Три недели спустя я едва могу поднять руки, когда наш отряд возвращается после спарринга с печатями. Боже, как я ненавижу, когда Карр приходит преподавать. Бесчисленные мышцы в моем теле болят, а между лопатками постоянно завязывается узел из-за работы, которую Феликс заставляет меня делать. Каждую секунду, пока я не на уроке, не ем или не занимаюсь с Имоджен, Феликс заставляет меня работать на вершине горы. Но по мере того, как улучшается моя прицельность и увеличивается количество ударов, весь остальной мир словно катится к чертям.
Ксейден и я разговариваем по ночам через связь, но он по-прежнему отказывается проводить время наедине со мной.
Западная линия отступает, и темные колдуны устремляются к Дрейтусу с такой скоростью, что я задерживаю дыхание при каждом броске смерти. Такими темпами они достигнут городских стен за считанные недели. Или же они могут сменить тактику и просто полететь прямо на город.
Весь квадрант прекрасно понимает, что мы в беде, когда Ксейдена вызывают в Тиррендор, и с каждым днем его отсутствия эта яма беспокойства только растет. Теперь, когда прошло уже больше десяти дней, у меня накопилась целая стопка писем, которые он должен прочитать, а рядом с Тэйрном просто невозможно находиться.
А Андарны просто… нет рядом.
Сколько времени я должна ей дать, прежде чем отправлюсь в Долину и потребую, чтобы она хотя бы поговорила со мной о том, что произошло?
– Ты сегодня хорошо поработала, – говорит Имоджен, прорываясь сквозь мои кружащиеся мысли, когда Аарик и Линкс входят в главный кампус из пехотного квадранта прямо перед нами. Неприятные охранники Аарика, как обычно, идут позади нас. – Я даже засомневалась, что Ридок уложит тебя во время того последнего матча.
– Наконец-то я поднялся до стандартов Имоджен! – говорит Ридок, отставая, чтобы мы все могли пройти в дверь.
Квинн смеется.
– Не позволяй этому вскружить тебе голову, – укоряет Имоджен через плечо.
– О, он позволит, – отвечает Ри справа от меня с улыбкой, которая не доходит до ее глаз. Похоже, это ее постоянное выражение лица, поскольку никто из нас, включая Есинию, не нашел ничего, чтобы помочь Ксейдену. Ненавижу, когда им приходится нести бремя правды.
Между положением Ксейдена, отступлением западной линии к Дрейтусу и растущим недовольством между аретийскими всадниками и наваррцами из-за споров о том, открывать или не открывать наши границы, все это похоже на лук с натянутой тетивой, который только и ждет приказа выстрелить. А мы – стрелы.
– Печально, что сегодня пришлось преподавать Карру, – говорит Сойер, идя позади нас с Ридоком. Он не пользовался тростью уже пару недель, но никто не заставляет его орудовать ею.
– Ты держишь Тэвиса взаперти в своей спальне или что-то в этом роде, Кардуло? – поддразнивает Ридок.
Имоджен напрягается, и ее глаза прикидывают чего ей будет стоить его убийство.
– Не стоит того, – я качаю головой, затем оглядываюсь через плечо на Ридока. – Он все еще в Дрейтусе.
– Ох, – его тон полностью меняется. – Когда вы с Квинн отправитесь обратно? – третьекурсники, занимающие посты в средней полосе, становятся обычным явлением.
Голоса нарастают, когда мы подходим к большому залу.
– Мы будем с вами до конца ротации в Аретии, – отвечает Квинн. – Вы застряли с нами на несколько недель , – поддразнивает она.
Взгляд Имоджен скользит в мою сторону.
– Никаких послаблений в тренировках. Сегодня вечером тренажерный зал.
– О, хорошо, а то я все думала, когда же моё тело снова начнет болеть, – отвечаю я. – Мы же отправляемся в Аретию послезавтра? – спрашиваю я Ри.
– Вылет в пять утра, – кивает она, затем смотрит на Сойера. – Уже принял решение?
– Работаю над этим, – отвечает он и сжимает челюсть.
– Хорошо, – Ри смотрит в мою сторону. – И я думаю, что Каори, Феликс и Панчек полетят с нами в качестве руководства, – мягко добавляет она.
– Эти трое? – не Ксейден? Мои брови поднимаются. Феликса можно понять, а Каори – один из моих любимых профессоров, но я подозреваю, что он решил сопровождать нашу группу в надежде увидеть Андарну. А она не в настроении, чтобы ее видели. Может, Ксейден уже будет там? Хотя бы ради Сгаэль и Тэйрна.
– Прости, я знаю, ты надеялась, что это будет… – начинает Ри.
– Вы подчинитесь принятому решению! – кричит мужской голос из большого зала.
Аарик наклоняет голову и останавливается перед дверью, заставляя отряд неловко остановиться.
– Что ты делаешь… – начинает Линкс.
Аарик перекидывает руку через грудь Линкса и тащит его назад, сталкиваясь с Сойером как раз перед тем, как дверь распахивается и в нее влетает герцог Коллдира.
Он приземляется на задницу посреди ковра, запутавшись в своей усыпанной драгоценностями мантии.
Святое дерьмо. Мои глаза расширяются.
– Повтори еще раз, – требует Льюэллин, проходя через дверной проем.
Что он здесь делает?
Все пехотинцы отходят от стены, но герцог отмахивается от них и самостоятельно поднимается на ноги, проводя рукой по лицу и светлой бороде.
– Желание одной провинции никогда не перевесит благо королевства!
Льюэллин, должно быть, служит доверенным лицом Ксейдена в Сенариуме… но обычно они встречаются в Коллдире. Они здесь на военном совете?
– Я не хочу служить королевству, которое оставляет мирных жителей умирать! – рычит Льюэллин.
– Впустишь их, и не будет королевства, которому можно служить, – Коллдир поднимает нос. – Мы уже ослабили аванпосты, лишив их всего, кроме необходимого сплава, и посмотри, что это дало нам в Суниве. Мы отправили всадников. Потеряли их. Что еще ты хочешь, чтобы мы сделали? Голодали, так как мы не можем прокормить вдвое больше нашего нынешнего населения?
– Ты претенциозный, избалованный ребенок, который не знал ни дня страданий в своей…
– Хватит, – в дверь входит Ксейден, и мое сердце замирает. Его взгляд находит меня, словно компас, направленный на север.
Он здесь . Я впиваюсь в него взглядом, а потом сглатываю. С трудом. Янтарь в его глазах кажется ярче, но не светлее. В груди разрастается новая, острая боль. Неужели он снова транслировал от земли? Или мы на шестьдесят шестом дне?
– Обсуждение окончено, – говорит Ксейден, отрывая взгляд от моих глаз, и проходя мимо Льюэллина, направляясь к герцогу. – Тебе сообщили об этом из вежливости. Говори Сенариуму, не говори. Мне все равно.
– Ты не можешь, – мужчина отступает, пока его спина не задевает висящий на стене щит.
– И все же я собираюсь, – Ксейден останавливается в двух шагах от герцога Коллдира, но тени вьются у его ног и распространяются по коридору.
Он замечает это, затем бросает взгляд на один из щитов, словно тот действительно может ему помочь.
– Стоит ли беспокоиться? – спрашивает Ри, затаив дыхание.
Я замечаю гнев в глазах Ксейдена и качаю головой. Он зол, но это он. Но на всякий случай я слежу за тенями и замечаю самую темную из них.
– Я запрещаю это делать, – Холден выходит в коридор, за ним следуют два охранника.
Он тоже здесь? Ох, это плохо.
– Мне плевать, – Ксейден поворачивается так, чтобы видеть обоих мужчин.
– И бум , начинается шоу, – шепчет Ридок.
– Я ставлю на Риорсона, – вторит ему Сойер.
Холден смотрит в нашу сторону, его взгляд перескакивает с меня на Аарика, а затем застывает, когда он видит остальных членов отряда.
– Это обсуждение лучше провести наедине.
– Разговор окончен, – возражает Ксейден.
– Ооо, он использовал голос командира крыла, – говорит Ридок под нос.
– Ты не откроешь свои границы! – лицо Холдена покрывается пятнами.
Тиррендор собирается принимать гражданских? Моя грудь сжимается и согревается в одну и ту же секунду.
– Я люблю тебя.
– Я буду делать со своей провинцией все, что мне заблагорассудится, – глаза Ксейдена опасно сужаются на Холдена. – Даже если я собираюсь начать еще одну революцию?
– Особенно в этом случае.
– Твоей провинцией? – Холден расправляет плечи. – Это мое королевство!
– Да, ты первый в очереди на управление большой территорией, – соглашается Ксейден. – Но сейчас я правлю своей. У Дрейтуса есть несколько недель до нападения, и Тиррендор откроет свои границы. Мы примем всех мирных жителей Поромиэля, готовых подняться на перевал Медаро. Неужели ты действительно обречешь на смерть тридцать тысяч человек?
У Дрейтуса всего недели? Какие новые сведения поступили?
Мира . Я покачиваюсь, и Рианнон хватает меня за локоть, поддерживая.
– Ты выбираешь их людей вместо наших? – Холден сжимает кулаки.
– Они не подвергают опасности наш народ, – возражает Льюэллин. – Это не ситуация «они или мы». Они не рискуют нашими чарами, не совершают набегов…
– Тебе не нужно защищать мое решение, – прерывает его Ксейден, полностью переключая внимание на Холдена. – Мы открываем наши границы.
– Будешь ли ты так уверен в себе, когда я введу свои войска в Тиррендор? – угрожает Холден.
Он не посмеет, черт возьми.
Все кадеты вокруг меня выпрямляются, даже Аарик.
Тени темнеют, и эмоции исчезают из глаз Ксейдена, оставляя лишь холодный, жестокий расчет, когда он делает один шаг к Холдену.
– Ты не единственный принц. Приведи свои войска в Тиррендор, и Аарик внезапно окажется первым в очереди на трон.
Дерьмо.
Стражники выхватывают мечи.
– Уходи со льда, – кричу я в узы, и во мне поднимается обжигающая сила.
– Не очень-то умно угрожать принцу. Не так ли Кэм? – взгляд Холдена устремляется в нашу сторону. – Что мой младший брат хочет сказать по этому поводу?
– Аарик, – поправляет его Аарик. – И я на его стороне, – он указывает жестом на Ксейдена. – Я улетел в Аретию, помнишь? И если Риорсон не собирается подписывать очередные провинциальные обязательства, полагаю, теперь я нахожусь под его командованием, как и, вероятно, треть твоих войск .
Челюсть Холдена сжимается один раз. Дважды. Затем он бросает взгляд на Ксейдена.
– Тебя предупредили.
– А тебя проинформировали, – отвечает Ксейден таким тоном, что я начинаю опасаться за существование Холдена.
Тот поворачивается на пятках и проносится мимо нас, его гвардейцы и герцог Коллдира следуют за ним.
– Горжусь тобой, – Льюэллин стучит кулаком по плечу Ксейдена и направляется в зал. – Пойду скажу остальным.
– Мы принимаем гражданских? – я проскальзываю мимо Линкса, чтобы добраться до Ксейдена. – Вернись ко мне.
Его холодные глаза смотрят в мою сторону, леденя кровь, а затем его взгляд меняется.
– Так и есть, – он кивает, его голос смягчается. Он дважды моргает, словно воюя с самим собой, а затем тени рассеиваются, и лед в его взгляде тает. – Не то, чтобы это принесло им большую пользу. Вчера одна виверна пролетела половину пути до Аретии и упала с неба. Еще дюжина пыталась… – Он делает паузу. – С вашей ротацией все должно быть в порядке, но у нас мало времени. Максимум месяц.
Это намного раньше, чем предполагала Мира.
– Отряды могут остаться в Аретии… – начинаю я.
– Мы все останемся, – соглашается Ри.
– Нет, – Ксейден качает головой. – Одно дело – брать курсантов в Аретию, когда мы находились на относительно безопасном расстоянии от боевых действий, но совсем другое – держать их там, если мы окажемся на передовой.
– Но… – я приостанавливаюсь, когда сзади меня появляется незнакомая тень.
Марен задыхается.
– Что за хрень? – шепчет Ридок.
Ксейден смотрит мне за спину, и его глаза вспыхивают.
– Этого не может быть, – говорит Имоджен.
Я оборачиваюсь, потянувшись за кинжалом, и замираю.
Линкс стоит посреди коридора, трясясь с головы до ног, и смотрит на тьму, окутывающую его руки.
– Все в порядке, – Рианнон бросается к Линксу. – Дыши. Ты просто…
– Манифестируешь, – говорит Ксейден, становясь перед Линксом. – Не бойся. Они защищают тебя. Страх. Гнев. Что бы это ни было, выровняй свои эмоции, и они отступят.
Манифестация? Тени?
– Я не могу… – Линкс качает головой, и тени ползут по его рукам.
– Можешь, – уверяет его Ксейден. – Закрой глаза и подумай о месте, где ты чувствуешь себя в наибольшей безопасности. Давай.
Линкс закрывает глаза.
– Хорошая работа. Теперь глубоко вздохни и представь себя там. Спокойным. Счастливым. В безопасности, – Ксейден наблюдает, как тени отступают.
Дыхание Линкса выравнивается, и его руки снова на виду.
– Отведи его к Карру сейчас же, – приказывает Ксейден Рианнон, и она кивает.
Отряд ведет Линкса по коридору, но я остаюсь позади, шок приклеивает мои ноги к ковру.
– Я не понимаю. Ты же заклинатель теней нашего поколения.
– Уже нет. Магия знает, – плечи Ксейдена опускаются, когда он медленно поворачивается ко мне лицом, и его брови хмурятся, прежде чем он разглаживает черты лица. – Он – баланс.
По моему позвоночнику пробегает холодок.
– Я должен… идти, – его голос звучит так, будто его проскребли по раскаленным углям. – Аэтос попросил меня отказаться от профессорства из-за моего длительного отсутствия по провинциальным делам, и в кои-то веки я с ним согласен, особенно после того, как увидел это. Я не должен быть здесь.
Он имеет в виду не свою комнату. Он имеет в виду уход .
Паника сковывает мое сердцебиение.
– Останься, – я тянусь к нему, но он качает головой и отступает на шаг. – Пожалуйста, – шепчу я, прекрасно понимая, что в коридоре стоят охранники. – Пожалуйста, останься со мной. Борись за будущее, которое за пределами всего этого. Шестьдесят шесть дней, верно?
Он не может уйти, не сейчас. Не так. Не когда надежда исчезла из его глаз.
– Я нужен в Льюэллине. Мельгрен потребовал удвоить добычу талладия для сплава, и это напрягает шахтеров, а после объявления о призыве в армию начались волнения. В Тиррендоре есть не только Аретия, – он бросает взгляд налево, в сторону ближайшего окна. – Я же говорил – контроль лишь оттягивает неизбежное. Возможно, стабильность – это глупая надежда.
Льюэллин находится за границами чар, если только мы не перенесли туда два ящика с кинжалами, о которых я не знаю. Если он покинет чары в таком состоянии…
– У тебя есть целая ассамблея, чтобы помочь с этим, – я двигаюсь, оказываясь в поле его зрения. – Ты не можешь сдаться. Мне плевать, что Линкс проявил тени. Ты должен сражаться. Если ты не хочешь делать это ради себя, то сделай это ради меня.
Его взгляд переходит на меня.
– Что будет со мной, если ты обратишься? – мои руки сжимаются по бокам. – Что будет с Тэйрном и Сгаэль, если ты сдашься?
Челюсть Ксейдена сжимается.
– Вэйнители могут отлучаться раз в неделю? – я делаю шаг ближе и поднимаю подбородок. – Их связь переживет твое превращение? А наша? Мы с тобой связаны на всю жизнь, Ксейден Риорсон. Неужели я должна превращаться вместе с тобой? Это единственный способ сохранить жизнь нашим драконам, если ты сдашься?
Тысяча эмоций мелькает на его лице… и тут же исчезает.
Он на льду.
Мой желудок переворачивается.
– Останься, – требую я. – Или встретимся в Аретии. Мужчина, которого я люблю, остается. Он сражается.
– Риорсон? – спрашивает Льюэллин с порога большого зала. – Люцерас хочет поговорить о добыче полезных ископаемых.
– Ты должна принять то, что уже есть, – говорит мне Ксейден. – Мужчина, которого ты любишь, больше не принадлежит себе полностью, – он проходит мимо Льюэллина в большой зал, унося с собой мое сердце.
Я только что сражалась всеми имеющимися в моем арсенале средствами, но этого оказалось недостаточно.
Мои плечи опускаются в знак поражения, и я прислоняюсь к стене.
– Я не совсем понимаю, что это было, но я видел, как трудно любить того, кто у власти, – Льюэллин сочувственно морщится. – Нося такой титул, как у него, иногда чувствуешь себя, как на истершейся веревке, постоянно разрываясь между тем, чего хочешь ты лично, и тем, что нужно твоему народу.
– А как насчет того, что нужно ему? – спрашиваю я.
Льюэллин делает паузу, словно тщательно подбирая слова.
– Ему нужна ты , чтобы не дать ему разорваться, а это иногда может означать, что тебе придется отложить свои желания или потребности в сторону ради блага провинции. Ужасно несправедливо требовать этого от кого бы то ни было, тем более от первой за столетие заклинательницы молний, – голос Льюэллина смягчается. – Я очень уважаю тебя, кадет Сорренгейл, но сейчас решающий момент, который определит путь провинции на следующее тысячелетие. Твое предназначение столь же велико, как и его, на совершенно отдельной арене, и если это предназначение сделает невозможным для тебя быть той, в ком нуждается Тиррендор…
– Тиррендор, не Ксейден? – я сражаюсь за обоих, но он этого не знает. По его мнению, он ввязался в спор, в котором я просто попросила Ксейдена остаться со мной, а не заниматься делами Тиррендора.
Охранник переминается с ноги на ногу, напоминая нам обоим, что мы не одни.
– Теперь они одно целое, – он говорит это с такой добротой, что трудно рассердиться. – Вы оба так молоды, с такими грозными печатями. И если ты решишь не приспосабливаться к переменам, которые несет его титул… – он останавливает себя, затем вздыхает. – Я просто надеюсь, что вы оба найдете баланс между всем этим.
Черта с два я откажусь от него, хотя ничто из того, что он изложил, не звучит равноценно или сбалансированно .
– Под балансом вы подразумеваете, что Тиррендор на первом месте, Ксейден – на втором, наши отношения – на третьем, а мои личные потребности – это вопрос удобства, – если произнести это вслух, все предстанет перед глазами.
– Что-то вроде того, – печаль подергивает уголки его рта.
– Ксейден для меня на первом месте, – это звучит так самоотверженно, что я наполовину ожидаю, что появится моя мать и даст мне подзатыльник. – Просто для ясности. Но я никогда не перестану быть женщиной, в которую он влюбился, чтобы превратиться в ту шлюху, которая, по вашему мнению , ему нужна. Мы уже сбалансированы, потому что оба сильны для себя и друг для друга. Ему нужно, чтобы я была собой , и я говорю вам, что обещала помочь сохранить Тиррендор в безопасности, но не за его счет.
– Он скажет то же самое о тебе. Именно это делает ваши отношения такими опасными, – он вздыхает. – Как я уже говорил, трудно любить человека, облеченного властью, и это касается обоих, – он проскальзывает обратно в зал и закрывает дверь.
Но Ксейден не у власти. Он и есть власть.
И он ускользает.
– Дай мне знать, если он улетит, – говорю я Тэйрну, а сама отправляюсь на занятия.
Ксейден улетает через два часа.
Дракон сам определяет свой последний полет, как и полет своего всадника.
Кодекс драконьих всадников, статья 1, раздел 2