Ониксовый Шторм

Глава 48

Следующей ночью гром гремит за окнами моей спальни, а я перелистываю страницы последней книги, присланной Текарусом, и сушу волосы.

Он не забыл о нашем договоре даже теперь, когда стал королем, и я не собираюсь отказываться от Ксейдена, особенно когда становится ясно, что он не отказался от самого себя. Ответ где-то рядом, и мы его найдем. То, что Бреннан в курсе, только укрепляет эту надежду. Может, он и не сможет восстановить Ксейдена, но еще не было такой проблемы, которую мой брат не смог бы решить.

Я бросаю взгляд на беспорядок тренировочных рун на своем столе и на мгновение задумываюсь о работе над руной отсроченной активации, которую Трисса почти весь день вдалбливала нам в голову. Ее цель – взять существующую, неактивную руну и включить ее, вложив в нее больше магии. Как она на самом деле используется? Никак, поскольку я не могу заставить эту чертову штуку работать.

У Кэт получилось с первой попытки.

Имоджен быстро последовала за ней.

Кай подпалил кончики своих черных волос.

Даин, Боди, Ри, Ридок… все, кроме меня, в конце концов овладели одной из них. Даже Аарик, которому еще предстоит проявить печать, справился с хитросплетениями малой магии.

Неважно. Мы здесь на две недели. В конце концов, у меня все получится, а если нет, то для этого мы и работаем в отрядах. Я не обязана быть хороша во всем.

Я подтягиваю вечно сползающую бретельку шелковой ночной рубашки из Деверелли обратно на плечо и переворачиваю страницу книги Текаруса. Когда я читаю следующий отрывок, мои брови поднимаются, и я еще раз просматриваю его, чтобы убедиться, что уловила закономерность. Получается три.

Снова раздается гром, и во мне поднимается сила, словно ее позвал поиграть друг. Я наблюдаю за дождем, который, кажется, идет с востока, затем беру с тумбочки проводник и пускаю его в ход.

Феликс довел сплав в центре до того же размера, что и те, что питают кинжалы, и я могу с тем же успехом заняться домашним заданием, пока читаю. Данн знает, что, прежде чем тащить меня завтра в горы для дальнейших тренировок, он рассчитывает на то, что по крайней мере три из них будут напитаны. Он тренирует меня так, словно я – единственное, что стоит между вэйнителями и Аретией, и, учитывая, что уровень защиты чар снижается с каждым днем, я не могу его винить. Пока Ксейден занимается делами провинции в Льюэллине, я – лучшее, что у нас есть против Теофании… по крайней мере, в плане защиты.

Кто-то стучит в дверь моей спальни.

Я закрываю книгу и кладу ее на тумбочку вместе с проводником, а затем поднимаюсь с кровати, чтобы открыть дверь. Уже больше десяти, а это значит, что либо Ри хочет поболтать, как прошлой ночью, либо Бреннан ищет напарника для набега на кухню. В любом случае, эта рубашка практически прозрачная, поэтому по пути я беру халат из шкафа.

Блестящий оникс стучит о мои щиты в двух шагах от порога, и я бросаю завязки халата, чтобы открыть дверь. Мое сердце замирает, а затем начинает биться в ускоренном темпе.

В дверном проеме стоит Ксейден в летной одежде, промокший до нитки, с его волос капает дождь. В его глазах бушует война, словно это последнее и единственное место, где он хочет быть.

– Привет, – моя рука сгибается на дверной ручке. – Почему ты не сказал мне, что он здесь? – спрашиваю я Тэйрна.

– Ты не просила сообщать тебе о его прилете, только о его отлете.

Чертова семантика.

– Скажи мне уйти, и я уйду, – говорит Ксейден, и голос его звучит так, будто им скребут по углям. – Прошло всего семьдесят три дня.

– Иди сюда, – я отпускаю ручку и отступаю назад, чтобы освободить проход. – Ты, должно быть, замерз…

В одну секунду он стоит в коридоре, а в следующую – его руки в моих волосах, а его рот на моем.

Боги, да . Его губы холодные, но его язык восхитительно теплый, когда он проникает в мой рот. Поцелуй пробуждает каждое нервное окончание в моем теле и напоминает мне о том, как много времени прошло с момента в Деверелли. Между путешествиями, тесным соседством с другими наездниками и его страхом потерять контроль над собой прошло слишком много недель с тех пор, как я чувствовала его кожу на своей.

Один его поцелуй – это все, что нужно, чтобы по моей коже пробежала энергия, чтобы потребность возобладала над всеми мыслями, кроме «ближе и больше». Когда речь идет о нем, всегда хочется больше и ближе .

Дверь захлопывается где-то на заднем плане, и я слышу щелчок замка, стук его рюкзака об пол, скрип мокрой кожи, когда он расстегивает застежку на ножнах, а затем сбрасывает их, ни разу не прервав поцелуй. Он берет мой рот так же, как и в первый раз, целиком, полностью, словно дал себе разрешение на безрассудство и собирается использовать его по максимуму.

Он втягивает мой язык в рот, и я хнычу от охватившего меня безумия, от того, как сильно мне не хватало физического контакта между нами. Мои руки поднимаются к его груди, и от холода его куртки по спине пробегает дрожь. Как долго он летел в этом шторме? Я осторожно отталкиваю его.

– Подожди.

Он тут же замирает, поднимая голову, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Я не должен быть здесь, я знаю. Не сейчас, по крайней мере.

– Я не это имела в виду, – я просовываю пальцы между пуговицами его летной куртки и держусь за ткань так, будто мы можем решить все проблемы в мире, если он просто останется со мной в этой комнате. – Конечно, ты должен быть здесь. Я просто думала, что ты ещё в Льюэллине.

– Был, – его взгляд падает на мои губы и нагревается так быстро, что я почти жалею, что остановила его. – Потом я отправился в Тирвайнн, а оказался в нашем доме, – слова приходят медленно, словно вырываются из его уст. – Или, по крайней мере, он будет им после того, как ты закончишь обучение и нас обоих распределят сюда.

– Это уже дом, – мой пульс скачет. Я не помню, когда в последний раз он говорил о будущем с чем-то, кроме ужаса. – Ты летел девять часов не в том направлении, – поддразниваю я, расстегивая верхнюю пуговицу его летной куртки, затем следующую.

– Чертовски хорошо осведомлён – шепчет он с намеком на ухмылку. – Я был в бешенстве и катался по этому душевному льду в Льюэллине, но я сдержался, и не ударил двух мужчин, которые вырастили меня после смерти отца, – он смотрит мне в глаза, словно я могу осудить его за это признание, но я просто пробираюсь вниз по его пуговицам и слушаю. – Мы были за пределами чар, но я не тянулся к силе, потому что даже в таком состоянии я знал, что она может вернуть меня в нулевой день, а нулевой день не дает мне тебя . Я когтями вытянул себя оттуда и улетел.

– Ты сохранил контроль, – гордость заставляет меня улыбнуться, когда я расстегиваю последнюю пуговицу.

Он кивает.

– Я не игнорирую свою судьбу. Я знаю, что наступит момент, когда я стану больше им , чем собой, – он сглатывает. – Но как бы ни была опасна надежда, ты права – я должен бороться за это. Думаю, пока что я стабилен, и я знаю, что сейчас только семьдесят дней…

– Что за магическое число у тебя на уме? – боже, помоги мне, если оно будет трехзначным.

Он заправляет мои волосы за уши.

– Семьдесят шесть. Это в два раза больше, чем у Барлоу после его первого значительного транслирования – инцидента на утесе. Я не хотел обнадеживать тебя, но думаю, что семьдесят шесть дней будут означать, что я могу остановить прогрессирование.

Я моргаю.

– Три дня? – мои надежды не просто возрастают, они взлетают.

– Я сказал себе, что буду ждать семьдесят шестого дня, чтобы появиться у твоей двери, но Сгаэль изменила курс, когда поняла, что, если я смогу сохранить контроль за пределами чар… – он наклоняется, нависая в дюйме над моим ртом.

– Значит, ты сможешь сохранить контроль и со мной? – я беззастенчиво заканчиваю предложение так, как хочу, чтобы оно закончилось. У меня перехватывает дыхание, когда ледяная вода капает мне на ключицу, пытаясь развеять растущую температуру моего тела в такой близости от него, но безуспешно.

– При правильных обстоятельствах, – он кивает, затем отступает на шаг, снимая свою промокшую летную куртку, и я следую его примеру, скидывая халат. – Это может быть так хорошо, как только возможно, и я хочу, чтобы каждая секунда, которую мы… – он останавливается на полуслове, когда его взгляд окидывает меня с откровенным, ощутимым голодом, согревая каждый дюйм моей кожи, который он осматривает. – О, черт , – стонет он.

– Каковы должны быть эти обстоятельства? – мое сердце начинает бешено колотиться. Что бы он ни хотел, что бы ему ни было нужно, это его. Я его.

– На тебе… – он поднимает руку ко мне, затем отдергивает ее, сжимая в кулак.

– Ночная рубашка, которую ты сделал на заказ для меня? Да. Не отвлекайся. При каких обстоятельствах? – повторяю я, а затем провожу языком по припухшей нижней губе. Этого поцелуя было недостаточно. Я изголодалась по нему, и если он готов, я с радостью примусь за пиршество.

– Я не отвлекаюсь. Я одержим. Ты выглядишь… – его глаза темнеют, когда он изучает мои изгибы, как будто никогда их не видел. – Может, нам стоит подождать до семьдесят шестого дня, – он отступает и берется за ручку двери.

Ни в коем случае.

– Открой дверь, и я приколочу край твоих штанов к дереву и оставлю тебя там на следующие три дня, – я бросаю многозначительный взгляд на свои кинжалы на комоде. – Мы можем свернуться калачиком в нашей кровати и просто спать, если ты этого хочешь, но, пожалуйста, перестань от меня убегать.

– Я точно не хочу спать, – он отталкивается от двери, и мой пульс учащенно бьется, пока он преодолевает расстояние между нами. – И я совершенно не способен убежать от тебя, – его пальцы перебирают волосы на моем затылке, и он наклоняет мое лицо к себе. – Даже когда я не совсем… я, то, кем бы я ни был, все равно жажду тебя, нуждаюсь в тебе, хочу только тебя .

Это чувство мне более чем знакомо.

– Я тоже тебя люблю, – я упираюсь руками в его грудь, кончиками пальцев цепляясь за промокшую ткань возле воротника, приподнимаюсь на носочки и целую его. Потребность, которая до этого кипела, возвращается с удвоенной силой, и то, что начинается как мягкое и сладкое, становится умопомрачительно горячим в считанные секунды. Наши языки переплетаются, руки блуждают, и все, что находится за пределами этой комнаты, исчезает, поглощенное тем, что действительно важно: нами.

Он обхватывает рукой заднюю поверхность моего бедра, а затем поднимает. Мир кружится, и я натыкаюсь на стену у себя за спиной, когда он поднимает голову.

– Если бы я любил тебя так, как ты заслуживаешь, я бы не стал обращать внимания на то, что ты – единственная форма мира, которую я когда-либо знал, и не стал бы ставить между нами тысячи миль, потому что стабильность все еще не является полноценной , – его взгляд опускается к моему рту. – Вместо этого я здесь, придумываю все возможные способы уменьшить угрозу, которую я представляю, чтобы я мог сорвать этот полупрозрачный шелк с твоего невероятного тела и похоронить себя внутри тебя.

– Да, пожалуйста, – я отправляю эту мысль по связи и обхватываю ногами его талию, задыхаясь от холода, пронизывающего мои бедра.

– Вайолет, – его стон заполняет мой разум, пока он смотрит на меня, сжимая челюсть.

– Я сама решаю, чего я заслуживаю, – сейчас мое тело определенно знает, что заслуживает его. Я крепче сжимаю лодыжки вокруг него и принимаю холод с мелкой дрожью. Я смогу быстро его согреть. – И на какой риск я готова пойти. Итак, при каких обстоятельствах, Ксейден?

– Я заставляю тебя мерзнуть, – он хмурит брови, прежде чем завести руку за голову и стянуть с себя рубашку.

Мой. Весь мой.

– И все же ты почему-то думаешь, что можешь причинить мне боль, – мои руки обвиваются вокруг его шеи, когда рубашка падает на пол, а все мое тело притягивается к его обнаженной груди и шраму над сердцем. Я хочу облизать каждую линию его торса. – Скажи мне, что тебе нужно, чтобы я могла получить тебя.

Он касается ладонью моей талии, затем наклоняет голову и приникает ртом к моей шее.

– Черт, как ты хорошо пахнешь.

– Это просто мыло, – затем мой разум превращается в кашу, а голова откидывается обратно к стене. Каждое прикосновение его рта – это разряд электричества, который наполняет мою кровь, смешивается с моей силой и скапливается между бедер.

– Это просто ты, – он целует горло, затем линию челюсти, пока его губы не накрывают мои. – Мне нужно, чтобы ты дала мне то, что любишь ломать.

Я заставляю свой мозг работать сквозь дымку похоти, которую он создает.

– Контроль.

– Контроль, – он кивает.

– Готово, – я посасываю его нижнюю губу, а затем провожу зубами по ней, отпуская. – В любом случае, он у тебя уже есть, – я становлюсь податливой, как пластилин, как только он берет меня на руки.

– Если бы ты только знала, – он качает головой и скользит пальцами вверх по моим ребрам к груди. У меня сбивается дыхание, когда он снова и снова проводит шелком ночной рубашки по моему чувствительному соску. – Мой контроль над тобой – это иллюзия. Ты – храм, где я поклоняюсь. Я живу ради сжимания твоих бедер, твоих слабых криков, ощущения того, как ты садишься на мой член, и, прежде всего, ради трех любимых слов, которые я слышу из этого рта, – его большой палец проводит по моим губам, после чего он обхватывает мой затылок и заглядывает мне в глаза. – Держать свои руки подальше от тебя было подвигом всей моей жизни , а у тебя есть сила разрушить мою дисциплину одним гребаным прикосновением.

Я таю и выгибаюсь в его руке. Хорошо, что он прижал меня к стене, потому что я знаю, что мои колени сдались бы на полпути этого признания, не говоря уже о том, что он делает своими пальцами.

– Не трогать тебя. Поняла.

– Разве? – ленты теней струятся по его плечам и обвиваются вокруг моих запястий, и через мгновение мои руки оказываются прикреплены к стене над моей головой. – Это что-то, что ты можешь сделать, если мне понадобится?

Тени струятся по моим ладоням и пальцам в непрерывной ласке, от которой перехватывает дыхание.

– Да, – тяжело сглатываю. – На самом деле это тревожно горячо.

Уголок его рта приподнимается в медленной улыбке, и полосы теней проходят по моим ногам, как по рукам, продвигая линию подола вверх по бедрам.

– Я буду иметь это в виду.

Моя спина прогибается, когда тени упруго проходят по внутренней стороне бедра. Он даже пальцем не пошевелил, чтобы взмахнуть рукой. Он делает все это силой мысли. Непринужденная демонстрация силы еще больше возбуждает.

– Что еще? Потому что, если ты не начнешь прикасаться ко мне в ближайшее время, я сделаю это сама и заставлю тебя смотреть.

– Мы должны были сделать это несколько месяцев назад, – его глаза вспыхивают, и он перекатывает мой сосок между большим и указательным пальцами.

– Это чертовски приятно, – мои бедра покачиваются на нем. Он такой твердый, и всего в нескольких слоях ткани от того места, где я в нем отчаянно нуждаюсь.

Он накрывает ртом пик моей груди, используя шелк и зубы, чтобы заставить меня хныкать.

– Ксейден, – откровенно умоляю я, сжимая бедра вокруг его талии.

Все следы поддразниваний уходят из его глаз, когда он поднимает голову.

– У тебя есть сыворотка?

– В моей сумке. Хочешь? – теперь мы делаем успехи.

Он качает головой.

– Сгаэль изведет меня, если я приму её сам. Но я хочу, чтобы ты засунула ее мне в глотку, если… – он морщится. – К черту это. Сколько у тебя здесь кинжалов?

– Два, – нет нужды спрашивать, о каких кинжалах идёт речь.

– Пусть будет четыре, – он снимает один с бедра и кладет его на книжный шкаф справа от меня, а затем с помощью малой магии перебрасывает другой на мою тумбочку. – Уже боишься?

Мои губы кривятся при воспоминании о его словах, сказанных несколько месяцев назад.

– Нет, – я краду поцелуй с его губ, зная, что мне не понадобится использовать оружие. – Мне не в первый раз поднимать на тебя клинок.

Он смотрит на меня в полном недоумении, а потом ухмыляется.

– Не уверен, что это говорит о нас.

Токсично? Возможно. Это мы? Безусловно.

– То, что мы много раз обсуждали возможность убить друг друга и всегда воздерживались? – я целую его, проводя языком по шву его губ, потому что он мой и я могу. – Я бы сказала, что это предвещает нам хорошее будущее. Если бы мы действительно попытались пролить кровь, я бы забеспокоилась.

– Ты бросала кинжалы мне в голову, – его руки сжимают мои бедра, а рот скользит по моему горлу, задерживаясь на стыке шеи и плеча.

Боги, как же это приятно .

Я вдыхаю, когда моя температура поднимается как минимум на градус. Он собирается расплавить меня еще до того, как начнет.

– Я бросала кинжалы рядом с твоей головой. Большая разница, – покачивая бедрами, я получаю его низкий стон. – Если тебе станет легче, то в любой момент, если мне покажется, что ты действительно собираешься меня убить, я зарежу тебя, хорошо? Просто вложи мне в руку мой проводник и, блять, прикоснись ко мне уже, – вот дерьмо, я только что это сказала.

И я даже не ошарашена.

– Никакого проводника, – его руки сгибаются, притягивая меня к его твердой длине, и он целует каждый сантиметр голой кожи, на который может попасть его рот.

Я собираюсь сгореть прямо здесь, в опасной близости от этих книг, но, по крайней мере, дождь все еще стучит по стеклу.

– Я имею в виду, это твой дом. Если ты хочешь… – мое сердце сжимается. – Ты хочешь, чтобы я была в полной силе.

– Я не собираюсь рисковать тобой, – он ослабляет хватку на моих запястьях, и мои руки падают ему на плечи, а его губы скользят по моим ключицам, посылая мурашки удовольствия вниз по позвоночнику. – Ты бы хотела держать в руках кинжал? Или приемлемо, что он будет в пределах досягаемости?

– Мне это не нужно. Я и есть оружие, – я произношу те же самые слова, что он произнес во время спарринга, и запускаю пальцы в его волосы, отчаянно пытаясь поддержать один из самых важных разговоров в моей жизни, в то время как он методично выводит меня из себя.

– Я знаю, – он касается губами моих губ и отстраняется, когда я наклоняюсь еще сильнее. – Это единственная причина, по которой я позволил себе постучать в твою дверь. Хочешь передумать? – он изучает мои глаза, как будто есть хоть малейший шанс, что я откажусь от того, в чем мы оба отчаянно нуждаемся, в друг друге.

– В нашу дверь, – поправляю я его. – Я выбираю тебя. Я выбираю любой риск, который это несет. Я вижу каждую часть тебя Ксейден. Хорошую. Плохую. Непростительную. Это то, что ты обещал, и это то, чего я хочу – всего тебя. Я могу постоять за себя, даже против тебя, если придется…

Его взгляд темнеет.

– Я не хочу причинять тебе боль.

– Тогда не причиняй, – я провожу кончиками пальцев по его метке, наслаждаясь ощущением его кожи, пока он позволяет мне это.

– Если я оступлюсь… – он качает головой. – Черт, Вайолет .

То, как он произносит мое имя – частично со стоном, частично с молитвой – разрушает меня.

– Ты не сорвешься. День семьдесят три, помнишь? – я провожу большим пальцем по его челюсти. – Но мы можем подождать до семьдесят шестого, если тебе от этого станет легче.

Его челюсть дёргается под моими пальцами.

– Больше никаких ожиданий.

Хотя большинство божеств позволяют служителям храмов выбирать время служения, только два требуют пожизненного посвящения: Данн и Лойал. Ибо и война, и любовь безвозвратно меняют души.

– Майор Рорили. Руководство по ублажению богов, издание второе