Когда лучи рассветного солнца разлились по речной равнине, норукайские надсмотрщики забили в барабаны, поднимая стонущих рабов и пиная самых нерасторопных.
— Время работать! — взревела корабел Гара — мускулистая женщина с седыми косами, напоминавшими утонувших гадюк. — Работать, пока не закровоточат пальцы. — Она открыла свою змеиную пасть и щелкнула зубами.
Бэннон, привязанный к наклонной палубе разбитого норукайского корабля, скорчился, чтобы избежать жестокого пинка. Один из налетчиков разрезал его путы, и юноша присоединился к работе.
Пленники приступили к ремонту в тусклом предрассветном сумраке. Гара молотила киянкой, подбивая доски и колышки, но Бэннон видел, как уродливая женщина этой же киянкой разбила череп раба, который работал слишком медленно.
Пока Бэннон почесывал ободранные запястья, за ночь натертые веревкой, к нему подкрался призрачно-бледный шаман и схватил за плечи своими паучьими пальцами.
— Работай молотком или стань гвоздем!
Бэннон лишь отмахнулся. Его раздражало странное поведение изуродованного альбиноса. Он еще мог понять неотесанных норукайцев, но Мелок сильно действовал на нервы. По какой-то причине шаман нашел его занятным.
Бэннон был в плену уже несколько дней. Его избитое тело болело, а многочисленные порезы и ушибы после сражения на утесе Ильдакара еще только начали заживать. Он едва не убил Мелка и короля Скорбь, но они все вместе рухнули с утеса на груду тел и оружия.
Бэннон не погиб, но стал рабом. Сбылся самый большой кошмар, мучивший юношу с тех пор, как работорговцы попытались схватить его на острове Кирия. Тогда в рабство попал его лучший друг Ян, а Бэннон бежал. За тот момент трусости его терзала совесть. И вот, много лет спустя, он все-таки стал рабом.
Мелок снова потряс его за плечи, и Бэннон инстинктивно замахнулся, вспомнив, что они сделали с Яном.
— Не трогай меня, мерзкий норукаец!
Альбинос хихикнул, восхищенный реакцией Бэннона. При ярком свете дня король Скорбь заметил происходящее и шагнул вперед. Выражение его лица походило на бурю, прокатившуюся по морю.
— Прояви уважение или умри, раб! — Скорбь схватил Бэннона за шею и поднял над палубой. — Стоишь ли ты воздуха, которым дышишь? Стоишь ли ты воды, которой мочишься?
Бэннон отбивался, хотя знал, что за это его жестоко изобьют или убьют. Он не был трусом, но и примерной жертвой для этих монстров быть не собирался.
Нахмурившись, корабел Гара шагнула вперед, чтобы вмешаться.
— Сломаете его позже, мой король. Для починки корабля нужны рабочие. Вчера мы потеряли троих, а новых из города уже не получим. — Корабел взглянула на обрыв над рекой. Вершина утеса, где недавно стоял Ильдакар, выглядела как чисто срезанный пень. — Нужно использовать всех, кто есть, и закончить ремонт.
Скорбь ослабил хватку и позволил Бэннону плюхнуться на наклонную палубу. Он угрожающе поднял тяжелый боевой топор, вызвав у Мелка восторг.
— Топор рубит древесину! Меч рубит кости! — прокричал шаман.
Бэннон не знал, что имеет в виду шаман, но его болтовня часто не имела смысла. Мелок взглянул на Бэннона и кивнул, словно ожидая, что юноша согласится с ним.
— Топор рубит древесину! Меч рубит кости!
Скорбь не воспринял всерьез слова своего странного друга.
— Мой топор тоже может рубить кости. Он снесет эту голову с плеч после завершения ремонта кораблей.
— Отнюдь, мой Скорбь. Отнюдь. — Мелок погладил длинные рыжие волосы Бэннона, отчего по коже юноши пробежали мурашки. — Только не эту голову.
Группы рабов ремонтировали поврежденные корабли. Норукайский флот в сотню змеиных кораблей дошел по реке Киллрейвен до Ильдакара. Налетчики намеревались взобраться на утесы и захватить город, но они ничего не знали об армии генерала Утроса. Бэннон, Морасит Лила и сотни защитников города оборонялись на утесах, сбрасывая снаряды, сражаясь копьями и мечами. Но в итоге норукайцы смяли их.
Бэннон упал со скалы, потерял сознание и попал в плен. Он не знал, что случилось с Лилой. Даже если он сбежит от сотен бдительных норукайцев, то вряд ли воссоединится с друзьями. Когда город скрылся под саваном вечности, Натан возглавлял масштабную атаку на войско генерала Утроса, а Никки и вовсе находилась в Серримунди. У Бэннона не было никакой надежды снова встретиться с кем-либо из них, поэтому придется рассчитывать только на себя — если ему вообще удастся сбежать.
Когда магия переноса заморозила реку, лед зажал корабли и повредил их. Разгневанные норукайцы теперь трудились как муравьи, восстанавливая суда. Пленникам досталась самая тяжелая работа: рубить деревья в болотах, подтаскивать бревна и распиливать их.
Часть змеиных кораблей теперь покоилась на илистом речном дне. С них сняли канаты, чтобы починить оснастки других кораблей, перетащили полотнища темно-синей парусины, спилили мачты и сняли с корпуса уцелевшие доски. Опытные норукайские корабелы, такие как Гара, переходили с судна на судно, руководя группами рабов.
Бэннон, постоянно выискивая возможность побега, с неохотой перетаскивал длинные канаты с одной палубы на другую, переносил инструменты и припасы. Страдая от жары во время бесконечной работы, он подумывал использовать киянки и гвоздодеры в качестве оружия. Он мог ранить нескольких работорговцев, но против него были тысячи безжалостных норукайцев — в итоге он просто погибнет. Юноша ломал голову над тем, что ему делать.
Вчера один из ильдакарских рабов взбунтовался и напал на норукайца со спины. Бэннон мысленно аплодировал рабу, но его атака не была спланирована, и норукайцы тут же схватили непокорного мужчину. Они не торопились убивать его. Налетчики заставили Бэннона и других пленников смотреть, как они ломают рабу руки, а затем и ноги. После норукайцы принялись накладывать на грудь раба тяжелые камни, один за другим, выдерживая длительные паузы, пока у мужчины не затрещали ребра, а из глаз и изо рта не выступила кровь. Когда бедняга взмолился о пощаде, один из норукайцев наступил на камни, медленно надавливая, пока грудина не треснула.
Бэннон хотел убить этих извергов, он не собирался тратить свою жизнь напрасно. Он наблюдал и выжидал шанса; он надеялся, что сможет помочь не только себе, но и другим пленникам.
Угрюмые рабы разбирали затонувшее судно, при помощи гвоздодеров отрывая от корпуса доски. Измученных рабочих мало кормили и не позволяли отдыхать. Пить им давали только зеленоватую речную воду.
— Хочу отплыть как можно скорее, — проревел король Скорбь с носа почти готового корабля. — Заканчивайте ремонт, чтобы мы могли вернуться на Норукайские острова и начать войну.
— Мы убили немало норукайцев, поэтому кораблей для возвращения понадобится меньше, — пробормотал Бэннон.
Корабел Гара отвесила Бэннону тяжелую оплеуху, разбив губу и оставив на щеке ярко-красный след.
Мелок рассмеялся, будто замечание молодого мечника было неимоверно смешным. Шаман присел на корточки перед Бэнноном и с ухмылкой кивнул. К несчастью, король тоже услышал его слова. Скорбь снова вцепился в юношу, собираясь убить.
— Нам нужно, чтобы он работал! — прошипела Гара.
Король поднял Бэннона и швырнул в реку.
— Он может работать на ватерлинии, впитывая грязь и слизь.
Бэннон с воплем плюхнулся в воду. Отплевываясь, он отчаянно пытался за что-нибудь ухватиться. Удержавшись на плаву, юноша посмотрел вверх; его рыжеватые волосы свисали грязными прядями, напоминая водоросли.
— В следующий раз привяжу груз к твоим лодыжкам! — прорычал Скорбь, перегнувшись через перила. — И тогда сможешь чинить днище корабля, пока не потонешь.
Мелок с необъяснимым беспокойством глядел из-за перил на Бэннона. Гара бросила юноше киянку, и та с плеском упала в воду. Четверо других рабов были привязаны к накренившемуся кораблю; поблизости находились доски для ремонта и деревянные ведра с гвоздями. Их окружал плеск реки и душный влажный воздух. Мимо проплывали шлюпки с норукайскими стражниками, которые перевозили материалы и людей с одного змеиного судна на другое, а также следили за рабами у ватерлинии.
Бэннон понял, что дальнейшее сопротивление ничего не даст, поэтому неохотно взял из воды киянку и последовал распоряжениям. На этот раз. Взяв одну из досок, он сунул руку в подвешенное ведро с гвоздями и начал латать корпус. Другой раб погрузил руки в горшок с теплой смолой и замазал щели между досками.
— Ужасная работа, но все же лучше, чем в трюме, — посочувствовал соседний раб.
Бэннон видел, как другие рабы спускались на темные и душные нижние палубы поврежденных кораблей и вычерпывали ведрами воду, чтобы суда могли всплыть.
— Полагаю, всегда есть что-то хуже.
Оптимизм часто выручал Бэннона, и он цеплялся за надежду — нередко глупую. Но таков уж его характер. Он найдет способ сбежать от отвратительных тюремщиков, и все наладится. Он не сдастся.
Раб рядом с ним издал горький смешок:
— Это гораздо лучше, чем трюм…
Внезапно лицо мужчины исказилось от боли и ужаса. Он ухватился за свою веревку, но что-то утянуло его под воду раньше, чем он успел закричать. Веревка туго натянулась и лопнула, а вода расцвела кровью.
Бэннон инстинктивно протянул руку, пытаясь спасти мужчину, но до жертвы было не достать. Остальные рабы поспешили выбраться из реки, когда на поверхности показалась бугристая спина болотного хищника. Рептилия быстро поплыла прочь, сжимая мощными челюстями почти перекушенное пополам тело. Болотный дракон нырнул под воду и принялся за еду.
Рабы в воде закричали, пытаясь подняться по веревкам на палубу. Бэннон схватил оборванную веревку и забрался повыше, помогая остальным. Норукайцы бросились к перилам с баграми и копьями, отталкивая рабов.
— Назад в воду. Возвращайтесь к работе!
— В реке чудища! — вскричал один из рабов. — Нас всех убьют.
— Больше бойтесь нас, чем кого-то там внизу, — сказала Гара.
Бэннон все еще держал деревянную киянку, жалея, что при нем нет его верного Крепыша. Он хотел убить этих омерзительных людей, но, глянув на лес зазубренных наконечников копий, кривых мечей и гневные лица в шрамах, он понял, что лишь напрасно погибнет. Мелок наблюдал за ним, качая головой и грозя пальцем.
Презирая норукайцев еще сильнее, Бэннон спустился в реку, выглядывая на воде рябь и чешуйчатые спины болотных монстров. Вскоре он понял, что ему придется кого-то убить.
Лила пряталась в зарослях на берегу реки, находясь достаточно близко, чтобы метнуть копье и убить норукайца на открытом месте. Но прямо сейчас это было бы напрасной тратой ее преимущества — неожиданности. Она уже бесшумно убила девятерых под покровом темноты и с удовольствием скормила тела хищникам. Сейчас она затаилась, наблюдая и выжидая. Она нужна Бэннону.
Когда Ильдакар исчез посреди битвы, она упала с обрыва. Это падение должно было стать фатальным, но она приземлилась в мягкую речную грязь на мелководье. Оглушенную женщину несло вниз по течению, пока она не застряла в зарослях. Ей удалось выползти на берег, и норукайцы ее не видели.
С тех пор прошло уже несколько дней. Ее короткие каштановые волосы были грязными, а лицо обгорело на солнце. На ней было только минималистичное облачение из черной кожи. Руны защищали ее от магии, но не от укусов насекомых или опасных колючек. У нее остался только кинжал — короткий меч она потеряла при падении. Но само тело Морасит было оружием. Она полагалась на свои мускулы и рефлексы. Она выжидала и атаковала каждый раз, когда ей попадался одинокий норукаец…
Лила и ее сестры-Морасит поклялись защищать Ильдакар, но он исчез. А еще она взяла на себя ответственность за Бэннона, пообещав оберегать его. Она тренировала юношу в боевых ямах, заставляла его выполнять самые тяжелые упражнения. Она даже иногда брала его в постель в качестве награды за старания, и делала это все чаще. Лила не понимала, почему молодой мечник не ценил всего, чему она его учила. Ее суровые уроки, несомненно, не раз спасали ему жизнь.
Во время нападения на армию генерала Утроса, Бэннон попал в плен и едва не погиб. В тот момент она поняла, что не хочет потерять его, и дело не только в ее гордости. Бэннон самоуверенно считал себя хорошим бойцом — которым и был, — но Лила была лучше. Они хорошо сражались вместе, но она сомневалась, что юноша выживет без нее.
Когда он рухнул с утеса вместе с королем Скорбь и Мелком, Лила решила, что он мертв, но потом она подобралась достаточно близко, чтобы шпионить за захваченными рабами, и мельком увидела Бэннона, узнав его по длинным рыжим волосам и знакомому телу. Он жив, а значит, у нее еще есть шанс.
В течение нескольких дней после исчезновения города Лила кралась сквозь заросли, перелезая через узловатые корни и свисающие лианы и не упуская из виду норукайцев. Она не могла сразиться с тысячами врагов, как бы ей ни хотелось. Ей следовало быть разумной.
Весь день она пряталась среди колючих кустарников, а медленная река плескалась о грязный берег. Жаждущие крови мошки жужжали у лица. Вражеский флот был повержен, но Лила видела, что налетчики скоро восстановят несколько змеиных кораблей. Ей придется мыслить шире.
Лила пробралась к основанию утесов, где обнаружила остатки ильдакарских доков, расколотые доски, причальные столбы — все это было разрушено норукайцами. В скалах наверху виднелись туннели, которые теперь уходили в никуда.
Она заметила какой-то блеск среди досок и сломанных веток. Лила спряталась в тени, пока не убедилась в безопасности, а затем скользнула вперед, чтобы рассмотреть предмет.
Это была простая рукоять, обмотанная кожей. Морасит сдвинула сломанные доски, стараясь не шуметь, и увидела меч. Она вытащила его из грязи, плеснула водой на лезвие и перекрестье гарды. Это был скромный меч из бледного металла, но вполне пригодный. Она узнала это оружие — меч Бэннона, Крепыш.
Лезвие все еще было острым, и она знала, что лучше этого клинка она и пожелать не могла. Теперь она вооружена и найдет способ спасти Бэннона, даже если придется сразиться со всем норукайским флотом.