Ониксовый Шторм

Глава 35

Столовая такая же однотонная, как и весь дом, и три человека, сидящие за круглым столом, полностью слились бы с бледно-зеленой стеной, если бы не их головы. Наири, Рослин и Фарис одеты в то, что мой отец назвал священными церемониальными одеждами. Они слишком похожи на мантии писцов, даже если они пастельно-зеленые и без капюшонов.

Из десяти человек, сидящих за столом, Талия кажется наиболее взволнованной, сидя рядом с Фарисом, а Ксейден почему-то кажется совершенно в своей стихии рядом со мной. Исчезли быстрые вспышки улыбок и нежные прикосновения.

Сидящий рядом со мной мужчина в свежевыстиранной форме больше похож на того, кого я встретила у парапета в день Призыва, чем на того, в кого я влюбилась. Он такой холодный, что я наполовину ожидаю, что температура вокруг нас резко упадет.

Между нами расположились пять слуг, каждый из которых держит руку на серебряном куполе, накрывающем наши тарелки. Мой желудок вздрагивает, когда Фарис щелкает запястьем. Слуги реагируют на невербальную команду, поднимая купола, накрывающие наш ужин.

– Пусть там не будет головы. Пусть там не будет головы. Пусть там не будет головы, – бормочу я себе под нос, но по косому взгляду, который Аарик посылает мне справа, догадываюсь, что я не так тиха, как мне кажется. К счастью, на моей тарелке парит жареная курица, картофель и какая-то начинка, смешанная с тем, что кажется цветной капустой. Головы нет.

– Кушать подано, – объявляет Фарис на общем языке.

– Мы благодарим Хедеона за эту трапезу, – говорит Наири, также используя общий язык. – За мир на нашей земле, мудрость, которую он считает нужным даровать, и удовлетворение от процветающих отношений. Мы приносим ему в жертву частное признание наших дневных ошибок. Пусть только наши умы познают голод.

– Пусть только наши умы познают голод, – повторяют все на хедотском, и я почему-то не удивляюсь, когда Аарик не сбивается с общего ритма.

– Давайте поедим, – предлагает Фарис, поднимая хрустальный кубок, наполненный охлажденным мятным чаем, и жестом указывая в мою сторону. – И спасибо за твой подарок. Моя Талия будет рада угоститься им.

– Я счастлива доставить ей радость, – отвечаю я, и наступает неловкое молчание, пока он держит свой кубок так, словно ждет чего-то.

– Не за что, – Ксейден делает глубокий глоток чая и опускает его чуть сильнее, чем нужно.

Улыбка Фариса сползает, но затем он тоже выпивает. Мы все пьем, но это не снимает неловкости, когда мы начинаем есть.

– Как вам наш город? – спрашивает Рослин, ее карие глаза морщатся в уголках, когда она улыбается.

– Трудно сказать, учитывая, что мы его не видели, – Мира отщипывает лимонную дольку от края своей тарелки и бросает ее в стакан.

– Надеюсь, завтра мы сможем это изменить, – отвечает Рослин, изучая Миру так, словно нашла достойного соперника для шахматного матча.

– После того как мы пройдем ваш тест? – спрашиваю я. – Это ведь то, что нужно, верно? Мы не в официальной обстановке, как это принято, и нет свидетелей, но вы нас проверяете.

Кэт откладывает столовое серебро на свою тарелку, но Аарик вгрызается в курицу, совершенно невозмутимый.

– Талия будет свидетелем, – Наири нарезает картошку. – Мы решили, что неформальная обстановка будет лучше, учитывая… деликатность отношений.

Талия передергивает плечами.

– Вы имеете в виду, если я поставлю мать в неловкое положение своим недостатком мудрости , – Ксейден откидывается в кресле и протягивает руку через спинку моего. – Этого ты боишься, Мама?

– Нет, – взгляд Талии перескакивает на Ксейдена, и ее позвоночник выпрямляется. – Мое сдержанное отношение к сегодняшнему вечеру объясняется моим собственным стыдом: я попросила Фариса о личном одолжении, чтобы вам было удобнее разговаривать. Я не беспокоюсь о твоем интеллекте, Ксейден. Ты всегда был смышленым мальчиком, – ее рука дрожит, когда она тянется к своему кубку.

– Скажите мне кое-что. Когда вы умираете, ваши драконы тоже умирают? – спрашивает Фарис, меняя тему разговора.

– Зависит от дракона, – отвечаю я. – Но обычно нет.

– А вот грифоны – да, – добавляет Кэт. – Они связывают себя узами на всю жизнь.

Фарис моргает.

– Связывать свою жизнь с чужой, особенно с такой хрупкой и легко ломающейся, как человеческая, кажется безрассудным поступком, – он хмурит брови. – Ты уважаешь своего грифона за этот выбор?

– Я уважаю ее такой, какая она есть, и доверяю любым ее решениям, – отвечает Кэт. – Грифоны и их жертва ради людей позволили нам выиграть Великую войну и пережить века войн после нее.

– Звучит по-королевски, – глаза Наири сужаются на Кэт. – Талия сказала, что ты в очереди на трон Поромиэля.

– Если королева Марайя не решит завести детей, то править будет мой дядя, а моя сестра со временем станет прекрасной королевой, – она берет вилку и нож с таким видом, словно провоцирует их на спор.

Взгляд Наири перебегает с Кэт на Ксейдена и Аарика.

– Здесь так много молодых королевских особ. Столько потенциальных союзов. Почему вы не заключили друг с другом контракт? Кажется… глупым не скрепить будущее и не обеспечить наследников, которые могли бы объединить ваши королевства.

Курица пересыхает у меня во рту, но Мира бросает на меня можешь ли ты в это поверить взгляд, и у меня замирает сердцебиение.

– Мой брат станет королем, – говорит Аарик, нарезая курицу так, словно это обычный ужин. – Хотя и ужасным. Наследники и союзы – не моя забота. Я буду сражаться в этой войне, скорее всего, умру, и буду знать, что защитил других.

– Честь никогда не была равна мудрости, – Наири вздыхает, затем смотрит на Ксейдена. – А твое оправдание? Несколько месяцев назад мы получили известие о том, что твой титул был восстановлен.

Это значит, что у них есть текущая информация. Они знали о восстании. О казни Фена. Я глубоко дышу, чтобы остудить мгновенно вспыхнувший гнев, который подкатывает к горлу, и бросаю на Талию не слишком дружелюбный взгляд. Она знала и оставила его там, даже не попытавшись вернуться.

Ксейден накалывает вилкой кусок картофеля, но продолжает держать руку на моем стуле.

– Ну, как вы знаете , я герцог, а не принц.

– Тиррендор – крупнейшая провинция Наварры, – говорит Талия триумвирату, спеша встать на защиту своего сына. – Большая часть его территории лежит за пределами их владений, поэтому его верность королевству всегда была… слабее, чем у других. Я не удивлюсь, если в ходе этой войны Тиррендор вернет себе суверенитет, вот почему пожизненный союз, – ее улыбка меркнет, и она смотрит на нас с Ксейденом, – был заключён. Но вы не…

Ксейден медленно жует, затем сглатывает, когда все смотрят на него.

– Я не обязан объяснять вам свою личную жизнь.

Талия вздрагивает, потом складывает руки на коленях, но ее взгляд переключается на Кэт.

– Ради всего святого, – бормочет Кэт, снова бросая столовое серебро. – Я сказала «да», он сказал «нет». Он встретил Вайолет, и теперь они…это они. Два самых могущественных всадника на континенте, так что в этом смысле его союз с ней, пожалуй, более мудрый . Вдвоем они могут сломать и изменить Континент, если захотят. И кроме того, сейчас я с кем-то другим.

Моя грудь сжимается в ошеломленной благодарности, но она лишь закатывает глаза, когда я смотрю в ее сторону.

– Разрушить такой выгодный союз – это… – Наири качает головой в сторону Ксейдена. – Неразумно.

Вот дерьмо .

Ужин бурлит у меня в животе. Они не оценивают наш интеллект, они препарируют жизненный выбор.

– Но это легко исправить, – говорит Фарис, глядя на Наири и Рослин. – Если они заключат контракт на три… скажем, четыре года, это будет свидетельствовать о большой мудрости и преданности своим титулам?

Рослин кивает.

– Достаточно долго, чтобы обеспечить Тиррендору наследника и влить в род поромиэльскую кровь.

Меня сейчас стошнит.

Гаррик разражается саркастическим смехом.

– Если бы кровные линии равнялись преданности, мы бы не сидели здесь под допросом, – он бросает взгляд на Талию, сидящую справа от него. – Он ведь ваш сын, верно?

Она допивает чай до дна стакана.

– Брак по контракту был бы наиболее разумным решением, – кивает Наири, игнорируя слова Гаррика. – Мы могли бы провести все формальности утром в храме, а затем выслушать то, что, без сомнения, будет просьбой о нашей помощи в их войне.

Позади меня скрипит древесина.

– Подготовьте бумаги, – говорит Ксейден, хватаясь за мой стул.

Желчь поднимается у меня в горле. Какого черта он делает?

Кэт мотает головой в нашу сторону, Мира и Гаррик таращатся, а Аарик продолжает есть.

Я хочу вернуть нашу проклятую связь сейчас же.

– Ах, ну вот! – Фарис хлопает дважды. – Отличное решение. Будем выбирать три или четыре года?

– Пожизненно. Все, что меньше, неприемлемо, – Ксейден проводит рукой по моей шее. – И ее полное имя для документов – Вайолет Сорренгейл. Две «р».

Я разрываюсь между тем, чтобы метнуть кинжал ему в грудь и зацеловать его до смерти.

Мира подавляет ухмылку.

– Моя фамилия связана с титулом, но мы можем взять твою, – предлагает Ксейден, и его глаза чуть смягчаются, когда встречаются с моими.

– Вы могли бы взять двойную, – предлагает Гаррик. – Или объединить? Риоргейл? Сорренсон?

– Они не это имели в виду, – шепчу я Ксейдену.

– Мне плевать, что они имели в виду, – громко отвечает он, и его пальцы скользят вверх и вниз по моей шее, пока он выступает перед триумвиратом. – Вы можете подвергнуть сомнению наши знания, проверить нашу честь или преданность как всадников и летунов. Загадывайте загадки, разыгрывайте сценарии, играйте в шахматы – мне все равно. Но если вы думаете, что я брошу единственную женщину, которую когда-либо любил, чтобы заключить брак с женщиной, с которой я не лажу, то недостаток мудрости – у вас, а не у меня.

– Это всего лишь три года, – умоляет Талия, в ее глазах поднимается паника. – А потом вы снова будете вместе. Несомненно, потенциал нашего союза, совместное использование наших знаний сделают эту жертву стоящей. Подумай о Тиррендоре.

Ксейден наклоняется вперед, и его рука убирается с моей шеи.

– Ты представить себе не можешь то, чем я пожертвовал ради Тиррендора. Я потерял отца, свободу, моего очень… – он прерывает себя, и я смотрю на пол, наполовину ожидая увидеть тени, клубящиеся у его ног. – Вайолет – единственный выбор, который я сделал для себя . Я не пожертвую ею ни ради трех лет. Ни ради одного дня . Ты бы знала это, если бы не бросила меня, если бы вообще знала меня.

– Я не хотела тебя бросать! – она качает головой, и Фарис неодобрительно вскидывает брови. – Твой отец не позволил бы мне взять тебя…

– Не говори о моем отце. Это я видел , как он умер, – Ксейден указывает на метку, которая тянется по его шее. – Ты оставила ребенка, чтобы противостоять войне, о которой ты знала, на континенте, который, как ты знала, кишит темными колдунами.

– Я не могла взять тебя, – повторяет она. – Ты – наследник Тиррендора.

– Ты могла остаться, – отвечает он, и мое сердце щемит от ледяного тона, за которым, как я знаю, скрывается его истинная боль. – Ты могла бы стать моей матерью.

Я скольжу рукой по его колену, желая, чтобы можно было забрать часть его боли.

– Они бы казнили меня прямо рядом с твоим отцом или тайно, как это сделали с мужем Майри. Я поступила так, было лучше! – возражает она.

– Для тебя, – уголок его рта насмешливо приподнимается. – Признаю, ты хорошо себя зарекомендовала. Кому нужно быть вдовствующей герцогиней Тиррендора, когда можно стать женой члена триумвирата? Матерью двоих детей? Жить на тихом пляже, в тихом городе, на острове, который не служит ничему, кроме своего собственного блага.

– Такое бурное проявление эмоций во время интервью неприлично, – бормочет Наири и кладет в рот последний кусочек курицы.

– Интервью закончилось, не успев начаться, – говорит Мира, вертя ножку своего кубка между пальцами. – Вам все равно, что Вайолет – самый умный человек в этой комнате. Или что Ксейден разорвал Басгиат на части, чтобы спасти ее, а потом вернулся сражаться за Наварру, потому что так было правильно. Или что Кэт живет в самой враждебной среде, чтобы помочь своему королевству. Вас не волнует, что Аарику пришлось выйти в свет, который он ненавидит, чтобы у нас был королевский представитель, или что Гаррик встал на сторону Ксейдена, чего бы это ни стоило. Мы доказали отсутствие мудрости, придя сюда в первую очередь. Вы никогда не собирались делиться своими знаниями или вступать с нами в союз.

– Верно, – Наири достает из мантии нефритовый камень и кладет его перед своей тарелкой. – И это первая истинная мудрость, сказанная здесь, которая меня заинтересовала. А теперь скажите мне, что вы думаете о нашем городе?

Мира смотрит на меня, и я понимаю, что она имеет в виду. Моя очередь.

– С воздуха он кажется идеальным, – я сажусь прямо. – Это собрание кварталов с изысканными пропорциями, в каждом из которых есть центральные места для рынков и собраний.

– Он идеален, – соглашается Рослин, перекатывая свой нефритовый камень по костяшкам пальцев.

– И жесток, – я высказываю свою оценку ровным тоном, которым Ксейден мог бы гордиться. Он накрывает мою руку своей и переплетает наши пальцы.

Рослин берет камень и кладет руку на колени.

– Пожалуйста, продолжай, – это скорее угроза, чем просьба.

– Вы разрушили существующий город, чтобы построить то, что стоит сейчас, не так ли?

– Мы улучшили нашу столицу, да, – Глаза Рослин сужаются. – К концу десятилетия должны быть завершены работы по реконструкции малых городов.

– И при этом вы уничтожили историческую основу города, дома, в которых ваши граждане жили поколениями. Да, это красиво и эффективно, но это также показывает вашу нетерпимость к тому, что не является таковым, – я тяжело сглатываю. – Меня также удивляет, что у вас, похоже, нет порта.

– Неразумно отправляться в путешествие по воде, когда мы почти ничего не знаем о том, что скрывается в ее глубинах… – Фарис вздрагивает.

У них… аквафобия?

Рослин поднимает руку.

– Неужели мы должны принимать критику от группы, которая, похоже, не знает названия своего собственного континента?

Глубокий вздох больно бьет по ребрам, и рука Ксейдена сжимается.

Амаралис . Так нас называли оба других острова. Конечно. Каждый остров поклоняется одному из членов пантеона, и хотя мы чествуем всех, одна для нас превыше всего. Амари.

– Амаралис, согласно древним королевским записям, хотя я полагаю, что поромиэльские записи называют его Амелекис. Единственное, в чем наши королевства сошлись, так это в том, что после Великой войны они стали называть его Континентом, – говорит Аарик, наконец отложив столовое серебро и очистив тарелку. – Довольно высокомерно с нашей стороны называть его просто Континентом, как будто за морем нет других, но нас так долго раздирала война, что никому не приходит в голову считать нас единым… целым.

Ради всего святого, во что еще посвящен Аарик?

– Ты довольно тихий для человека, который, кажется, знает так много, – замечает Наири.

– Я предпочитаю держать рот на замке, пока не пойму правила игры, которая нацелилась на мое горло. Это помогает мне судить о характере и умении моего противника, – он смотрит на каждого из них по очереди. – Честно говоря, я нахожу вас неполноценными и не уверен, что хочу видеть вас в качестве союзника. У вас нет армии, и вы скупы на то, что должно быть свободно для всех – знания.

– И все же ты ищешь нашей благосклонности? – брови Наири взлетают вверх, и она быстро моргает.

– Я? – Аарик качает головой. – Нет. Я здесь только потому, что Холден не может сдержать свой нрав, а Вайолет не только связалась с одним из наших самых страшных боевых драконов, но и с иридом – седьмой породой. Тёмных колдунов становится все больше. Люди умирают, пока мы сидим здесь. Каждый день нашего отсутствия может изменить карту сражений так, как мы и предположить не можем. А в моем королевстве полно придурков, которые не хотят принимать беженцев по приказу короля, так что выслеживание иридов – наша лучшая надежда не только увеличить нашу численность, но и, возможно, понять, как мы победили вэйнителей шестьсот лет назад. Если вы, со всей своей мудростью, вписываетесь в это решение, то замечательно. Если нет, то, похоже, все, чего мы здесь добиваемся, – это вытягивания семейных обид и осуждения, которых у нас и дома предостаточно. Если бы это зависело от меня, мы бы поблагодарили вас за угощение и ушли, пока не узнали, что вы делаете с людьми, которые не прошли ваш тест.

– Ты – высший представитель знати в вашей группе, – замечает Рослин, с гримасой переминаясь на своем место. – Разве это не зависит от тебя?

– Дворянство не играет роли в звании, по крайней мере для меня, – Аарик бросает взгляд в мою сторону. – Андарна выбрала Вайолет, и хотя с нами четыре офицера высшего ранга, это миссия Вайолет. Она командует. И за исключением ее довольно сомнительного вкуса в отношении мужчин, я с детства доверял мудрости Вайолет.

Наши глаза встречаются, и я улыбаюсь ему.

Дверь открывается, и в комнату входят слуги. Становится тихо, когда они убирают наши тарелки с ужином и исчезают на, как я полагаю, кухне.

– Ты действительно связана с седьмой породой? – спрашивает меня Рослин.

– Да, – я поднимаю подбородок. – Она осталась позади, когда ее род покинул Конти…Амаралис, и мы ищем их. А теперь, не хотите ли вы поговорить с нами о союзе?

– Мне любопытно, – Рослин ставит камень перед своей тарелкой.

– Два голоса. Ты молодец, – Фарис усмехается. – К сожалению, решение должно быть единогласным, а я немного более… проницателен в своем подходе. Скажи мне, если ты действительно стремишься к знаниям, почему ты не поклоняешься Хедеону? Почему бы тебе не поселиться здесь, как другие, кто ищет мудрости, а не союзничества? Наши библиотеки не имеют себе равных, наши колледжи – центры обучения и культуры, а не смерти.

– Меня учили, что о мудрости не молятся, а зарабатывают ее, и как бы я ни упивалась вашей библиотекой, она меня не интересует, если в ней нет информации о вэйнителях, – я пожимаю плечами. – Я не собираюсь прятаться на островке, пока люди, которых я люблю, обречены на смерть от осушения.

Дверь за Фарисом снова открывается, и в нее заглядывает один из слуг.

– Сэр, вы готовы к десерту?

– Да, – отвечает Фарис, и мужчина возвращается на кухню.

– Пожалуйста, скажите мне, что вы сделали что-то со всем тем шоколадом, который Талия запасала неделями. Клянусь, она скупает все партии, которые приходят, а вы знаете, какие они редкие, – поддразнивает Наири, но через секунду ее рот поджимается, и она поправляется в кресле. – Хотя я не уверена, что сегодня мне хочется сладкого.

– Мне тоже, – соглашается Рослин, держась за живот.

– Какого рода информация? – спрашивает Фарис, его улыбка становится все острее. – Может быть, оружие для их уничтожения?

– Она уже им является, – замечает Ксейден, когда дверь открывается, и глаза Фариса слегка сужаются на меня.

Слуги вплывают в зал, затем ставят блюда на стол перед нами.

О… дерьмо . Серебряная вилка лежит рядом с идеально нарезанным куском шоколадного торта.

Рука Ксейдена ложится поверх моей.

– Он все еще твой любимый? – голос Талии набирает обороты от волнения. – Я знаю, что твой день рождения только в конце месяца, но ты здесь сейчас.

Ксейден смотрит на торт, как Холден на голову Анны.

– Филлис, – обращается Фарис к одной из служанок, когда они возвращаются на кухню. – Кажется, у нас четверых не хватает вилок.

– Конечно. Я немедленно принесу их, – отвечает женщина, прежде чем дверь захлопнется.

– Пожалуйста, не ждите нас, – Фарис машет нам рукой. – Шоколад – редкое лакомство так далеко от Деверелли.

И она запасалась им неделями. Мои мысли начинают метаться.

Неделями . Она знала, что мы придем.

Я предпочитаю союз с Деверелли. Так сказала королева Марлис.

Должно быть, Кортлин сообщила об этом другим островам.

Талия знала, что Ксейден будет здесь.

– Если он тебе больше не нравится, ничего страшного, – улыбка Талии дергается. – Я была вдали от тебя дольше, чем с тобой, и знаю, что вкусы могут меняться. В конце концов, ты уже взрослый. Но на случай, если твой не изменился, мы попробовали четыре рецепта, и я думаю, что этот наиболее близок к тому, что мы ели в Аретии. Ты пробирался на кухню, когда повара пекли…

– Я помню, – Ксейден переводит взгляд на мать. – И он до сих пор мой любимый.

Та сцена на пляже, где она так удивилась, была… ненастоящей. У меня сводит желудок. Это неправильно. Что-то не так. Я упустила какую-то деталь, которую не должна была упускать.

Ее улыбка становится ярче, и Фарис обнимает ее за плечи.

– Ты хорошо справилась, любовь моя, – он целует ее в щеку.

Я перевожу взгляд на Миру, и ее бровь поднимается. Она откидывает руку на стол, и мое сердце начинает колотиться. С нами играют. Талия знала, что Ксейден придет, а значит, знал и Фарис… и он более проницателен в своем подходе к проверке нас.

У них четверых, как ни странно, нет вилок.

Что-то в торте.

Ксейден тянется за вилкой, и мои пальцы впиваются в его колено. Он переводит взгляд на меня, и между его бровей появляются две морщинки.

Я качаю головой, затем выхватываю вилку из рук Аарика.

Кэт роняет столовое серебро, и оно со звоном падает на тарелку.

– На вкус как дома, – говорит Гаррик, поднося ко рту очередной кусочек.

О Амари , он уже съел треть.

– Остановись! – мое сердце бьется слишком сильно.

Гаррик делает паузу, затем кладет вилку на тарелку.

– Он сказал, что мы можем начинать… – он моргает, потом пошатывается. – Я чувствую… я чувствую… – время словно замедляется, когда его глаза закрываются, и он падает на стол.

– Гаррик! – кричит Ксейден, отталкиваясь от стола, когда Аарик делает выпад и ловит голову Гаррика прежде, чем она успевает удариться о поверхность.

Взгляд Аарика дико мечется к Ксейдену.

– Он не дышит!

Экзамен на гражданство для желающих проживать в Хедотисе напоминает мне вступительный экзамен в квадрант писцов, но наш тест призван определить, насколько многому научился потенциальный кадет, а их – как бы доказать, насколько многому он не научился.

Капитан Ашер Сорренгейл. Хедотис: Остров Хедеона