Ещё не Аюта

Ракшасское групповое ориентирование

...Курс они держали правильный — ярко вспыхивающие на горизонте линзы брахмастр, не давали сбиться с дороги, но вот сама дорога... Недавно по полкам раздали дальнеговорники — компактную амальскую модель, и сейчас с места Явана было хорошо видно, как эмир с умным видом подносит прибор к уху, и пытается что-то понять (всем уже было известно, что в языке призраков их полковник ни бельмеса не смыслит). Этот ритуал не помогал — дорогу они всё равно не находили.

Карты, выданные им утром, безбожно врали — и самое обидное, что ошибку заметили слишком поздно. Ну не было в голой степи каких-либо подходящих ориентиров! Потом появились — но ненадёжные. То обо, указывающее дорогу совсем не в том направлении, то во-о-он тот холмик, совсем такой же, но чуть дальше и чуть выше, чем следовало бы, а потом вдруг — полтора ри выжженной палом степи, вместо ожидаемой реки... Уже и до самых тупых дошло, что что-то не так, когда они вышли не в ущелье, а на совершенно противоположный ландшафт — узкую, как нож, горную гряду, по гребню которой, вытянувшись в цепочку за конными пашами и эмирами, они и пёрли в направлении, указанном на картах, битых два часа... Потом уже засверкали брахмастры, загрохотала канонада, тогда стало ясно, куда идти — сражение происходило гораздо правее, чем рассчитывали...

Янычарский ага (а всех ракшасов — и спахов и башибузуков, и янычар, сбили в одну армию, так что он, как старший и командовал), приказал сворачивать напрямки — но это было чистой воды безумие. Справа был отвесный обрыв, вниз на целый ри, где дно скрывалось в белеющей сумрачной дымке (когда спустились, оказалось что это мокрое водяное облако, неведомо как одиноко застрявшее в ущелье), пришлось потопать по этой «небесной дороге» ещё с часок, пока не добрались до каменистой осыпи, по которой надо было сбегать быстрее камнепада, вызванного твоими же ногами.

Внизу их уже ждали недовольные всем спахи — конечно, им-то с Небесными Конями, не составляло труда свернуть, откуда угодно и куда угодно, но к пущему их недовольству и к недовольству аги, пришлось-таки сделать привал на время — и воины и животные устали, много было побитых камнями, особенно среди замыкающих частей. К счастью полк Явана к таким не относился, но вот янычарам — досталось как следует, к злорадному удовольствию остальных ракшасов. И время намаза подошло как нельзя кстати!

— Загони-ага, — сказал Хасан, поднимаясь с молитвы.

— Что?! — не поняла Мацуко.

— Загони-ага, для Загони-паши.

«Загони-пашой» прозвали Тардеша, за то, что он любил давать сражения после утомительных марш-бросков. Принцесса старалась пресекать подобные неуважительные отзывы о любимом, но теперь внутренне была почти согласна...

...Им буквально дали только перевести дух после молитвы — и погнали дальше, на этот раз действительно напрямки — через овраги, буераки. Какой-то шутник из их сотни беззлобно обматерил муллу — что мол, молитву такую короткую устроил! Мулла услышали, и пообещал адресно, что в следующий раз шутник будет класть поклоны, пока у него голова не отвалится...

...Принцессина же голова была забита совсем не проблемами перехода. У неё начала отказывать изоляция, наложенная ещё Сэнсеем. Нет, с иллюзией было всё в порядке — она же сама её делала, но вот магическая защита, которая обеспечивала ей безопасность от холода, а окружающим — от её огненной физиологии, начинала сбоить. Сегодня вот, на молитвенном коврике отпечатались палёные следы её ног — её собственных ног, а не Явана! Шаровары тоже, с утра прогорали, их пришлось подкрашивать иллюзией. Как бы не остаться без штанов посреди битвы... Да и раньше бывало, что у неё в руках внезапно нагревались предметы, однажды вообще под нею загорелся тюфяк, ко всеобщей панике. Да это ерунда — куда больше маленькую принцессу напугало, когда одна из ложек плова не превратилась в нормальную еду, попав ей в рот, а осталась прежним, жутко холодным комочком, который с горьким дымом сгорел в глотке.

И самое главное — ей теперь было холодно. До жути. Яван выделялся из всей сотни тем, что был закутан в ещё два лишних кафтана. Скорее из-за того, что во время ранения она слишком часто снимала изоляцию (а как бы иначе она излечилась?!), заряд магии бодхисаттвы понемногу растратился, вот защита и забарахлила. Как восстановить её, девушка не знала, так что вся авантюра со следованием за Тардешем, оказалась под большой угрозой...

«Нет, только не так, — молилась она: — Пусть в бою, пусть от пули или стрелы, я согласна погибнуть, если так велик мой грех, но не от холода среди ракшасов!»

...А «срезание пути» тем временем завело армию в тупик. Пока ещё было относительно ровно, можно было лихо скакать, не разбирая дороги, прямо сквозь этот, руганный-переруганный шиповник (теперь злорадствовали шедшие сзади янычары), прямо по этим, руганным камням, но почти там, где вот-вот было поле боя, они попали в такой каменный лабиринт, что застряли часа на четыре. Самое обидное — ведь рядом шло сражение, наверху не то что разрывы слышались, а даже автоматная стрельба и ругань рукопашной, и — никаких шансов туда добраться! Пришлось ещё поплутать, походить видать, положенные кармой четыре бесполезных часа, чтобы, наконец, найти более-менее пригодный разлом.

Стена была крутая, но при известной сноровке можно было туда забраться. После короткого привала послали туда один десяток из первой сотни, с верёвками. Ребята сказали, что зашли почти в тыл к повстанцам, недалеко видны расплавленные орудия — чудо, что не попали под свою же брахмастру. Им крикнули, чтобы не пялились на красоты, а кидали верёвки.

И тут началось... Кадомацу всё видела — она стояла в отдалении, рядом с Теймуром, потому что её десятку предстояло повторить действия этих добровольцев, как вдруг, совершенно безмолвно, далёкая-далёкая скала на горизонте поднялась в воздух, и осветилась изнутри багровым светом — чуть более тусклым, чем полагалось брахмастре...

Теймур сообразил первым:

— Ифрит! Прыгай оттуда, они ифрита выпустили! — и сам кинулся в укрытие.

Только один из оставшихся наверху (наверное, десятник, а может быть и нет), услышал предупреждение, вернее внял ему, и спрыгнул с обрыва, повиснув на только что сброшенной верёвке, а за остальными пришла ударная волна...

...Тех, кто погиб, сдуло в мгновение ока — они даже не успели крикнуть на прощание, а их тел так и не нашли. Мацуко, к стыду своему, не успела сразу прыгнуть к стене, спасшей полк, поэтому она видела, как всё происходило. Время замедлилось. Над опустевшим карнизом выросла клубящаяся пылевая туча, этакое цунами в миниатюре, за которой горбились спиной чудовища нагромождённые в воздухе летящие камни. Туча перевалила через обрыв, швырнув о противоположную стену куски дёрна, и рухнула вниз, разбившись на тысячи вихрей, туманчиков, смерчей. Сквозь них, медленно-медленно, как во сне, продирались башибузуки, кто бегом, кто даже прыгая — так и повис в воздухе! А потом по небу, сначала отдельные, а потом всё больше и больше, пролетели первые камни. Их пронзительный свист почему-то показался принцессе басовитым гудением, всё больше, быстрее, и вот уже целый потолок из движущихся, сталкивающихся и дробящихся друг об друга обломков, перекрыл их ущелье. А ребята всё бежали и бежали, и казалось, никогда не доберутся до спасительной стены, как и положено в любом кошмарном сне...

...Вверху, в опасной близости от грохочущего потока, на горизонтально вытянувшейся верёвке болтался тот, единственный выживший из верхних, и непонятно, то ли он орёт во всю глотку, то ли раскрыл рот и вытаращил глаза, потому что онемел и помешался от ужаса...

...И неожиданно всё закончилось. Уже со свистом пролетели последние камни, застучала, рикошетируя, щебёнка — и раз! — всё стихло... Всё настолько стихло, что треск рвущейся верёвки и падение сверху ракшаса, было воспринято не более не менее, как новый взрыв.