Путь

Глава 10. Тучи сгущаются

Женька (Мендуар, июнь — июль 2366 г.)

Каникулы, каникулы… Как в прошлой жизни меня радовало это время, так сейчас всё увяло, радости нет совсем. В школе — движение, там товарищи и наставники, там новые знания и друзья с общими интересами. На каникулах тишина и пустота, только охота, рыбалка, пленэры с Джиной и альбомом, да изматывающие тренировки по утрам с дедом и единомышленниками.

Пять лет прошло, как я совершила свой дурацкий подвиг на переправе. Дед тогда сказал: — Мы с тобой, Женька, совершили тогда все возможные ошибки, какие могли. Для меня это — вообще гимн вопиющей некомпетентности. Вот что тебе помешало вытащить Ферона биотикой? — и я зависла… а действительно, что?

Когда нас пригласило местное головидение на передачу, то дедушка, ничуть не смущаясь, выложил все свои доводы, и у ведущей случился ступор. Следуя логике деда — нас не хвалить надо, а наоборот. Ситуацию спас позвонивший в студию Толият. Наш главный спасатель прокомментировал слова деда.

— Господин адмирал! Вы приняли решение в ситуации жёсткого дефицита времени. Согласен, оно было неоптимальным. Не ошибочным, как вы утверждаете, а именно неоптимальным. Да, вы подвергли жизнь внучки опасности, и она не использовала свои возможности, как биотика. Но ведь её этому и не учили. Её вообще ещё не учили биотикой пользоваться! И вас, господин адмирал, тоже не учили правильным действиям при проведении спасательных работ. Тех двух кратких лекций, что я вам и другим прочитал зимой, очень мало! Вот вам и задача: поставить такие занятия в учебный план. А не рвать на голове волосы и посыпать её же пеплом, как говорят у вас, людей!

Спас егерь репутацию деда. Хотя, я думаю, что и сам дед спас её не меньше — своей жесткой позицией в отношении своих же действий. Проведённый ведущей блиц-опрос общественного мнения показал, что 95 % населения поддерживают деда и 5 % просто пока не определились.

Позвонивший позже Джозеф Хартман, папашка Алекса, вообще расставил все точки над «ё». Сказал, что господину адмиралу надо поменьше рефлексировать, а задать вопрос обществу: нужно ли ему это обучение? И если нужно, то попросить это самое общество помочь. После передачи народ подумал… и скинулся на дополнительные тренажёры, на дедовом полигоне построили скалодром, искусственные пороги, значительно расширили и улучшили уже построенное ранее. В результате — очередь на полигон еще выросла.

Сомневаюсь, что это можно записать в свои достижения, но я стала звездой школы. Тяжелая, изматывающая роль… Полгода вся школа почему-то считала нормальным подойти и спросить: «Слышь, Шепард, а как это — героиней быть?». Успокоились только после того, как мне пришлось громко пообещать неприятности своим фанатам, а потом и нанести несколько безвредных, но болезненных ударов биотикой самым резвым.

В тот год Денис улетел на Землю. Тогда, летом, пришли экзаменационные тесты, и брат, в присутствии губернатора колонии, как гаранта честности сдачи, решил их все, причём — на отлично. Как ревела Вэсил, когда мы его провожали — вот тогда то и стало понятно, что она к Денису совсем неравнодушна, а азари, оказывается, умеют скрывать свои эмоции от эмпатов! Вот ведь чем дальше, тем интереснее — синенькие дамочки-то очень не просты…

И вот, уже пять лет брат грызёт гранит флотской науки. Он скоро прилетит на каникулы. Курсант или нет — уже второй лейтенант Денис Шепард. Алексей последовал за ним на следующий год, так что оба моих старших брата — будущие офицеры ВКС Альянса. У Дениса впереди год боевой стажировки, и по её итогам он получит назначение. Хотя он, как второй по успеваемости на курсе, имеет все шансы по окончании училища получить погоны первого лейтенанта. Есть хорошие шансы, что к моменту вторжения вполне может и до контр-адмирала дослужится. Там, впереди, событий много — один Скиллианский блиц чего стоит. Дед сказал ему, чтоб просился на Пятый флот, это самый воюющий флот Альянса, а значит — там и опыт, и звания в первую очередь. Правда, и голову сложить можно запросто… Брат спросил — разве мнение курсанта при распределении учитывают? Дед ответил, что для первого десятка по успеваемости — учитывают. Хотя многие дуболомы просятся во Второй флот. Хороший разговор получился в прошлом году, дед тогда много интересного рассказал…

— Вот кретины, эти, из Второго флота! — говорил он. — Кому нужны эти паркетные солдатики? Как же, флот обороны метрополии, лучшие корабли, лучшие экипажи… бла-бла-бла! Ага, сейчас!

— Ты чего, Артур? — ответила бабуля. — Ты же сам был командующим этим флотом…

— Да… и вспоминаю это время с содроганием — я два года убил, пытаясь из этого мяса сделать солдат, и так ничего и не добился! На флотских учениях они оказались не в состоянии противостоять даже Четвёртому флоту, Лив. Патрульники на фрегатах и корветах разнесли в пух и прах тяжёлые крейсера. Вынесли палубы носителям и ушли, не потеряв условно уничтоженными ни одного корабля. А если Второй флот столкнётся с кем-то посильнее батарианских пиратов? С теми же турианцами, например! Да Седьмой флот Иерархии пройдет наш Второй флот насквозь и не заметит!

Денис сидел молча и, я чувствовала, был очень удивлен. Краса и гордость терранских ВКС на поверку оказалась полной туфтой… Тогда я вспомнила начало третьей игры — как Жнецы прошли сквозь флот обороны метрополии, как будто его нет. Короткий контакт — и только куча горящих обломков падает на Землю с орбиты.

— Дед, а как насчёт погранцов? Восьмой и Девятый флоты Альянса имеют хорошие показатели, — спросил Алексей.

— Хорошие-хорошие! Только вы там не приживётесь — с вашим отношением к ксеносам, а особенно с учётом братства с турианцами.

— Но почему?

— Пограничники — это те ещё ксенофобы. Кузница кадров для «Цербера». Фашисты чёртовы, не к ночи их поминать! Не вздумайте туда проситься, а то, чем чёрт не шутит, попадёте.

— Ну, ведь они с батарианскими пиратами и прочей всякой галактической швалью дело имеют, — попытался заступиться за погранцов Денис.

— А Пятый и Четвёртый флоты пространство полируют? Вы знаете, внуки мои, что пиратские кланы Термина уже почти на половину составляют люди? А сколько людей среди наёмников — того же Затмения? Уже чуть ли не треть! А как в Затмении проходит проверка на лояльность — это вообще притча во языцех!

— Может, ты Пятый флот хвалишь, потому что сам там почти всю службу провёл? Да и дядя Стив там начштаба, и, вообще, его открыто русским называют, а мы как раз — русские!

— Может, и поэтому… а может, потому, что такого бардака, как на Втором, больше нигде не видел, даже в самой большой вольнице — Первом флоте. И то, по сравнению со Вторым — образцовый порядок. Хотя флоту дальней разведки и скрытых операций, с долгим отрывом от баз — без вольницы никак. С ума от уставщины сойдёшь, если по полгода в консервной банке бок-о-бок. Ты вот, Дениска, там вполне к месту будешь, с твоим авантюрным характером — так что можешь и туда попроситься, только не к погранцам!

— А «Церберу» и его лидеру веры нет. Знайте, этому козлу плевать на человечество — его интересует только власть. Личная неограниченная власть — и идёт он к ней, не гнушаясь никакими методами, — вставила в дедов монолог бабушка. — Что-то ты разошёлся, Артур. Сядь, чайку попей, а то аж покраснел весь.

— А-а-а! — махнул рукой дед. — «Экзо Гени» зашевелились, эта «мать кормящая» и «отец поящий» для «Цербера». Скандалят с РМ и обещают проблемы. Недавно их представители заявили в конгрессе Альянса, что международные программы РМ ставят под угрозу интересы человечества. Это они свои или «Цербера» интересы, наверное, выдают за интересы человечества… Что скажешь, Лив? Что говорит твоя служба хакерской поддержки?

— Зимой мелькал Мендуар на пиратских и наёмничьих форумах, а сейчас — как отрезало. Странно это… говорят о каких угодно колониях, только не о нас. Очень похоже на операцию отвлечения.

— Согласен, Лив. Что-то стало тухленьким попахивать. Ты губернатора предупредила?

— Конечно, он пробил у корпорации ещё один корвет — так что у нас сейчас их три.

— Нам бы парочку турианских корветов — вот тогда любой пират умоется. А на наших скорлупках парням тяжко придётся, хотя Витя — толковый командир группы, и дело своё прекрасно знает. Эх-х… — вздохнул дед. — Вот умеют гребешки военные корабли строить, не то, что наши и синенькие дамочки… не обижайся, Хэм!

— Да ладно, деда! Нас так вся галактика называет… Привыкли уже.

— А мы? — пискнула из подмышки Дениса Вася.

— А вы, девоньки, умеете строить красивые, большущие, неповоротливые летающие гробы.

— А как же круизные корабли класса «Белая звезда»?

— Васенька, солнышко, ты не путай гражданскую продукцию и военную! Это, без малого, совсем разные вещи. Вот к вашей гражданской технике претензий нет вообще, кроме цены! А военные корабли ваша раса строить не умеет… да и вояки вы так себе, уж прости мою прямоту.

— Но, адмирал Артур, сэр! А как же десант?

— Вэсил, дитя моё, войну десантом не выиграть, тем более — сколько у вас того десанта? По последним данным — одиннадцать дивизий. Это чуть больше 120-ти тысяч десантниц — на 56 миров и 42 миллиарда населения! Да у нас только десанта около полутора миллионов… а пехотные части планетарной обороны, а колониальная милиция, и ведь есть ещё спецотряды полиции. Всё вместе посчитать — так больше 20 миллионов бойцов всего на 19 миллиардов людей во всех мирах. Про турианцев вообще молчу — у них десятая часть населения в армии, а остальные прошли хорошую подготовку в ней же. Случись в галактике большая свара — кто воевать-то будет за вашу Республику? Танцовщицы из кабаре или дамы полусвета? А, может, Ария Т’Лоак с Затмением?

— Но, адмирал…

— Эх, Васенька, Васенька… У людей есть хорошая пословица: «Народ, который не хочет кормить свою армию — будет или кормить чужую, или кормить червей!» Ваша наставница по биотике, как там её… Нейр Харен, кажется, жаловалась, что набор плохой — не идут азари в армию. Кто победнее, те предпочитают или в танцовщицы, или в банду, а побогаче — куда угодно, но не в армию. Ты представь — придёт могучий враг в наше пространство, как там их эта ваша археолог называла… доктор Т’Сони, кажется… Пожинатели. Кем их Республика встретит?

Повисло тягостное молчание. А дед помнит ту передачу, оказывается!

Позднее утро. С подругами сидим с удочками на берегу, уже жарко, рыба не клюёт. Мимо топает толпа младшеклассников, распевая нашу, партизанскую. Смотрят на нас, улыбаются, машут руками, мы машем в ответ. Во главе колонны идет их классная — весёлая светловолосая девушка, Светлана Ткачук, наш школьный массовик-затейник, руководитель театрального кружка самодеятельности и преподаватель риторики. Рядом с ней, преисполненный важности, идёт Эл Хартман. Его Джозеф припахал за малолетками приглядывать, у него в колонне две младших сестры-близняшки. Рожа у него, правда, кислая, и тоска в чувствах. Посмотрел на нас, вяло улыбнулся, мы ему кулаки сжатые показали — крепись, мучачос! Он в ответ только глаза закатил. Две недели с мелкотой, бр-р-р!

Вспоминается прошлый год, когда нас припахали вот на такое же мероприятие. Как же, лидер класса, лучшая биотичка школы, отличница и бла-бла-бла, должна собственным примером показать младшим, каким должен быть настоящий колонист. Евгения, мы на тебя надеемся, покажи класс! Была этим поручением возмущена до предела — думала, что начну дышать огнем. Хорошо, что Риэн заметила, подошла, обняла, успокоила. В результате, взяв Джину с Наин, Эла Хартмана, двоих наших турианцев и Ферона, отправилась партизанить. Прошло всё, в общем, неплохо. Вместо двух канатов на переправе сейчас нормальный подвесной мостик на металлических тросах. Так что улететь с него затруднительно.

В колонне попадались ребята годом младше нас, их лица серьёзны, Иван возглавляет колонну. Вышагивает с таким важным видом, что не подходи — как же, наставники-инструкторы, не хухры-мухры! Замыкает колонну синекожая Нейр, у неё уже отчётливо виден выпирающий животик, совсем скоро мамочкой станет наша инструктор по биотике — чего партизанить только пошла! Вот ведь ответственная — как же, детки в глуши, без должного присмотра, с совсем доброй Светланкой, не порядок!

Нейр приехала на замену бывшей наставнице, у которой возникли проблемы в семье и потребовалось срочно уехать на Тэссию. Эта синекожая бывшая десантница, у которой биопротез вместо правой ноги, со своим весёлым и лёгким характером, моментально вписалась в школьный коллектив, став всеобщей любимицей. Быстро подружилась с затейницей Светой и стала настоящим талисманом школьной команды биотиков.

Тренером она была отличным, пусть суровым и требовательным, но мне очень нравился её подход и методы — этакая мать-командир: за своих любому пасть порву, но и сама спуску не дам. Жаль, но всё, что она могла мне дать, я у неё взяла ещё год назад — абсолютная память здорово помогает в обучении. Думала, что техники, это что-то сложное, а оказалось — до банального доступно. С моим инженерным образованием, тренированным пространственным мышлением, развитым годами работы с чертежами разной степени сложности, запомнить силовые линейные конструкты воздействий оказалось проще простого. Конечно, это верно только с моей памятью — другие девчонки пыхтят подолгу и пыхтеть ещё долго будут. Как оказалось, все эти жесты абсолютно не нужны… разве только как вспомогательное средство. Что важно — так это точно определить расстояние до цели. Выглянуть, определить расстояние, сформировать воздействие, наполнить силой — и вот уже у врага над головой висит сингулярность, и его со страшной силой туда затягивает. Правда, с ростом расстояния падает степень контроля структур, у меня пока радиус лишь метров 300–350, когда у Нейр — до полутора километров.

Очень важно в биотике для формирования и наполнения силой правильно и быстро решать в уме пространственные уравнения — та ещё мозголомная математика. Как раз для этого большинству биотиков нужны импланты. Ну нет у обычного человека в мозгу компьютера для решения двойных интегралов в уме, и времени нет, как у азари, чтобы научиться! Вот и ставят в голову, чтоб облегчить биотику жизнь, опасные приборчики. Тот же спорный L2 — отличный чип… только нет у него ограничителя на работу, а ребёнку просто трудно бывает остановиться, и, вместо победы, получается сенситивная и ментальная перегрузка, жуткая мигрень, а то и кататонический ступор. Вместо бойца, армия и семья получают полупарализованного инвалида — трагедия для всех! Хорошо, что под давлением общественности имплант доработали, вмонтировав ограничитель и получив менее могучий, но зато безопасный для носителя L2n. Да уж, теперь я понимаю, почему Аленко был таким занудой и педантом. С L2 только с таким складом ума и можно нормально работать. Ох, же как хорошо, что мне имплант не нужен!..

В процессе обучения узнала, что кинетические барьеры от биотических воздействий не спасают. Поэтому бойцы-биотики — огромное преимущество, если биотик у тебя в команде, а у противника нет. Если наоборот, то сами понимаете. Дед как-то рассказал про один случай из своей службы.

— Как-то мы на Бекенштейн зашли, я тогда каплеем был, и была у нас в команде высадки парочка колдунов, — рассказывал он нам. — Они роман крутили. Но, в целом, на дисциплину это не влияло, хотя в уставе, вроде как, запрещено. Золотые были ребята — десантура их на руках носить была готова. Благодаря этим двоим за год, после тридцати десантных операций против пиратов — ни одного погибшего десантника. И вот, пошла наша колдунья в космопорту в ресторан, а там местные мажоры отирались — что они там забыли, хрен знает. Они к ней подкатили было, а девуля была, как куколка, красотулечка просто. Она их и послала далеко и надолго. Мерзюки обиделись, припугнули бармена, и эта сука нашей ведьме тавлон[6] в коктейль добавил. Она и склеилась, мерзюки её с собой увезли и поглумились, думая, что она — простая летёха из космопехов. А как поняли кто, обосрались, да и убили. Дело сразу заминать начали — каких-то местных боссов сынки оказались. А парень ждал-ждал, не дождался, вспылил, ушёл в самоход, бармена из ресторана за жопу взял. Тот от страха и сдал всю камарилью. Колдун, недолго думая, пришёл в клуб местный, где вся эта шайка-лейка в тот день отиралась, а клуб этот отца одного из мажоров был. Ну и прижал компашку. А папашка, бывший в клубе, вот тупой олень, попытался парня подкупить и запугать одновременно, у того крышу и сорвало. А, поскольку в то время в клубе, кроме этих клошаров, никого не было, он их всех и завалил: и мерзюков, и папашку, и охрану папашки. Местные слышали, как эти уроды орали, подыхая, копов вызвали, те клуб оцепили — и давай парню сдачу предлагать. А ему по-любому верёвка уже светила, он их и послал. Прибежали к нам, кэп сходил, с ним поговорил — да и послал всех этих уродов к такой-то матери. Вы, говорит, эту кашу заварили, вы и расхлёбывайте. А парень сдаваться не собирался. Копы на штурм идти отказались. И один из папашек этих мерзюков нанял наёмников. Два взвода в клуб вошли, два взвода… Четыре часа шёл бой — и обратно, из пятидесяти человек, вышли пятеро, остальные в клубе остались навсегда! За компанию с нашим парнем. Эх-х… Какой парень был! Наша десантура их обоих потом каждый год поминала…

За могущество и довольно холодный характер, как следствие работы с имплантом, простые солдаты называют биотиков колдунами, ведьмаками — и не очень любят. Биотики, в ответ, платят всем остальным той-же монетой.

Четыре года назад, едва приехав и осмотревшись, Нейр положила глаз на нашего городского шерифа. Вильям Грейсон, одинокий бывший следак по особо важным делам из полиции Огайо. Работая по одному делу, умудрился перейти дорогу кому-то из сильненьких мира сего. На стража порядка устроили настоящую охоту: убили невесту, понавесили фальшивых обвинений во всех смертных грехах. Когда коп совсем отчаялся, случайно попал в поле зрения одного из агентов по кадрам РМ — уж как его занесло в Штаты, одному богу ведомо. Корпорация помогла Вильяму отбиться от обвинений и забрала на Мендуар, от греха подальше. Здесь его поставили старшим по общественной безопасности в Леонове, и он тихо отходил от произошедшего в его жизни. Местные незамужние кумушки со страшной силой строили глазки мрачному красавчику-шерифу, но он на протяжении нескольких лет оставался холоден к их заигрываниям, видимо, оплакивая погибшую на Земле невесту. Нейр Билл сразу очень понравился, и она, в лучших традициях десанта, устроила настоящий штурм — в итоге, через полгода, вяло потрепыхавшись, наш шериф, ко всеобщему горю кумушек, был затащен под венец, и сверкает сейчас золотым браслетом на правой руке. А тренер обрела немного женского счастья, и уже беременна. Кумушки, конечно, шипят иногда про синенькую ведьмочку-хромоножку, нагло уведшую «такого парня»… а азари только посмеивается. Умница! Ха, эти дуры ещё дольше бы клювом щёлкали! Наша тренер — настоящий десантник. «Где мы, там победа!», — это про неё.

В прошлом году я с ней освоила весь комплекс биотических воздействий десанта азари, причём даже те техники, которые сама Нейр использовать не может — из-за ограничений на пропускную способность биотического канала. Но запомнить она их смогла и показала мне. Это, в основном, воздействия массового применения, вроде поля деформации или волны детонации. Пока я использовала их только на полигоне. Восторг! Впечатления самые сильные, девчонки-азари тоже были под впечатлением. Особенно от волны детонаций: сплошная стена разрывов, шириной метров пятнадцать, так и летящие в разные стороны куски пластиковых контейнеров-мишеней, да пылища клубами. Слышу чей-то шёпот за спиной: «Сильна рыжая! Прям оружие массового поражения!». А то, мы, Шепарды, такие!

Мне двенадцать. Тело медленно меняется — и я чувствую, что скорость изменений нарастает. Как инженеру в прошлом, мне интересен опыт развития женского тела — оно отличается от мужского. Несмотря на моё сознание, я всё больше и больше чувствую себя именно женщиной. Ловлю себя на изменившемся мировосприятии — хотя всё равно больше полагаюсь на логику, но чувства чем дальше, тем тяжелее держать в узде. А ведь ещё не пошла гормональная перестройка… что будет потом-то? Даже страшно иногда становится, как подумаю об этом… Насколько же мы, мужчины и женщины, разные — это даже не разные галактики, это просто разные вселенные! И мне удивительно, как мы вместе уживаемся! Наверное, потому и уживаемся, что просто дополняем друг друга. Взгляд с другой стороны ошеломлял. Сколько я воевала со своей новой натурой… одно желание реветь по любому поводу и без повода чего стоило! Разум ждёт одного типа реакции, а тело демонстрирует другой. Как меня это бесило поначалу! Сейчас привыкла, даже использовать научилась.

Девчонки тоже растут и меняются, только Джина меняется медленнее, она, по сути, ещё ребёнок. Батарианцы взрослеют чуть-чуть медленнее, но в этом возрасте очень заметно, особенно на контрасте с Наин — турианцы взрослеют быстрее людей. Сестрёнка уже вполне напоминает девушку и нет-нет, да и бросает взгляды на парней.

Да, к нашей компании присоединились парни. Это, как не трудно догадаться, Алекс Хартманн и Ферон Танрис. Хартман, как шёпотом поведала мне Наин, запал на меня. Тоже мне, Цитадель открыла… а то я не знаю! Обломинго Сане крылом махнёт, но не прогонять же, жаль обижать хорошего человека. Главное — поводов не давать, само пройдёт, особенно с такой злобной язвой, как я. Как мы хихикали, когда подслушали в «Галамаркете» разговор Джозефа со своим соседом — таким же фермером, только турианцем Маркосом Джарвисом, папашкой моих одноклассников-близнецов, что невероятная редкость у турианцев. Они стояли у стойки небольшого кафе в мегамаркете и смотрели в зал. Мы с Джиной и Наин сидели за столиком, ели мороженное, и они нас не видели.

— Слушай, Джо, твой младший что-то к Шепардам зачастил, да в компании с их девкой и подружками её всё время таскается. Влюбился?

— Не говори, Маркос, влюбился — таскается за рыжей, как телок на верёвочке, смотрит ей в рот. Прям не знаю, что с ним делать.

— А поговорить не пробовал? Вроде как рано, им ещё всего девять лет… А Женька что? Как она к твоему?

— Да нужен он ей, как муклику стоп-сигнал. Она ж армейская косточка — вся родня в погонах! Уйдёт через пять лет в корпус — только и видели её. Братья вон старшие — оба уже в корпусе, и она, говорят, туда намылилась. Если поступит — это лет на тридцать во флоте, минимум. А, с учётом такого деда, она, пока до адмирала не дослужится или голову не сложит, не остановится. Какая это сноха? Вот и я думаю, что никакая. Характер у неё, что сталь, такую в дом возьми — через месяц вся моя ферма будет строем ходить и честь отдавать. Ну нахрен, я во флоте всего этого наелся досыта, ещё и дома, как в казарме! Жена должна мужа слушаться, а не наоборот. А такая послушается, жди!

— Думаешь, само пройдёт?

— Пройдёт. Как уедет зазноба на Землю, так и забудет про неё — не сразу, но забудет. И хорошо. Я вот фермер, Маркос, как и ты, моё дело — землю пахать и людей кормить. А их — защищать нас всех. И жена моему обалдую нужна из фермеров, чтоб знала и любила эту жизнь. А какой из вояки фермер?

— Ну ты выдал, Джо! А я, по твоему мнению, что — плохой фермер?

— Маркос, ну какой ты вояка? Отслужил обязательные десять лет — и уехал сюда, ферму купил. Сам говоришь, на ферме вырос, отец твой и дед — фермеры. Я ведь тоже флоту десять лет жизни отдал — отец меня в 17 лет отправил в учебку космопехов. «Иди, — сказал, — и отдай долг своей стране, или ты не мужчина?». А, пока я родине долг отдавал, корпораты ферму у нас отжали. Пришёл домой — подруга моя, Лиз, соседская дочка, сидит на нашем крыльце и ревёт. Их ферму за год до этого отобрали, они всем семейством к нам перебрались. Её отец не пережил этого, помер. И мой тоже плох совсем. Пришёл, сел рядом, она мне всё и рассказала, в грудь мне уткнулась — и ещё громче реветь. Сижу рядом с ней — и такая тоска, Маркос… Эта ферма нам, Хартманам, 300 лет принадлежала, там целое кладбище моих предков рядом… и вот — её отобрали. Видимо, так мы родине нужны… я десять лет под пулями ходил, пришёл домой, а дом забрали! Хорошо, что случайно заметку увидел — про набор колонистов на Мендуар. Женился на Лиз, забрал её, тёщу свою, мать с отцом, сестру с мужем, да и уехал сюда. И знаешь — и разу не пожалел! Пусть у нас говорили, что у русских с демократией плохо… знаешь, Маркос? Хер бы с ней, с этой демократией! У нас, в Штатах, она тоже странная — у кого больше денег, тот и охуенней демократ… а индейцы до сих пор в резервациях живут, как и триста лет назад.

— Может ты и прав. Брат мой младший тоже к нам собирается, говорит, год дослужит и уволится. Как приедет, поможем ему, сосед?

— Конечно, поможем! Чем больше фермеров, тем лучше! Мы вот с тобою, соседушка, пашем-пашем, и другие фермеры тоже без дела не сидят, а всё едино — треть продовольствия в колонию завозить приходится. Это не дело! Так что общество только «за» будет и обрадуется новому хозяину на земле, вон её, земли, сколько, стоит пустая — плохо это, надо осваивать… Может это, дружище, по стаканчику?

— А давай! Пока наши жёнушки по магазину ходят и нас не видят. Девушка, налейте нам два по двести водочки, и огурчиков солёных парочку, — ответил Джарвис, сделав характерный жест пальцами.

Вот ведь фермеры — не признают тары меньше стакана, что тогда, что сейчас, и без разницы, что здесь не Земля, и один из них американец, а другой — вовсе турианец. Собеседники чокнулись, выдохнули, выпили и захрустели огурцами.

Как же я в первом классе, в самом начале, спалилась… как Штирлиц в анекдоте. Нас две недели тестировали на психологическую предрасположенность. Здесь это насущная необходимость — при том объёме знаний, которые нужно запихнуть в голову ученикам, пусть и с помощью мнемографа, учить широко нет возможности. Чтобы определить направление для обучения, детей тестируют на предрасположенность к тому или иному складу ума. Здесь не станут пичкать точными науками явного гуманитария, или изводить технаря чтением разной художественной литературы. Так что я, как все, писала тесты, причём старательно, вдумчиво. Написала все, и после проверки ко мне подкатила классная. Улыбнулась и спросила, мол, не хочу ли я ей чего-нибудь рассказать. Я глаза большие сделала…

— Вы вообще о чём?

Она и говорит:

— Жень, ты прекрасно написала тесты, пожалуй, лучше всех в классе… Но есть очень большая странность, рассказать?

Я покивала. От азари просто тянуло любопытством пополам с каким-то странным, будто бы отстраненным, научным интересом. Так мой папаня Дакар смотрит на сканы моих тканей после очередного изменения.

— Так вот, сейчас я сижу — и вижу перед собой ребёнка, семилетнюю девочку-человека. Однако, согласно тестам, — она постучала пальцем по экрану датапада, — передо мной сидит не девочка и совсем не ребёнок, а взрослый мужчина-землянин! Что скажешь?

— А что вы хотите от меня услышать, Риэн? — моё сердце, бухнув, провалилось куда-то вниз.

— То есть, у тебя нет объяснения?

— Нет.

— Ты что-то скрываешь, Женька — какую-то тайну, что-то такое невероятное, удивительное! Как жаль, что «объятья вечности» запрещено проводить с детьми, очень хочу посмотреть на твой открытый разум!

Я закрылась средним эмощитом, придавила нарастающую панику и ответила.

— Увиденное вас не обрадует, учитель! — проскрипела я слегка севшим голосом. Риэн вздрогнула и уставилась на меня, как кролик на удава. — Есть тайны, которые могут убить сами по себе, способные так отравить жизнь, что она станет хуже смерти, и смерть станет избавлением от муки знания и ожидания. Вы всё ещё хотите прикоснуться к тайне?

Риэн сглотнула и прошептала.

— Ты Видящая, Женька?

— Если это важно, то да.

— Богиня! Как я не догадалась! Это объясняет многое, но не всё. Но… Богиня! Нет, я не хочу этого знать. Ты права! — Риэн вскочила и бросилась к двери, нажала на голограмму и, не дожидаясь, когда дверь откроется до конца, выскочила.

Я вышла к доске-экрану, она стояла выключенная, тёмная. Взяла мелок с полочки и нарисовала птичью клетку — большую, во всю доску. Потом села на парту, поставила на стол ноги и обхватила их руками. Этот мир — клетка, в которой я, как зверушка в виварии. Но зверушка, обязанная спасти зверинец и всех его обитателей. Местные видят меня насквозь, и только каким-то чудом я до сих пор на свободе, а не в каком-нибудь закрытом центре у достославного «Цербера». Джеки Нод вон похитили и держали, как зверя в клетке, больше десяти лет… суки! Доберусь когда-нибудь до Призрака — убью нахер козла, и рука не дрогнет!

Час, наверное, так сидела, пока меня Наин не нашла. Забежала в класс, увидела меня, сидящую без движения, обняла, прижалась крепко.

— Ты чего, Женька, всё в порядке?

— В порядке, Наин, только сеструха у тебя ненормальная — так тесты говорят.

— Забей на эту мутатень, Женька, пошли домой. Там Джинни заждалась уже.

На следующий день классная делала вид, что ничего не произошло — как обычно, вела занятия, раздавая нам разные задачи и контролируя ход их выполнения. Лишь в конце учебного дня попросила меня задержаться. Дождавшись, когда все уйдут, подошла, села рядом и взяла мои ладони в свои.

— Женечка, я подправила результаты тестов, чтобы они были в пределах нормы. И, пожалуйста… если тебе понадобится помощь, только скажи, помогу, чем смогу. Ты знаешь, я вхожу в совет колонии, как твой отец, как Дакар и Рэйан, как многие уважаемые разумные, и, чем смогу — всегда помогу и прикрою тебя.

Она встала, отошла к доске и тихим голосом спросила:

— Там, впереди, всё так плохо?

— Хуже, чем вы можете себе представить в самом страшном кошмаре.

— Скажи, у нас есть надежда? Там есть просвет?

— Есть. Надежда всегда есть. Главное — верить, что справимся, и бороться.

— Значит, надо принять меры. Я подниму вопрос на совете. Раз есть угроза — надо постараться её убрать… или уменьшить потери. Больше ничего не говори, иди домой, Женя.

Жара становится невыносимой, и Наин предлагает уйти к заводи — искупаться, может, ракокрабов наловить, если с рыбой такой облом. Сворачиваемся и топаем к заводи, а я тем временем вспоминаю разговор двухлетней давности с дедом — я тогда валялась дома, на кровати, тихо скуля от сводящей боли в мышцах. Рядом сидела Наин и гладила меня по голове, заливая всё вокруг искренним сочувствием и жалостью. За прошедшие пять лет боль — мой постоянный спутник. Как говорит папа Дакар: «Твое тело гибче, быстрее, легче и сильнее, чем у обычного человека, причём уже очень заметно, и боль — расплата за такие возможности. Терпи, доченька — к семнадцати годам это должно пройти». К этому времени у девочек-людей заканчивается период интенсивного роста и созревания. Ох, обрадовал папка, прям обнадёжил…

Дед зашёл ко мне в комнату. Сел на край кровати и спросил:

— Скажи мне, Женька, куда ты гонишь? Зачем тебе всё это? Это связано с твоими снами? Ты что-то видела там? Ответь мне, пожалуйста — я хочу понять причину такой одержимости, внучка.

— Я не скажу тебе, деда, это знание ничего не изменит — только отравит тебе жизнь. Тебе, бабушке, родителям, всем вам.

— Мы в состоянии что-то изменить?

— Нет, деда, от нас ничего не зависит.

— Всё равно что-то можно сделать. Скажи, что?

— Тренируй нас, деда, как только можешь — а мы будем тренироваться изо всех сил. Это всё, что мы можем сделать. Ничего, кроме этого, нам не по силам.

— Завтра с утра на перекрёстке, обе. Начинаем заниматься — я составлю для вас обеих график занятий, договорюсь с Танрисом. Будем учить вас серьёзно, согласны? — мы кивнули. — Женька, больше никакой самодеятельности — ты будешь точно соблюдать мои рекомендации, так же, как рекомендации отца и Рэйан. Согласна?

— Да, деда.

А потом начался Ад. И продолжается до сих пор. Бег, ножевой бой, стрельба из всех видов оружия, кроме тяжёлых снайперских винтовок, борьба без оружия и биотический полигон. Таэль учит меня взламывать всякие электронные системы, вести правильный ассоциативный поиск по экстранету, взламывать системы защиты данных и замки. Бабуля — работать с разумными, правильно вести разговор, незаметно выуживая из говорящего нужную информацию, учит риторике и умению влиять на собеседника.

Я только внесла некоторые коррективы, помня, что в игре мой оригинал не умела ни петь, ни плясать. В прошлой жизни я умела играть на гитаре и на саксе, плюс незаконченное музыкальное образование. Но, как говорится, это когда было… и танцевать я там тоже не умела. Записалась на кружок бальных танцев к нашей Свете. И исполнила мечту прошлой жизни — научилась играть на пианино. Наин и Джина последовали за мной, только Джинни играет на скрипке, а сестра — на катторе, это такой турианский аккордеон, с кучей маленьких кнопок под когти, звучит, прямо как обычный. Хотя Наин и на пианино играть научилась.

С танцами у меня так и не пошло. Танцевать Света меня научила — только вот делаю я это механически, на автомате. «Нет в тебе, Женька, искорки настоящей танцовщицы — танцуешь ты вроде и красиво, но без души, слишком механически и холодно», — сказала она мне. Ну и ладно, танцую же… с ножом, правда, танцевать лучше получается — мастер Толият доволен, даже хвалит иногда.

Лежим на горячем камне с Наин, смотрим в моём инструметроне голографии, которые присылает мне Хэм. На них Палавен, его друзья в учебном полку, он сам — в учебной броне. Её легко отличить от обычной — на ней нет отличительных значков части. На некоторых фотографиях есть Там — он не такой коренастый, более изящный, с узкой талией. На лице, в отличие от Хэма, уже нанесены татуировки. Я в письме спросила брата, почему у него нет татуировок — он ответил, что его готовят в агентурную разведку. Будет мой брат тихушником на службе Иерархии. А им не наносят татуировки, чтобы сложнее было опознать. Лишь перед заданием, специальной краской, которую потом можно смыть специальным составом, наносят тату, согласно легенде. А у Тама уже вся моська с правой рукой в татухах. Младшего готовят во флотский спецназ, сказалась дедова школа. Скоро приедут оба, но только на месяц — официальный ежегодный отпуск. Как я по ним по всем соскучилась! Приедут — будем готовиться к конкурсу «Молодые таланты».

Я, как и полагается настоящей попаданке, весь год занималась любимым делом всех попаданцев… Каким? Правильно… плагиатом! Вспоминала хороших исполнителей своего времени и искала их в экстранете, и если не находила — то бессовестно использовала их творчество. Подготовила шесть песен, написала партитуру, разложила песни по партиям. Денис и Алексей — гитаристы и вокал, Хэм — бас-гитара и вокал, Там — вокал, я — клавишные, сакс и бэк-вокал, Наин — каттор и бэк-вокал, Вэсил — ударные, Джина — скрипка, Новерри — клавишные и бэк-вокал. Вот и вся наша группа, с поэтическим названием «Ягодная грядка», в честь нашего посёлка. Эх, зажжём на конкурсе!

В жаркой дымке на пределе видимости мелькнул байк. Джина заметила и предложила одеться — вдруг прилетит кто-нибудь. Я ответила, что тех, кого я могла бы стесняться, принести не может — Эл с малолетками, а Ферон с отцом на патрулировании. На остальное население колонии мне наплевать. Да и не приедут они сюда, ближе места есть.

— Не понимаю я тебя, Женька… ты что, вообще не стесняешься?

— Нет, зачем? Я что, уродлива? Или мой внешний вид кого-то шокирует? Выгляжу, как обычный человек, и я не хожу нагишом по центру города, а здесь, кроме нас, никого нет. И если прилетят, то пусть они стесняются, а не я.

— То есть, перед парнями ты бы не разделась, и нам пришлось топать за купальниками?

— Правильно. Для Эла это было бы слишком сильным испытанием… зачем над парнем издеваться?

— А он тебе вообще нравится? — спросила художница.

— Только как друг, не более.

— А мне нравится, он такой симпатичный, волосы такие светлые и глаза голубые, а как он из штурмовой винтовки стреляет… — мечтательно говорит подруга, и в её чувствах такое странное…

Я привстала на локтях, а Наин повернулась и во все глаза уставилась на нашу художницу — Джинни сидела, устремив рассеянный взгляд в пространство. Мы переглянулись и рассмеялись. Джина сильно смутилась.

— Чего вы смеётесь? — спросила она, вызвав ещё больший смех у нас с сестрой.

— Ты же батарианка, Джинни! А Эл — человек, — сказала я.

— Ну и что?! — ответила подруга. — Разве это важно?

— Ты права, Джинни, это совершенно не важно… только вот он влюблён в Женьку, — сказала Наин. Джинни только тяжко вздохнула.

Вот ещё проблемка, блин, нарисовалась…

Среди школьников уже много лет шло соревнование по стрельбе. Раньше соревновались, где попало, но после того, как по инициативе деда построили большой тир, вся школа соревновалась там. Причём в тире можно было пострелять из любого оружия армий Пространства Цитадели. Я была королевой сверхдальних дистанций, дальнюю дистанцию делила на двоих с Наин, а на средней дистанции лучшим был Эл. Этот парниша со штурмовыми винтовками творил просто чудеса. Он умудрялся с открытого прицела выбивать 98 из 100 на 200 метрах, что, по словам деда, просто рекорд — такого не мог никто из известных ему разумных. В руках Алекса даже убогая М7 превращалась в страшное оружие уничтожения. На этой почве на и без того симпатичного Эла заглядывались почти все ровесницы и даже девчонки постарше, а он смотрел только в мою сторону. Ну вот что он во мне нашёл, а?!

Видим идущую по тропе группу «партизан» — с нашего местоположения они выглядят маленькими чёрточками на фоне скал. Беру карабин и в прицел разглядываю идущих. Первым идет высокий светловолосый человек, в руках у него «НК 330», взгляд внимателен и насторожен. За ним, цепью, с лёгким уступом в право, идёт большая группа разумных. Там, кроме людей, турианцы, азари и батарианцы, замыкает группу знакомый батарианец. Это Баэл Натол, дядюшка нашей Джинни.

— Смотри, Джин, там твой дядя и, по-моему, тётя, — говорю я, вглядываясь в стройную батарианку с лёгким карабином в руках, идущую третьей с начала.

— Где?

— Да вон, идут, — передаю карабин подруге.

— Ага. Точно, дядя с тётей. Только вид у них какой-то напряженный.

— У всех последнее время напряжённый, — вставляет Наин, глядя в прицел своего карабина. — Что-то такое уже с полгода в воздухе витает… Папка на работу ходит с тяжёлым пистолетом — и никого не удивляет, что городской медик приходит к пострадавшим и заболевшим со здоровенным пистолетом на поясе.

— Мой на работу с карабином ходит, и все колонисты всё время с оружием — как будто ждут чего-то. И нет-нет, да посмотрят в небо с тревогой, — поддерживает Джина.

Я тоже чувствую тревогу — это как перед бурей, когда небо ещё чистое, и вроде всё спокойно, но в воздухе уже висит напряжение, и вся природа затихает, ожидая худшего. Во всей колонии уже где-то полгода так. Все напряжены, все чего-то ждут, чего конкретно — не знают сами. Просто неясная тревога, которая постоянно нарастает.

— Скорее бы парни приехали — хоть репетировать начнём, может, конкурс поможет развеять тревогу. В этом году у нас в городе проводить будут. Эх, споём! А то, кроме родителей, ещё никто наших песен не слышал, — потягиваясь, шепчет Наин.

— Скорее бы, — соглашаюсь я.

Михаил Шепард (середина июля 2366 г.)

— Нет, ну что вы делаете? Как вы играете? Вы что, разучились?! Всё же получалось! Ну, вы что, устали все, что ли? — доносится из моего гаража голос дочери. До этого оттуда летели задорные ритмы музыки, которую репетировали дети.

— Женька, не кричи, всё вроде нормально получается, — слышится голос Дениса.

— Нормально?! Это кошачий концерт, а не музыка! Так, собрались и играем!

Снова из гаража слышна музыка. Я сижу с универсальным тестером, подключенным к инструметрону, и проверяю масс-ядро с байка дочери. Последнее время Женька жаловалась на нестабильную работу и провалы в разгоне. Пришлось его разобрать, извлечь масс-блок и проверять.

— Занят, Миша? — оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Таэлем. На нём светлая рубашка, черные брюки из синтешёлка, лакированные туфли, широкополая шляпа. За темными очками видны светящиеся глаза. Да уж, припоминаю, какой шок был у Женьки, когда кварианец первый раз в таком виде пришёл к нам в гости — в марте прошлого года. Она ходила вокруг него кругами с открытым ртом и, в конце концов, спросила.

— Мастер Ригар, а как же скафандр и ваш слабый иммунитет?

Он рассмеялся и ответил:

— Я, Женька, пятнадцать лет потратил на адаптацию своего организма к условиям Мендуара. У отца спроси, сколько я денег на это истратил. Оставшуюся на планете биологическую группу замучил заказами на исследования и спецпрепараты, даже виртин списанный купил, чтобы быстрее адаптироваться. И вот результат!

Кварианец повернулся вокруг себя, разведя руки в стороны.

— Теперь я могу здесь жить без скафандра… правда, только здесь. На других планетах придётся, как обычно, в скафе. Эти умники-адмиралы твердили, что нужно не менее ста лет — вот они, их «сто лет»! Самое главное — я составил программу адаптации для своих соплеменников, и совсем скоро, уже летом, первая партия моих друзей приедет на Мендуар. Я надеюсь, что утру, наконец, нос этим бош’тетам из Коллегии, которые говорили мне, что я мечтатель и прожектёр. Ох и полюбуюсь я на их кислые рожи, когда через год больше тысячи кварианцев смогут жить здесь без скафандров! И я безумно рад этому!

— Да уж, — ответил я. — Представляю, как рада корпорация — вот так, за здорово живёшь, не вложив ни цента, подгрести под себя кучу высококлассных спецов. Молодцы, снимаю шляпу!

— Тут ты не прав, Мишка — они мне всё оплатили!

— Я в восторге, но… оплатили всё?..

— Ага. Оплатили все расходы за пятнадцать лет и помогли оптимизировать программу адаптации, так что она теперь займёт не год-полтора, а всего несколько месяцев!

— Хе-хе, Таэль… И скоро тут появятся твои родичи?

— Первая партия прибудет через два месяца, остальные — в течение полугода.

— Сколько их будет?

— Немного, всего около полутора тысяч.

— Хм-м-м, вроде мало… но столько ваших сразу — ни разу не видел.

— Ха! Вот и посмотришь!

После того, как вылез из скафа, мой начальник, как говорится, дорвался до сладкого… Хотя, с учётом того, что, из-за скафандра, у него с женским полом на протяжении многих лет было плохо… то есть, скорее, совсем никак — его можно понять. Да ещё и незамужние кумушки просто западали на красавчика-Таэля. Полгода он куролесил по всей колонии, снискав себе славу донжуана, падкого на женщин, и перепробовал, наверное, всех незамужних девчонок… хотя, скорее, это они его все попробовали, хе-хе… Потом, правда, остепенился, и вот уже несколько месяцев у него бурный роман с начальницей пресс-службы губернатора: с цветами, конфетами, походами в ресторан и голо. Дама там — просто загляденье: 90×60×90 и IQ не менее 140 при изумительном по красоте лице. Где только такое чудо наш Белов нашёл и чем сюда заманил эту красавицу, с мелодичным именем Хелен Хортен?

Таэль плюхается в садовое кресло, стоящее рядом, и смотрит на мою работу.

— Помочь?

— Помоги, друже, — иду в гараж, беру ему второй тестер, и мы, в четыре руки и две головы, начинаем искать неисправность. А в это время в гараже всё опять затихает и снова слышится громкий Женькин голос:

— Всё, на сегодня закончили, иначе я сейчас просто сорвусь, и вам будет больно, а мне — стыдно…

— Да ладно тебе, Лисёнок, что ты психуешь? — отвечает Тамил. — На вот, соку попей, успокойся…

— Ты, наверное, всё уже выучил? Порадуй меня, Тамэ, скажи, что у тебя текст готов к исполнению!

— Ну, не совсем, но уже почти… вот только скажи, зачем нам петь на немецком? Что, перевести нельзя?

— Тамэ! Ну это же стихи! Их правильно переводить — талант нужен, побольше даже, чем писать. А у меня, увы, такого таланта нет. Так что учи на немецком.

— Ладно-ладно, такую песню выучу. Уговорила, красноречивая, — бурчит Тамил.

— И где ты только эти песни нарыла? Ничего подобного раньше не слышал! Лисёнок, колись давай — откуда дровишки? — слышится голос Алексея.

— Из экстранета, вестимо! Этим песням — по триста лет и более, так что на них и закон об авторском праве уже не распространяется. Если что, можем даже клип снять, если вдруг понравится кому.

— Тебе славы захотелось? — спрашивает Вэсил.

— Не-е. Ну мало-ли что, я ведь даже не пою почти нигде, так что вся слава парням достанется.

— Жень, а спой что-нибудь! — просит Джина.

— Чего изволите, госпожа? — уже успокоилась и шутит Женька.

— Да всё равно — тебя послушать хочу.

— Ну, я даже не знаю… у меня пока плохо получается.

— Нормально у тебя получается! Давай, спой, Лисёнок, душевное что-нибудь, — поддерживает Хэймон.

— Ну, э-э-э…

Слышны голоса всех детей, наперебой уговаривающих Женьку.

— Эй-эй, хватит! Спою, конечно! Дися, давай гитару.

— Что будешь петь? — спросил Тамил.

— Это романс времён страшной трагедии моего народа. Времён гражданской войны 20-го века, тогда русские раскололись на два лагеря — красных и белых, и пять лет безжалостно убивали друг друга в поисках правды. А в это время «добрые соседи» и «союзники», пользуясь безвластием, грабили мою страну и народ.

— Пой уже, историк! — просит Денис.

Зазвучала печальная мелодия в переборе струн и тихим девичьим голосом потекла песня:

Не надо грустить, господа офицеры,

Что мы потеряли — уже не вернуть…

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь.

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь.

Пусть мы неприятелем к Дону прижаты

За нами осталась полоска земли…

Пылают станицы, посёлки и хаты,

А что же ещё там поджечь не смогли?

Пылают станицы, посёлки и хаты,

А что же ещё там поджечь не смогли?

— Откуда она её знает? Никогда не слышал. Такая удивительная… — рядом сидит Таэль и, подперев щёку рукой, печально смотрит в пространство. И я с удивлением понимаю, насколько созвучна эта песня трагедии его народа… А голос дочери продолжает выводить под гитарный перебор:

По нашим следам смерть над степью несётся,

Спасибо, друзья, что я здесь не один.

Погибнуть и мне в этой схватке придётся

Ведь я тоже русский, и я — дворянин.

Погибнуть и мне в этой схватке придётся

Ведь я тоже русский, и я — дворянин.

Пусть нас обдувает степными ветрами,

Никто не узнает, где мы полегли.

А чтобы Россия всегда была с нами,

Возьмите по горсточке русской земли.

А чтобы Россия всегда была с нами,

Возьмите по горсточке русской земли.

Вижу задумчиво стоящую мать, сжимающую в руках рыхлитель — она просто стоит в палисаднике и слушает, глядя в небо. Жаль, отец улетел на Землю — он большой поклонник авторской песни, особенно старинных романсов. Хотя такого я у него не слышал. Замечаю, что, видимо машинально, включил запись на инструметроне. Отец приедет — дам ему послушать, как поёт его внучка. Боюсь только, что старый адмирал станет первым большим поклонником её исполнения… Из гаража доносится:

Не надо грустить, господа офицеры,

Что мы потеряли — уже не вернуть…

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь…

Пусть нету отечества, нету уж веры,

И кровью отмечен нелёгкий наш путь…[7]

Музыка стихла, и какое-то время в гараже стоит тишина.

— Да уж, душевнее некуда, — говорит Хэймон. — Прямо за душу берёт… откуда такая тоска, Женька?

— Не знаю, Хэмэ… предчувствия нехорошие какие-то, тревога на душе.

— А ведь и у меня что-то такое присутствует — будто мешает что-то, как камушек в сапоге, — говорит Тамил.

— Когда это ты её выучила играть и петь? — спрашивает Наин.

— Зимой ещё. Почему вам не спела, даже не знаю. Как-то не по теме была песня, видимо.

— Какая грустная… неужели тогда было всё так плохо? Такие песни рождаются, только когда очень и очень тяжело, — проговорила Вэсил.

— Последствия этой трагедии, Вася, живы до сих пор. Весь двадцатый век для русских был очень тяжелым испытанием. Три тяжелейших войны, унёсшие около сорока миллионов жизней. Дважды половина моей страны лежала в руинах. И всё равно — мой народ поднялся из пепла, отстроил разрушенное, первым вышел в космос, стал одним из локомотивов нашей цивилизации и, в итоге, именно СССР стоял за созданием Альянса Систем.

— Слушайте, а может, вставим в программу этот романс? Пусть Женька тоже споёт! А мы подыграем, как сможем, — спросил Алексей.

В гараже разгорелась жаркая дискуссия по этому поводу. В итоге Женька поставила точку в обсуждении, сказав, что репетировать романс они будут только тогда, когда закончат с остальными песнями. И исполнять его она будет, только если зрители попросят спеть ещё что-то. Похоже, за этот короткий перерыв дети смогли восстановить силы и решили продолжить — из гаража снова зазвучала музыка.

— Миша, я нашёл, кажется, — говорит Таэль. — Вот, смотри — в работе модуля стабилизации я нашёл сбой. Доставай, проверим тщательнее.

Вывинчиваю болты и снимаю модуль — контактная панель покрыта толстым слоем окислов.

— Отвал башки! Гидроизоляция рассохлась… как он вообще летать мог?! — задаю сам себе риторический вопрос. — И как теперь изолировать? Такую прокладку придется пару месяцев ждать! Женька меня запилит…

— Ну, ты «инженер» — включай голову! — говорит Таэль.

— Предлагаешь использовать герметик?

— Да ты гений, хоть и тормознутый слегка, пока не толкнёшь — не врубаешься. Хе-хе.

— Ну, у меня же нет такого богатого опыта в латании и ремонте разваливающейся от старости техники! Вообще не понимаю — как вы умудряетесь поддерживать свой флот в рабочем состоянии?

— Как у вас говорят, Мишаня, жить захочешь — еще не так раскорячишься! У нас просто выбора нет.

— Что слышно с флота?

— Конклав находится в состоянии, которое можно описать одним словом! Сказать, каким?

— Дай догадаюсь… они слегка растеряны, так?

— Ха-ха-ха-ха! Ну… примерно. Они оглушены новостями от нас. Все, кто сюда приехал, уже адаптировались и отписались на флот. Меня завалили письмами с просьбой походатайствовать перед корпорацией — уже около полутора миллионов заявок на поселение!

— А начальство что?!

— У-у-у! Там такая каша заварилась… но, думаю, тысяч сто принять согласятся. Ты же знаешь политику — поселенцы только под рабочие места. Под это дело даже новый комбинат хотят поставить, и, ты не поверишь — Белов сказал, что рассматривается вопрос о строительстве у нас верфи…

— Верфи! Верфь — это очень серьёзно… хотя с твоими соплеменниками это может стать сверхприбыльным делом! Ну и все остальные в накладе не останутся. Знаешь, дружище, а ведь на таких, как ты, мир и держится. Если бы не ты — твои кварианцы так и сидели бы на флоте, лелея мечту о возвращении на Раннох. Хотя я считаю, что вам с гетами помирится бы не помешало. Согласен?

— Я-то согласен, Мишка… но ты поди убеди в этом наших адмиралов, особенно таких «ястребов», как Раэль’Зора. Убедишь — может и помиримся. Хотя они с нами и не ссорились. Это мы сами отличились, как ни печально это сознавать…

Собираю обратно байк, Таэль сидит в кресле и слушает музыку, доносящуюся из гаража. На губах его мечтательная улыбка — опять, наверное, о Хелен думает…

Женька (конец июля 2366 г.)

Пришло время улетать моим братьям-турианцам. Улетают на Палавен, в учебные полки. Хэймону остался последний год — и его ждёт служба. Как он сказал, в глубинной разведке, а где — то иерархам ведомо. Я с улыбкой напомнила ему старинную русскую пословицу про то, что наше дело воевать да помирать, а где — то ведомо царю. Где прикажут, там и будем. Хэм посмеялся, обнял меня, я прижалась к брату и с ужасной отчётливостью поняла, что очень долго его не увижу… долго-долго!

— Хэмэ, у меня такое чувство, что мы с тобой прощаемся очень надолго — может, и навсегда.

— Брось, Лисёнок! На будущий год мне, перед отправкой в действующие части, положен трёхмесячный отпуск — и я тебе обещаю, что проведу его здесь, с вами.

Подошла Нова, прижалась к Хэму.

— Я тоже прилечу, Женька, мы снова сыграем на конкурсе и таки возьмём главный приз, договорились?

— Договорились, — шепчу я в ответ.

Сильные руки обнимают меня за плечи. Правая вся покрыта сложной вязью татуировок — даже на щитках ороговевшей кожи предплечья всё в узорах. Низкий голос нашего лучшего солиста тихо спрашивает:

— Ты что, Лиска? Как маленькая прямо, вся испереживалась!

— Не обращай внимания, Тамэ. Просто настроение плохое, мысли в голову разные дурацкие лезут, а я их на вас вываливаю.

Брат разворачивает меня лицом к себе, и я смотрю прямо в его зелёные ехидные глаза. Он берёт меня за голову, запускает пальцы в волосы, тихонько проводит когтями по коже под ними. Однако привычная ласка брата, кроме удовольствия, приносит новый приступ тоски. Перед глазами всё начинает плыть. Я просто не в состоянии справится с дурными предчувствиями… В эмоциях Тама разгорается тревога. Глядя на меня, он ещё раз спрашивает:

— Всё нормально, Женька? — я в ответ лишь мотаю головой.

— Нам пора, Там, — слышится от трапа голос Хэма.

Брат уходит, но на нижней ступеньке трапа оглядывается, мы встречаемся глазами — и вся моя тревога, кажется, передаётся ему. Взгляд вспыхивает зелёным огнём, и он, повернувшись, скрывается на борту челнока.

Летим домой на нашем летуне. За управлением Денис, рядом с ним Лёшка, мы с девчонками и Каади на заднем сиденье. Мать обнимает меня и тихо спрашивает:

— В чём дело, Женька? Ты в космопорте была сама не своя, что-то случилось?

— Мам, меня уже неделю мучают дурные предчувствия. И чем дальше, тем сильнее. Порой это просто невыносимо!

— А сны? Тебе что-то новое снилось?

— Нет. Только мой страшный сон, где я вас всех не могу найти — он снова снится мне почти каждую ночь, и я почти не сплю.

— Ты знаешь, у меня какое-то беспокойство уже давно — нас, в Чёрной Страже, хорошо натаскали на использование интуиции. И знаешь, она просто кричит мне, что надвигается опасность!

— Мам, что слышно от деда?

— Артур пишет, что поднял все свои контакты в разведке и контрразведке Альянса, подключил Стива. Но там что-то странное — такое ощущение, что на нас ополчились половина корпораций известного космоса. Даже саларианцы замешаны, не говоря про корпоратов-азари с Иллиума и батарианцев.

— А «Цербер» не всплыл?

— А как же без него! Ведь наше существование — прямой вызов их доктрине расового превосходства. «Экзо-Гени» замешана плотно, а они — отпрыск Цербера. Кто-то нанял половину известных пиратских кланов Термина и куда-то увёл. А это — несколько тысяч отморозков.

— И что же делать?! Получается, что они уже готовят удар!

— Пусть приходят — у нас есть, чем их встретить, дочь. Твой дед хорошо поработал с населением, даже для наёмников сегодняшняя милиция Мендуара — опасный противник, не говоря уж про пиратов, для этой братии мы можем стать смертельным сюрпризом. Заметь — приказом губернатора снят запрет на использование термоклипс в гражданском оружии, а если учесть, что большинство взрослого населения вооружено 330-ми, то по качеству ручного вооружения мы превосходим даже регулярную армию. Прибавь сюда предельную мотивацию — и ты получишь крайне опасного противника для любой сегодняшней армии Пространства Цитадели.

— То есть, мы отобьёмся?

— Должны.

— Должны?.. Это если ты готовишься к удару кулаком — а тебе прилетает бейсбольной битой… а то и кувалдой!

— У пиратов и корпораций нет кувалды, дочь… а вот бита может и найтись. И тогда — храните нас всех, Духи.

— Мам, а чем мы им всем помешали? Ведь в создании колонии участвовали все расы Пространства. Даже у ханаров — рыбные фермы на побережье океана. И удар по нам — это удар по всем расам одновременно. Плюс Мендуар в пространстве азари, а матриархи крайне болезненно относятся к атакам на их миры.

— Общество Республики расколото, и вообще, вся их цивилизация — в тупике. Мендуар — это попытка найти выход. Не только для азари — для всех остальных… и попытка удачная. Это очень многим в Республике (да и не только в там) не нравится. Жаль, что Иерархия не может открыто вмешаться — наш успех многим открыл глаза на родине. Но дед связался с примархом Федорианом, и тот пообещал, что по первому сигналу несколько кораблей нашего Пятого флота придут на помощь колонии.

— Что?! Дед, вот так просто, связался с высшим руководителем Иерархии?

— Ну, не совсем просто… но да, они знакомы.

— Дед знаком с примархом?!

— Доченька, ведь Федориан не всегда был примархом — он был когда-то Спектром Совета, тогда они с дедом и познакомились.

— Невероятно! Складывается ощущение, что в этой галактике все друг друга знают… ну или, по крайней мере, моих родственников.

Каади с улыбкой смотрит на меня.

— А азари не возмутятся, мам?

— Пусть возмущаются. В этом случае Иерархия в своём праве, четвёртая часть населения колонии — турианцы. Наши просто ответят, что действуют согласно закону о защите соплеменников. Главное — продержаться несколько часов до их прихода.

— Будем надеяться, что держаться не придётся.

Мама крепко прижимает меня к себе, в чувствах — тревога и страх.

— Будем надеяться, доченька…

Земля, Сан-Франциско

Башня «Экзо-Тауэр», штаб квартира корпорации «Экзо-Гени», 220 этаж

Кабинет председателя совета директоров корпорации, Брэндона Чжоу

Полутёмный кабинет представлял собой удивительное смешение европейского, североамериканского и китайского стилей, однако, благодаря таланту дизайнера они, не конфликтовали, а дополняли и оттеняли друг друга. У огромного панорамного окна, выходящего на Тихий океан, стоял молодо выглядевший мужчина, одетый в дорогой двубортный костюм, и смотрел на огни моста «Золотые ворота». Слегка раскосые глаза выдавали его азиатские корни. Рядом, в висящем в воздухе инвалидном кресле, сидел старик. Старик имел ярко выраженную азиатскую внешность, на изборождённом глубокими морщинами лице яростным огнём горели карие глаза.

— Ты делаешь ошибку, Брэндон. Атака на Мендуар может обернуться катастрофой. Если русские узнают (а они, рано или поздно, узнают), они ни перед чем не остановятся для того, чтобы отомстить. А ты — последний из рода Чжоу. Семья столетиями шла к сегодняшнему могуществу, и одна ошибка может всё погубить!

— Дедушка Хо, у нас всё учтено — следы уведут к «Церберу» и повиснут на Призраке. Этот наёмник, этот наглый лаовай, Джек Харпер, стал слишком многое себе позволять! Он даже смеет оспаривать решения совета директоров! Наглая тварь…

— За ним стоят влиятельные люди из конгресса, внук.

— Эти «влиятельные люди» должны нам столько, что по первому моему слову даже будут гавкать в унисон. Ничтожества, возомнившие себя господами. Ненавижу!

— Русские не такие. Ты же знаешь, что все эти их корпорации — ширма, за которой прячется промышленная машина Советского Союза, и сделано это для удобства работы с внешними рынками.

— Знаю! Но их надо остановить, или хотя бы замедлить — ведь они уже прорабатывают вопрос о создании ещё нескольких колоний подобного типа, только уже в пространстве Иерархии. А туда ни один пират не сунется — это верная смерть. Если русские с турианцами договорятся — станут сильнее всех в Альянсе и смогут диктовать свою волю нам всем. Это недопустимо!

— Может, стоило договориться и попробовать поработать совместно?

— Я пытался. Но мне ответили, что непременным условием совместной работы является разрыв контактов с Гегемонией и прекращение поддержки «Цербера». А я на это пойти не могу — слишком много проектов завязано на «Цербер», да и торговля с Гегемонией приносит нам треть прибыли.

— Значит, атака?

— Да. Это замедлит приток поселенцев, внесёт напряжённость в отношения между расами — ведь среди пиратов, которых мы используем, поровну батарианцев и людей.

— На Земле находится Артур Хакетт, и старый волчара роет носом землю. А благодаря тому, что половина генштаба — его друзья и ученики, он много может нарыть и создать нам нешуточные проблемы.

— Об адмирале позаботятся, дедушка Хо.

— Широко шагаешь, внук, смотри — штаны порвёшь! Тронешь адмирала — и даже дураку станет ясно, что его смерть связана с атакой на Мендуар.

— Выбора нет. Совет командиров «Цербера» одобрил операцию. Выделили даже наёмников для захвата нескольких объектов. Выделены деньги, с арсеналов длительного хранения вытащили гаубицы М777 и снаряды к ним.

— Это же несусветное старьё!

— Для колонистов хватит и этого старья.

— Всё равно. Это авантюра, причём безумная. Могут вмешаться пограничники, и вся эта грязь всплывёт, замазав всех вокруг. Азари, узнав, поднимут крик в Совете Цитадели, ведь это их мир.

— С матриархами договорились — они придержат говорливых и крикливых. А пограничники не сдвинутся с места — это мне адмирал Рёдер обещал лично.

— Ты связался с Рёдером? С этим недобитым фашистом? Он же всех не белых за людей не считает, а к ксеносам относится, как к животным! Надеюсь, ваши контакты не зафиксировали?

— Нет. Я прекрасно знаю, дедушка, что, всплыви мои контакты с этим долбаным наци, от нас отвернётся вся семья.

Старик развернул кресло и быстро полетел к выходу из кабинета, но на пороге обернулся.

— Это безумие, внук. У меня такое предчувствие, что мы все очень скоро пожалеем о содеянном. Операцию точно нельзя остановить?

— Нет. Уже слишком поздно — корабли ушли к Мендуару, через две недели атакуют, и связи с ними, до самого окончания операции, не будет.

— Храни нас всех духи предков. Я надеюсь, это последняя такая операция. Семья не желает связываться с подобной грязью, и ты, Брэндон, я надеюсь, прислушаешься к нашему мнению.

Дверь пшикнула, закрываясь за стариком, и молодой человек остался в одиночестве. Он подошёл к роскошному кожаному креслу, стоящему у стола, и сел в него. Сложил руки на полированную столешницу, сцепив их, и о чем-то задумался.

— Мистер Чжоу, Вам вызов от абонента Призрак. Соединить? — раздался в интеркоме голос секретаря.

— Да.

Перед столом медленно появилась голограмма довольно молодого светловолосого человека, одетого в современный светлый костюм. На спокойном, умном лице неестественно выделялись глаза. Знающим людям не трудно было бы понять, что вместо них — биопротезы. В руках человек держал зажженную сигарету и периодически затягивался, выпуская облачка дыма.

— Приветствую Вас, мистер Чжоу. Операция стартовала успешно. Но меня терзают очень большие сомнения в успешности её завершения.

— Мистер Харпер, меня не интересуют ваши сомнения. Когда мы нанимали вас, расчет строился на том, что вы будете точно и в срок выполнять наши распоряжения, координировать работу подразделений, чтобы избежать дублирования и напрасной траты сил и ресурсов. Вы же постоянно оспариваете решения совета директоров и мои личные.

— Со всем уважением, Сэр, но если некоторые Ваши решения ошибочны, то я, как ответственный работник, должен предупредить Вас об этом, и я удивлен вашим раздражением. У нашей организации и так не самая лучшая репутация, и если всплывёт, что мы причастны к атаке на колонию, то я боюсь даже представить последствия.

— О возможных последствиях, мистер Харпер, позаботятся другие люди, это не ваша забота.

— И ещё, сэр. Я надеюсь, что вы довели до своих людей среди наёмников о необходимости аккуратного обращения с объектом.

— О каком объекте речь?

— О девочке. Её необходимо захватить, не нанеся никакого ущерба здоровью и психике. Она — ключ к могуществу Нашей расы. Гибель мисс Шепард неприемлема ни при каких обстоятельствах, сэр.

— Насколько она важна?

— Очень важна, сэр. Но о степени можно будет говорить только после того, как она окажется у нас.

— Что с её родителями?

— Я отдал приказ о необходимости, по возможности, сохранить им жизнь, но захват девочки важнее их судьбы.

— Это ваши проблемы, мистер Харпер. Я вообще считаю ваши попытки улучшить человеческую природу с помощью генов уникальных представителей нашей расы пустой тратой времени и ресурсов. Но дело ваше, пытайтесь. У вас всё?

— Да, сэр.

Голограмма гаснет.

Станция Кронос, штаб квартира Цербера

Он сидел в кресле, посреди строительного хлама — строящаяся станция была далека от завершения, но уже сейчас было ясно, что она замечательная и расположена крайне удачно. Он сидел и курил одну сигарету за другой, глядя пустым взглядом в пространство перед собой. Губы беззвучно шевелились, повторяя несколько фраз, и если бы рядом был ещё кто-нибудь, особенно умеющий по ним читать… но вокруг было пусто.

— Вот так я возвращаю долги друзьям, вот так… Что же, Джек, вот ты и докатился! Ты предал всё, во что верил, предал друзей, и за спасение собственной жизни отблагодаришь злом. Чёрт, ну почему я не послушал Михаила? Как же, возвышение человечества, могущество расы, бла-бла-бла… что дальше? Ты предашь это самое человечество? Себя ты уже предал, себя и друзей! Всё, во что ты верил, оказалось пустышкой — красивой картинкой, за которой скрывается жадный оскал корпораций. И дороги обратно нет… Тебя найдут. Если за пешкой-Грейсоном так охотятся, и ведь, рано или поздно, его найдут, то тебя — будет искать вся галактика. Сука… Блять… Ничего, Джек Харпер ещё побарахтается! Как же, решили всё свалить на меня? Не-ет… Как говорил Мишка: «Хуй вам!» Я ещё спляшу на ваших могилах и плюну на памятники! Я сам буду хозяином Цербера! Сам, единолично!