Сердце из черного льда

Глава 39

После воссоединения в Твердыне Натан и его товарищи стали готовиться защитить мир. Времени оставалось не так много.

Даже самые стойкие бойцы не надеялись отбить огромную армию, если Утрос найдет изолированный архив, поэтому лучшая защита — продолжать прятаться в лабиринте каньонов. На стремительном марше к побережью у генерала не было причин исследовать боковые каньоны, поэтому ученым ничто не угрожало.

Натан стоял перед главным зданием и смотрел в глубину алькова на оплавленное и скомканное хранилище пророчеств, окна которого превратились в царапины во влажной глине. Оно было разрушено глупым учеником, который случайно активировал заклинание Плачущего Камня, не понимая, как его контролировать. Натан вздыхал, глядя на очередное напоминание о том, как опасны знания архива.

Его внутренности скрутило от ужаса при мысли о том, сколько наивных и неподготовленных ученых рыщут в архиве в поисках столь же мощной магии. А если еще один ретивый, но самонадеянный ученый наложит опасное заклинание, которое выйдет из-под контроля? Они с аббатисой Верной и сестрами Света все изучат, прежде чем позволят кому-то пустить в ход столь разрушительную силу.

Он поглаживал подбородок, разглядывая зеленый каньон, сады и отары овец. Эти живущие в изоляции люди исчезли для всего мира тысячи лет назад, еще во время Великой войны. Когда Сулакан приказал уничтожить все магические знания, многие отважные волшебники тайно собирали старые книги и свитки, сохраняя информацию в таких глухих местах. Возможно, теперь это знание будет использовано для защиты от генерала Утроса.

Натан вздохнул. Каждый раз, когда был повержен один ужасный враг, тут же появлялся другой. Эта закономерность вызывала разочарование, но, возможно, ему следует взглянуть на ситуацию с другой стороны. На каждого врага, угрожавшего миру, находились защитники вроде него самого, Никки, Ричарда и Кэлен, которые выступали против тирании и оказывались сильнее зла, снова и снова.

Этот раз не станет исключением.

Сделав еще один глоток свежего воздуха и одиночества, Натан снова повернулся к главному зданию архива, в котором содержалось слишком много книг, требующих прочтения. Где-то на их страницах крылось хотя бы одно хорошее решение.

Внутри библиотечного зала со сводчатым потолком стояли учебные столы, освещенные парящими над ними огоньками — молодые ученики использовали это простенькое заклинание для практики. Ученые сидели за отдельными партами или длинными столами, заваленными книгами. Все они искали новые идеи — неординарное заклинание, способное остановить древнюю армию. Глория распределяла названия книг среди помнящих, чтобы те мысленно пробежались по тексту. Обычные ученые листали том за томом, классифицируя книги, чтобы сестры Света могли выбрать книги для более пристального изучения.

Натана впечатлило, насколько они погружены в поиски. Мужчины и женщины склонились над выцветшими словами, сравнивая записи и расшифровывая почти забытые диалекты. Воздух в зале чуть ли не пульсировал от напряженного мыслительного процесса.

Верна подняла взгляд от длинного свитка, раскатанного на главном столе. Послушница Эмбер, сестры Мэб, Шэрон и Арабелла сидели рядом с аббатисой, передавая друг другу книги и показывая особенно интересные абзацы.

— Ты можешь читать документы с того места, где стоишь, Натан? — спросила Верна, заприметив в дверях волшебника. — Острота твоего зрения феноменальна.

— Я размышлял, моя дорогая аббатиса. — Он подошел и сел на скамью рядом с Эмбер.

— Эти мы еще не просмотрели. — Аббатиса с видом школьной учительницы вручила ему стопку книг. — Из пяти сотен изученных сегодня томов мы отложили пятнадцать, на которые стоит взглянуть еще раз. Непростая работа.

— Ну-ну, пятнадцать — лучше, чем ничего. — Он открыл обложку первой книги с морскими картами. Натан задумался, как такая книга оказалась вдали от побережья, но вряд ли в ней есть что-то полезное против наступающей армии. Он отложил том в сторону.

Следующие несколько часов Натан провел в монотонной работе, читая корешки и заголовки, иногда узнавая автора. Некоторые книги были написаны на наречии Ильдакара, которому его научила Эльза во время их пребывания в городе. Некоторые языки были незнакомы, поэтому он возвращал книги в стопку в надежде, что кто-то другой сможет прочесть. Попалось несколько книг на древнед’харианском, а от одной по его коже забегали мурашки.

Он склонился над страницами:

— Это язык Сотворения.

— Хороший знак. В книге может содержаться что-то невероятно мощное, — сказала Верна. — Если сможешь ее прочесть.

Натан воспринял это как вызов:

— Я немного разбираюсь в языке Сотворения, но потребуется потратить немало усилий, чтобы истолковать его.

Он потратил на книгу целый час, пока ученые и сестры занимались десятками других томов, разбирая их, изучая и откладывая в сторону.

— Слишком сложно, даже для меня, — цокнув языком, наконец был вынужден признать волшебник. — Я знаток структурированных заклинаний, но эти слова базируются на чем-то мне неизвестном. Если б только здесь был Ричард! Мальчик намного искуснее меня в работе со структурированными заклинаниями.

— Да, Ричард был самым лучшим нашим учеником и единственным боевым чародеем, родившимся за тысячи лет. — Верна закрыла книгу в обложке из зеленой кожи, на которой виднелось пятно засохшей крови. — Но сейчас его с нами нет. Придется рассчитывать только на себя. — Она указала на забитые полки вдоль стен библиотеки, потом на бесчисленные коридоры, архивы и хранилища, второстепенные здания и даже огромные сундуки, давным-давно запечатанные заклинанием. — Этого должно хватить.

— Нам только нужно отыскать ответ, моя дорогая, — сказал он.

Натан остался один в своей маленькой аскетичной комнате и погрузился в глубокий сон. Он еще не восстановил силы после долгого и трудного путешествия. Его разум и сердце страдали от утраты дорогой Эльзы. Ильдакар исчез, и он не знал, живы ли Никки и Бэннон.

Он ворочался на узкой постели. Во сне он вернулся в Ильдакар, но воспоминания были мрачны. Сердце билось как барабан, и он все глубже погружался в сон. Краем сознания он понял, что видит все чужими глазами. Натан оказался на боевой арене, но тело ощущалось по-другому, было твердым и мускулистым. Он провел рукой по жилету, ощутив вместо привычной белой рубашки с оборками шкуру песчаной пумы... той, которую сам убил и освежевал. Которую убил Айвен!

Сердце главного укротителя грохотало в его груди. Айвен был жестоким человеком, который наслаждался мучениями воспитанных им тварей. Он избивал их, чтобы они подчинялись, и ценил их лишь потому, что они служили орудиями для убийства.

Натан, захваченный непрошеным сном, ощутил прилив возбуждения, когда вспомнил издевательства над запертым в клетке огромным боевым медведем. Повелители плоти создали тварь для арены, и Айвен при помощи дара мог управлять слабым разумом существа. Он вспомнил, как тыкал медведя острой палкой, заставляя монстра биться о железные прутья клетки. Его когти были способны разорвать лошадь.

Глубоко спавший Натан заерзал, пытаясь отогнать кошмар. Айвен был мертв, его загрызли собственные животные. Сердце мужчины снова сделало Натана волшебником, и теперь это были дар и сердце Натана, а не Айвена!

Остававшаяся внутри часть духа главного укротителя призвала воспоминания о мучениях чудовищных быков с ветвистыми рогами и колючих кабанов с острыми клыками. Айвен сам сражался с каждой тварью, прежде чем выпустить ее на арену.

Во сне Натан сжал кулаки, ощутив в воздухе запах крови и пыли. Он подстрекал и толкал трех песчаных пум, пока они не набросились на него, угрожая когтями и клыками, но Айвен лишь засмеялся и оттолкнул их. Натан видел, как песчаные пумы повернулись к нему, оскалившись. Они прыгнули, готовые разорвать его на части...

Он проснулся, весь мокрый от пота. Натан стиснул кулаки, потрясенный воспоминаниями своего сердца, и понял, что эта его часть, которая наслаждается пытками, — не настоящая его часть, а просто остатки порчи из сердца главного укротителя.

— Оставь меня в покое. Убирайся из моей головы! — Усилием воли он изгнал Айвена, и мертвец снова стал лишь шепотом в разуме и сердце.

Дрожа и понимая, что больше не сможет уснуть, Натан подошел к небольшому столику и достал книгу жизни. Он открыл ее на последних пустых страницах, где записывал свои настоящие мысли и приключения. Вот что он хотел запомнить.