Ещё не Аюта

Отец-Император

У дверей в сад они встретили уже забеспокоившуюся Ануш, сразу же последовавшую за ними, на положенном расстоянии. В покоях к ним пристроились ещё несколько фрейлин императрицы, моментально занявших свои места в почётном эскорте.

Всю дорогу Кадомацу пыталась подать знак телохранительнице, чтобы та позвала в свиту хоть одну из её собственных фрейлин, но мать постоянно отвлекала, спрашивая о разных делах и не давая обратиться к суккубе. Только у самых дверей лифта принцесса выпросила разрешения отойти, и, затащив Ануш за поворот, шепнула ей имена тех, кому надо было срочно бежать в главный храм. «Ну и сама возвращайся поскорей!» — прибавила она уже в спину убегающей подруге.

Оставшись одна, принцесса проверила — вся ли в порядке одежда, оправилась, разгладила шлейф, который носила в саду на руке, попыталась наладить причёску, но, не имея даже зеркала, в конце концов, плюнула на это дело, и, выдернув все шпильки, распустила на плечи ворох желтых огней. Без Чёртов Угол было бессмысленно воевать с этой копной, но что может быть лучшим украшением для молодой девушки, чем собственные волосы, длиной до середины бёдер?! Конечно, у многих её подруг и дам постарше, волосы были куда длиннее и ухоженней, но с придворными стандартами пришлось бы забыть про додзё и полёты.

В таком виде она вернулась к матери. Императрица, сжимая в руке сложенный веер, нервно вышагивала рядом с кабиной лифта взад и вперёд, стройные ноги при каждом шаге чётко вырисовывались сквозь ткань узкой юбки. Раболепные фрейлины, низко склоняясь при каждом взгляде, не поспевали за движениями энергичной повелительницы, робкими попытками пытаясь подвязать церемониальный шлейф, которых императрица терпеть не могла. Увидев свою задержавшуюся дочь, она вдруг остановилась, и, резко распахнув веер, пошла навстречу:

— Настоящая невеста, — с улыбкой шепнула ей красавица-мать, убирая свалившуюся на глаза дочери чёлку: — Ерундой бы не страдала, давно бы жила всем на зависть.

— Мне и так слишком завидуют, мама. Я же принцесса. Что есть ещё завиднее этого титула?

— Мать наследника. Императрица.

— Единственная императрица, которую я желаю знать, стоит сейчас передо мною. А наследник престола — мой любимый брат, и других я знать не желаю.

Счастливая мать обняла послушную дочь:

— Смертны даже земля и звёзды — что говорить о твоих родителях!..

— Мне не нравится, как ты говоришь, мама, — освобождаясь из объятий, холодно ответила дочка.

Не отвечая ни слова, мать с таинственной улыбкой отодвинулась от неё, и, поманив веером, скрылась в лифте, сопровождаемая свитой. Следом за принцессой в кабину вбежала совершенно запаниковавшая Ануш, и не найдя свободного места на полу, примостилась под потолком, изредка роняя оттуда на голову своей хозяйки ножны сабель.

В лифте фрейлины императрицы, наконец, подцепили многострадальный шлейф, неожиданно ловко и быстро повытаскивали зеркала, тушь, белила, и принялись поправлять макияж и причёску матери. По знаку, одна из них повернулась к Мацуко, и, держа перед нею зеркало, спросила:

— Госпожа «Разрушительница Гор» хочет привести себя в порядок?

Принцессе не понравилось подобное обращение:

— Нет, спасибо.

— Милая, хотя бы немного — у тебя все глаза зарёванные, — вставила слово мать.

— Спасибо, мама, но меня в храме будет ждать собственная свита, там всё и сделаю.

— Только время терять! Намажься здесь, пока я добрая.

— Мама! — принцесса раздраженно отмахнулась, сделав неопределённый жест перед своим лицом.

— Ах, так? А-а, прости, вспомнила, ладно, — кожа дочки переносила не всякую косметику, и мать именно так восприняла этот отказ.

Принцесса, оставшись в стороне, чувствовала лёгкие уколы зависти, глядя, как слаженно работают не её фрейлины. Только императрица Ритто могла заставить именитых дам вкалывать как простых служанок. Нет, хулиганок из «младшей свиты» Третьей Принцессы, так не воспитать...

Она задумалась, и вывело её из этого состояния только произнесённая матерью фамилия укрываемой ею новенькой Мико.

— ...старый пердун Кавабато, наместник Осаки, захотел поправить своё положение! Вздумал, говорят, послать свою дочь в наложницы! Ох, если это правда, покажу я ему, «где хвост у кобылы»!

Кадомацу встрепенулась. Кто же мог выдать эту тайну? Фрейлинам своим, хоть и в подмётки они не годились императорским, она доверяла как сёстрам, неужели у кого-то язык развязался? За суккуб она была спокойна — как любой самурай, Ануш и её сёстры были не способны предать господина, к тому же, для сохранения тайны самой Ануш пришлось убить весь эскорт, сопровождавший Мико. А за подобные вещи, всплыви они на свет, не погладят по голове даже офицера личной охраны принцессы.

Хотя, может быть, тайна раскрылась совсем с другой стороны — слегка успокаивающее соображение. Ведь супруга наместника Осаки была известна на полстраны своей глупостью (из-за которой род Кавабато всё царствование Итиро-завоевателя не вылезал из опалы), и вполне могла просто похвастаться перед своей старой подружкой-императрицей.

— А откуда ты это знаешь? — бросила пробный камень Мацуко.

— Да письмо пришло, злорадное очень, я ещё не всё поняла... ты же знаешь, какой почерк у этой дурочки!

— Не знаю, что тебе написали, но вообще-то на самом деле, это я пригласила её дочь. В свою свиту.

Все замолчали на несколько секунд. Даже Ануш, испугавшись, стукнула принцессе кулачком в спину, но та не остановилась, а закончила фразу, перехватив её руку.

— И зачем тебе она? — глубоко вздохнув, спросила императрица, раскрывая веер и начиная обмахиваться.

— Слава о Мико, как о непревзойдённой художнице, давно превзошла славу глупости её матери, мама. Ты считаешь, что в моей свите не место личному художнику? К тому же она сестра Фу-но найси, которую ты тоже любишь.

— Ты скоро уезжаешь, дочка, не забывай.

— Ну и что? Что же мне, в сборах следует и о моде забыть?

— Хм... — императрица сложила веер, думая: — Ну, поступай, как знаешь. Только вот что — представь-ка её мне. Очень уж охота выяснить, чья голова ей досталась — отцовская или мамина?

— Скорее дедовская, — ответила дочь, делая ей приятное. Дед-Кавабато был известнейшим каллиграфом и поэтом, и именно он, в своё время, учил дикую Цааганцецег столичному языку, грамоте и дворцовым манерам, (может именно благодаря этому, его сын, несмотря на опалу, оставался бессменным губернатором Осаки — важного железнодорожного узла в горном поясе, хотя и немного обедневшего, после модернизации космодрома в Старой Столице)

Мать доброжелательно улыбнулась, и на этой ноте лифт остановился. Все вышли, а Мацуко, уронив чёлку на глаза, перевела дух — пронесло. Мать по-прежнему безумно ревновала отца ко всем окружающим женщинам, и появление во дворце новой служанки, фрейлины, да и просто гостьи, не говоря уже о наложницах — было для осмелившейся актом высочайшего мужества. Ведь императрица ещё не забыла тайн своего тёмного искусства.

Ануш мягко подёргала задумавшуюся хозяйку за руку, напоминая о себе, и так же — за руку, вывела из пустой кабины.

Легкая на помине, Фу-но-найси пришла в ужас, увидев распущенные волосы принцессы:

— Госпожа, это как?.. Мы же не успеем привести их в порядок! Госпожи Чёртов Угол нет с нами!.. Ну, как же это вы...

— Не верещи, Каэде-тян! — тихо, спокойным голосом приказала Её Высочество: — Просто расчешите их гладко, и всё. Это-то вы ведь можете сделать без Чёртов Угол? Ещё нужно зеркало и умыться.

— Но госпожа... — чуть ли не с плачем твердила Фу-но-найси, работая щёткой: — Нехорошо вы это придумали. Вам ведь сейчас ни повернуться, ни нагнуться нельзя будет. А ведь вам ещё выходить на улицу! Представляете, что будет, если на ветру вся эта копна дыбом встанет!

Тем временем, служаночки поставили перед девушками зеркало, и насыпали в сосуд немного талого снега из ковша.

— Хватит переживать, — надоела её трескотня принцессе: — Рейко, ты взяла шляпу? Значит, всё в порядке. А сама, — добавила она, утираясь: — перестань возиться у меня за спиной, лучше возьми кисточку и помоги Ханако.

Накрашенная и причёсанная, Кадомацу потеряла львиную долю своей подростковой растрёпанности и выглядела совсем куклой. Она ещё раз придирчиво оглядела себя в зеркало — конечно, жаль, что не взяли Чёртов Угол, но той нельзя было встречаться с мужем -тюдзе Правого Полка Дворцовой Охраны. Да и вообще — и без неё неплохо вышло.

Выстроив свою свиту в подобие кортежа («ох, далеко мне ещё до матери, ох, далеко» — подумала в тот миг), она отправилась в храм по крытой галерее.

К удивлению, служба ещё не начиналась. Во глубине, с уже сидящей на своём месте матерью о чём-то беседовал Сэнсей, многие придворные занимали свои места заранее, ещё большая часть, пользуясь отсутствием запрета — просто бродила туда-сюда, делясь новостями.

У самого входа (не того, через который они вошли, а большого, главного — с улицы), Кадомацу заметила отца в окружении советников и телохранителей. Он говорил с Мамору, стоявшим снаружи, на ступеньках, и окровавленную нагинату он держал так, чтобы стекающая золотая кровь не осквернила храм. Темы их разговора не было слышно, но, судя по тому, что Мамору уже здесь, вора, ограбившего перед Новым Годом Храм Каннон, он всё-таки поймал. А, судя по спокойному поведению отца — уже и вернул награбленное. Мацуко приветливо помахала им обоим рукою, и пошла искать место для своей свиты.

По новому этикету фрейлинам запрещалось садиться рядом с императорской семьёй. Распоряжаясь, принцесса изредка поглядывала на мать. Усадить своих хулиганок и в обычное время было нелёгким делом, а сейчас, когда рядом было столько знакомых, превращалось в сизифов труд — одна пересаживается поближе к жениху, другая — подальше от бывшего мужа, а тут ещё начинают сплетничать в кружочке — попробуй, разгони! Меньше чем за минуту, Её Третье Высочество начала скучать о Весёлый Брод — та всё-таки могла поддерживать хоть видимость дисциплины, несмотря на собственное легкомыслие. «Ещё один такой приём — и можно вешаться» — думала дочь императора: «Точно. Нужно даже не просить, а требовать с отца снятия опалы!» В конце концов, после множества усилий, плюнула на всё, и, пустив дело на самотёк, подошла к матери, едва заметив, что Сэнсей исчез.

Та улыбнулась ей навстречу со своего возвышения:

— Я гадала, когда тебе надоест это занятие?!

— Да ну их! Совсем распустились, даже при Императоре нет почтения. Невозможно с ними сладить без старшей фрейлины.

— А с нею они ещё больше распускаются... — мать сделала многозначительную паузу.

— Ну, хотя бы, мне не приходится бегать за каждой по отдельности.

— Тут видно различие в стиле руководства, госпожа «Явара-Железная Рука»... — на этот раз в голосе матери была насмешка.

— Пошли они все к чёрту! Кроме Ануш. А что случилось, почему не начинают?!

— А случилась очень забавная вещь с главным священником. Он соблюдал пост, во исполнение обета, желаемое сбылось, и он, на радостях, съел столько несвежей рыбы, что у него случилось несварение желудка. Пришлось звать Сэнсея. Он как раз консультировался у меня насчёт него.

— Разве можно отменить ритуал?!

— Нет, почему же?! Другого найдут. Вон, смотри, что-то зашевелилось.

В самом деле, император со всей свитой, вдруг резко повернувшись, направился к своим местам в зале. Стоявший на улице наследный принц, кинув окровавленное оружие кому-то, невидимому за скатом лестницы, и, взяв шлем подмышку, заспешил за отцом. С его крыльев и пластин доспехов на чистый пол падали хлопья свежего снега, но никто не обращал внимания — и так уже опоздали, задерживать священную церемонию для переодевания, даже наследного принца — было бы уже святотатством.

Раздался сигнал к началу службы, и все сели — сначала верхний ряд, вместе с царственной четой и наследником, и высшие чиновники. Кадомацу оглянулась, и увидела, как вспыхнули шелка разноцветных одежд, раскинутых по полу — с единственным разрывом, напротив колен императрицы. Следующим садился её ряд, младших детей и министров с генералами. А последними, вразнобой опустились обитатели скамей третьего ряда — гости и придворная сошка помельче.

Вышел молодой и приятный из себя священник, которого принцесса раньше при дворе не видела. Она вполуха внимала службе, жалея, что не додумалась втащить к себе кого-нибудь из фрейлин — из-за отсутствия сестёр и второго брата вокруг неё образовалась деморализующая пустота... Посмотрела вверх — на оборванную занавесь зеленого бамбука, которой когда-то закрывался Император от чужих взоров. Её уже давно не было — но обрывки сохранили, даже неровно расщеплённые палочки с левой стороны, куда не дотянулась рука Белой Императрицы. Иногда старые обычаи бы не помешали...

Сабуро не смог приехать потому, что нынешний год совпал с сезоном сбора урожая на Даэне — ему самому бы не помешала сейчас помощь, не то, что куда-то уезжать. Самой старшей сестре, супруге наместника Порога Удачи, после операции были противопоказаны космические перелёты — она всех уже поздравила письмами. А Принцесса-Жрица — (Кадомацу с сомнением посмотрела на пустующее место рядом с собой) — судя по сегодняшним сплетням, Принцесса Вторая, несмотря на новогодние праздники, нынче соблюдала очередной жестокий пост в очередном отдалённом монастыре. На самом же деле, скорее всего, она опять занялась тем, о чем в Присутствии Высочайшей Семьи за Девятивратной Оградой предпочли умолчать. Второй дочери Императора вообще не везло в жизни — мало того, что она не отличалась здоровьем, мало того, что носила на теле следы злоупотребления матерью алхимией, тот же прорицатель, что нагадал младшей из трёх принца издалека, напророчил средней, ни много, ни мало — тысячу мужей! И, судя по всему, она решила исполнить предсказание, не уживаясь ни с одним фаворитом больше, чем на три месяца. Недаром, Пречистую Принцессу-Жрицу давно уже титуловали не законным званием, а странным прозвищем Принцесса-суккуб.

Прозвища... Во дворце, где постоянно плелись интриги, они заменяли настоящие имена. К ним привыкли, имена забылись, титулы остались только для торжественных обстановок, да и прозвище лучше отражало характер того, кому было присвоено. Отца звали Завоевателем, мать — Юкки-онной, «снежной девой», Мамору — Принцем-самураем, Кадомацу, за боевой характер и тот памятный бой на подушках — Принцессой-генералом, Разрушительницей Гор, госпожой Разрушителя Гор... Да что говорить сейчас, ведь само имя «Аюта» ещё не существует — это тоже прозвище, которое ей дадут спустя многие, многие годы... А своё имя она не любила — по капризу матери оно вышло слишком простонародным, хотя отцу и нравилось.

Только старшая сестра носила собственно выдуманное прозвище — «Госпожа Удача», сделанный назло матери перевод её детского лхасского имени. Ну, она и стала супругой Наместника Порога Удачи, разве нет?!

Служба тем временем подошла к концу. Все поднялись, и последовали из храма наружу, к Дворцовой реке, чьё русло было выбито в разломе скалы за храмовым садом. Незаметно подошедшая сзади служаночка подала шляпу, которую принцесса незамедлительно надела на голову, скрыв лицо за густой вуалью из паутины островного паука. Императрица надела похожую, и, теперь они с дочерью различались только окраской крыльев и покатостью плеч.

Мацуко шла между матерью и отцом, отец-император — между ней и Мамору, так, преградой из двух тел они держали дистанцию меж наследным принцем и мачехой. Ануш шла позади, вместе с Афсане, а когда вышли из храма — вообще взлетела, чтобы тоже держать дистанцию, в её случае — с Сэнсеем.

Сам Сэнсей хранил молчание, с уважением наблюдая за церемонией, которую не понимал. Только под самый конец он пробрался к ученице, и, тихо-тихо передал, что отец желает поговорить со своей дочерью наедине. Дочь императора немного помедлила, не решаясь оставить наедине брата и мать, и только когда обе особы скрылись в лифтах, распустила свою свиту, и вернулась в храм, искать отца.

Алтарная зала уже опустела. Жрецы и жрицы, почти невидимые в тенях, бесшумно скользили по углам, гася свечи и наводя порядок. Определив по расположению стражников, за какой из дверей скрылся Император, она решительно направилась туда, оставив неотлучную Ануш флиртовать с телохранителями у порога.

Сама отвалив тяжелую створку, девушка оказалась на пустующей галерее, где её давно уже ждал отец.

Царственный отец был коренастым, сильным мужчиной невысокого роста. Он был ниже деда, ниже своей жены, и, что самое неудобное — ниже своих собственных детей. Высокая императорская шапка только чуть-чуть скрашивала этот недостаток. Даже три дочери, которые так же комплексовали из-за своей низкорослости, были всего на пол-головы ниже Небесного Государя и заметно шире в размахе крыльев. Для демонов, у которых мужчины значительно крупнее миниатюрных женщин, это была довольно обидная усмешка судьбы. Ещё он имел оранжевую, как у всех Явара, кожу (только дети белокожей Ритто имели более светлый оттенок), редеющую шевелюру, уложенную в лакированную причёску, и внимательный, цепкий взгляд белых глаз.

Он был любимцем судьбы и народа — как же, сын такого отца, победитель Даэны, вернувший славу и почёт воинам Края Последнего Рассвета, мудрый правитель, дальновидный политик, который объявил девизом своего царствования не заумные речения древних мудрецов, но одно короткое и желанное всем слово: «Независимость». Независимость от друга поневоле, проклятой призрачной Республики Амаль, дань которой уже столетиями шла не только в убыток казне, но и пощечинами по самолюбию гордой империи демонов. И надо сказать, что отец, пусть и не сразу, и не во всём, но всегда добивался успеха...

Каким он был отцом? Для Мацуко — определённо хорошим. Конечно же, она же была самой младшей и самой избалованной в семье. Другие братья и сёстры тоже росли, не лишенные родительской ласки — даже Мамору, терпевший больше всех несправедливостей. Нет, отец-император, наверное, по-своему любил и его — как можно не любить первенца? — но яд нежных слов, постоянно вливаемый в уши любимой женщиной, заставил его постепенно позабыть многие отцовские чувства. А впрочем — и младшая дочь не могла припомнить случая, когда отец кому-либо из детей в чём-то отказал.

Сейчас у него был радостный и довольный вид. Приняв поклон дочери, он взял её за руку, и, отодвинув секретную стену, завёл в маленькое помещение — скорее всего в обычное время там помещались соглядатаи или охрана.

Усадив принцессу напротив себя, император заботливо заглянул к ней в глаза и спросил:

— Ну что, ёлочка, понравилась церемония?!

Мацуко, прибрав шлейф, выдернула из-под колен мешавшее ей древко копья, и, провожая наконечник взглядом, как-то равнодушно ответила:

— Ничего... хорошо, папа...

— Как это «ничего»?! Я стараюсь, пытаюсь, чтобы перед отъездом любимая дочь получила как можно больше удовольствий, а она: «ничего»!

Кадомацу опустила глаза. В самом деле, сегодня служба прошла торжественней, чем обычно:

— Извини, папа. Было действительно хорошо, я просто не о том думаю.

— А-а-а! Бедная! Я и не понял — у тебя, наверное, вся голова уроками забита!

— Ну, не так уж и вся...

— Всё равно бедняжка. Я попрошу Сэнсея, чтобы тебя так сильно не нагружал — у тебя же целых пять лет учения впереди!

— Ну, тогда я не успею как следует подготовиться, папа...

— И то правда... Ладно, ёлочка, готовься старательнее, возможно мы тебя намного раньше осени сможем отправить.

— Как?! — вспыхнули зелёным светом надежды глаза дочери.

— Тс-с, тихо, это государственная тайна, поэтому я тебя сюда позвал.

— Я слушаю, папа.

— Не говори даже своей матери! Поняла? Теперь слушай: у призраков, на Холодных планетах, вспыхнуло восстание. Воюют старшие демоны, змеи... Так вот, скоро, где-нибудь к пятнадцатому дню, через нашу систему пройдёт флот Амаля, на подавление. Я договорился с Сенатом, что в обмен на военную помощь они освободят нас от дани. Войска поведёт Мамору. Тихо, слушай! Флот, взяв армию, пойдёт ещё к другим союзникам, за пополнениями, и как раз пролетят мимо Талаталы. Они могут взять тебя — там сражений не планируется, и вот — ты окажешься в Школе Майи ещё в этом году!

У счастливой принцессы загорелись глаза от радости.

— Кстати, Сэнсей полетит с тобой.

— Сэнсей?! — эта новость была странной.

— Да. А, ты ведь не знаешь — мать, наверное, забыла сказать — он покидает нас. Обещал, что дождётся, когда ты поступишь в Школу — и всё, его ждут другие дела во вселенной.

Девушке стало грустно. Жизни без Сэнсея, без его уроков, ворчания, советов, ругни с Анусико — и неизменной доброты, она просто не представляла. Да и отец, наверное, тоже — это было видно по его удручённому лицу, с которым он сообщал эту новость. Но ведь, кроме него была...

— А как же мама? — с тревогой спросила она.

— Очень переживает насчёт всего этого. Ей и тебя жалко отпускать, и Сэнсея... Но, вроде, ещё держится. Даже не знаю, что делать. Я не сказал ей, что он может покинуть нас раньше.

«Да, держится». А ведь мать не скажет, что ей плохо, пока совсем к горлу не подступит. Как сегодня, около обо. «С кем она разговаривать-то будет?!» — с тревогой подумала младшая принцесса. Будь у неё хотя бы ещё младший брат или сестра! Хотя бы обнять её на новый год...

Отец, тем временем поднялся, привёл себя в порядок, и, неожиданно, схватив дочь в охапку, поднял её над полом. Она чуть не взвизгнула от неожиданности, схватившись за отцовские плечи. Император, добродушно усмехаясь, отодвинул потайную дверь, и, удивившись, спросил кого-то невидимого, не выпуская дочь из объятий:

— Откуда вы?!

Принцесса выглянула в проём вслед за ним, ещё держась за папу. Оказывается, посреди пустовавшей галереи уже собрался небольшой отряд стражников, в сопровождении Ануш, которые, судя по их виду, давно и безуспешно искали пропавшего повелителя.

— Плохие новости, Микадо.

Отец посмотрел показанные ему таблички, и, с озабоченным видом, освободившись из рук дочери, удалился в сопровождении кортежа телохранителей.