Ониксовый Шторм

Глава 50

По-весеннему зеленая луговая трава прогибается под моими сапогами, когда падают первые капли дождя. Я не должна быть здесь. Я знаю, что здесь происходит. И все же именно сюда меня притягивает снова и снова.

Такова цена за спасение ее жизни.

Молния раскалывает небо, освещая высокие стены Дрейтуса и его спиралевидную башню вдали и очерчивая в небе десятки крыльев. Если я буду двигаться достаточно быстро, то на этот раз успею.

Но ноги не слушаются, и я спотыкаюсь, как всегда.

Он появляется передо мной из ниоткуда, и мое сердце колотится, как будто увеличение скорости его ударов не даст ему провалиться сквозь грудь.

– Я устал ждать, – Мудрец откидывает капюшон своей мантии, открывая глаза с красной поволокой и алые вены, разветвляющиеся на висках, словно корни.

– Я не твой, – я вскидываю ладони, призывая силу, которая стала определять меня, но ничего не поднимается, кроме моей собственной паники. Прежде чем я успеваю дотянуться до клинков, меня подбрасывает в воздух. Ледяные пальцы обхватывают мою шею, слишком бестелесные, чтобы бороться, но достаточно сильные, чтобы почти перекрыть поток воздуха. Боль пронзает горло.

Мудак.

Моя магия здесь никогда не работает, а вот его – всегда.

– Ты наш, – газа Мудреца сужаются от злобы. – Ты принесешь то, что я хочу, – его хватка крепнет с каждым словом, пропуская лишь струйку воздуха в мои легкие, – или она умрет. Мне надоело ждать, и я не позволю ей получить такой приз.

Я оглядываю небо в поисках знакомых крыльев, когда слышу ее крик, но не нахожу их, так как дождь начинается с новой силой.

Он блефует.

– Ты, – я произношу это слово с усилием. – Не. Получишь. Ее.

Он опускает руки, и я падаю на колени на траву, делая вдох за вдохом, чтобы восполнить то, в чем он мне отказал.

– Но я получу, – клянется он. – Потому что ты приведешь ее ко мне.

Будь я проклята, если так и случится. Гнев прорывается сквозь страх, и я прижимаю левую руку к земле. Дождь бьет по моей летной куртке и струйками стекает по краю метки, когда я сгибаю пальцы в мокрой траве, широко раздвигая их.

Моя рука… она не похожа на мою…

Вот она. Сила струится по земле подо мной, готовая уничтожить его, если у меня хватит смелости отпустить несбыточные мечты, за которые я цеплялся, и принять судьбу, уготованную мне Зинхалом.

Мне нужно только дотянуться, и они будут в безопасности. Она будет в безопасности.

Нет . Это неправильно.

Это сон. Только сон. И все же он держит меня здесь ночь за ночью. Борясь с тяжестью кошмара, я отрываю руку от земли.

– Проснись! – кричу я, но не слышу ни звука.

– Этот город падет. Твой будет следующим, – обещает Мудрец.

– Проснись!

Я поднимаю голову и вижу, что к моему горлу приставлен меч Тиррендора. Мудрец отводит руку назад…

Мое тело содрогается, и я открываю глаза. Поля нет. Нет ни мудреца, ни меча. Только тихие капли дождя, бьющие в окно, тепло одеял, спутанных у моих ног, и тяжесть руки Ксейдена, перекинутой через мою талию. Самая сильная буря уже прошла.

Наполнив легкие до отказа, я убеждаю себя, что стук в груди должен ослабнуть, но дыхание у моего уха лишь учащается, становясь все более неровным с каждой секундой.

– Ксейден? – я поворачиваюсь к нему и поднимаю руку к его лицу. Его кожа влажная от пота, брови нахмурены, а челюсть сжата так сильно, что я слышу скрежет его зубов. Не только мне сегодня снятся кошмары.

– Ксейден, – я приподнимаюсь и кладу руку на его обнаженное плечо, а затем легко касаюсь. – Проснись.

Он переворачивается на спину, и его голова начинает мотаться.

– Ксейден, – моя грудь сжимается от видимой боли на его лице, и я бросаюсь вниз по узам. – Ксейден !

Его глаза открываются, и он, задыхаясь, садится, а затем кладет руки на матрас рядом со своими бедрами.

– Ты в порядке, – мягко говорю я, и его взгляд устремляется на меня, дикий и затравленный. – Тебе приснился кошмар.

Он моргает, прогоняя сон из глаз, и быстро обводит взглядом пространство.

– Мы в нашей комнате.

– Мы в нашей комнате, – я провожу пальцами по его плечам, и мышцы размягчаются.

– И ты здесь, – его плечи опускаются, когда он смотрит в мою сторону.

– Я здесь, – я беру его левую руку и прижимаю к своей щеке.

– Ты липкая, – его бровь сжимается. – Все в порядке?

Ну и дела, он сразу же спрашивает обо мне.

– У меня тоже был плохой сон, – я пожимаю плечами. – Наверное, из-за шторма.

– Наверное, – его взгляд скользит мимо меня к окну. – Иди сюда, – он притягивает меня ближе, затем укладывает нас лицом друг к другу. Через секунду он натягивает на нас простыню – но не одеяло – и кладет руку мне на бедро. – Расскажи мне о своем.

Я заправляю простыню под мышку и засовываю другую руку под подушку.

– Это тот же самый, что был у меня со времен Рессона.

– Тот же самый? – он убирает мои волосы назад на плечо. – Ты говорила мне, что тебе снятся кошмары, но никогда не говорила, что они повторяются.

– У меня повторяющийся кошмар. Ничего страшного, – вдалеке гремит гром, а он молчит, ожидая, что я продолжу. – Обычно это происходит в поле, и вдалеке идет битва. Я слышу, как Андарна кричит, но не могу до нее добраться, – мое горло сжимается, и я поднимаю руку к его груди. – Мудрец там, и он всегда поднимает меня в воздух, словно я не тяжелее карманных часов. И я не могу ни пикнуть, ни закричать, ни пошевелиться. Я просто застыла на месте, пока он угрожает мне.

Он напрягается.

– Ты уверена, что это Мудрец?

Я киваю.

– Он приставляет меч Тиррендора к моему горлу, когда требует привести ему кого-то. Как будто мое подсознание пытается предупредить меня, что они собираются использовать тебя против меня.

– Что еще? – его сердце начинает колотиться под моими пальцами.

Я моргаю, пытаясь вспомнить.

– Не могу объяснить, откуда я знаю, ведь я видела его только издалека, но последние пару раз мы были рядом с Дрейтусом.

– Ты уверена? – его глаза расширяются. – Как он выглядел?

– Обычно там довольно темно, но я смогла разглядеть высокие городские стены на возвышенном плато и центральную спиралевидную башню.

– Это Дрейтус, – его дыхание снова учащается.

– Что случилось? – я скольжу рукой по его шее.

– Что еще? – он проводит ладонью по моему бедру.

Он странно напряжен в этом вопросе, но если это поможет ему рассказать о том, что мучило его, пока он спал, то я подыграю ему.

– Сегодняшний был… странным. Другим.

– Как?

– Когда он уронил меня, у меня была секунда, когда я подумала о том, чтобы транслировать из земли, и когда я посмотрела вниз… – мой взгляд скользит к его метке. – Метка была у меня на левом запястье, как раз там, где начинается твоя. И моя рука не была похожа на мою . Теперь, когда я думаю об этом, она была похожа на… твою. Кто знает. О чем была твой?

Он молча смотрит на меня, и у меня по позвоночнику ползет беспокойство.

– Почему ты так смотришь на меня?

– Потому что это моя рука.

Мои пальцы соскальзывают с его шеи.

– Я только что это сказала.

Он садится, и я повторяю его движение, прижимая простыню к груди.

– Это моя рука, – повторяет он. – Ты была в моем сне.

•••

Это невозможно, правда?

Спустя два часа я рассказала ему обо всех снах с Мудрецом, которые только могла вспомнить, и все они были у Ксейдена.

Должно быть разумное объяснение.

– Думаешь, мы видим одни и те же сны? – медленно спрашиваю я, сидя посреди нашей кровати с накинутым на плечи одеялом и наблюдая, как он в спальных штанах вышагивает по нашей спальне.

Это напоминает мне о Сгаэль на Хедотисе.

Неужели совместные сны вообще возможны? Это какой-то эффект нашей связи?

– Нет. Это мои сны, – он потирает кожу под нижней губой. – После Рессона они снились мне по меньшей мере раз в неделю, а после Басгиата – чаще, но я почти никогда не осознаю, что это кошмары, когда нахожусь в них. А когда осознаю, то просыпаюсь с ощущением, что кто-то был рядом и наблюдал за мной, – он оглядывается на меня и приостанавливает шаг. – Как сегодня.

– Это не имеет смысла, – я натягиваю одеяло. – Мне снились эти сны в ночи, когда тебя не было рядом со мной. В ночи, когда ты был в часах лета.

– Может быть, это связь, – он прислоняется спиной к нашему комоду. – Но это точно мои сны. Ты никогда не была в Дрейтусе, и тот сценарий… он в точности повторяет то, что случилось на берегу реки, когда я сражался с ним в Басгиате.

Я моргаю. Он никогда не говорил об этом.

– Темный маг, которого Андарна испепелила за академией, сделал то же самое, – я наклоняю голову. – Но тот темный маг был не им. Ты знаешь, о чем этот сон? Кого он хочет, чтобы ты привел к нему? Потому что для меня это все туманно, как будто я вхожу в середину разговора… – мои слова замирают, когда в голове проносится мысль о том, что он прав, как бы невозможно это ни было.

– Потому что так и есть, – Ксейден поднимает брови. – И он хочет, чтобы я привел ему тебя.

– У них есть своя заклинательница молний, – спорю я, словно могу рассудить подсознание Ксейдена.

– Но это мой кошмар, а у меня есть только одна ты , – говорит он. – Мне все труднее и труднее не отправиться в Дрейтус, чтобы доказать себе, что все это только в моей голове, – его глаза вспыхивают, затем сужаются. – Но это не должно быть в твоей. С кем-нибудь еще такое случалось?

– Откуда мне знать? – я качаю головой. – Не думаю, но я не помню всех своих снов, – и все же… есть кошмар, который приснился мне в Самаре – он до сих пор не выходит у меня из головы. Он такой же яркий, как и воспоминания. Как и эти кошмары. – Как много ты знаешь о падении Клиффсбейна?

Он хватается за край комода.

– Тебе снился Клиффсбейн?

– Когда я была в Самаре, – я киваю. – Во сне я была в своей комнате – по крайней мере, я думаю, что она была моей, и пожар приближался, но я не хотела уходить без портрета моей семьи, и…

Семья на портрете. Медово-карие глаза. Ожог на моей руке.

– И что? – он медленно подходит ко мне, изучая меня так, будто не знает досконально каждый сантиметр моего тела.

– Я… – мое сердцебиение учащается, и тошнота подкатывает к желудку. – Я сказала Кэт, что она должна жить, потому что она – будущая королева Тиррендора, и то, как Кэт на меня посмотрела… – я сглатываю желчь, которая сдерживает страх, поднимающийся в горле. – Как будто я была ей дорога. А что, если… – я борюсь с внезапно накатившей тошнотой, – что, если бы я была Марен?

Ксейден садится у изножья кровати, и мышцы его спины напрягаются.

– Ты была во сне Марен, – он поворачивается ко мне лицом, и в его глазах появляется нечто, жутко похожее на ужас, прежде чем он успевает это скрыть.

– Этого не может быть, – я обхватываю руками свой живот. – Может, с тобой и возможно, потому что мы связаны, но нет способа погрузиться в чужой сон.

– Есть, если ты ходящая по снам, – он задумчиво кивает, и мое сердце замирает, когда я догадываюсь, что он собирается сказать. – Должно быть, это твоя вторая печать – та, которую дала тебе связь с Андарной. В этом есть смысл. Ее род миролюбив, и сама способность была бы пассивной, даже даром в такой культуре.

Что? Моя спина напрягается.

– Ходящих по снам не существует, и ириды сказали ей, что она дала мне нечто более опасное, чем молния. Это была одна из причин, по которой они так злились на нее.

– Есть кое-что похожее, – голос Ксейдена понижается. – Это абсолютно точно опаснее молнии. Это одна из форм интинсиков, – заканчивает он шепотом.

– Я не читаю мысли. Этого не может быть, – я качаю головой.

– Ты их не читаешь. Ты входишь в них прямо в бессознательном состоянии.

У меня отвисает челюсть, и я тянусь к Андарне.

– Это правда?

Тэйрн пыхтит, но молчит.

– Я не выбирала это так же, как Тэйрн не выбирал молнию, – защищается она. – Но мне известно, что ты блуждаешь во сне. Это безвредно. Теперь вы с ним на равных.

Одеяло выпадает из моих пальцев.

– И ты ничего не сказала? – рычит Тэйрн.

– Ты не сообщил ей, когда она в первый раз овладела молнией! – возражает Андарна. – Она должна была узнать об этом сама.

– О боги! – меня начинает трясти.

– Черт, – Ксейден натягивает на меня одеяло, а затем притягивает к себе на колени. – Все будет хорошо.

– Это бессмысленно. Печати основаны на нашей уникальной связи и силе дракона, – мои мысли путаются, пока я бормочу. – И на том, в чем мы нуждаемся больше всего, так что логично, что тебе нужно было знать намерения каждого, когда твоя проявилась. Ты должен был уберечь меченных. Но во мне нет ни капли желания или потребности знать, что снится кому-то еще… – дрожь прекращается, и я понимаю. – За исключением того случая… Я была отрезана от нее, пока она спала все эти месяцы.

– Андарна, – он кивает. – Это имеет смысл. Моя печать не действует на драконов, и, полагаю, твоя тоже, так что ты неосознанно развила ее на человеке.

– На тебе, – я ищу на его лице хоть какие-то признаки гнева, но не нахожу. – Мне так жаль.

– Тебе не за что извиняться, – он гладит меня по волосам и удерживает мой взгляд. – Ты не знала. Не делала этого специально…

– Конечно, нет, – я бы никогда не нарушила его личное пространство таким образом – или личное пространство Марен.

– Именно это делает тебя исключительно опасной, – его челюсть сжимается. – Я могу читать кого-то, только когда он бодрствует, и я могу быть ограничен его щитами. Никто не может ставить щиты, пока спит. Потенциально ты можешь войти прямо в сон Мельгрена, и он не сможет тебя остановить. Возможно, он даже не узнает, – его лицо на мгновение искажается, но затем он быстро скрывает это. – Вайолет, они убьют тебя, если узнают. Неважно, что ты – лучшее оружие, которое у них есть против вэйнителей и против меня . Они свернут тебе шею и назовут это самообороной.

Ну, это… ужасающе.

– Только если это правда, – я соскальзываю с его колен и начинаю натягивать свою форму для спарринга, оставляя доспехи на спинке стула. – Это ведь просто сны, верно? Если это сны? Это все равно что погрузиться в чьи-то страхи, а не в мысли.

– Только я думаю, что ты вмешиваешься в них, потому что я хотел транслировать из этого поля, а вместо этого поднял руку… Что ты делаешь?

Вмешиваюсь ?

– Я могу придумать только один способ убедиться в этом, и не волнуйся, я буду осторожна, – я застегиваю штаны, а потом смотрю, как он поднимается и достает из рюкзака сухую одежду. – А что делаешь ты ?

– Иду с тобой, очевидно.

Спорить бессмысленно, поэтому мы оба одеваемся. Через несколько минут и несколько ступенек я стучусь в дверь Марен.

Проходит минута, прежде чем она отвечает, а когда она появляется в проёме двери ее глаза сонные.

– Вайолет? Риорсон? – спрашивает она, зевая во весь рот. – Что происходит?

– Прости, что разбудила тебя, но мне нужно спросить тебя о чем-то совершенно… странном, – я потираю переносицу. – По-другому не скажешь, и мне нужно, чтобы ты не спрашивала меня почему.

– Осторожнее, – предупреждает Ксейден.

– Хорошо, – Марен складывает руки поверх халата.

– У тебя случайно нет портрета твоей семьи? – спрашиваю я.

– Есть, – отвечает Марен, наморщив лоб. – Что-то не так с моими братьями? Я видела их всего несколько часов назад.

– Нет, – я решительно качаю головой. – Ничего подобного, – может, мы ошибаемся, и это просто странный эффект от связи. Если портрет все еще у Марен, то он не мог загореться. Тогда Ксейден не может быть прав – я не входила в ее сон.

– Сейчас, я покажу тебе его, – предлагает Марен и исчезает в своей комнате. Через несколько секунд она возвращается и протягивает портрет.

Узнавание пронзает меня со всей тонкостью кинжала.

– Я видела его раньше, – мягкие улыбки, медово-карие глаза. Боги, неудивительно, что мальчики показались мне знакомыми. Просто в первый раз мне было слишком больно, чтобы понять, почему . – Он прекрасен, – я заставляю себя сглотнуть.

– Спасибо, – она отдергивает руку. – Я ношу его с собой, куда бы мы ни полетели.

– Ты не боишься его потерять?

– Раньше это было моим худшим кошмаром, – говорит она, глядя на миниатюру. – Пока я не пережила его потерю.

Худшим кошмаром. Мне требуется вся моя сила самоконтроля, чтобы сохранить ровное выражение лица.

– Я очень хорошо это понимаю. Спасибо, что поделилась этим со мной…

– Серебристая! – кричит Тэйрн.

Ксейден наклоняет голову, а Марен напрягается.

– Я здесь…

– С востока приближается орда! – кричит он.

Заливаются колокола, самый громкий из них – прямо над головой.

Нас атакуют.

Для достижения максимального потенциала всадники должны быть размещены по возможности недалеко от своих деревень. Ничто так не мотивирует, как вид горящего дома.

– Тактика, часть II, личные воспоминания лейтенанта Лирона Панчека