Сердце из черного льда

Глава 34

Пока три змеиных корабля готовились бросить якорь на ночь, Бэннон продолжал скрести доски жесткой щеткой, хотя уже давно оттер все видимые следы крови и слизи сома. Его лодыжка была прикована к штырю в палубе, он несколько часов ползал на коленях, а стертые руки кровоточили. Несколько других рабов, включая удрученного Эрика, тоже прикованные к палубе, были вынуждены наблюдать за ним.

Бэннон знал: если удастся освободиться хотя бы на мгновение, он прыгнет за борт. Он мог бы проплыть через реку и спрятаться в зарослях — если доберется до берега. Норукайцы умело обращались с копьями с костяными наконечниками, и одно из зазубренных орудий могло пронзить его прежде, чем он будет на полпути к берегу. Тогда он не сможет помочь ни Эрику, ни другим пленникам. Он должен найти лучший способ.

В сгущающихся сумерках он увидел впереди яркий костер и услышал шум ритмичных ударов и чей-то голос. Кто-то стоял на прибрежной косе, бросая вызов змеиным кораблям. На фоне пламени выделялся силуэт стройной женщины, одетой в полосы черной кожи. Морасит!

Он сначала понадеялся, что это Лила, но потом узнал голос Адессы — жестокого лидера Морасит из тренировочных ям Ильдакара. Адесса взяла в любовники его лучшего друга Яна, а потом убила прямо на глазах у Бэннона. Он никогда ей этого не простит.

Но она была здесь и вызывала на бой короля Скорбь. Бэннон ненавидел Адессу, но она определенно не была хуже норукайцев. Ее вызов позабавил покрытых шрамами налетчиков, но Бэннон знал, что они глупы, если недооценивают Морасит. Пока пара налетчиков погребла за ней на лодке, остальные проверили оковы рабов на палубе. Корабельный плотник Гара схватила Бэннона за волосы и оттащила к борту.

— Хватит скрести. Продолжишь вылизывать палубу завтра. Снова.

Гара связала запястья Бэннона и проверила цепь на лодыжке, но сама поглядывала на нос корабля, где король Скорбь поджидал вызвавшую его на бой Морасит.

Мелок проскакал по палубе и присел на корточки рядом с Бэнноном.

— Она бросила вызов королю Скорбь! Она будет скорбеть. — Он наклонился и зашептал в ухо Бэннону: — Кровь на палубе, скреби, скреби! Вот увидишь. — Затем он поспешил на нос корабля, где Адесса встретилась с норукайским королем.

Она достала гниющую голову и положила свой жуткий трофей на бочку. Хотя разложение исказило черты лица, Бэннон узнал главнокомандующего волшебника Максима.

— Пресвятая Мать морей…

Уродливые налетчики столпились у перил, чтобы в мерцающем свете фонарей поглазеть на поединок Адессы и короля. Скорбь расхохотался и поднял тяжелый боевой топор, в то время как Адесса взялась за короткий меч.

Из-за спин налетчиков Бэннону было плохо видно битву. Внимание всех норукайцев было приковано к нежданному развлечению. Рабы меж тем молчали, сбившись в кучу на корме корабля и стараясь оставаться незамеченными.

Сквозь насмешки, хохот и крики норукайцев Бэннон расслышал шум со стороны реки и тихие всплески, двигавшиеся вдоль корпуса корабля. Он услышал глухой стук и понял, что кто-то забирается на судно! Он повернулся и увидел гибкую фигуру, перелезшую через борт и тихо перекатившуюся по палубе — еще одна Морасит. Ее кожа была покрыта выжженными рунами, а короткие каштановые волосы облепили голову. Лила! Прилив надежды заставил пульс ускориться. Он чуть не вскочил на ноги, игнорируя цепь, но ее взгляд хлестнул по нему не хуже кнута. Она подняла руку, призывая его к тишине.

Норукайцы на носу корабля ликующе закричали, когда раздался звон оружия.

— Что ты здесь делаешь? — прошептал Бэннон. Внутри него бурлил оптимизм.

— Не глупи, мальчишка. Тебя спасаю, конечно же.

Адесса столкнулась с королем норукайцев, который был уродливее многих боевых зверей, с которыми она сражалась на арене. Может, Скорбь думал, что его разрезанные щеки и вживленные костяные шипы выглядят устрашающе, но Адесса сочла это еще одной причиной его убить, и она собиралась сдержать обещание. Она дала Лиле возможность освободить молодого мечника, и Адесса наслаждалась выполнением своей задачи. Бросившись на короля, она взмахнула мечом, резко выдохнув от усилия.

Король Скорбь в жилете из акульей кожи походил на быка: с широкой грудью и объемными мускулами. Он был настолько силен, что держал тяжелый боевой топор с такой же легкостью, как кинжал. Он был удивительно ловок для своих габаритов. Прогнувшись в спине, он уклонился от острия меча Адессы. Послышались возгласы норукайцев.

Адесса вложила в замах столько сил, что потеряла равновесие, когда оружие рассекло лишь воздух. Она сумела устоять, но король тут же ударил ее в висок обитым металлом кулаком. В голове у нее зазвенело, но она успела отпрыгнуть от приближавшегося топора.

Судя по завываниям и смеху норукайцев, они были уверены, что она проиграет.

Максим смотрел на нее с бочки раздувшимися глазами. Она слышала его ехидные насмешки, но гниющая голова не говорила вслух, и остальные ничего не слышали — Максим был слишком коварен. Его смех в ее разуме был громче воплей норукайцев. Она яростно мотала головой, словно отгоняла надоедливых мошек.

Меч Адессы отбил топор, хотя и был куда меньше оружия короля. Когда большой топор пронесся мимо, Адесса пнула правой ногой короля в живот, заставив задохнуться. Разъяренный Скорбь махнул топором как дубиной — без изящества, но с такой силой, что Морасит едва избежала удара.

Норукайцы улюлюкали и свистели, подначивая ее, бросались в нее чем-то скользким, расползавшимся по ее коже. Рыбьи потроха. Обычная уловка отчаявшихся бойцов на боевой арене, поэтому она не стала отвлекаться от главного. Она не дрогнула, когда билась с измененными медведями, колючими волками и песчаными пумами, а Скорбь был всего лишь очередным чудищем.

Она и король снова столкнулись в атаке, но никому не удалось нанести смертельного урона.

Шаман-альбинос выскочил из рядов зрителей и скрылся из виду. От ерничания этого человека у Адессы бегали мурашки, но она сосредоточилась на короле, не забывая о периферическом зрении на случай предательства. Она не верила, что норукайцы сражаются по правилам.

Скорбь снова зарычал от напряжения, орудуя боевым топором. Его обитый шипами ботинок угодил в груду рыбьих внутренностей, и он споткнулся. Его замешательство длилось не дольше удара сердца, но Адесса воспользовалась шансом. Она подняла меч в правой руке, вынудив его защищаться, а левой рукой схватилась за небольшую деревянную резную рукоять у бедра. Нож-эйджаил был особым оружием Морасит, причинявшим невообразимую боль.

Скорбь восстановил равновесие, когда она рванула к нему. Он развернул топор, чтобы заблокировать ее короткий меч — как и рассчитывала Адесса. Он даже не посмотрел на мелкий предмет в ее левой руке.

Она ударила ножом-эйджаилом подобно жалящей пчеле, пробив кожу короля. Лезвие было тонким, как игла, и не длиннее фаланги пальца, но его сила заключалась в другом. Она сомневалась, что он вообще почувствовал укол, проникший через жилет из акульей кожи — пока она не положила большой палец на руну и не активировала магию.

Ошеломляющая молния боли пронзила норукайского короля. Скорбь дернулся, все его мускулы напряглись так сильно, что могли сломать позвоночник. Покрытая шрамами нижняя челюсть широко открылась, а вырвавшийся крик был таким жутким, что напугал наблюдавших за поединком норукайцев. Они недоверчиво ахнули.

Адесса повернула нож-эйджаил, продолжая выливать на короля поток боли. Это крошечное оружие заставляло падать на колени и молить о пощаде даже самых отважных и сильных. Она надавила сильнее.

И тут голова Максима начала смеяться. Мягкий обрубок шеи прижался к дну перевернутой бочки, а отвратительные челюсти разошлись, выпустив гулкий насмешливый голос:

— Тебе его не одолеть. Иди, присоединись ко мне во смерти, дорогая Адесса! Вот чего ты заслуживаешь!

Голос был неприятным и резким. Норукайцы кричали, завывали и требовали крови. Их король корчился под натиском ножа-эйджаила, и Адесса вогнала лезвие глубже в плоть.

— Ты слаба, Адесса! — издевался Максим. — Ты знаешь это!

Она дрогнула, метнув в него ядовитый взгляд.

— Заткнись!

Она отвлеклась лишь на мгновение, но Скорбь, все еще с вонзенным в него ножом-эйджаилом, схватил ее левую руку. Он сжал запястье с невероятной силой, подкрепленной мучительной болью, и сломал кости Морасит, превратив кисть и предплечье в мягкую массу. Черная пелена непомерной боли застелила ей глаза.

Среди всеобщего шума снова засмеялся Максим.

Держа ее сломанную руку, Скорбь выхватил у нее нож-эйджаил и оттолкнул Адессу. Она попыталась поднять короткий меч, но здоровяк швырнул ее на палубу. Она ударилась головой о деревянные доски, и ее череп взорвался от боли. Она подняла колено, чтобы оттолкнуть его, но Скорбь держал ее нож-эйджаил. Он не мог активировать заклинание боли, и это оружие в его руке было шилом сапожника, но он вонзил его в горло Адессы, а потом еще раз, проткнув яремную вену. Он жестоко провел оружием по ее шее.

Адесса чувствовала, как из горла выплескивается теплая кровь. Частичка разума понимала, что она сопротивляется все слабее и слабее.

Он наносил удары крошечным лезвием снова и снова — словно мясник, отбивающий мясо. С нечленораздельным ревом Скорбь яростно вонзал в нее оружие. Сотни колотых ран покрывали ее лицо, горло и грудь. Он продолжил колоть израненную плоть даже после того, как Адесса умерла. Норукайцы взвыли, празднуя победу.

Когда Лила спрыгнула на палубу, Бэннон понял, что все это время ждал ее, и оптимизм его не подвел. Пока Адесса и Скорбь сражались на носу корабля, Лила рванула к нему, и Бэннон увидел знакомое оружие у нее на спине. Крепыш! Впервые за много дней он испытал неподдельную радость.

Лила ножом рубанула по веревке на его запястьях. Бэннон стал выкручивать веревку, пока та не разорвалась, а Морасит принялась за оковы на его лодыжке.

— Ты должна освободить и остальных, — шепнул он. — Они мои друзья.

Рабы застонали. Кто-то паниковал, кто-то впал в смятение. Эрик натянул свои цепи.

Лила жестко посмотрела на Бэннона. По ее щекам струился пот, смешанный с речной водой.

— На это нет времени, мальчишка. Я не обещала защищать остальных. Я пришла спасти тебя.

Осмотрев оковы на его лодыжке, Лила проследила цепь до штыря, воткнутого в доски палубы. Крепыш все еще был у нее на спине, и она воспользовалась кинжалом, воткнув острие в древесину и пытаясь вынуть штырь.

Норукайцы на носу корабля взревели громче, и Бэннон увидел, как Адесса упала. Король Скорбь накинулся на нее, ударяя снова и снова. Кровь разлеталась в разные стороны, словно из фонтана.

— Пресвятая Мать морей, он убил ее! — простонал Бэннон.

На лице Лилы промелькнуло выражение шока и неверия. Она колебалась лишь секунду, а потом снова принялась за цепь, удвоив усилия.

— Я думала, у меня будет больше времени. — Она не смотрела на короля, который продолжал калечить упавшую Морасит. Лила тяжело дышала.

— Дай мне Крепыша! — Бэннон протянул руку. — Я помогу.

Хриплые норукайцы еще праздновали победу короля, но через палубу к ним устремилась бледная фигура. Бэннон поднял взгляд; Мелок увидел его, а потом заметил Лилу. Шаман вдруг подпрыгнул и замахал руками, крича:

— Еще одна рыба! Мы поймали еще одну рыбу!

Даже сквозь победные крики некоторые норукайцы расслышали пронзительный крик Мелка и повернулись посмотреть, что его так восхитило.

Лила дергала за цепь, пытаясь вырвать штырь. Бросив попытки действовать скрытно, она рубанула по доске палубы. Бэннон пытался помочь, натянув цепь и стиснув зубы от усилия.

Мелок подскочил к ним, призывая норукайцев:

— Сюда! Сюда! Еще одна рыба! Идите быстрее!

Лила рывком поднялась и сильно ударила шамана в лицо, пытаясь заставить замолкнуть. Мелка откинуло, словно из катапульты, и он рухнул на палубу, скуля от боли и неверия, прижимая ладонь к рассеченной губе. Он свернулся в клубок и завыл. Бэннон вдруг почувствовал себя виноватым при виде страдающего альбиноса, но тут же отогнал это чувство. У них нет времени!

В передней части корабля, освещенной фонарями, гниющая голова главнокомандующего волшебника Максима начала источать болезненный зеленый свет. Его челюсти шевелились, а желеобразные глаза светились, словно радуясь гибели Адессы. Мертвец разразился леденящим кровь смехом, всех перепугав.

Даже Бэннон его слышал, и от этого звука у него забегали мурашки. Норукайцы неуверенно попятились, затаив дыхание и уставившись на голову. Когда Максим закончил смеяться, остатки его кожи стали жидкими и сползли с черепа, растекшись по дну перевернутой бочки. А затем даже кости рассыпались на кусочки.

Но Мелок продолжал кричать. Подбежавшие норукайцы увидели Лилу и ревом объявили тревогу. Покрытые шрамами налетчики бросились к ним с оружием наготове. Лила достала Крепыша из-за спины и выставила перед собой. Она присела, словно собиралась встретиться с монстрами арены и защищать Бэннона ценой жизни. Бэннон продолжал тянуть за цепь, упершись ногами, но никак не мог вырвать штырь.

Эрик и другие рабы тоже натянули цепи, крича и отчаянно пытаясь освободиться. Бэннон подумал, что если они объединятся против норукайцев, то кому-то удастся сбежать. Но его надежда угасла, когда норукайцы с воем бросились на них.

Король Скорбь рванул вперед, стуча ботинками по палубе. Его кожа и акулий жилет были забрызганы кровью Адессы. Когда он увидел Мелка, распростертого на палубе, закрывавшего разбитое лицо и хныкающего, он взревел от ярости.

Лила была готова встретиться со всеми норукайцами, отказываясь признавать поражение, но Бэннон застонал:

— Ты умрешь, Лила. Ты не можешь меня спасти.

Он знал, что так правильно.

Лила отказывалась смириться с неизбежным, но потом выражение ее лица изменилось, и Бэннон понял, что она признает его правоту.

— Не в этот раз, — прорычала она. Когда норукайцы ринулись ее убивать, она пообещала: — Я вернусь за тобой, мальчишка.

Она перепрыгнула через борт корабля, и Бэннон услышал всплеск, когда она погрузилась в воду.

Не обращая внимания на прикованных рабов, норукайцы подхватили копья и побежали к ограждению, высматривая рябь на воде. Некоторые метали оружие в воду, словно Лила была речным сомом. Все они промахивались.

Бэннон был на взводе, но знал, что ее не убьют. Лила скроется, а потом вернется за ним.

Потрясенный король Скорбь с несчастным видом склонился над хнычущим Мелком и покачал нескладного друга из стороны в сторону. Шаман ткнул пальцем в рассеченную губу, с которой капала кровь, и в распухшую щеку. Хотя все было залито кровью, король мягко дотронулся до разбитого лица альбиноса.

— Мне так жаль, Мелок. Я должен был тебя защитить. Должен был понять, что Адесса лишь часть плана. Они пытались обхитрить нас.

Скорбь выпрямился и зловеще посмотрел на прикованного к палубе Бэннона, руки которого были свободны. Король двинулся на него.

— Эта баба ранила моего Мелка. Теперь я отплачу за это.

Скорбь ударил своим каменным кулаком по лицу Бэннона, чуть не выбив челюсть. В голове юноши вспыхнули звезды, когда он врезался в ограждение и сполз на палубу, оглушенный.

— Ты заслуживаешь смерти, — прорычал король. — Но я подарю тебе боль.