь на озере Сакандага. На звонок ответил охранник, которого уже предупредил его босс. Джон был занят. Он передал трубку Мэрилин.

– Алло? Карл? Это ты?

– Да, дорогая, это я. Возвращайся домой. Всё кончено.

– Что случилось?! Кто это был?!

– Хэмильтон. Он наконец-то себя выдал. Явился за тобой и Чарли. Теперь вам ничего не угрожает, вы можете возвращаться домой. сказал я ей.

– Что случилось? Его арестовали?

– Я убил его. Возвращайся домой, милая. Я тебе всё расскажу. Всё в прошлом.

– Боже мой! – воскликнула она.

– Возвращайся домой, дорогая. Там теперь безопасно.

Я позвал охранника к телефону и велел ему согласовать это с офисом. Всё было позади, и Мэрилин, вместе с Чарли и Пышкой могли возвращаться домой. Он должен был доставить их в Хиятт, но не приводить в наш дом. Я повесил трубку. Мне слишком много нужно было рассказать. Это не телефонный разговор.

Я провёл выходные в Хиятте, и половину времени я висел на телефоне с Джоном и охранной компанией. После полудня в воскресение явился один из охранников с коробками, в которых была одежда: несколько костюмов, нижнее бельё, брюки, и ещё много вещей. Он также принёс моё досье на Хэмильтона, с заключением психиатра и отчётом полиции давних лет. Он сказал, что мой дом сейчас в ужасном состоянии.

Копы перерыли всё, выискивая оружие, ножи, пушки и что-угодно, что связывало бы меня с Хэмильтоном (как будто было недостаточно того, что мы братья!) Что хуже, что перед тем, как тело унесли, люди разнесли кровь по всему дому. Ему пришлось надрать зад репортёру, который, игнорируя запреты, вломился в дом и пытался сфотографировать нижнее белье моей жены. Он вручил мне ту самую плёнку, и мы вместе уничтожили её. Теперь ещё одной задачей охранника будет отгонять любопытных.

Мэрилин прибыла в шесть вечера, и как раз подоспела к выпуску новостей, в котором звездой программы был её любимый муж. К счастью, ни у кого не было наших фото. Зато им удалось отыскать мою мать, которая без лишних сантиментов заявила, что я воплощение Сатаны, и прочие вещи в духе сумасшедшей женщины. Затем показали кадры, на которых мой отец пинает репортёра на лужайке перед своим домом в Лютервилле. Короче, было весело.

Я рассказал Мэрилин леденящую душу историю о том, как Хэмильтон собирался убить её и Чарли. Она рыдала и тряслась на моём плече. Всю ночь она проспала в моих объятиях, полностью разбитая.

Во вторник пришло сообщение от Джона: районные правоохранительные органы не собирались выдвигать мне обвинения. Они проверили и убедились, что Хэмильтон был психически больным. Они также выяснили, что его нож был куплен нашей матерью год назад в качестве подарка ему на Рождество. Кроме того, хотя у Хэмильтона был красный Ниссан, мать часто позволяла ему водить свой зелёный Бьюик. Большое спасибо, мама! Результаты аутопсии показали, что одна пуля попала ему в сердце и прошло насквозь через спину (её нашли в кухонной стене). Вторая пуля прошла через сердце, но застряла в позвоночнике. Оба выстрела были смертельными.

Мэрилин спросила меня, могла ли наша мать знать, что замышляет Хэмильтон. Я ответил, что нет. Это было через чур даже для моей матери. Хотя тот факт, что мы подняли этот вопрос, сам по себе был ужасным. Полицейские осовободили наш дом, и я сразу же позвонил в ремонтную бригаду с просьбой поменять линолеум в кухне. Мэрилин не должна была этого видеть. Я также позвонил в службу уборки.

Переполох в СМИ продолжался. Аналогия с Каином и Авелем, с подачи матери, оказалась очень удачной. В итоге она слегла с нервным срывом. Её поместили в Шеппард Пратт под наблюдение. Об этом тоже сообщали все газеты.

Боб ДеАнжелис нашел ещё проблемы. Военные штата и полиция Балтимора самозабвенно ссорились из-за меня. Военные хотели, чтобы меня осудили за убийство первой степени. (Они утверждали. что я заманил Хэмильтона в дом, затем запер в ловушке на кухне, и что это было намеренным убийством). Их не волновало, что в суде дело просто выкинут, так как для них главным было поймать преступника, а за то, что преступника отпустят, получит полиция. ДеАнжелис сказал, что это всё из-за денег. Мне от этого легче не становилось, так как они то и дело подсовывали СМИ отредактированные документы, раздувая ажиотаж.

Я сказал Джону, что согласен на единственную пресс-конференцию, но она должна проходить по нашим правилам. Он должен был привести одного газетного репортёра из Балтимора и одного местного телевизионщика. Я сделаю заявление, а затем отвечу на их вопросы, если они будут вежливыми и уместными. Но ни при каких обстоятельствах я не пущу их в дом.

Джон сделал несколько телефонных звонков. В итоге мы сошлись на одном газетчике, одной камере, но трёх телевизионщиках. В четверг утром камеру установят в конференц-зале отеля Хаятт. Так, чтобы выпуск новостей был готов к 6 вечера. В среду после обеда мы с ним сидели и делали копии разнообразных полицейских и медицинских отчетов. Я сочинял своё заявление. Мы также написали мою короткую биографию, но не упомянули Мэрилин.

На следующее утро я надел официальный костюм. К моему удивлению, Мэрилин нарядилась в симпатичное голубое платье и обула туфли на каблуках.

– Куда ты собралась? – спросил я её.

– Я пойду с тобой, – ответила мне она

– Мэрилин, мне не нравится эта идея. То, что я в дерьме не значит, что ты должна хлебать его со мной.

Она преградила мне путь. Её взгляд был тяжелым.

– Карл Бэкман, ты, видимо, всё ещё плохо меня знаешь. Я вышла за тебя замуж, в любви и горечи, все дела. Если это худшая твоя горечь, то меня не впечатлило. Я буду с тобой, как всегда, так что смирись.

Я чуть не расплакался. Но парни ведь не плачут. Так что я пожал плечами и сказал.

– Ты пожалеешь об этом решении!

Я взял её за руку. Я, Мэрилин и Чарли направились в конференц-зал.

Джон остановил меня в коридоре.

– Ты уверен? Последний раз подумай.

– Слишком поздно поворачивать назад, – ответил я ему

Он повернулся к моей жене

А ты?

Мэрилин схватила меня за руку, и я понял, что она очень напугана.

Да

Через 30 секунд заходите.

Он проскользнул в дверь конференц-зала, а я начал считать до тридцати. Затем я открыл дверь и зашел в зал. Мэрилин следовала за мной. На трибуне стоял Джон.

Позвольте представить вам Карла и Мэрилин Бэкманов.

Почти сразу молодой человек начал выкрикивать:

– Мистер Бэкман, что вы чувствуете после убийства брата?!

Он продолжал выкрикивать вопросы, пока я подходил к трибуне. Джон покраснел и разозлился. Он прикрикнул на репортёра, призывая успокоиться. Но репортёр продолжал мне надоедать. К счастью, он такой был лишь один из четырёх. Я поднялся на трибуну, облокотился на неё и положил подбородок на ладонь. Репортёр всё не унимался.

Когда его словесный понос иссяк, я сказал.

– Все понимают формат этой конференции? Сначала я сделаю заявление, а потом отвечу на вопросы. Хорошо?

Болтун моментально выкрикнул.

– Что вы испытываете после убийства брата?!

Я подождал, пока он замолчит, и спросил.

Простите, кто вы?

Боб Тюркос, ВЖЗ-ТВ. Ответьте на мой вопрос!

Господин Тюркос, вы слышали, что я сказал о формате пресс-конференции?

– Журналистов нельзя так ограничивать… – начал он с пафосом.

– Либо так, либо никак. Если вы не согласны с форматом, вам придётся покинуть конференцию.

– Вы не можете этого сделать!

– Господин Тюркос, я могу всё, что захочу. Это вы хотите поговорить со мной, а не я с вами. Мы все взрослые люди, – я жестом указал на жену и Джона, которые сидели рядом. – И ваши коллеги тоже взрослые люди. А вы ведёте себя как четырехлетний ребёнок, который хочет конфету. Берите себя в руки или уходите.

Урод сразу стал протестовать. Я покинул трибуну, взял Мэрилин за руку и вышел из зала. Джон остался позади. Я остановился в коридоре. Мэрилин сказала:

– Дел-то.

Я улыбнулся.

– Дай им пять минут.

Что?

Я улыбнулся, сжал её ладошку. Мы прождали минуты две. Затем Джон вышел из зала. Он очень удивился, когда увидел нас в коридоре. Он подошел, и я спросил у него:

– Они собираются вести себя нормально?

Откуда ты знал?

– Остальные хотят этого слишком сильно. А тот придурок был самым молодым в компании. Думаешь, они друг с другом не знакомы? Так что, он будет вести себя нормально?

Они всыпали ему лещей и попросили меня привести тебя.

– Возвращайся и скажи им, что мы будем через два минуты.

Джон засмеялся.

Мэрилин посмотрела на меня.

Умник, как всегда!

Я посмеялся.

Через две минуты мы вернулись в комнату. Придурок сидел тихо. Его лицо было красным, и я понял, что он бережет самые обидные вопросы напоследок. Я встал на трибуну и вытащил листок с заявлением. Я ждал, пока оператор даст мне сигнал.

– Спасибо за то, что пришли на пресс-конференцию. Меня зовут Карл Бэкман, а это моя жена, Мэрилин. Как вам известно, прошлой субботой мне пришлось защищать свою жизнь до последнего, когда я подвергся атаке моего брата, Хэмильтона Бэкмана, в своём собственном доме. И сегодня мы обнародуем обстоятельства, которые предшествовали трагическим событиям субботы.

Пятнадцать минут я описывал им агрессию Хэмильтона, от преследований до вандализма и поджога машины Мэрилин, и до коктейля молотова в нашем доме. Затем я перешел к истории Хэмильтона, включая его психический диагноз и отчёта полицейских. Я также указал на улики, которые доказывали его причастие ко всем преступлениям. Закончил я следующим образом:

– А теперь позвольте мне прокомментировать ситуация в общих чертах. Я понимаю, что публику интересуют подробности трагедии. Братоубийство, Каин и Авель, все дела. Но имейте в виду, что моя семья была в опасности, на мой дом нападали, моя жизнь была под угрозой. Если бы не тот факт, что убитый был моим братом, то эта история никого не интересовала бы. Я не совершал преступления, и полиция это подтвердила. Спасибо.

В конце этой речи Джон поднялся на трибуну и сказал:

– У нас есть копии каждого отчёта. Сейчас я раздам их вам, и у вас будет пятнадцать минут на ознакомление. После этого мы приступим к вопросам и ответам. Хорошо?

– Мы об этом не договаривались! – спорил Тюркос.

Я вернулся на трибуну.

– То есть, вы не хотите ознакомиться с документами? – спросил я недоверчиво.

Другой телевизионщик, парень из ВБАЛ, сказал Тюркосу замолчать. Я кивнул Джону и покинул зал вместе с Мэрилин. Джон начала раздавать документы.

Мы ждали в коридоре почти двадцать минут. Затем Джон вышел к нам и жестом попросил вернуться. Мы с Мэрилин снова оказались на трибуне. В тот же момент Тюркос начал выкрикивать вопросы. Я вздохнул и обратился к нему:

– Пожалуйста, хоть раз в жизни ведите себя, как взрослый! Я начну слева направо. Каждый задаст вопрос по очереди, понятно?

Тюркос покраснел, но заткнулся. Я повернулся налево и сказал:

– Пожалуйста, сначала назовите ваше имя и откуда вы.

– Джим Мюррей, «Солнце Балтимора». Вы говорите, что это ваш брат нападал на вас и вашу семью, но ваша мать утверждает, что это вы мстите своей семье. Как вы это прокомментируете?

– Я не знаю, кто угрожал моей семье. За последние девять лет я видел брата лишь однажды, в мае. Как мы показали вам, у него было психическое заболевание, и он угрожал мне. Что касается моей матери, сейчас она в потрясённом состоянии, находится под наблюдением врачей из Шеппард Пратта, и это не первая её госпитализация в то место. Больше я о ней ничего не скажу, так как она моя мать, и не важно, что она говорит обо мне. Следующий вопрос.

Я повернулся к следующему человеку. Он представился Джонатаном Маркамом из ВБАЛ. Он хотел узнать больше деталей об угрозах брата, и я рассказал ему. Следующим был тот самый Боб Тюркос из ВЖЗ. Он был самым младшим из компании, и, вероятно, хотел на моей спине выбраться из Балтимора в более крупные издания.

Или на спине Мэрилин. Он задал вопрос ей.

– Миссис Бакмен, каково это, быть женой человека, которого обвиняют в хладнокровном убийстве?

Я хотел бы хладнокровно убить этого засранца. Но Мэрилин зло на него посмотрела и спокойно ответила:

– Мой муж – самый смелый человек из всех, кого я знала. Он отправил меня с сыном в безопасное место и спрятал машину, так что нас нельзя было найти. Он сделал из себя приманку для сумасшедшего! Благодаря ему мы живы! Я видела Хэмильтона несколько раз, и он был не в себе. Он хотел убить меня и сына, а Карл остановил его. Вы задали очень тупой вопрос!

Я аж съёжился, а Тюркос улыбнулся. Никогда нельзя давать засранцам времени на размышления! Перед тем, как я успел обратиться к следующему журналисту, он вставил:

– Тогда почему так много источников утверждают, что ваш муж мультимиллионер купил свободу у полиции Балтимора?!

Мэрилин вздохнула, не веря свои ушам, а я вышел вперёд. Я сохранял лицо спокйным. Я не ожидал такой атаки.

– Ваши источники готовы сделать официальное заявление? Готовы ли они подтвердить свои слова доказательствами? Если нет, то зачем им заявлять о таких ужасных, ничем не подкреплённых вещах? У вас на руках есть доказательства, подтверждающие каждое моё слово. Я бы посоветовал им внимательнее их изучить.

Джим Холстед, репортёр из ВМАР, спросил:

– Так что, все эти истории об особом отношении полиции Балтимора к вам – ложь?

– Я думаю, что это палка в колёса нашей Балтиморской полиции. В участке я встречался со многими полицейскими и детективами, но все они были не более, чем вежливыми профессионалами. Их работа для них на первом месте.

Он настаивал.

– Тогда почему ваш дом не был под наблюдением? Они могли бы остановить вашего брата перед тем, как он проник в ваш дом.

Я покачал головой.

– Вы представляете, как много офицеров понадобится, чтобы вести такое продолжительное наблюдение за объектом и защищать его? Наверное, вы смотрите слишком много сериалов про полицейских по кабельному. Ни у одной полиции мира нет достаточного количества офицеров для такого долгого наблюдения и защиты.

Тюркос снова вмешался.

– Разве это не правда, что ваши деньги позволили вам получить от полиции то, что обычному гражданину недоступно?

Я несколько секунд молча смотрел на него.

– Сначала вы говорите, что я заплатил, чтобы избежать полиции, а теперь говорите, что я купил их расположение. Может быть, пора включить голову? Больше никаких вопросов от вас, возвращайтесь в ясли!

Заем Холстед спросил, как Хэмильтону удалось нас найти. Я ответил:

– Это очень хороший вопрос. Я и детективы пытались выяснить это, но так и не нашли ответа. Вероятно, это из-за того, что он работает счетоводом в телефонной компании. Нашего номера нет в списках, мы не публикуем свой адрес, но мы думаем, что он мог найти нас через телефонный счет.

Тюркос подскочил на месте и выкрикнул:

– Вы планируете подать в суд на телефонную компанию за неосмотрительность?

Господи Иисусе, избавь меня от этого идиота!

Так продолжалось ещё пол часа. Тюркос то и дело перебивал всех, задавая тупые вопросы и ссылаясь на "официальные источники". Очевидно, что у других репортёров тоже была эта информация, но только Тюркос так активно её использовал. Несколько раз меня спросили о Бэкмен Груп, но я просто ответил, что был там президентом, и мы были инвестиционной компанией. Тюркос попросил проверить счета компании, якобы чтобы узнать, сколько я заплатил за свою свободу. Я лишь посмеялся и ответил, что это частная информация, и пока налоговая мной довольна, ему не о чём беспокоиться.

Всё близилось к завершению. Новых вопросов не поступало, а Тюркос сходил с ума всё сильнее и сильнее. Мы попросили прощения и вышли в коридор вместе с Джоном.

– Я свяжусь с начальником этого идиота. Если он начнёт поливать грязью без всяких на то оснований, я засужу его задницу!

Я пожал плечами.

– Не забывай, что не стоит ругаться с бумагомараками. И с телевизионщиками тоже. Сегодня в новостях мы узнаем, насколько всё плохо.

В любом случае, мы мало что могли предпринять.

– У меня есть доступ к плёнке…

– Послушай, давай отложим всё до понедельника. Я просто хочу побыть с Мэрилин и Чарли. Если дела сильно усугубятся, то мы пойдём во внутренний рейд.

– Я попрошу Грейс рассортировать сообщения. Она передаст их тебе в понедельник. Тебе точно будут много названивать!

– Какое счастье, – сказал я с кривой улыбкой. – Я должен возвращаться к работе. Я и так потерял слишком много времени. И кажется, это никогда не закончится.

– На самом деле, через неделю уже другой парень станет звездой новостей. У журналистов фокус внимания, как у щенков. И интеллект такой же. Через неделю кто-то другой выкинет номер, и о тебе все забудут. Так что иди наверх и играй с сыном. Это сейчас самая важная вещь.

Мы пожали друг другу руки и я поднялся наверх, чтобы поиграть с Чарли. К счастью, единственной вещью, которая волновала моего сына, было то, что он скучал по своему пёсику. Честно говоря, я тоже скучал по Пышке. Точно так же я скучал по своему родному дому, без кровавых разводов на линолеуме и копов, роющихся в личных вещах. Мы сможем вернуться домой только через неделю, хотя служба уборки обещала мне сотворить чудо.

Хоть бы это всё поскорее закончилось!