Ониксовый Шторм

Глава 16

– Высокомерна, да? – вспышка его неоспоримой улыбки появляется и исчезает прежде, чем я успеваю полностью поддаться ее коленопреклоненному эффекту. – Посмотрим, как ты справишься в темноте.

Тени заполняют коврик и поглощают каждую унцию солнечного света, оставляя меня в полной и абсолютной темноте во всех направлениях. Вызов принят.

– Это грязная игра, – я поднимаю проводник чуть выше плеча и выпускаю постоянный поток силы из левой руки. Сфера трещит, ловя потоки молний, пронизывающих сплав в ее центре, и освещая пространство вокруг меня.

– У тебя уже есть преимущество, – отвечает он, и прядь тени ласкает мою щеку, но не принимает форму, приближаясь к проводнику. – Я просто уравниваю шансы.

Я иду вперед, мельком взглянув на него, прежде чем он снова исчезает во тьме.

– Наноси удар, – приказывает он.

– А шанс попасть в тебя есть? Думаю, нет, – моя левая рука нагревается, и я стискиваю зубы, борясь с напряжением, вызванным необходимостью поддерживать поток энергии. Наносить удары гораздо легче, чем пускать струйки.

– Используй нашу связь, чтобы выследить меня, – его губы касаются моей шеи, и по позвоночнику пробегает дрожь осознания, но, когда я поворачиваюсь, его уже нет.

– Это жульничество, – я иду налево, потом вперед, потом снова поворачиваюсь, совершенно не понимая, в какую сторону мне двигаться.

– Это использование всех имеющихся в твоем распоряжении инструментов, – говорит он. – Давай, Вайоленс. Соответствуй своему прозвищу. Я мог бы уже дюжину раз убить тебя за то, что ты не хочешь наносить удары.

– А я могу убить тебя одним, негипотетическим ударом, – я открываю свои органы чувств, но невозможно сосредоточиться на нашей связи, пока мое тело непрерывно напрягается. К черту. Я все равно не могу видеть сквозь это. Опустив руку, я прерываю поток силы в кончиках пальцев, и по мне пробегают тени, охлаждая разгоряченную кожу.

Я сосредотачиваюсь на нашей связи, на узах, и подчиняюсь тонкому, едва ощутимому рывку, который исходит от меня справа.

– Хорошо, – когда он говорит, связь усиливается, и я слегка меняю направление, следуя за связью. – Я могу использовать все, что отбрасывает тень, но никто не знает, что самые сильные нити – всегда мои собственные. Если ты сможешь разобраться в них, почувствовать их разницу, то сможешь отследить, где я нахожусь во тьме.

– Это действительно то, чему ты хочешь меня научить? – я провожу руками по тени, но все кажется одинаковым.

– Ты должна понять разницу ради нас обоих, – связь окружает меня в тот же миг, когда он обхватывает меня сзади, и более сильная тень – его – наклоняет мой подбородок к плечу и вверх. – Только ты.

Его рот находит мой в темноте, и он целует меня долго и медленно, как будто мы единственные люди в мире, как будто наше время бесконечно и нет ничего важнее, чем услышать мой следующий вздох. Это совершенно декадентское, тщательное наслаждение, которое заставляет меня желать большего. Мой пульс скачет, учащаясь с каждым движением его совершенного языка.

– Нанеси удар, – требует он, его пальцы скользят по моему животу и проникают под пояс. – А то кто-нибудь может подумать, что я отношусь к тебе легче, чем к остальным, – он покусывает мою нижнюю губу.

– Легкость – это противоположность тому, чего я хочу от тебя, – сила нарастает, гудит во мне настойчивым требованием, и я поднимаю правую руку, направляя ладонь к небу открытого амфитеатра.

Ксейден исчезает за моей спиной за секунду до того, как я выпускаю удар.

Вспыхивает свет, освещая арену, и молния устремляется вверх, сквозь барьер чар и в облака над головой, и я слышу коллективный вздох остальных курсантов, прежде чем тьма снова опускается на землю.

– Ты поразительна, – говорит он, уже будучи одной из теней.

– Почему только я? – спрашиваю я, бесконечно поворачиваясь, чтобы найти его.

– Ты должна уметь находить меня, – тени пробегают по моей коже, и менее чем через мгновение они исчезают, оставляя меня спотыкаться у входа на мат, глядя на удаляющуюся спину Ксейдена, поднимающегося по лестнице. – Занятие окончено. Я жду, что на следующее занятие вы все придете подготовленными, – говорит он через плечо.

– Почему только я? – повторяю я, прекрасно понимая, что остальные курсанты смотрят на меня, пока я обретаю равновесие, изучают меня, словно надеясь обнаружить какую-то метку, ведь Ксейден ушел невредимым. – Ксейден!

Он не приостанавливает своего подъема.

– Потому что ты единственная, кто способен убить меня.

•••

– И вот Вайолет, – говорит Ридок следующим днем, помахивая кружкой с элем, когда мы сидим за угловым столиком в пабе «Шесть Когтей» в Шантаре. – Отпугнула профессора ударом молнии. Он свалил оттуда и оставил ее блуждать в темноте.

Сойер смеется. По-настоящему, действительно смеется, и мне неважно, от второй ли кружки эля или Амари сама вытащила это из него, я просто испытываю облегчение, слыша это. На секунду мне кажется, что он вернулся, что мы все ещё… мы.

Дверь в другом конце комнаты открывается, и в нее залетает снег, прежде чем кому-то удается закрыть ее от настойчивого ветра. Шумный паб переполнен деревенскими жителями и кадетами, в поисках субботнего отдыха. Я еще раньше заметила Даина у бара, пытавшего счастья с целительницей второго курса, а Ридок уже трижды отбивался от попыток утащить три стула, которые мы приберегли через стол для летунов.

После обеда мы посетили несколько храмов, но летуны уже несколько часов как ушли на поклонение. Если они не вернутся в ближайшее время, мы опоздаем на последние повозки, возвращающиеся в кампус.

– Риорсон приставил к моему горлу мой собственный кинжал, – говорит Ри, качая головой, словно все еще не может в это поверить. – Я всегда знала, что он могущественный, но никогда не думала, что он может… – она замялась.

– Убить всех в комнате, не двигаясь со своего места? – я заканчиваю за нее, поднимая свой лавандовый лимонад, чтобы сделать глоток. И он думает, что мне нужно знать, как его убить.

Теперь сладкий напиток горчит в горле.

Может, он и оступился на границе, но он не пропал . Одна ошибка не равнозначна потере всей души.

– Именно так, – она кивает. – Ты всегда это знала?

– Ага, – я опускаю кружку. – Ну, не всегда, но определенно после того, как он ворвался в мою комнату и убил Орена и остальных на первом курсе.

– Что мы обсуждаем? – спрашивает Кэт, ставя кружку на стол и садясь прямо напротив меня. Она отряхивает свою заснеженную куртку, Марен и Трегер делают то же самое.

– Способность Риорсона уничтожать… ну… всех, – отвечает Ридок, забирая свое пальто с места Марен, пока Сойер переставляет свои костыли, чтобы прислонить их к стене позади себя.

– Ах… – Марен садится рядом с Кэт и смотрит в ее сторону. – Это… что-то новенькое, да?

Кэт смотрит в свою кружку.

– Он был не так силен, когда мы… – она прерывает себя и отпивает.

– Наша сила печатей может расти, – говорю я, чтобы заполнить неловкую тишину. – Мы тратим жизнь на то, чтобы отточить их и понять свои пределы. Третий курс гораздо сильнее первого, так же как полковник может вытереть пол лейтенантом с помощью магии.

– И он никогда не пугает тебя, – Кэт смотрит на меня через стол. – Это то, что ты сказала вчера. Он никогда тебя не пугает.

– Мне бывает страшно за него, но я не боюсь его со времен Молотьбы, – я провожу пальцем по верхней части кружки.

– Потому что ваши жизни связаны, – она наклоняет голову, словно пытаясь понять.

– Потому что он никогда не причинит мне вреда, – я делаю еще глоток. – У него были свои причины желать моей смерти, и вместо этого он научил меня наносить смертельные удары на мате – и это было задолго до Молотьбы.

– Кстати, о печатях, я начинаю беспокоиться, – Ри быстро меняет тему. – Слоун – перебрасывает энергию. Авалин начала владеть огнем на прошлой неделе, а у Бэйлора проявилось дальнозоркость.

Как у Лиама.

– Но Линкс и Аарик еще не проявились, а время идет, – заканчивает Ри.

– Что произойдет, если они и не проявятся? – спрашивает Трегер.

– Магия накопится, и они как бы… взорвутся, – Ридок делает соответствующее движение руками. – Но сейчас конец января. У них есть ещё несколько месяцев, прежде чем это станет опасным. Ви не проявлялась до какого месяца? До мая? – спрашивает меня Ридок.

Я моргаю, вспоминая, как Ксейден впервые поцеловал меня у стен академии.

– На самом деле печать проявилась в декабре. Я просто не поняла этого.

– Меня это не успокаивает, – говорит Ри, хмурясь над своей кружкой. – Последнее, что нам нужно, – это чтобы Линкс или Аарик взорвались около нас.

Моя грудь напрягается.

– Напомните мне не стоять рядом с ними в строю, – ворчит Кэт.

– Лучше уж так, чем один из них проявится как интинсик, – бормочет Ридок. – Можешь себе представить, как ты казнишь…

– Нет, – огрызается Ри, затем вздрагивает. – Не могу. И ты тоже не должен, – она смотрит на Марен. – Итак. Как все прошло в храме?

– Наши подношения были приняты, – отвечает Марен с легкой улыбкой. – Я верю, что Амари будет присматривать за моими братьями в Аретии. Я не могу не поблагодарить твою семью за то, что она приютила их, Ри.

– Ты шутишь? – Ри отмахивается от нее. – Моя мама обожает детей, а отец просто в восторге от того, что по дому бегают два маленьких мальчика. Мне очень жаль, что они не смогли остаться здесь с тобой.

Марен опускает взгляд.

– Мне тоже, но в Басгиате не очень-то любят растить детей.

Кэт поглаживает ее по плечу.

– Ваши храмы Малеку и Данне непропорционально велики по сравнению с храмами других богов, – замечает Трегер, откинувшись в кресле. – Кроме Амари, конечно.

– Это региональная особенность, – отвечает Сойер, откидываясь на спинку кресла и поправляя свой вес. Похоже, ему удобнее носить новый деревянно-металлический протез, над которым он работал, но обсуждать это он не хотел, так что мы не стали настаивать. – Так близко к Басгиату война и смерть занимают большинство умов.

– Это верно, – соглашается Ридок.

– Ваши писцы не молятся Хедеону о мудрости? – спрашивает меня Трегер, оставляя свой эль нетронутым достаточно долго, чтобы Кэт могла дотянуться до него и украсть с лукавой улыбкой.

– Знание и мудрость – две разные вещи, – отвечаю я. – Писцы стараются не просить того, что следует заслужить.

– Значит, ты не была частой посетительницей храмов, когда училась в том квадранте? – он придвигает свой стул, когда несколько пьяных курсантов пытаются протиснуться за ним, и косится на Кэт за то, что та украла его напиток, но губы его поджаты.

– Моя мать никогда не была приверженкой храмов, что странно, если учесть, что она предпочитала Данн. А я предпочитала проводить то время, которое у меня было на поклонение, в храме Амари, – я опускаю взгляд на свою почти пустую кружку. – А после смерти отца я часто посещала храм Малека, хотя, вероятно, проводила больше времени, крича на него, чем молясь ему.

– Лично я предпочитаю Зихнала, – добавляет Ридок. – С помощью удачи можно выпутаться из любой ситуации.

– И наша, должно быть, закончилась, потому что сюда идёт командир крыла, – замечает Ри, бросив быстрый взгляд в мою сторону.

Летуны переглядываются, и мы все затихаем, Даин ждет, пока группа курсантов пройдет мимо, а затем подходит к углу нашего стола.

– Ви, – в его глазах все еще тот ровный, измученный взгляд, и меня бесит, что я не могу отвести свой.

– Даин? – мои руки крепко сжимают кружку. Я бы предпочла, чтобы он снова был придурком, даже несносным в своей уверенности, а не этой пустой версией себя.

– Могу я поговорить с тобой? – его внимание переключается на остальных за столом. – Наедине?

– Хорошо, – я отталкиваюсь от стола, оставляя свой лимонад, и следую за Даином в тусклый, пустынный коридор, который ведет к приватным комнатам паба. Мой желудок сжимается, когда он поворачивается ко мне лицом.

– Я провел несколько дней, проверяя охрану папиных покоев, и у меня нет возможности провести туда других людей, не попавшись при этом, – он засовывает руки в карманы своей летной куртки.

Мое сердце замирает.

– Ты мне не поможешь.

– Я сказал тебе, что помогу, и я помогу, – его рот поджимается. – Просто ты должна доверять мне настолько, чтобы позволить мне достать исследования самостоятельно. Предпочтительно завтра вечером, так как моего отца не будет.

Дерьмо . Все, что ему нужно сделать, – это передать исследования отцу, и Даин снова окажется в его милости. Единственной гарантией того, что этого не случится, было то, что я пойду с ним. История между нами, как хорошая, так и плохая, сгущает краски.

– Все зависит от тебя, – говорит он, слегка пожав плечами. – Либо ты доверяешь мне, либо нет.

– Дело не только в этом, – торопливо говорю я. Есть так много вариантов, как все может пойти не так. – Если он поймает тебя с этим, или кадеты, которые постоянно следят за Ксейденом и мной, заметят, как ты тайно передаешь что-то…

– Я это уже понял, – перебивает он, словно я его оскорбила. – Что ты выберешь?

Я взвешиваю все «за» и «против» меньше чем за мгновение, затем вздыхаю.

– Под столом отца в кабинете есть потайное отделение. Защелка находится в дальнем углу центрального ящика стола моей матери.

Он кивает.

– Ты получишь исследования к утру понедельника.

К лучшему или худшему, но моя судьба находится в руках Даина Аэтоса.

Мой самый яркий свет, я хотел подготовить тебя, но успел дать лишь половину необходимых уроков, половину истории, половину правды, а теперь время поджимает. Я подвел Бреннана в тот день, когда смотрел, как он идет по парапету, подвел Миру, когда не смог остановить ее там же, но боюсь, что моя смерть подведет тебя. Мы с твоей матерью никому не доверяем, и ты тоже не можешь.

– Восстановленное письмо подполковника Ашера Сорренгейл к Вайолет Сорренгейл