Путь

Глава 11. Сбывшийся сон

Женька (Мендуар, 22 августа 2366 г.)

Хмурое небо затянуто плотными серыми облаками и сыплет мелкой моросью. Такая погода стоит уже неделю. Почва промокла, и на каждом шагу хлюпает под ботинками. Бегу десять километров с выкладкой (хоть деда сейчас нет, тренировки никто не прекратил), рядом бегут Наин и Ферон. Тяжёлое дыхание, шлёпающие звуки шагов, за спиной пристёгнут на магнитных захватах верный «НК330», взятый у деда, и рюкзак с дежурным набором: аптечка, тесак, бинокль, бельё и комплект личной гигиены. На бедре — мой «Коготь» в ножнах, на поясе — чехол с термоклипсами и чуть больший контейнер с биметаллической пудрой. Вес, вроде, небольшой, но после почти восьми километров уже напоминает о себе. Вдалеке, сквозь туман и дождь, проявляется дом — там душ и завтрак.

Подбегая, видим Дениса и Лёшку — они отрабатывают бой на ножах. Мелькают руки, тела двигаются так, как будто у братьев больше суставов, чем есть на самом деле — Тольятова школа. От тяжёлого десантного ножа с молекулярной заточкой в опытных руках не спасёт в ближнем бою даже средняя броня. Удар в стык пластин — и ты труп, ведь кинетический щит пропускает такие удары. Пробегаем мимо. Братья салютуют нам ножами. Они выглядят, как тигры, только один в синюю, а другой — в зелёную полоску. Бегущие, и я в том числе, подымают в ответ правую руку. Вот и дом. Ребята разбегаются к байкам и разлетаются по домам; Джинни, сделав прыжок через забор, убегает к себе.

Мы с Наин, улыбнувшись друг другу, вместе идём к нам. Дома стоит приятный запах сырников — мамочки расстарались. Они сидят рядом за столом, рассматривая какой-то новый журнал в датападе. На столе — большущее блюдо с сырниками и розетка со сметаной. Странно, но у турианцев, на Палавене, молочные продукты не в почёте, а здесь они их, тем не менее, уплетают с удовольствием. Вообще, наши турианцы, с Мендуара, в среднем сильнее, выше и тяжелее своих сородичей. Причину еще ищут, но, похоже, дело в другом рационе питания — здесь он очень близок к человеческому, за исключением лишь нескольких видов продуктов, токсичных для них. Птицами взлетаем с Наин наверх и, быстро скинув снарягу, лезем в душ. Моя маленькая душевая уже тесна для нас, но сейчас не до того, надо быстро помыться — и за стол. Голодные проглоты, в виде братьев, могут умять все сырники запросто… нам не жалко, но если будем ждать, пока приготовят ещё, то истечем слюнями. Выпадаем из душевой, берём в шкафу бельё — у меня, как и у Наин, есть запасное для сестры. Берём халаты, благо они у нас одинаковые, идём вниз. Мимо пролетает, завывая сиреной, Иван и уносится на кухню. Оттуда маминым голосом летит такое знакомое:

— Младший необученный! Стоять, кру-угом! Выйди и зайди, как положено.

Пока младший выполняет распоряжение матушки, мы спокойно заходим на кухню, здороваемся и садимся за стол.

— Вот, брал бы пример с сестёр! Спокойно зашли, спокойно сели, а у тебя вечно шило в одном месте.

Ванька сидит с румянцем на щеках и смущением в чувствах, а матери веселятся в душе, но не подают вида.

— Мама шутит, младший! — говорю и обнимаю брата. Он смотрит на меня, я улыбаюсь. В его чувствах мелькает обида, сменяющаяся возмущением маминым коварством.

— Мама! — восклицает он. — Это правда? — дружный смех разносится по кухне.

— Ешь давай, неугомонный, — отвечает мама.

Только собираюсь заняться сырниками, как чувствую лёгкую обиду и слышу сбоку голос:

— А меня? — рядом стоит Сэй и внимательно смотрит на меня.

— Что «тебя», Кнопка?

— Как «что»? Обнять и поцеловать! — сгребаю мелкую в охапку, сажаю на колени и, после обязательного поцелуя, начинаем дружно есть сырники, которые с невероятной скоростью исчезают с блюда. Недавно стала ловить себя на том, что мне очень нравится возиться с мелкими. Сэй почти сразу заметила мою слабость и начала вить из меня верёвки, а я ей это позволяю, даже самой удивительно… эх-х, сколько мне открытий чудных…

— Чем собираетесь заниматься дальше? — спрашивает Каади.

— На охоту пойду, только отца дождусь. Надо калибровку карабину сделать — что-то разлёт большой стал.

— Большой — это сколько?

— 0,25 на восемьсот метров основным и 0,15 на полтора километра крупным.

— Но это же нормально! У армейских систем, по-моему, больше? Или я не права?

— Права, мамочка, но у меня не армейская система, и некалиброванный ствол подвержен износу, а это влечёт за собой ещё больший разлёт. Так что лучше калибровать стволы почаще, тогда на дольше хватит карабина. Да и стрелять лучше издалека, там у меня преимущество. Можно сделать несколько выстрелов подряд.

— Тебя погода не пугает? — спрашивает Наин.

— Нормальная погода. Дождя нет, а в предгорьях и на плоскогорье почва каменистая — там не промокну. Очень хочу третью шкуру снуфла для шубы, а близко остался только молодняк, у них шкура чёрно-серая. Пойду искать чёрно-коричневую, как две другие.

— Ну, дело твоё, мы лучше дома в карты поиграем.

— Вы же меня не зовёте!

— Так с тобой не интересно, ты всё время выигрываешь…

Есть такое преимущество у меня — используя абсолютную память, я уже через пять минут знала на память все рубашки у карт в колоде, ведь, несмотря на почти полную идентичность, мельчайшие штрихи есть у любой вещи. Мне достаточно. Один раз даже съездила с отцом в преферанс клуб, выиграла и там, причём у всех. Народ проникся… И больше играть меня не звали.

Из прихожей слышны голоса братьев. Заглянув к нам, эти «тигры» полосатые уматывают в душ, по пути обсуждая какие-то подробности собственного спарринга. В воздухе мелькает тень — и во двор опускается летун. Отцы прилетели.

— Что тут у нас? — интересуется Михаил, заходя в кухню и при этом потирая руки. — О, сырнички, прелесть какая, обожаю!

— Поддерживаю, — говорит Дакар и плюхается на стул, тот под ним жалобно скрипит.

— Оны, такыэ фкуфные. — говорит с набитым ртом Сэй с моих колен. Доедает сырник и, отдуваясь, наваливается на меня, провожая взглядом сырники, поедаемые отцами.

— Уфф. Больше не могу, не лезут, нет места в животе… — бухтит сестра, потирая своё раздувшееся брюшко.

— Иди умойся, чудушко, — ссаживаю Сэй с колен и отправляю в уборную. — Вся моська в сметане — ты, Сэй, как будто лицо в неё макнула.

— Ничего я не макала! Но всё так вкусно, что просто оторваться невозможно, — тихо бормоча, младшая уходит в сторону уборной. Слышно пиликанье замка, некоторое время тот сопротивляется, но всё равно сдаётся под натиском ловких пальчиков. Пшикает дверь и раздаётся возмущённый вопль Лёшки:

— Сэй? Ты как вошла?!

— Не ругайся, Лёша, ну мне же умыться надо. А ты закрылся.

— Сэй, я вообще-то принимаю душ и без одежды! Что за бесцеремонность, мелкая?!

— Ой, да ладно, Лёшечка, чего я там не видела?

— Мелкая, да ты вообще!..

Кухню сотрясает смех. Наша Сэй — это что-то! Концентрация непосредственности и бесцеремонности. Надо умыться, а ванная занята? Фигня — откроем и зайдём. Подумаешь, там старший брат, чего такого? Вскрыть замок — пустяки, раз и готово. Шесть лет ребёнку, а замки щёлкает на раз-два-три. Кулхацкер мелкий…

Карабин откалиброван и висит за спиной, там же рюкзак, в нем стандартный набор, плюс фляга с водой и бутерброды, заботливо сделанные Наин. Комбез, нож на бедре, термоклипсы и пудра. Вроде всё собрала.

— Может, останешься? Погода, всё-таки не очень, — спрашивает Наин.

— И что я буду делать?

— Хм-м… на пианино поиграешь?

— Какое пианино? Папка после ночной спит!

— Точно, блин! Ну ладно, долго не гуляй. Может, мукликов парочку подстрелишь на ужин — я маринад сделаю, хорошо?

— Договорились.

В прихожей сидит Барсик и смотрит на меня.

— Ты со мной хочешь, котя?

— Мр-рау.

— Ну тогда пошли, время идёт.

В гараже сажусь на байк, передо мной садится Барсик. Из бардачка достаю снарягу для кота, пристёгиваю его к байку, пристёгиваюсь сама. Надеваю шлемы коту и себе. Он такой смешной в своём кошачьем шлеме!..

— Ну что, полетели охотиться?

— Умур-р.

— А то!

Вылетаю из гаража и, включив щит-обтекатель, лечу в предгорья. Скорость — 160, 200, 250… вот, теперь нормально. Трава сливается в сплошной зелёный ковёр. Ветер свистит в ушах, и лишь тихое гудение масс-ядра напоминает, что подо мной техника, а не магический ковёр-самолёт.

Вот уже четыре часа ходим с рыжим в туманной хмари. И никого нет — ни мукликов, ни тем более снуфлов. Тишина и покой, природа как будто застыла в ожидании…

Странный свист разрывает воздух над головой. Поднимаю взгляд — и вижу ослепительно белые полосы, прорезающие воздух со стороны Гагарина. Замедлив восприятие, вижу летящие с огромной скоростью снаряды, которые скрываются в облаках надо мной. Это же зенитки ПКО! По кому они стреляют?.. Боже! Тяжёлый холодный ком внутри — я понимаю, кто цель. Пиликает коммуникатор. Активирую приём, и из него летит:

— Всем, всем, всем! Говорит служба охраны колонии! На нас совершено массированное нападение! Это пираты! Всем отрядам милиции: боевая тревога! Гражданскому населению, по возможности, укрыться в убежищах! Внимание! Неизбежна массированная высадка десанта! Повторяю, отрядам милиции: боевая тревога!

Количество стрел растёт, все расчёты ПВО вышли на боевую скорострельность, поливая небо ливнем из светящихся снарядов. В небе нарастает гул, и из облаков начинают выныривать корабли. Один, два, три, пять, десять, двадцать! Всё небо заполняется летящими объектами — там не только корабли, очень много челноков. Всё небо исполосовано инверсионными следами… боже мой, сколько же их!.. В какой-то момент из лесов вокруг города навстречу армаде взлетают дымные стрелы ракет мобильных ЗРК. Несколько попадают в огромный десантный транспорт — весь его корпус покрывается ослепительными вспышками разрывов. Вот одна из ракет проламывает броню, и, сквозь дыру, несколько зарядов скрываются внутри корпуса. Кажется, что они не наносят вреда, но вдруг корпус вздувается, и корабль разлетается на части.

Вспышка взрыва слепит меня — зажмуриваюсь, но успеваю увидеть летящую ко мне сферу ударной волны. Падаю на землю, прижимаю к себе рыжего и застываю в ожидании, сжавшись в комочек. Тяжкий удар, кажется, вдавливает меня в землю, сыпятся ветки, листья, всё вокруг заволакивает пылью, земля подрагивает от тяжелых ударов. Когда пыль оседает, встаю и дальше смотрю на картину воздушного боя. Вижу, как снаряд зенитки попадает в челнок, и тот просто разрывает на куски. С неба летят его обломки и какие-то странные чёрточки. Достаю бинокль и вижу падающие фигурки десантников… Боже мой, нижний край облачности километрах в пяти, это им сколько падать… надеюсь, что они уже мёртвые.

Возникает мысль — надо скорее домой, к своим! Там отец и Дакар, братья и девчонки. Матери улетели в центр, забрав с собой младших, с ними улетели и Рэй с Вэсил. В посёлке остались только мужчины и сестра с подругой. В городском мегамаркете есть комплекс развлечений, голокинотеатр и кафе. В такую погоду там полгорода отирается… Разворачиваюсь и бегу к оставленному в нескольких километрах байку, рядом рыжей тенью стелется кот. На бегу приклеиваю гарнитуру коммуникатора к уху. Микрофон на тоненькой прозрачной плёночке крепится на горло. Вызываю меню связи, но каналы забиты — видимо, все и сразу принялись звонить.

Забегаю на холм и вижу примерно километрах в десяти большой падающий корабль — обшивка в дырах, весь корпус объят пламенем, и сложно понять, что он представлял из себя вначале. На скорости километров восемьсот в час он врезается в гору, обшивка сминается как бумажная, но корабль продолжает вминаться в склон. Вспышка, земля подпрыгивает, и я кубарем лечу в кусты. Грохает так, что звенит в ушах. Лежу, и надо мной проносится ударная волна, засыпая мелкими камнями и мусором, рядом, поджав уши и прижавшись к земле, лежит рыжий, от него волнами расходится страх.

— Не бойся, Баська, мы выберемся!

От кота слышу тоненькое: — Мя-яу-у-у!

Обнимаю и целую рыжего в нос. Поднимаю голову и осматриваюсь. На склоне — здоровенный кратер, из которого подымаются клубы густого, жирного, чёрного дыма… странно, что после такого взрыва еще осталось чему гореть. На полянке стоит мой байк, метров пятьсот осталось, один рывок — и можно лететь домой. Только собралась бежать, как из-под обрыва вылетает боевой летун, чем-то похожий на амерский «Апач», и мой красавец-байк исчезает во вспышке взрыва. Я падаю на землю — засёк не засёк? Засёк! Сука, засёк!!! Летун отлетает метров на восемьсот и разворачивается. Дерьмище! Я здесь, в кустах, как на ладони, и мой карабин против этого гада — что рогатка, абсолютно бесполезен. Вот он наклонил корпус и начал заходить на меня. Стало так страшно, что нет сил сдвинуться…. Мамочки! Неужели всё?! Почему он не стреляет?..

Дымная стрела, прилетевшая из-за горизонта, бьёт летун в корму, и он, не долетев метров двухсот до меня, взрывается, разлетаясь на части. Несколько обломков падают рядом со мной. Один из них странной, округлой формы. Я подхожу и, разглядев его, зажмуриваюсь, тошнота подкатывает к горлу… это голова пилота в шлеме: глаза выпучены, рот открыт и искажён гримасой, из запёкшегося рваного мяса на месте шеи торчит кусок позвоночника.

Отхожу от находки, подавляя приступы тошноты. Блин! Как теперь добираться домой? Пешком — больше двадцати километров. Это часа два бежать, если не больше… но выхода нет. Над планетой идёт бой, и за мной никого не пошлют. Связь тоже не работает. В общем, беги Женя, беги! Барсик подходит к оторванной голове, принюхивается, бьёт её лапой — и голова, побрякивая шлемом по камням, катится со склона.

— Баська! Не трогай эту дрянь! И вообще, побежали домой.

Беру ориентиры и размеренным бегом отправляюсь домой, рядом легко движется кот.

Вдох на раз, два, три, четыре шага и выдох на раз, два, три, четыре… уже почти час в таком ритме, мимо проплывают кусты, куски скал и деревья предгорий. В небе не прекращающийся грохот боя, вспышки и вой двигателей, ПКО дерётся пока на равных. Связи нет — значит, над колонией висит «подавитель»[8]. И, пока он работает, мы будем без связи. От Леонова слышны глухие удары… что там так долбит? Млять! Как вспышка, всплывает воспоминание прошлой жизни — полигон, и как я, заслуженный пиджак[9], с пацанами-срочниками из экипажа, сидим и курим на броне своего старого Т-72, и слушаем, как на расстоянии трёх-четырёх километров работают САУ-2С3 «Акация». Так вот, звуки очень походили на выстрелы 152-милимметровых гаубиц! Они что, сюда гаубицы притащили?! Где они их взяли сейчас, в двадцать четвёртом веке? Или мне просто кажется?

Внезапно в небе, за облаками, разгорается ослепительно белое зарево, заливая всё вокруг магниево-белым светом. Подчиняясь импульсу интуиции, хватаю рыжего и забиваюсь в щель под камнями. Краем глаза вижу, как в облаках появляется и быстро растёт круг чистого сине-зелёного неба. Рыжий рядом лишь мелко дрожит, не издавая никаких звуков. Удар взрывной волны меня потряс, земля как будто подпрыгнула подо мной, закачалась, всё вокруг заволокло пылью, летели камни и ветки деревьев. Я, зажмурившись, молилась всем богам, чтоб на нас с рыжим не свалился какой-нибудь крупный обломок. Это же сколько мегатонн долбануло, что с такого большого расстояния до нас дошла настолько сильная ударная волна?! Похоже, термоядерный реактор крупного корабля рванул… Масс-генераторы взрываются гораздо скромнее.

Когда всё стихло, вылезаем с рыжим на тропу и видим картину разрухи. Вся тропа завалена обломками скал и камнями, валяются обломанные ветви деревьев, листья и прочий лесной мусор. В небе огромный круглый просвет в облаках, большая часть видимого неба чиста от кораблей и шаттлов пиратов, лишь на горизонте, около Гагарина, вроде как ещё кто-то висел в небе. Обхожу завал из веток и камней, мне открылась панорама нашей местности. Над Леоновым висел транспорт, весь окутанный дымом, скособочившись, странно вздрагивая. Вижу, как корабль пытается сесть, но это не получается, он заваливается на левый борт, переворачивается и падает на город. Виден взрыв, город заволакивает пылью вперемешку с чёрным дымом. Запоздало приходит волна страха, в ней перемешались чувства Ивана, матерей, Вэсил и Рэйан, и особенно сильно — от Сэй.

Внезапно их чувства гаснут, как перегорающая лампочка — вспышка и мрак. У меня подкашиваются ноги, падаю на колени и кричу, дико надрывая связки, пытаясь криком задавить жуткую душевную боль. Перед глазами всё плывёт и качается. Пиликает коммуникатор. До меня сначала не доходит, но постепенно я беру себя в руки и отвечаю на вызов.

— Женька! Женька, доченька! Ты меня слышишь? — звучит в ухе голос отца.

— Да, папка, — сиплю я.

— С тобой всё в порядке? Ты цела?

— Да. Только байк пираты разбили. Бегу домой пешком. Папка! Папка-а-а!

— Женька! В посёлок не суйся, оставайся в предгорьях. К тебе идут Лёшка и девочки, у Алексея — ключ-карта от убежища в горах, он вас туда проводит. Там и отсидитесь, пока всё не закончится.

— Папка-а! На город упал корабль… и мама! И все остальные…

— Что «все остальные»? — спрашивает отец тихим голосом. На заднем плане слышен грохот карабина, стреляющего очередями, и дикие матюги на кварианском, единственным приличным словом из которых было всем известное «бош’тет». — Женька, что случилось?

— Папка… После того, как корабль упал, я почувствовала сильный страх мамы и остальных, и после этого я их больше не чувствую. Совсем не чувствую! Как будто их нет…

— Женька, может, твоя чуйка тебя подводит? Мало ли, что там случилось…

— Папка! Ты просто не понимаешь! За столько лет вы все стали частью меня, все: и ты, и Дакар, и Денис… что говорить, я даже Хэма и дедушку чувствую через пол галактики, слабо, но чувствую — это как ниточки паутины ко всем вам. А тут — ничего… Пустота… Мрак.

— Может, ты ошибаешься, или просто чего-то не знаешь? — из голоса отца пропадают эмоции.

— Не знаю, папка! Мне просто больно! И я не знаю, что может экранировать эмпатию… Ведь даже огромные расстояния — не преграда.

— Женька, соберись! — говорит отец. — Сейчас встреть Алексея, девочек, и уходите в горы. Когда все закончится, разберёмся. И да, на нас напали не пираты — это наёмники и бандиты. Им нужна ты, дочь.

— Я?!

— Один из их главарей предлагал отдать тебя, и они уйдут. Я думаю, что это «Цербер». Эти суки узнали про тебя и твои таланты. Так что не попадайся им, договорились?!

— Хорошо, папка.

— Капитан Шепард, отбой.

Сквозь расстояние я чувствую боль отца, она сменяется гневом и холодной рассудительной яростью, через некоторое время ярость охватывает Дениса и Дакара. От Коэла приходит дикая душевная боль, смешанная с бешенством — и я вспоминаю, что Саэр тоже улетела со всеми женщинами. Видимо, отец рассказал им обо всём, что услышал от меня. В этом потоке гнева и боли с трудом вычленяю чувства Лёшки и девчонок. От брата тянет гневом, злостью и лёгким страхом, это он за девочек, скорее всего, волнуется. От сестры и подруги — только страх. Чёрт, за ними наверняка кто-то гонится, а серьёзный ствол только у брата — это выданная из городского арсенала «Цунами IV». Шериф Грейсон, по приказу губернатора, вооружил всех, у кого, по той или иной причине, своего ствола не было, в их число попали братья. Давлю в себе чувства. Вставай, Женька, вставай, блять, и бегом — навстречу брату, сестре и подруге! У тебя карабин, и ты подготовленный биотик, а распустила сопли! Сильно бью себя рукой по щеке, боль заставляет собраться, встаю и изо всех сил бегу к мосту.

Мост уже далеко позади, впереди слышны звуки перестрелки — долбят из штурмовых винтовок и дробовиков, похоже, что молотят бессистемно, просто наудачу. Тропа впереди идёт серпантином, за которым тянется долгий спуск, заваленный обломками скал и заросший кустарником. Река отвернула направо и ушла в густые леса предгорий. Подкрадываюсь к склону и, прячась за камнем, выглядываю. Вижу человека, сидящего за камнями, и пару десятков разумных, полукругом подкрадывающихся к нему, до него метров четыреста, а до остальных — почти шестьсот. Беру карабин и смотрю в прицел. За камнями — Лёшка, на светлой форме большое кровавое пятно, но брат бодр и ведёт бой.

Вот один из пиратов пытается перебежать, но брат короткой очередью срезает его — от пирата летят куски брони, и тело мешком, лишённым костей, катится вниз по склону, пока его не останавливает большой валун. Остальные пираты открывают суматошный огонь в сторону позиции брата. Летят куски камней и пыль от попаданий. До меня далеко, и вряд ли они меня заметили. Поворачиваюсь к коту, вспоминаю, как отец учил активировать боевой режим у КАДИС: — Барс, боевой режим. Все чужие — враги, атака без ограничений. Вперед!

Кот припадает к земле, мышцы под действием химии имплантатов вздуваются, шерсть на загривке встаёт дыбом. Издав шипение, которому позавидует даже компрессор, кот срывается в атаку. Наконец-то, у него появился враг, которого можно убить. Зрелище невероятное — прыгая по камням, кот быстрой рысью выходит на рубеж атаки. Его движения плавны и лаконичны. Затем следует сама атака — с расстояния метров в двести он еще разгоняется, скорость достигает километров ста. Живая рыжая торпеда сбивает пирата с ног, молниеносное движение головой — и из перегрызенного горла бьет фонтан крови. Прыжок к следующему и удар по лицу лапой — дикий крик разносится по предгорьям, пират катается по камням, зажимая окровавленное лицо ладонями… этот больше не боец. Кот же скрывается в кустах.

Пираты напуганы, они останавливаются и бестолково шарят стволами вокруг, лишь один продолжает тихонько подкрадываться к брату. Видно, что его броня лучше и новее, и в руках у него, судя по меткам на ложе, «Ковалёв», а это — любимая штурмовая винтовка наёмников. Пока пираты отвлекают брата, этот гад решил зайти ему в тыл. Добро пожаловать, сволочь. Отцепляю от пояса съёмные сошки, креплю к ложу. Ложусь на землю, переключаю карабин на крупный калибр, выставляю бронебойную пулю и 40 % импульса, целюсь. До наёмника — шестьсот метров, брат его не видит, а у меня он, как на ладони. Выстрел! Этот гад, видимо, что-то почувствовал, но увернуться времени ему не хватило — только начал движение, как лопнул кинетический щит, и тяжёлая пуля проломила броню в районе поясницы, вместо груди, наёмника отбросило за кусты.

До пиратов долетел звук выстрела, они увидели падающее тело и крики тех, кого находил в кустах рыжий. Уродов охватила такая паника, что я почувствовала её, несмотря на расстояние. Жрите, суки! Переключаюсь на основной калибр и начинаю их, как в тире, отстреливать. Выстрел, толчок приклада — и голова пирата разлетается брызгами. Я бью ударными пулями, чтобы нанести максимальный ущерб. Щитов у них нет, а броня — одно название, многие даже без шлемов. Похоже, что прошли адаптацию к нашим условиям, но вам, твари, это не поможет…

Любые попытки сбежать пресекает брат — то один, то другой пират, в попытке встать и убежать, получает очередь в спину от Лёшки. Они кричали и метались, пока я методично выцеливала каждого. No pity, no mercy, no regret. Щёлкнул затвор термоотсека, и багровая таблетка термоклипсы отлетела в сторону. Пусть потом будет откат, но сейчас главное — уничтожить врага. Минут за пятнадцать перебили всех, благо моя господствующая высота не давала пиратам спрятаться за камнями, а крупные глыбы были ближе к склону, и там засел брат. Опытные наёмники сразу бы пошли в атаку и, хоть с большими потерями, смогли бы укрыться от моего огня на позиции брата. А эти, потеряв командира, лишь орали и стреляли во все стороны от страха. Клошары жопоголовые, тупое пиратское мясо! Проверив склон на наличие уцелевших врагов, и не обнаружив ни одного, кроме орущего благим матом слепца, бегом отправилась к брату. Лёшка сидел, привалившись к камню спиной, и спокойно, как-то даже отрешённо смотрел на меня. Подбежала к нему и присев рядом, спросила:

— Ты как, Лёша? — брат, улыбнувшись, провёл рукой по моей щеке.

— У тебя всё лицо в разводах Лисёнок… ты что, плакала? Почему? Что-то случилось?

— Мамы и младшие, и Рэй с Васей, и Саэр… — начинаю снова реветь… долбаный откат!

— Что с ними?

— Там корабль упал на город… и я их после этого больше не чувствую. Тебя чувствую, папку с Дакаром, бабушку, даже деда с Хэмом и Тамом, Джинни и Наин чувствую, а их всех — нет! — голос срывается на крик.

— Херово! Ты думаешь, что они погибли?

— Не знаю-у-у-у! — вою от горя и отката, брат прижимает меня к себе.

— Тише, тише, Лисёнок. Пока мёртвыми не увидим, считаем живыми. Поняла?

— Да.

— Зер гут! Помоги мне, — брат, опираясь на меня, пытается встать, но ноги разъезжаются и он падает обратно на землю.

— Чёрт. Вот и расплата наступила.

— Какая расплата, Лёшка? За что расплата?

— За силу, скорость и за желание подороже продать жизнь.

Я непонимающе смотрю на брата.

— Думал, что прокатит… но нет. Придётся вам, девчонки, дальше без меня. Найди их, Женька — они вдоль реки лесом идут, а я этих уродов за собой увёл.

— Что прокатит, Лёшка? Что с тобой?

— Ты знаешь, что такое «биофорсаж»?

— Нет, не знаю. Что это?

— Специальная техника, временно усиливающая все параметры бойца: силу, скорость, реакцию. Используется десантом в кризисных ситуациях. Но за всё надо платить — закон сохранения энергии ещё не отменили.

— И ты, раненый, её использовал? Ты с ума сошёл!

— Я же не знал, что ты рядом. К смерти готовился… Дело не в том, что я её вообще использовал. Я воспользовался «биофорсажем» два раза подряд, и, кажется, что здесь и останусь.

Брат начинает заваливаться в сторону, я хватаю его и придерживаю в сидячем положении. Алексей включает инструметрон и быстро что-то набирает, не глядя.

— Женька, включи инструметрон — я сброшу тебе местоположение убежища, и достань из моего кармана ключ-карту.

Пищит инструметрон, сообщая о приёме информации. Я смотрю на брата — его лицо стремительно бледнеет.

— Лешка, ты же не умрёшь? Скажи, что это не так!

— Ключ-карта, Женька.

Я вытаскиваю из нагрудного кармана его формы ключ карту — чёрный прямоугольник с двумя магнитными полосами.

— Пароль: «Хронос», Женька, запомни! Хотя о чём это я, ты всегда всё запоминаешь, — дыхание брата становится прерывистым, взгляд тускнеет, но в чувствах спокойствие с лёгким налетом сожаления.

— Алёша, не умирай, пожалуйста! Брат! Прошу тебя!

— Прости, Женька, я…

Его дыхание останавливается. Я чувствую, как с тоненьким звоном лопается струна, связывающая меня с братом, эмоции его гаснут, как пламя свечи от ветра. Сижу на земле, обняв голову брата, и покачиваюсь. Хочется выть, но только слёзы текут по щекам. Где-то в стороне слышу причитания ослеплённого пирата. Внезапно раздаётся выстрел, и я чувствую вспышку боли от Барсика. Вскакиваю. Что, кого-то не добили?! Опускаю брата и бегу в сторону выстрела — там как раз кусты, в которые улетел наёмник.

Держа карабин на изготовку, медленно обхожу кусты и вижу наёмника. Тяжёлая пуля на выходе разворотила ему всю брюшину, сизые внутренности змеями валяются на земле и ногах, видимо, лишь медблок брони не дал этой сволочи сдохнуть от болевого шока. Он сидит, привалившись к валуну, целясь в меня из пистолета, но его рука ходит ходуном и в итоге падает на землю. Вся земля вокруг его тела залита кровью.

— Что, сучка рыжая, достала меня, да! — сипит наёмник. — Но ничего, зато я твоего кота подстрелил, ха-ха-кха-кха-кх. Классный у тебя кот, как тачка дорогая стоит! Сдохну теперь тут у вас, в этой дыре на краю вселенной, как собака. Знал бы, что вы тут все такие бешеные — послал бы Патрика куда подальше, да поздно. Кха-кха-кха-кх. Блять.

Быстро подхожу к наёмнику и пинком выбиваю пистолет из лежащей руки. Отхожу обратно, держа его на прицеле, наёмник провожает меня внимательным взглядом.

— Это ты молодец, девка! Это правильно. Старина Джок может и в спину пальнуть, мне один хрен подыхать, так хоть кого-то с собой заберу. Почему не тебя?! Эх, повелся на деньги… хотя за тебя такие бабки церберовцы отвалили… правда, за живую. Ничего, тут где-то ещё Муса и Патрик с отрепьем пиратским шарятся. Поймают они тебя, рыжая. Жаль, не увижу, как тебя Муса оприходует. Любит он сучек малолетних драть. Кобелина уродливый… Хе-хе-хе-кха-кха-кх!

Стреляю навскидку — пуля попадает наёмнику в лоб, и затылок разлетается, разбрасывая вокруг куски костей и ошмётки мозгов.

— Сдохни, тварь! — и снова нет эмоций, будто таракана раздавила. Тело заваливается набок, и какое-то время дёргается в конвульсиях, из левой руки выкатывается цилиндрик плазменной гранаты. Повинуясь импульсу интуиции, подхожу — за спиной, на броне, у наёмника стандартный носимый бокс с амуницией. Щёлкаю магнитным захватом — и бокс у меня в руках. Тяжёлый, гадство! Оттаскиваю бокс в сторону от дохлого наёмника и вскрываю. Защита на замке так себе, от ребёнка только защитит. Сэй такой замок с закрытыми глазами за пять секунд вскроет. Сэй! Зажмуриваюсь, слёзы сами текут сквозь закрытые веки. — Сволочи! Ненавижу! — в боксе: универсальная армейская аптечка с блоком автоматической диагностики, турианский боевой нож, фляга — судя по запаху, в ней виски… Нахера ему три литра виски на выходе?! Пластиковый контейнер, набитый цилиндриками кассет с термоклипсами, и какой-то тяжелый металлический кейс.

Бросаю всё, хватаю аптечку и бегу искать кота. Он недалеко. Пистолетная пуля пробила его навылет, повреждены оба лёгких, кот лежит на боку и часто дышит, на губах и носу кровавая пена. Бросаюсь к нему, прижимаю к боку аптечку. Пищит блок авто-диагностики, затем следуют несколько щелчков и длинный шипящий звук. Рыжий вздрагивает. Из торца аптечки выскакивает цилиндрик бинта, а на экране появляется надпись: «Состояние стабилизировано, необходима перевязка и госпитализация».

Приподнимаю кота, кладу на колени и начинаю перевязывать — извожу весь рулончик, но раны закрыты плотным слоем бинта. Барсик без сознания. Убираю аптечку в рюкзак. Беру кота на руки и несу на полянку в камнях, к Лёшке. Рыжий очень тяжелый, но я всё равно несу его, сжав зубы. Выхожу на поляну — брат лежит на боку, серые глаза, не мигая, смотрят вдаль. Подхожу, кладу кота, переворачиваю брата на спину, аккуратно укладываю ноги, руки укладываю на грудь и под них кладу винтовку. Ветер треплет отросшую чёлку тёмно русых волос, серые глаза спокойны. Закрываю их ладонью.

— Прощай, Алёша, — руки дрожат, меня вообще всю трясёт. Подхватываю кота биотикой и кладу рядом с братом. Спасатели будут искать — найдут их по сигналам инструметрона и коммуникатора брата. Целую Лёшку в лоб, а Барсика — в окровавленный нос. Прости меня, котенька, может быть, наши успеют тебя спасти… Встаю и бегом бегу к боксу наёмника, там упаковываю в рюкзак турианский нож, кейс с термоклипсами и странный металлический ящичек. Обшариваю у трупа пояс и забираю с него пластиковый бокс с металлической пудрой. Пусть у меня есть запасной, но, я уверена, мне пригодятся оба. — Вперёд, Женька, надо найти девчонок! — говорю сама себе.

Уже с полчаса перебежками двигаюсь вдоль кромки деревьев. Пытаюсь ориентироваться на эмоции сестры и подруги, но всё осложняет поток гнева, ярости и злости, идущий от отцов и соседей с братом. Во всё это вплетается холодная ярость бабушки… что, чёрт возьми, у них там происходит?! От Наин и Джинни тянет всё усиливающимся страхом. Господи, дай мне возможность им помочь, пусть они убегут! Внезапно грудь разрывает боль, чувство безмерного удивления и обиды. От неожиданности я шлепаюсь плашмя на камни, хватая ртом ставший вдруг плотным, как вода, воздух. Боль постепенно затихает, и вместе с ней рвётся ещё одна ниточка в душе… Я тянусь к своим, пытаясь понять, кто?.. Денис! Нет, нет, нет!!!

Лежу на камнях, глотая воздух вперемешку со слезами. Кое-как собрав свои чувства, встаю и продолжаю идти к сестре. Впереди, в паре километров, излучина, заросшая лесом. Река глубоко внизу, до неё там метров пятнадцать. От излучины приходит волна дикого страха, после которой я, чуть ли не взрываясь болью, падаю на колени. В глазах темно, но боли уже нет… как и нет больше ниточки к Наин. Только от Джинни продолжает тянуть диким страхом, переходящим в животный ужас.

Встаю и на заплетающихся ногах бреду на чувства — они бьют в меня как кувалда. Пытаюсь закрыться, но ничего не получается. За ужасом приходит боль — она впивается мне в пах, кажется, что мне внутрь засунули кол, и вращают его. Может, это помогло, а может, что-то другое, но я смогла поставить полный щит — боль ушла, чужие чувства перестали волновать. Встаю и быстро иду к излучине. Вижу кого-то, падаю, снимаю карабин и в прицел разглядываю.

На поляне у обрыва стоит здоровый чернявый пират, застёгивая ширинку на штанах. Рядом, на бревне, сидят два батарианца и смотрят на другой берег. Человек что-то говорит батарианцам, они сквозь зубы отвечают, тот лишь смеётся в ответ. Из брони на нём — только кираса. Ставлю ударную пулю в крупном калибре, навожу этому прямо в лицо. До гада — восемьсот тридцать метров. Урод что-то снова говорит, достаёт пистолет и стреляет по кому-то, лежащему на земле. Резкая боль в груди не мешает мне целиться. Бум-м! Голова чернявого разлетается на части. Бум-м! Бум-м! Батарианцев сносит с бревна. Из кустов вскакивает ещё один пират и бежит к лесу. Бум-м! Пуля бьёт в основание шеи, и голова просто отваливается — безголовое тело, сделав несколько шагов, падает, продолжая сучить ногами и фонтанировать кровью. Плечо болит — стрельба крупным калибром не прошла даром.

Карабин в захваты на спине и бегом на поляну. При виде бессознательной Джинни защита слетает с меня, и я, завывая и путаясь в защёлках, достаю из рюкзака аптечку. «Раса не опознана, лечение невозможно», — мигает надпись на экране. Кидаюсь к пиратам — может, у них есть хоть что-нибудь… Один пуст, у второго лишь блок экстренной помощи на поясе — срываю его и бегу обратно к Джинни. Прикладываю и нажимаю подряд все три кнопки: панацелин, стимулятор, анальгетик. Блок пшикает, тело подруги выгибается, но дыхание становится ровнее. Вспоминаю лекции отца по экстренной медицине. На экране аптечки дважды щёлкаю по иконке «бинт». Выскакивают два цилиндрика. Снова два нажатия, теперь — на иконку «пластырь». Выскакивают два маленьких пакетика. Приподымаю подругу, стираю кровь с ран на груди и спине остатками её же майки, заклеиваю входное и выходное отверстия и начинаю бинтовать. Прозрачная лента бинта туго ложится на грудь Джинни. С повязкой всё. Вспоминаю, что панацелин универсален, и подходит батарианцам без ограничений. Снова беру аптечку и дважды бью пальцем по иконке панацелина — из торца выскакивают цилиндрики пневмоиньекторов. Использую оба. Бережно кладу подругу на землю.

Подхожу и переворачиваю труп чернявого наёмника. За его спиной стандартный бокс. Вскрываю его, не снимая, достаю ещё один металлический кейс, новую аптечку и (о, радость!) трёхлитровую флягу с водой. Осматриваюсь — нужна какая-то тряпка… но ничего не нахожу, рядом только заляпанное грязью и кровью бельё Джинни. Расстёгиваю свой уник и стягиваю с себя футболку. Намочив её, смываю с тела Джинни разводы крови и грязи. В паху у подруги — жуткая смесь крови и спермы. Смываю. И на меня накатывает дикая злоба. Вскакиваю и начинаю пинать труп наёмника:

— Слишком легко я тебя убила! Надо было тебе, сучья тварь, в пах засадить, чтобы тебе твой ебаный трахальник разворотило!!!

Останавливает меня тихий голос Джины:

— Женька! Женька, это ты?

Падаю рядом с подругой на колени.

— Джинни! Джинни, как ты?! Скажи, где болит? Что мне сделать? Где твой уник? И где… где Наинэ?

— Болит грудь, и дышать тяжело, ещё… там болит, но совсем слабо. Уник в кусты этот здоровый выбросил, и ботинки туда-же, и рюкзак мой — в нем еда и спальники.

Я иду по кустам, подбираю уник и ботинки с рюкзаком, возвращаюсь. Помогаю Джине одеться, отдаю своё запасное бельё, надеваю ей ботинки. Усаживаю, привалив к бревну, на котором сидели батарианцы.

— Джинни, где Наинэ?

Подруга зажмуривается, из глаз текут слёзы.

— Она… она спрыгнула, Жень. Туда, в обрыв…

— Что?! — как сомнамбула подхожу к обрыву, держась за ветки куста, выглядываю — на пятнадцатиметровой глубине, с краю речного потока, вижу лежащую фигурку Наин. Понимаю, что падение с высоты пятиэтажного дома, скорее всего, смертельно — даже для турианки, с её меньшим весом и более крепкими костями.

— Она двоих из них застрелила. Когда они нас догнали и окружили, обещали с неё кожу содрать. Вот она и спрыгнула, — захлёбываясь слезами, говорит Джинни. — Женя, а где Алёша? Ты его видела?

Отхожу от обрыва и сажусь рядом с Джинни.

— Его убили, солнышко… Пираты убили, там, у серпантина.

Джинни начинает реветь в голос, захлёбываясь слезами. Обнимаю её, прижимаю к себе и реву вместе с ней. Интуиция настойчиво давит — надо срочно уходить отсюда.

— Джинни, ты идти сможешь? Надо срочно уходить отсюда!

— Сейчас попробую, — Джина встаёт и, сделав пару шагов, опускается на корточки. — Голова кружится, Жень… нет, не смогу я идти. Оставь меня здесь, а сама уходи.

— Ты сдурела?! Хорошо подумала, прежде чем мне такое предлагать?! — чувствую, что злюсь и повышаю голос. Она снова начинает плакать.

— Давай так, — я складываю в свой рюкзак второй найденный кейс, новую аптечку, спальники и еду из рюкзака Джинни. — Надевай! — и помогаю надеть подруге рюкзак. — Обними меня за шею, Джинни, — подруга обвивает мою шею руками. Подхватываю её за ноги и быстрым шагом иду к мосту.

— Вот видишь, солнышко, ты несёшь рюкзак, а я несу тебя! Карабин не давит, Джинни?

— Нет, всё хорошо. Теперь я у тебя Чебурашка, а ты — крокодил Гена?

— Мелковата я для Гены! Так, крокодильчик…

Спустя двадцать минут подходим к серпантину.

— Жень, а почему ты меня биотикой не несёшь?

— Такая переноска требует концентрации, Джинни. А после взрыва «подавителя» вся тропа камнями завалена — мне под ноги надо смотреть, какая уж тут концентрация? Всё, не отвлекай меня. К серпантину подошли.

На вершине оборачиваюсь, в камнях вижу лежащих Алёшу и Барсика.

— Это Алёша? — прозвучал голос подруги у уха.

— Да, солнышко, а рядом Барсик. Котя ещё жив — надеюсь, наши успеют его спасти.

— И ты его бросишь?!

— Джинни, я люблю кота! Но тебя я люблю больше, так что ты — первая в очереди на спасение. А Барсик… будем надеяться на удачу, и да не оставят нас Духи.

— Да не оставят, — шепчет она.

Сижу на корточках у моста и быстро, как могу, кручу тальреп троса — один уже ослаблен, осталось докрутить второй. Любой, кто пойдет по мосту, рискует свалиться в реку, когда тросы отцепятся. Надеюсь, этот кто-то будет не один!

— Вижу движение у серпантина! Там кто-то идет, и их много, Женька, — говорит сидящая с биноклем Джинни.

Руки работают ещё быстрее, интуиция подсказывает, что пора остановиться. Встаю, подхватываю Джинни и изо всех сил бегу к повороту на плато. Там, за камнями, будет хорошая позиция: до моста — шестьсот метров, а до тропы на том берегу — около семисот. Из-за камней весь поворот реки виден, как на ладони, а это — полтора километра. Надеюсь, что смогу положить всех, кто сюда припрётся. Снайперок у пиратов нет, а от штурмовой винтовки или, тем более, дробовика на таком расстоянии нет никакого толку, только в небо палить. Ещё Эл, наверное, смог бы куда-то попасть, но вряд ли у пиратов есть кто-то, подобный нашему Хартману. Аккуратно усаживаю Джинни. В глазах красно и летают чёрные мухи, сердце бухает так, что, кажется, сейчас выпрыгнет из груди.

— Женька, ты как?

— Ща помру, как загнанная лошадь… Я за сегодня уже километров сорок набегала. И, как минимум, три — тебя несла, — говорю я, тяжело дыша. — Сейчас отдышусь, и будем готовить позицию.

— Почему не уйдём?

— Не успеем — догонят. Тут — единственное место, где у нас преимущество. Если смогут переправиться, то нас задавят числом.

— Но ты же — биотик?

— Одно название я сейчас, а не биотик… На пару мощных воздействий меня, может, хватит — и всё. Только они не дадут мне их произвести. Прижмут огнём — и амба. Так что, Джинни, наше спасение — в расстоянии. Сможем удержать гадов на том берегу — победим. Если нет, то конец нам с тобою…

— Жень, ты же говорила, что нужна им живой!

— А ты — нет! Я же лучше сдохну здесь, чем в лаборатории «Цербера» — хоть мучиться меньше. Вот что, солнышко моё, бери бинокль — будешь, как тогда, в тире, мне целеуказания давать. Хорошо?

— Конечно, Жень! Я…

— Знаю — самый лучший второй номер, ага?

— Ага!

Раскатываем спальники, ложусь в него сама и помогаю влезть Джинни — ткань скроет тепловую сигнатуру. Срезаю несколько веток с кустов вокруг и кладу перед лёжкой.

— Видимость нормальная, Джин?

— Всё замечательно. Хорошо, у деда карабин без баллистического вычислителя — хоть делом занята буду. Сама как, готова?

— Готова, ты же знаешь — я сама себе вычислитель. Ждём.

Через несколько минут видим бегущих пиратов. У большинства — изможденный вид и разводы пота на лицах. Лишь один, одетый в среднюю броню, выглядит хорошо, его лицо спрятано за закрытым шлемом. Хм, а пират адаптацию не прошёл… однако выглядит бодро, несмотря на то, что в задраенной броне бегать тяжко. Смотрю на него через прицел — он начинает нервничать и заходит за пиратов, прикрываясь ими. Силён, курилка — почуял меня!

— Жень, этот, здоровый… он как будто на прогулку вышел. Все остальные рядом с ним — как дворняги рядом с Полканом.

— Ага. Церберовец, наверное — ходят слухи, эти уроды своих людей в киборгов переделывают. Вот и этот, наверное, уже наполовину машина… а то и больше, чем наполовину.

— Ужас какой!

— Сейчас они на мост полезут. Как тросы отцепятся — я тех, что на мосту, сниму, а после уже жду от тебя целеуказаний. Гут?

— Яволь, майне херрен!

Тихонько смеюсь. Джинни лишь зыркает на меня в ответ.

Пираты полезли на мост — шестеро, идут друг за другом, держась за перила. Вот прошли середину и стали приближаться к нашему берегу. Я включаю полный щит, эмоции уходят. Лишь чувствую, как у Джинни, при взгляде мне в глаза, азарт заменяется холодной отрешённостью. Несмотря на всю её мягкость, она — такое же дитя Мендуара, как я. Сегодня враги с того берега реки убили её мать, друзей, подругу, вдобавок — изнасиловали её саму. Ни один мускул не дрогнет у моей подруги-художницы, выдающей мне цели. Для неё не будет людей или батарианцев, все они — враги, и подлежат уничтожению. Без жалости и сомнений.

Тросы отцепляются, мост провисает и перекашивается. Двое пиратов, вопя, летят в реку с девятиметровой высоты. Остальные вцепляются в оставшиеся натянутыми тросы руками — и я, как в тире, отстреливаю всех висящих, одного за другим. Бамм, бамм, бамм, бамм! И они, оглашая пропасть истошными воплями, падают вниз. В добрый путь! Я из нашей речки еле выбралась, а вам, господа в броне, не светит вообще ничего…

Пираты на берегу в панике разбегаются за камни и начинают палить в сторону камней у моста. Видимо, эхо исказило звук — и им показалось, что мы там.

От Джинни слышу:

— Цель на два часа, семьсот сорок, за серым камнем. Ветер: двенадцать, встречный. Превышение: двадцать.

Навожусь… бамм! И розовое облачко говорит мне о попадании.

— На тринадцать, в валунах, восемьсот. Ветер: одиннадцать, встречный справа. Превышение: девятнадцать.

Перенос маркера… бамм! Карабин толкает меня в плечо — и пират утыкается лицом в камни.

Роберт «Клык» Таннер, оперативник «Цербера» (Мендуар, 22 августа 2366 г.)

Это дело воняло с самого начала. Роб не любил такого типа дела, но однозначный приказ Призрака не оставил ему выбора. После очередного ранения Роберта выпнули из ВКС в отставку, и он, тридцатилетний инвалид, оказался на улице, без гроша в кармане и с мизерной пенсией. Какое-то время Роб пил, пытаясь на дне бутылки найти решение своих проблем, перебиваясь случайными заработками и жильём в самой дешёвой ночлежке на задворках Денвера. Там его нашли эмиссары «Цербера», и, после непродолжительного торга, он уехал с ними. Затем — лаборатория и полгода пыток под названием «восстановительные процедуры», где в него натолкали имплантов, что вернуло Роберту былую силу. Две недели назад Призрак отозвал его с «Бека» на станцию «Хронос», и там лично выдал задание.

— Запомните, Роберт, ваше задание — привезти сюда девочку. Привезти живую и здоровую. Вы можете потерять всех выделенных вам людей (потери среди пиратов вообще некритичны), но она должна быть здесь. Вам всё понятно?

— Так точно, сэр! Разрешите вопрос, сэр?

— Задавайте.

— Чем она так важна?

— Этот ребёнок — чудо, мистер Таннер. Мой человек год собирал данные о ней, сидя в колонии. Она — будущее нашей расы, её таланты должны служить всему человечеству. Надеюсь, что ученые разберутся, как передать её способности другим людям. Её потеря для нас неприемлема.

Призрак не лгал — своим куцым даром Роб чувствовал, что ему говорят правду. Это он хорошо задвинул — насчёт человечества… только вот, по собственным наблюдениям Роберта, большую часть людей интересовали, как и тысячи лет назад, лишь жратва, выпивка, секс, и плевать им на всех остальных с высокой тумбочки…

Прибыв в точку сбора флота вторжения, Роб мог только ругаться. Из этой банды, которая собралась атаковать колонию, большая часть сброда даже стрелять толком не умела, а о таком понятии, как дисциплина, они не слышали вообще никогда.

Проблемы начались сразу, ещё до выхода на орбиту — местные, на трёх корветах, сумели так повредить один из крейсеров пиратов, что он беспомощной тушей просто повис в пространстве. Два оставшихся так умело связали боем, что о поддержке с воздуха можно было забыть… и, самое главное, осталась полностью активной система ПКО колонии. Естественно, она устроила нападавшим настоящую преисподнюю!

Летя в челноке к поверхности, Роб молился всем богам, чтобы миновала его ракета мобильных ЗРК, как выяснилось, густо натыканных в лесах колонии, и снаряд орудия ПКО — этот раскалённый вольфрамовый штырь, летящий с гиперзвуковой скоростью.

«Они нас ждали, — свербила мысль. — Ждали и готовились».

Из рубки неслась ругань, челнок болтало из стороны в сторону. Один из пилотов высунулся из проема и заорал:

— К городу не подойти, третьего уже ссадили. Сядем в трёх-четырёх километрах от цели, дальше — топайте пешком. Понятно?

— Так точно! Садись давай.

Пилот кивнул и скрылся в рубке.

«Вот, Майки, ты и получил своё… — подумал Роб. Майк Хэплорн был его напарником в этой миссии. Остальные наёмники не имели к „Церберу“ никакого отношения. — Теперь, Роб, ты командуешь единолично. Херово».

На каналах связи царил гвалт с нотками паники, все орали на всех. Пираты высаживались, где попало, и тут же попадали под огонь местных — отряды милиции устроили пиратам жаркую встречу. Подавитель вошёл в атмосферу и вышел на рабочий режим, но на эффективности действий местных это почему-то не сказалось совершенно…

Панические вопли командиров пиратских групп, безжалостно истребляемых местной милицией, заполнили весь эфир.

«Во дают фермеры! У них тут что, одни отставники в колонистах? Такая жара — с самого начала… что дальше будет? Ведь пираты — это не армия, которая, благодаря дисциплине, может сжать зубы и, несмотря на потери, переломить ситуацию, — сердце кольнуло нехорошим предчувствием. — А не станет ли Мендуар твоей могилой, Робби?»

Высадившись, собрались в компактную группу и пошли к точке рандеву — какому-то местному ранчо, где, вместе с родителями, жила объект. Роберт знал, что в городе работают ещё несколько групп, но у них объектом был местный шериф, как-то связанный с беглецом из «Цербера» — Грейсоном. В кубрике обсуждали, что с помощью местного шерифа попытаются выманить ренегата. Тот ему, вроде как, брат. В авангарде началась и неуклонно нарастала стрельба и крики, близко полетели пули. Роберт спрятался за толстым деревом, а вот один из пиратов не успел, и его голова, вместе со шлемом, разлетелась на части.

«Охренеть! — пронеслась мысль. — Это какой же калибр?»

Минут десять сотня пиратов с наёмниками сбивали заслон местной милиции и, потеряв почти десяток, смогла-таки задавить местных. Проходя мимо, Роб разглядел их оружие: у одного батарианца был «XAR-240», по виду, в гражданском исполнении, а у лежащей рядом турианки — обычная «Цунами IV».

«Нехило вооружена милиция — эта экспериментальная штурмовка под десяток штук стоит… но свои деньги она отрабатывает на все сто. Если хоть половина милиции с ними — нам кранты».

Эти, по виду, обычные работяги наколотили восьмерых, и ещё трое — уже не бойцы. Один из пиратов подошёл к мертвецам и, видимо, решил отрезать от турианки кусочек на сувенир. Достав боевой нож, Роб объяснил уроду всю глубину его ошибки. После этого уже ни один не подходил к погибшим, а на Роберта смотрели со страхом и ненавистью — он их хорошо чувствовал. Плевать на эти куски дерьма — он всё равно собирался по завершении миссии тех из них, кто выживет, зачистить. Лично. На всякий пожарный, как говорится.

Вот и искомое ранчо — несколько модульных домов, стоящих по двум улицам. Окна закрыты рольставнями, горят красные голограммы на дверях. Складывается ощущение, что здесь никого нет, однако Роб чувствовал присутствие — это умение у него от бабушки. Чувство взгляда на него, через прицел. Роберт скомандовал остальным рассредоточиться и медленно заходить в посёлок.

Это кошмар! Это не посёлок, это — чёртова крепость! Уже больше двадцати пиратов кучами тряпья валяются на улице. Местные оказывают ожесточённейшее сопротивление. Заперевшись в одном из домов и опустив ставни так, что остались лишь узкие щели, ведут прицельный огонь. На малейшее шевеление следовал выстрел, и пиратов становилось всё меньше. Гранату не закинешь, отскочит от ставен — они пружинят. Да и близко не подойти — мигом снимут. Трупы непонятливых показали остальным тщетность попыток, да и объект повредить боязно. Призрак очень доходчиво объяснил, что будет с Робертом в случае гибели цели.

В начале боя, заметив небольшую группку местных, удирающих в предгорья, Роб отправил за ними двоих наёмников и человек под тридцать пиратов. После рванул «подавитель», и связь у нападавших накрылась совсем. От ушедшей группы не было никаких вестей. Измочаленный дом продолжал огрызаться огнём, парочка пиратов, попытавшихся пробраться через задний двор, была задавлена здоровенным псом. Просматривая позже трёхсекундную запись этого события с визора шлема, Роб разглядел пса — и почувствовал, как на затылке волосы встали дыбом… Это же «страж»! Какого хера, чёртова куча дерьма, что же тут за семейка?! Такие псы были неимоверной редкостью — на одной из церберовских баз периметр охраняли две такие собачки, и обошлись они администрации в несколько лимонов кредитов и напрочь отдавленные кнопки корпоративных связей.

На неоднократные предложения добром отдать девчонку, из дома летели пожелания на всех известных языках, с указаниями, куда именно Робу следует отправиться, прихватив с собой заодно пиратов.

Он подозвал одного из наёмников.

— Патрик, остаёшься здесь, твоя задача — не выпустить местных и не позволить им ударить нам в спину. Понял?

— Но босс, девка наверняка у них, и если ты уйдёшь с половиной оставшихся в горы, у меня почти нет шансов её выцарапать, — заволновался наёмник.

— Нет её здесь. Я это чую, и группа наша в горах не отвечает. Не могли же трое непонятных местных завалить всех? Компаньоны твои, вроде, птицы стреляные — не должны подставиться. Как думаешь?

— Да хрен их знает… Муса больше яйцами думает, хотя боец злой. А Джок — вообще птица тёмная, я его в серьёзном деле ещё не видел, а в мелочёвке всякой хер поймёшь, какой он. Пираты же… ну ты сам видел — полное дерьмо.

— Да?! Вот же хрень. Ладно, ты давай тут посматривай — у остальных пиратов, похоже, дела плохи совсем. Слышишь — даже артиллерия молчит. Так что нам надо девочку забирать и валить отсюда быстро-быстро, а то, боюсь, могут не дать улететь. С ней хоть шанс есть — прикроемся, как заложником.

— Твоя правда, босс! У меня очко что-то больно развопилось… Давай инструметроны свяжем — хоть такая связь будет. Найдёшь девку — свистнешь, ок?

Роб помолчал, решая, стоит или не стоит сообщать Патрику новости.

— Ладно, давай. Жди сигнала и попробуй связаться с челноками.

— Окей, босс.

Теперь Роберт сидел за камнем, у висячего моста, и смотрел, как невидимый снайпер косит пиратов. Один за другим они падали, ловя пули, любая попытка сбежать пресекалась. Полтора километра тропы вдоль берега стали запретными — несколько дохлых неудачников на ней стали ярким примером. Следуя по следам пропавшей группы, Роб испытывал все большее удивление. Многие пираты были убиты из снайперской винтовки — причём очень умело. Наемников вообще завалили из крупняка. Джока фактически разорвало пополам, после чего его добили в упор, а Муса лишился головы, куски которой валялись в радиусе двух метров от трупа. Трупы пиратов дополняли картину. И мост не перейти.

«Где же ты? Где? — думал Роб, осматривая в перископ противоположный берег. — Ведь ты где-то рядом, не дальше километра, метров семьсот-восемьсот».

УФ диапазон ничего не показывал — наверно, накидка. А может, ИК? Нет, пусто, слишком тёплый климат — нет перепадов температуры, и, опять же, накидка. Рентген? После взрыва «подавителя» фон высок, может, и получится. Переключил перископ… вот она где! Да не она, а они — снайпер и корректировщик. Внимательно разглядев обоих, Роб от удивления впал в ступор. Девчонки? Человечка и батарианка?! Позиция у них замечательная — даже из снайперки не достать. Просто не дадут прицелиться. Невозможно стрелять, когда тебе в лицо летят пули. Про штурмовки и дробовики даже говорить нечего — с их низкой прицельной дальностью. Нет, малявки — просто молодцы! Что же делать?

Роберт вспомнил наставления бабушки: «Помни, внук, в критической ситуации настройся на противника и в нужный момент воспользуйся его слабостью».

Он расслабился и попытался поймать эмоциональную волну девочек. Какими бы они ни были — это всего лишь девчонки, и их можно вывести из равновесия, заставить ошибаться, напугать, чтобы убежали, и потом догнать. Нет, ну какие молодцы — устроили образцово-показательную засаду, и он, Роб, в неё влез по самую шею, так, что не вылезешь! Спокойно, вот они — батарианка видится, как кусочек холодного ветра, тихий, но видящий всё вокруг. А вторая?.. Как кусок пустоты, как машина, как виртин на полигоне!

«Не понял?! Она что, киборг? Блять, дубина! Она просто закрылась… закрылась эмоционально! Она — как он! Она ЭМПАТ!»

Почему?! Ну почему Призрак не сказал сразу? Ведь в таком случае Роберт за этой девчонкой побежал бы пешком! Он помнил напутствие бабушки: «На своём пути ты встретишь ту, что может стать твоей судьбой. Она будет, как мы с тобой, только гораздо, гораздо сильнее, и если не оплошаешь — наш род будет править человечеством».

Роберта охватило неимоверное возбуждение: скорей, скорей на тот берег, там ОНА! Та, которую он искал так давно и уже отчаялся найти! Он не отдаст её Призраку, не-ет! Такими призами не делятся! Таким можно владеть только единолично! Роберт перевёл все резервы брони в кинетический щит: отключил связь, медблок и тактический компьютер. Через инструметрон вызвал Патрика.

— Патрик!

— Да, босс?

— Челнок вызвал?

— Да, стоит рядом.

— Отлично! Бери человек пять, а остальных — гони на штурм. Сам же дуй ко мне, к висячему мосту на реке! Понял, куда?

— Так точно, босс! Вы нашли её?

— Нашёл.

— Это точно она? И где наши парни?

— Это она, Патрик. А парней она положила, и сейчас добивает мою группу.

— Охренеть, босс! Сопливая деваха уложила полсотни народу?!

— Не всех, но очень многих. Ей кто-то помог, но сейчас она одна. И я иду её брать, надеюсь, получится. А ты гони сюда шаттл!

— Всё понял, сделаю.

— Клык, отбой.

Роб вскочил и бросился к мосту. По щиту застучали пули, вызывая рябь. Экран состояния показывал 95 % заряда… уже 90 %! Надо спешить, быстрее на тот берег — там можно укрыться в мёртвой для стрелка зоне, восстановить щит и захватить девчонку. В ближнем бою против десантника в броне она не выстоит. На пиратов надежды нет — они так напуганы, что из-за камней их можно достать только под страхом смерти. Да и хер на них! Мост скрипит и качается. Как же медленно он двигается — шажок за шажком… щит уже на 30 %, а до берега ещё, как минимум, четыре метра… три, два с половиной, два… 15 % щита! Полтора, метр, полметра, ещё шажок… щит 5 %! В спину дохнуло смертью. Роберт застыл. Как вспышка, всплыло воспоминание — мягкое, улыбчивое лицо бабушки и её слова: «Но, не дай Бог, Робби, ты придёшь к ней, как враг — тогда твоя смерть станет неминуемой… ты понял меня?»

Бля! У неё же, наверное, чёртов бикалиберный «XAR-240»!..

Тяжелая, тридцатиграммовая пуля, на скорости 1500 м/с, ударила в район поясницы. Кинетический щит лишь на тысячную долю секунды задержал её, кончик пули смялся, став диаметром около 20 мм. Врезавшись в гибкую часть брони, пуля смялась ещё больше и, вырвав кусок металлокерамического сандвича диаметром уже почти 45 мм, ударила в поддоспешник. Многослойная полимерная ткань не была рассчитана на столкновение с объектами, летящими на скорости около 1200 м/с, и просто лопнула. Дальше ком металла, керамики и полимерной ткани диаметром уже примерно 60 мм, летящий на скорости около 1000 м/с, ударил в мышцы и кости позвоночника. Позвонки лопнули, превращаясь в мелкое крошево. От соприкосновения с кишечником, наполненным жидкостью в виде крови и пищи, во все стороны пошла волна гидравлического удара. Ком из кусков пули, куска брони и поддоспешника, лишь чуть-чуть замедлившись, ударил во фронтальную часть брони изнутри. Не рассчитанные на такое бронепластины лопнули по всей ширине и устремились наружу, вместе со всем прилетевшим. В брюшной части доспеха образовалась дыра уже около 40 см в диаметре, в которую вылетели куски костей и внутренностей Роберта. Ударная волна, разрывая внутренние органы и превращая кишечник в фарш, ударила в диафрагму, разорвав её, а также сердце и лёгкие. Верхняя часть туловища устремилась вверх, а нижняя — вниз, броня как бы раздулась и тут же сдулась обратно. Роберт не успел даже почувствовать боли — смерть его была мгновенной. Тело подбросило, и оно повисло на поручне моста, как сломанная посредине игрушка.

Женька (Мендуар, предгорья, 22 августа 2366 г.)

Лежу, скрючившись, пытаясь унять дикую боль в плече. Во рту был металлический привкус крови, в ушах — звон. Когда этот чёртов наёмник ломанулся на мост, а все мои выстрелы стали гаснуть в кинетическом щите его брони, я заволновалась. От него шла волна какого-то безумного восторга и радости. Будто хипстер в магазин за новым айфоном — псих какой-то. Под конец моста Джинни откровенно запаниковала. И я в отчаянье решилась на то, чего раньше всегда избегала — выстрелить крупным калибром на полном импульсе… так даже взрослые мужчины не решались стрелять, из-за очень сильной отдачи. Переключила регулятор, плотнее прижала приклад, вырыла носками ботинок ямки в земле и упёрлась в них… Но всё равно: «Рррахх!» — и удар в плечо выбил искры из глаз, я оглохла, позицию заволокло пылью, веточки маскировки сдуло в стороны. Что там с наёмником, я не видела… Затем пришла боль!

Когда боль чуть-чуть отпустила, ко мне постепенно вернулся слух — вокруг была тишина, лишь тонкий свист в ушах… и кого-то выворачивает наизнанку рядом.

— Джинни? Я попала?

— Буэээ! Женька… Ох, буэээ-хэ-хэ-арррхг! Ты попала! Его… Этого… Почти пополам разорвало! Все кишки наружу вылетели! Буээ-хэ-хэ-кха!

Подруга поворачивается и смотрит на скрюченную меня — из моих глаз текут слёзы, губа прокушена, и изо рта течёт струйка крови.

— Женька, ты что?

— Достань аптечку. Мне, кажется, ключицу сломало. Надо бы забинтовать и обезболивающего вколоть, а то я даже пошевелиться не могу, так больно.

— Сейчас! — подруга подтягивает рюкзак и достаёт из него аптечку, я расстегиваю уник, и аптечка прикладывается к моей груди — пиликает автодиагност, идут щелчки, в грудь несколько раз колет, и боль отступает. Со щелчком выходит рулончик бинта. Подруга берёт бинт и начинает накладывать повязку — нас всех учили экстренной помощи, и на манекенах мы это делали неоднократно… а вот сегодня делаем друг на друге.

Видимо, аптечка вколола мне еще и стимуляторы — усталость ушла как-то необычайно быстро. Если так, то у меня часа два или три — а потом я просто свалюсь мешком. Джинни бинтует, и мне всё ещё больно.

— Давай второй слой, Джинни — мне стрелять надо. И обезболивающего ещё вколи.

Подруга прикладывает к моей шее цилиндрик пневмоинъектора, пшикает — лёгкий укол, и боль растворяется совсем. Краски становятся яркими, звуки — сочными, а мысли — тяжёлыми и вязкими.

— Т-т-ы-ы-ы к-к-а-а-а-к-к? — низким, тягучим голосом спрашивает Джинни. Эк меня вштырило! Движения подруги медленные и плавные…

— Нифига себе, Джинни! Мне будто ускоритель в голову засунули! Всё такое медленное, и боли совсем нет.

— Ч-ч-т-т-о-о т-т-ы-ы т-т-а-а-р-р-а-а-т-т-о-о-р-р-и-и-ш-шь?! И-и-и в-в-и-и-д-д у-у-у т-т-е-е-б-б-я-я с-с-т-р-а-а-н-н-н-ы-ы-й-й… т-т-ы-ы-ы в-в п-п-о-о-р-р-я-я-д-д-к-к-е-е?

— Ох, Джинни… похоже, что нет, — медленно проговариваю я.

Подруга с беспокойством в чувствах всматривается в меня.

— Зря я тебя послушала и обезболивающего снова вколола.

— О! Сейчас всё снова стало нормально.

— Уверена?

— Да, я же чувствую. Ты пока бери карабин и постреливай в пиратов — а я пока себе ещё бинта намотаю.

— Сделаю! Но я ведь на такое расстояние плохо стреляю… вообще плохо стреляю.

— Этим уродам сейчас хватит и неприцельной стрельбы — они так испуганы, что боятся даже высунуться. Вот и держи их там.

— Поняла, Жень.

— Сначала воды попей, а то тебя вырвало, — протягиваю подруге флягу.

И тут на меня навалилось — гнев, отчаянье и страх, переходящий в дикую, ослепляющую ярость! Всё это шло волнами. Что, чёрт возьми, происходит? Это же от наших в посёлке! Грудь с левой стороны вспыхивает болью, чьё-то сознание гаснет, обрывая нить. Кто?! Бабушка!.. Снова боль — живот перечёркивает, как хлыстом, нить вспыхивает и гаснет, разлетаясь тысячей искр, снова и снова! Меня скрючивает, воздух застревает в горле. Пытаюсь вздохнуть — кое-как получается. Боль волнами ходит по телу… чужая боль. Джинни с ужасом смотрит на меня. Всё затихает, остаётся лишь безмерная усталость и тишина — лишь две нити продолжают пульсировать в посёлке: это отец и Коэл. Ни Дакара, ни Таэля я больше не чувствую. Молчит и нить бабушки.

— Женька, что происходит? — глотая слёзы, спрашивает Джина.

— Наши, Джинни, там наших убивают! — шепчу я.

— Кого?

— Остались только твой и мой папки. Остальные, наверно, мёртвы. Им было больно — и я их больше не чувствую, Джин.

— Что?! И дядя Дакар, и Денис, и Таэль, и бабушка Лив?..

— Все, Джинни… Кроме Коэла и Михаила, я больше никого не чувствую.

Подруга заливается слезами, я, путаясь в рукавах, пытаюсь её успокоить.

— Солнышко, не плачь, пожалуйста, — шепчу я, хотя самой хочется выть, как брошенной собаке. — Может, я ошибаюсь, может, моё чувство меня обманывает! — говорю моей художнице.

— Женька-а! Ты никогда ещё не ошибалась! С чего вдру-у-уг?!

— Ну, мало ли! Я сегодня перепсиховала, кучу разумных убила и вообще…

— Что «вообще»?

Тут меня прорвало, и я, заливаясь слезами и глотая слова, рассказала подруге, кто я такая, что нас всех ждёт через восемнадцать лет, как живу, совершенно запутавшись в том, кто я — мужчина или женщина. Что пираты должны были напасть только через пять лет, а не сейчас — и я готовилась именно к этому сроку, надеялась что смогу спасти своих близких, а получилось совсем не так. Выходит — надежды нет, потому что кому нужна 12-летняя девчонка в армии? Что мне делать, когда за мной охотится «Цербер»? Этих ребят ничто не остановит… разве только моя смерть. А так — моим оставшимся близким постоянно будет грозить опасность попасть под удар этой конторы. Я ревела, как девчонка, уткнувшись в уник подруги, пытаясь спрятаться от запредельной душевной боли.

— Бедная моя! — прошептала Джин. — Как же ты живёшь с этим? Как можно вообще с подобным жить?

— У меня никогда не было выбора, — ответила тихо я. — Либо так, либо проигрыш и забвение.

— Но ты, наверное, могла отказаться в самом начале?

— Нет, не могла! Я просто не захотела такого исхода.

— Но потом же ты могла…

— Что? Что я могла, Джинни?

— Рассказать другим!

— И что? Кто мне поверил бы?!

— Я бы тебе поверила! Я всегда тебе верила!

— А дальше-то что, Джин? Кто бы поверил нам?! Твой папка? Или деда? Они, может, и поверили бы, но все остальные — нет! А стать городской сумасшедшей я не собиралась!

— Но «Цербер»?!

— Джинни! «Церберу» я нужна, только как очень сильный биотик — не более. О моих способностях, как эмпата, им, скорее всего, не известно. Очень сильно сомневаюсь, что это можно считать преимуществом…

Сидим, прижавшись друг к другу: полумёртвая от усталости человечка и такая же, только от ран, батарианка. Наше сидение прерывает гудение масс-реактора — на высоте нескольких метров мелькает днище челнока и поток внимания, направленный на нас.

— Что будем делать? — спросила Джин. — Думаешь, они нас заметили?

— Заметили, я знаю! А по поводу дел… Ты караулишь пиратов на том берегу, а я иду встречать этих.

— Ты спятила?! Чем ты их встретишь?

— Биотикой, Джинни! Там узкий проход в камнях — и когда эта гнусь туда войдёт, я долбану полем деформации. Бежать там некуда, я всех накрою. Всех тех, кто придет. Мне так кажется…

— Ты еле живая, какая биотика?!

— На одно воздействие меня хватит… победа или смерть.

— Значит, смерть не конец, Женька?

— Нет, Солнышко… Не конец.

— А как же наши?

— А много ли наших осталось? Кого спасать?

— Ну хотя бы Хэмэ с Тамэ, и папу с дядей Мишей, и дедушку!

— Ты права! Но в «Цербере» шансов у меня нет. Так что — или я, или они. А тебя эти не пожалеют… Хотя если меня убьют, то на тебя внимания не обратят и, скорее всего, свалят.

Кое-как натягиваю уник, целую Джинни и топаю к проходу в камнях. От подруги какое-то время тянет отчаяньем, но затем она собирается — и настроение становится деловым. Так держать, солнышко, гаси уродов, а я попробую остановить остальных!

Сижу на камне в проходе, с подъёма приближаются разумные — их всего шесть человек. Если они — опытные наёмники, моё знание мне мало поможет. Вот показался первый, резко остановился и вскинул винтовку. Судя по одежде, это обычный пират, и винтовка у него — старый хлам. Молодой парень стоит и, полыхая удивлением, на меня смотрит. За ним показалась остальная группа. Разглядели меня, посовещались и выставив перед собой другого парня, только чуть постарше, пошли ко мне.

— Ты кто такая, цыпа? — спросил он, подойдя метров на шесть.

— Колонистка. А что, я похожа на турианского коммандос? — отвечаю я.

— Не! Ты похожа на зарёванную девчонку… а ещё на нашу главную цель. Так что собирайся.

— Куда?

— Пойдёшь с нами.

— И ты думаешь, что я вот так просто пойду с вами?

— Зачем пойдёшь? Хочешь, я тебя даже понесу? «Цербер» за твою доставку пообещал пять лимонов. За такие бабки мы тебя к ним на руках через всю галактику унесём, цыпа. Так что пошли! — и пираты заржали.

— А если я не согласна?

— Да мне похер на твоё согласие, цыпа! — смех вспыхивает с новой силой.

Воздействие давно готово — сосредотачиваюсь и наполняю его энергией, пираты замечают вспыхнувший вокруг меня сине-зелёный ореол, кто-то вопит: — Да она ведьма!

Главарь начинает двигаться, заходя за спины других пиратов — но эта великолепная техника уклонения от атаки биотика сейчас бесполезна. Влив в воздействие кучу силы, я падаю на колени — а вокруг пиратов возникает пространство, заполненное хаотично движущимися полями массы. Дикие крики заполняют воздух, я вижу, как пираты падают на землю, их тела изгибаются в странных позах… а затем начинается ужас. Поля массы сгибают тела пиратов так, что начинают лопаться кости. Этот страшный звук будет, наверное, преследовать меня всю оставшуюся жизнь! «Кр-рак», и крик одного превращается в дикий визг; «бух!», и вместо крика лишь хрип… «крак, бух, хрусть!», и дикие вопли людей… их невыносимая боль заполняет меня всю, а на заднем плане — тонкий скрип попавшего в поле воздействия кривого дерева. Когда все закончилось, меня выворачивает наизнанку — из меня летит вода, полупереваренные бутерброды и, под конец, только желчь. Я стою на четырёх конечностях и пытаюсь выблевать из себя весь этот кошмар… Краем глаза вижу взлетающий челнок, который на максимальной скорости скрывается за деревьями. Из него тянет откровенным ужасом — видимо, пираты были на связи с пилотами челнока, и всё происходящее стало тем известно.

Возвращаюсь к Джинни, она с жалостью и страхом смотрит на меня.

— Что такое, Джин?

— Женька! У тебя такой страшный вид…

— Да? — включаю инструметрон в режиме зеркала — и в идеальном квадрате поля, висящего в воздухе, любуюсь собой. Ну у меня и рожа: волосы всклочены и торчат во все стороны, часть слиплась в сосульки из пота и пыли, лицо бледное и покрыто разводами, под глазами чёрные круги, под носом засохшие разводы крови. — Мне надо умыться. А то прям вампир какой-то…

— А кто такие «вампиры», Жень?

— А… — машу я левой рукой. — Человеческий фольклор. Оживший мертвец, обладающий невероятной силой и скоростью. Питающийся кровью живых, боящийся солнца и осины. Опасен ночью.

Джинни начинает хихикать, пока я пытаюсь умыться, действуя одной левой рукой.

— И чего смешного?

— Да просто… по многим параметрам ты подходишь под описание…

— То есть?

— Ну, ты тоже умерла, но не совсем — живёшь снова. Ты невероятно сильная… ну, для человека. Ты мощный биотик. Как сказала Вэсил, а ей это сказала Нейр — ты самый сильный биотик, какого та встречала.

Хлопаю глазами… а ведь и верно!

— Бля! Вот ведь… Только я солнца не боюсь, и на осину мне пофиг.

Джинни снова хихикает.

— А ты, оказывается, такая матерщинница, Женька!

— Я?!

— Ты, ты! Ты когда того пирата ногами пинала — такое говорила… я таких выражений и не слышала никогда.

— Не вздумай так ругаться — это очень некрасиво.

— А тебе, значит, можно?

— Ну, я не специально… это в сердцах, обычно я так не ругаюсь.

— Я заметила, Жень.

— Так, ладно… что с этими оставшимися?

— Сидят и не высовываются. Парочка было попытались сбежать — но я начала стрелять, и в одного, кажется, даже попала.

— Умничка, Джинни!

Беру бинокль и начинаю осматривать противоположный берег — пиратов не видно, но их выдают чувства. От двенадцати разумных тянет страхом и надеждой — видимо, на то, что мы просто уйдём отсюда.

— Как же вас оттуда выкурить? — шепчу я.

— Жень, смотри на скалу над пиратами!

Подымаю взгляд — и вижу на высоте десятка метров прилепившееся к скале гнездо жаглы. Это наша местная помесь ос с пчёлами. То есть они и охотятся, и нектар с цветов собирают, только их мёд несъедобен — слишком токсичен. Его лишь медики собирают — на какие-то препараты. Укус этих насекомых очень болезненный и опасный: помню, Тамэ один раз ужалили всего две штуки — так его пришлось в регенератор запихивать. Чуть не помер брат от укусов…

— Смотри, если попасть в камень над гнездом, то кусок скалы, упав, собьёт гнездо, и оно упадёт вниз — как раз посреди пиратов.

— Давай карабин, Джинни, попробую его сбить.

— У тебя же ключица сломана!

— Я рукав уника сверну и подложу под приклад, стрелять буду процентах на 75-ти от максимума — при этом отдачи почти нет. Бери бинокль — будешь меня корректировать.

Вытягиваю руку из рукава, сворачиваю рукав и подкладывая под приклад, ставлю ударные пули в основном калибре и 75 % импульса, целюсь в камень над гнездом жаглы. Бамм! Летит пыль, и чувствуется лёгкий укол боли в плече — ничего, стрелять можно. Бамм, бамм, бамм! Камень срывается и бьёт по гнезду — оно отваливается и бесформенной кучей вперемешку с камнями летит вниз, к пиратам. Там было сначала тихо… но потом пираты заголосили и всей толпой ломанулись оттуда во все стороны. Джинни корректировала, я стреляла, но нескольким всё-же удалось убежать от нас.

— Сколько ушло, Джин?

— Шестеро, по-моему.

— По моим подсчётам — тоже.

— Что дальше?

— Идём к пещере над горячим потоком. К той, в которой мы тогда от грозы прятались. Попробуем отсидеться, я сейчас до убежища тебя просто не донесу. Там тёплый воздух скроет нас от ИК-визоров, а спасатели, если что, нас по сигналам инструметронов найдут.

— Хорошо, Женька… но ведь есть ещё какая-то причина?

— Да, Джинни. Оттуда есть звериная тропа к реке — я хочу спуститься и забрать Наинэ.

Подруга зажмуривается.

— Бедная наша Наинэ, подруженька моя хорошая… — шепчет она.

— Пойду, посмотрю, что у церберовца в ранце есть — если что-то интересное и полезное, заберу, и пойдем. Ты поглядывай в прицел, Джин, пока я там ходить буду — вдруг кого пропустили, — хотя я прекрасно знаю, что там живых нет, но подругу надо отвлечь от грустных мыслей.

Подхожу к мосту — тело висит, чуть раскачиваясь, всё вокруг забрызгано кровью, стоит тяжёлый запах дерьма и внутренностей. Давя рвотные позывы, отцепляю ранец и оттаскиваю в сторону, вскрываю. С защитой приходится повозиться, это не наёмник… но всё равно, несколько минут — и ранец вскрыт. Армейская программа-ломщик, которую привёз мне в прошлом году дядя Стивен, хоть и старая, но работает отлично. В ранце — большой закрытый кейс и великолепная большая аптечка с логотипом «Цербера». Куча барахла, бельё, полотенца, моток полимерного троса с набором карабинов. Забираю кейс, аптечку, пристёгиваю трос с карабинами на пояс — пригодится, возвращаюсь к Джинни.

— Зачем тебе эти кейсы, Женька?

— Не знаю… но что-то мне подсказывает, что в них есть интересное. Дойдем до пещерки — попробую вскрыть, там и посмотрим, что в них.

Убираю кейс и аптечку в рюкзак, собираю спальники, Джинни надевает рюкзак. Я подхватываю подругу, и мы медленно идём по крутому берегу к пещере. Плечо побаливает, но терпимо. Надо торопиться, пока стимулятор действует. Пройдя пару километров, подходим к цели. Заношу Джину, снимаю с неё рюкзак, достаю и расстилаю спальник. Помогаю Джинни в него влезть. Оставляю карабин подруге — на всякий случай, вдруг снуффл припрётся.

— Я пошла, ты тут держись давай, Джин!

Поворачиваюсь и иду к тропе. Мне предстоит долгий спуск вниз, к реке.

Медленно перехожу реку по камням. На узенькой полоске галечного пляжа лежит Наин. Одна нога в мягком сапоге плавает в воде. Переворачиваю сестру на спину — под носом запеклась кровь, глаза её закрыты, но тело всё ещё мягкое. Странно, почему она не окоченела? Смотрю на часы в инструметроне и понимаю, что с момента, как сестра спрыгнула в обрыв, прошло чуть больше часа, а с момента нападения — чуть больше трёх часов, наполненных событиями. Мне казалось, что всё длится уже полдня или больше… Достаю из её рюкзака спальник и медленно, с помощью биотики, укладываю в него сестру, застёгиваю, затем обматываю тело канатом, чтобы было плотнее. Беру сестру на руки и медленно иду обратно на тропу.

Я почти поднялась, осталось лишь несколько метров до кромки берега и там — метров двести до пещеры. В глазах уже темно, руки невыносимо ломит, плечо болит дёргающей, пульсирующей болью. Кое-как взбираюсь на берег, кладу тело Наинэ на землю и пытаюсь отдышаться. Часы в инструметроне показывают, что я подымалась полчаса.

От Джины почти никаких чувств, как будто она спит… но, странно, ниточка связи тоненько вибрирует, издавая кажущийся едва слышный звон. Прежде, чем я успеваю встать, звон истончается, ниточка обрывается и гаснет. Я опускаюсь обратно и молча сижу, глядя в пространство — от боли нет никаких чувств. Кое-как заставляю себя встать и, подняв тело Наин, иду к пещере. Вижу лежащую Джину — глаза закрыты, и всё лицо светится странной бледностью и спокойствием. Кладу рядом Наин, распутываю канат, открываю лицо сестры. Вот они обе, передо мной. Глажу обоих по лицам — кожа прохладная.

Эмоций не осталось, в душе — мрак и пустота, лишь тонко пульсируют две нити из посёлка. Это все, кто у меня остались. Бедный Коэл, он потерял всех… Как он переживёт смерть Джинни, я просто не представляю. От папки тянет сильной усталостью и опустошением — как будто он к чему-то готовится. Его эмоции знакомы, что-то подобное я ощущала совсем недавно… сегодня! Боже, такие-же эмоции были у Лёшки… Нет! Нет, папка, ты же не можешь, ты же меня не оставишь одну!!! Но отец не слышит мои мольбы… его нить постепенно истончается, но я его пока чувствую.

Вкалываю себе обезболивающее, надеваю рюкзак. Плечо лишь слегка кольнуло болью. Пристёгиваю карабин в захваты, выхожу из пещеры и сажусь на камень. Вечереет. Справа тянет тёплым воздухом — там провалы к подземной горячей реке. Эта река, образующаяся из гейзеров, промыла себе русло под землёй и образовала огромный комплекс пещер, большая часть которых заполнена горячей водой. Эта вода и выходит впоследствии в Голубое Зеркало в виде тёплых ключей, а здесь она ещё очень горячая — около девяноста градусов в основном русле. Не дай бог туда свалиться — сразу сваришься.

Сколько я так просидела, непонятно — на часы не смотрела. Отвлёк меня странный шум у входа в пещеру. Оборачиваюсь — и вижу черно-коричневую спину. Снуффл стоит головой ко входу. Я вскакиваю, выхватываю нож, и моё сознание гаснет, утонув в дикой ярости. Я не дам тебе сожрать моих девчонок!!! Очухиваюсь от чувства полёта — падаю и качусь по склону, рядом катится снуффл, в его боку торчит мой нож. Зверь пытается ухватиться когтями за склон, но всё бесполезно. Мне под руку попадает корневище, я вцепляюсь в него. Рывок — и всё тело пронзает боль, идущая от плеча. Но страх падения придает мне сил, и я лишь крепче вцепляюсь в корневище, оно рывками вытягивается. Снуффл улетает в провал, и снизу слышится глухой удар о камни. А мой корень всё длиннее и длиннее, качаюсь на нём, как на канате, над тёмной горячей бездной. Как спуститься? Глаза уже привыкли к полумраку, и я вижу дно — до него метра три-четыре. Там бурлит река горячей воды. Начинаю раскачиваться, чтобы попытаться допрыгнуть до берега, длинный корень пока держит. Набрав амплитуду, только собираюсь отпустить руки, как корень обрывается — и я лечу спиной вниз прямо в мелкую лужу у берега. Страшный удар от падения погружает меня во мрак.