Бэннон, выдержав очередной день изнурительной работы на реке безо всяких шансов спастись, рухнул на носовую палубу корабля короля Скорбь. С наступлением ночи над головой заискрились звезды, но незнакомые созвездия казались очень далекими и не могли помочь ему. Бэннон должен позаботиться о себе и спасти как можно больше людей. Он держался за эту идею.
Почти пятьдесят рабов из Ильдакара стонали и скулили, когда их привязывали или приковывали к палубе. В темноте звуки с болота становились громче: хищники покидали илистые берега и густые заросли.
Бэннон не оплакивал свое положение, а испытывал гнев и чувство решимости. Его избитое тело покрывали синяки, мышцы болели. Голод зверем вцепился в живот. Он знал, что другие рабы тоже страдают.
После нескольких дней интенсивной работы многие корабли частично восстановили: заменили мачты и реи, перетянули такелажные канаты, залатали поврежденные корпуса и осушили трюмы. Непригодные для ремонта судна разобрали, оставив лишь деревянные скелеты. Бэннон искал возможности саботировать починку и даже оставил изъяны в некоторых судах, но этого было недостаточно, чтобы потопить их.
За это время погибло семь рабов, и Бэннону казалось, что многие скоро умрут от истощения. Он сам был в лучшей форме, чем остальные. В тренировочных ямах Ильдакара Бэннона обучили и закалили для битв, но остальные ильдакарские пленники привыкли к спокойной и благополучной жизни. В качестве норукайских рабов они долго не протянут.
Сгорая от нетерпения ввязаться в войну, король Скорбь вымещал гнев на своих.
— Быстрее! Корабли нужны уже сейчас. Мы должны отплыть к Норукайским островам! — накричал он днем на Гару и еще двух корабельных плотников.
— Четыре судна будут подготовлены и загружены провизией сегодня ночью, мой король, мой Скорбь, — сказала Гара, почтительно поклонившись, и ее косы качнулись из стороны в сторону. — Обещаю.
Бэннон скорчился на палубе; его запястья были связаны веревкой, а лодыжки прикованы к штырю в палубе. Починка змеиных кораблей была ужасной работой, но его положение сильно ухудшится, когда флот налетчиков отправится вниз по реке. Бэннон уже не сможет отыскать путь в Ильдакар.
Его сердце болело из-за потери города и друзей. Несмотря на свои темные пороки и уродливые тайны, Ильдакар обладал огромным потенциалом. После свержения властительницы Торы он мог снова стать великолепным городом. Лила хотела, чтобы Бэннон остался, но теперь ее не было рядом, и сердце юноши терзала боль. Он понял, что не просто скучает по своей защитнице и воительнице. Сначала она заботилась о нем из чувства долга, но со временем их отношения переросли в нечто большее.
Натан тоже пропал, но Бэннон надеялся, что волшебник все еще жив. Теперь к нему вернулся дар, и никто не посмеет шутить с Натаном Ралом. А Никки… она осталась где-то далеко после исчезновения Ильдакара.
Бэннон сомневался, что снова увидит кого-то из них. Он был в ловушке, один, прикованный цепью к палубе норукайского корабля.
— Пресвятая Мать морей, — пробормотал он.
Но он не поддастся унынию. Должен быть способ выжить и одолеть ненавистных норукайцев.
Когда обманчиво успокаивающие звуки болота стали громче, у Бэннона заурчало в животе. Рабам приходилось пить из ведер грязную речную воду. Некоторых тошнило, и тогда грубые норукайцы выливали на них целое ведро воды, чтобы смыть рвоту и не дать вони задержаться на палубе.
В сгущающейся темноте Бэннон видел зажженные фонари на палубах дрейфующих кораблей, связанных между собой канатами. Судно короля и еще три стояли на якоре у берега, готовые к отплытию, и Скорбь не собирался ждать. Часть флота он решил оставить позади.
Двое норукайцев шли по освещенной факелами палубе, неся деревянную кадку. Они остановились у первой группы связанных рабов и поставили ношу на палубу. Один мужчина поднял черпак, с которого капала жижа из рыбьих потрохов и речной воды.
— Ужин!
Первый раб с отвращением отвернулся, но норукаец выплеснул содержимое черпака ему в лицо. Мокрые внутренности потекли по его подбородку, и когда раб понял, что другой еды не будет, то попытался проглотить часть. Усвоив урок, следующий раб открыл рот, когда норукаец плеснул тошнотворное месиво ему в лицо.
Мелок за их спинами скакал с ноги на ногу.
— Ужин, ужин! Моя рыба, ваша рыба! — Он запустил длинные пальцы в деревянную кадку, выловил рыбью голову, подбросил в воздух и поймал ртом, как дрессированная собака. Захрустев чешуей, он подошел ближе к Бэннону. — Рыбы пытались съесть меня, и теперь я ем их!
Свет восходящей луны подчеркивал шрамы на его белой коже. Бэннон задумался, что пережил шаман, какое испытание оставило такие шрамы и довело его до грани безумия.
— Они недостаточно тебя поели, — буркнул себе под нос Бэннон.
Мелок подскочил к нему и сел на корточки.
— Они съели достаточно. Рыбы-бритвы обгрызли мне руки, ноги и то, что между ними. — Он прижал ладонь к промежности, прикрытой набедренной повязкой. — Они многое отняли, но и кое-что дали. — Шаман наклонился так близко к Бэннону, что юноша почувствовал запах протухшей рыбы из его рта. — Мою силу! Я многое вижу. Я знаю будущее, вижу города в огне, кровь на мечах, слышу крики. Думаю, это хорошие крики.
— Может, это крики умирающих норукайцев? — спросил Бэннон, но шаман не обратил внимания на сарказм.
Мелок склонил голову набок, словно прислушиваясь к шепоту.
— Да, некоторые крики принадлежат норукайцам. — Голос его прозвучал так, словно он делился секретом.
Шаман явно находил Бэннона занимательным и считал, что юноша отличается от других пленников из Ильдакара. Двое норукайцев поставили зловонную деревянную кадку на палубу, и Бэннон собрался с духом. Он поднял голову, чтобы принять пищу, поклявшись сохранить силы до того момента, когда они действительно понадобятся, но едва не задохнулся, когда на лицо вылили рыбьи потроха. Он заставил себя проглотить.
Съежившись и подражая ему, Мелок тоже поднял голову, как птенец, просящий червяка. Норукаец плеснул месиво из рыбьих потрохов шаману в лицо, доставив тому удовольствие. Мелок оторвал голову маленькой рыбки и сжал ее двумя пальцами.
— Ты не получил рыбью голову. Особое угощение.
Прежде чем парень успел возразить, Мелок сунул рыбью голову в рот Бэннона. Тот поморщился, но проглотил отвратительный кусок. Почему альбинос уделяет ему столько внимания?
С кормы змеиного корабля донеслось эхо барабанного боя, и на свет фонаря вышел король Скорбь. Замолчали все — и рабы, и норукайцы. Голос короля слышали на ближайших суднах.
— Четыре змеиных корабля готовы к отплытию, и четырех достаточно, чтобы посеять ужас, когда мы пойдем вниз по реке. Сегодня ночью мы отправимся в бастион, а потом сможем начать войну.
Мелок вскочил на ноги:
— Мой Скорбь, король Скорбь! Они все будут скорбеть.
Король поднял тяжелую деревянную дубину и снова ударил в барабан надсмотрщика за гребцами — громче, чем раньше. Утробные голоса сотен норукайцев донеслись с бортов других кораблей, находившихся на различных стадиях ремонта.
— Мы будем грабить деревни по пути к открытому морю. Другая часть флота уже собирается на Норукайских островах, и я должен быть их королем и полководцем. — Скорбь пренебрежительно крикнул через воду другим судам: — Заканчивайте ремонт и возвращайтесь к нам. — Он поднял руку с железными костяшками. Цепь на его поясе зазвенела, когда он повернулся и отдал приказ поднять якорь. — Первые корабли отправляются в путь. Сейчас же!
Норукайские моряки подняли полуночно-синие паруса на четырех отремонтированных кораблях и разрубили канаты, которые их связывали. Бэннон почувствовал слабость, зная, что стоит им отплыть от Ильдакара, и он уже едва ли сможет сбежать. Он с тоской взирал на густую растительность на берегу, натягивая свои веревки и цепи. Он не знал, как выбраться с корабля, но продолжит искать способ.
Из колючего тростника Лила следила за кораблями налетчиков, зная, что некоторые — включая корабль Бэннона — уже отремонтированы и готовы отплыть. В темноте она услышала барабанный бой и отдаленные грубые выкрики. Морасит узнала голос короля Скорбь.
Лила выжидала уже несколько дней. Пока норукайцы чинили корабли, она строила планы и готовила ловушку из лоз и деревьев, росших вдоль реки, тихо работая под покровом ночи. Ее самым большим преимуществом было то, что норукайцы о ней не знали.
Она отвергла десятки замыслов, которые вели к провалу. Лила не могла проиграть. Если б дело было только в ней, она безрассудно бросилась бы в атаку и убила минимум дюжину норукайцев, прежде чем погибнуть. Но у нее была более важная задача — освободить Бэннона.
Когда четыре отремонтированных корабля были готовы отплыть вниз по реке, Лила поклялась остановить их. Она уже несколько дней готовила западню, при помощи лиан сгибая тонкие болотные деревья и превращая их в импровизированные катапульты. Тайная работа делала ее уязвимой для болотных драконов, больших змей и хищных пауков размером с крысу. Одних Лила убивала, других избегала. Теперь все было готово, а она лежала в засаде.
Подняв якоря и расправив темные паруса, четыре змеиных корабля двинулись в ночь. Лила знала, что есть только один шанс.
Она не была уверена в точности прицела, так как не могла испытать свои грубые катапульты, поэтому приходилось полагаться на расчеты. Бэннон был на борту корабля короля Скорбь, и она не собиралась случайно убить юношу во время атаки.
Лила собрала пучки сухих веток и мертвых лоз в горючие тюки, которые скоро станут метательными снарядами, и нагрузила три упругих молодых деревца, привязанных к земле. Согнутые деревца дрожали и были готовы к запуску. Когда корабли начали отходить, Лила ударила кинжалом по кресалу, которое носила в сумке, и высекла искру, чтобы зажечь первый тюк. Пламя разгорелось, и она подожгла снаряд во второй катапульте, затем в третьей. Она чувствовала терпкий запах горящего зеленого дерева.
Затем она перерезала веревку, удерживающую первое согнутое дерево. Со стоном оно выпрямилось и запустило огненный шар в сторону норукайских кораблей. Лила перерезала вторую веревку, чтобы запустить следующий снаряд. Огненная комета с ревом пронеслась по небу, и первый снаряд ударил в корабль — не Бэннона, с некоторым облегчением заметила она. Команда бросилась тушить пламя, пока оно не охватило весь корабль.
Второй шар просвистел над следующим судном и упал в реку. Пламя с шипением потухло.
Третий же снаряд угодил в судно, следующее за флагманом, и пламя расплескалось по палубе, охватывая оснастку. Норукайцы бросились тушить огонь, но пожар быстро вышел из-под контроля. Судно на реке Киллрейвен превратилось в факел. Другие три корабля тут же отплыли от горящего судна, в то время как король Скорбь и норукайцы выкрикивали оскорбления своему невидимому противнику на берегу реки.
Лила вышла из зарослей на илистом берегу, чтобы посмотреть на вызванный ею хаос. Она улыбнулась, а потом снова нырнула под тень деревьев. Три корабля уплывали по реке.
Ни король Скорбь, ни его команда не могли спасти охваченное огнем судно, поэтому флагманский корабль устремился прочь от разлетающихся на ветру искр.
Связанный и прикованный к палубе Бэннон едва сдерживал радость, наблюдая, как норукайцы прыгают за борт, спасаясь с горящего судна. Он гадал, кто запустил огненные снаряды, которые пролетели над головой, как падающие звезды. Кто-то еще пытался сопротивляться! Кто-то еще остался на свободе! Несколько рабов на палубе смеялись и ликовали, приветствуя эту неожиданную победу, пока норукайцы-хозяева не избили их до бесчувствия.
Пока они отплывали от утесов, Бэннон продолжал наблюдать за зарослями, и мельком увидел гибкую девушку. Не может быть! Лила! Змеиный корабль быстро уплывал прочь, но Бэннон чувствовал огромную радость, просто зная, что она рядом.