Ещё не Аюта

Умереть можно и по-настоящему

...На скользкой траве было трудно удержаться, и поэтому полк скинули вниз шагов на десять. Пятая сотня ещё легко отделалась — были раненые, но не особенно серьёзно, а некоторые сотни даже не успели построиться — их раскидало как молотом — орех, буквально считанные всадники проехали сквозь них в тыл, но оттуда уже не выбрались — малочисленные ветеранские сотни отработали оказываемое им уважение.

Кызылкумские полки были первыми на острие атаки, и поэтому первую волну они ещё пережили относительно благополучно, но следом конница с других холмов последовала примеру авангарда, и начался сущий ад...

Не было ни фронта не тыла — один сплошной котёл, окруженный закованными в броню врагами. И 25-й с соседнего холма, и 26-й смешались, непонятно чьи солдаты подчинялись непонятно чьим командирам. Оружие было почти что бессильно — во время первой волны только копьё принцессы, изготовленное в гвардейских мастерских, смогло ранить одну лошадь. У других наконечники едва царапали сталь, а тем, у кого копья были вообще деревянными, приходилось орудовать ими, как дубинами — как, например, Али Язиду, но при его-то силе, даже так это было воистину страшное оружие. (Шестая сотня появлялась то справа то слева, и непонятно было принцессе, то ли их так перемешало, то ли фланг пятой сотни так мотало).

Но самое страшное началось во время второй волны, когда им всё-таки удалось завалить, подняв лошадь на пики, одного разряженного кавалериста. Крик: «Золото, налетай!», наделал больше бед, чем две вражеские атаки — ближайшие кинулись грабить, те, кто не успел, полезли им на головы, начались даже драки между собой, и вот в эту-то «куча малу» въехала третья волна...

Нечто подобное было при первой атаке, когда ветераны завалили прорвавшихся в тыл, но там всё-таки был тыл, а не первая линия, а тут...

Яван оказался внутри этой «кучи-малы», ближе к краю — его затянуло туда общим потоком, и поэтому Мацуко почувствовала кожей раньше, чем услышала, а тем более увидела, как в толпу врезалась кавалерия. Крики раненых, рёв, всхрап боевых лошадей, ругань, боевые кличи — всё это смешалось в один ужас, но всё-таки задержало смерть на спасительные секунды, дав Явану и другим счастливчикам, драгоценные мгновения, чтобы вырваться из роковой ловушки. Девушка скатилась по чьей-то спине, и обнаружила Калима, одиноко державшего линию пикой с погнутым наконечником. Поодаль мелькнули ещё несколько десятников, спешащих к ним на помощь — все с правого фланга, а слева от них — чудом держась на ногах, пытался двигаться конь со всадником, с ног до головы облепленные башибузуками в до бесстыдства изодранных шароварах. Они то ли пытались задавить его голыми руками, то ли грабили заживо...

Четвёртую волну в центре (а «куча-мала» стала центром этого фронта), сдержали — о чудо! — пять десятников правого фланга пятой сотни. Не сговариваясь, догадались поднять на пики вырвавшегося вперёд коня на дыбы, и бросить под ноги атакующим. Правда, никто об него не запнулся, слишком далеко было, но скорость замедлили все, и с тех пор прекратились эти таранящие волны атак, врагам пришлось оставить пики, и взяться за палаши. Началась обыкновенная резня...

Яван с Калимом завалили ещё одного всадника — Калим своим загнутым наконечником, как багром, за шею, а Яван — убил лошадь в брюхо. С другой стороны коня они, обнаружили Теймура с окровавленным протазаном. Чуть не плача, сотник кричал на мародёров: «Кончай грабить, сволочи! Вас же в дерьмо растопчут!» — а его никто не слушал, продолжая пихать, не имея карманов — в кушак, не имя кушака — в рот, в задницу и тотчас же теряя награбленное вместе с зубами и кишками с первым же ударом, и то кто-то за ними кидался подбирать... Увидев десятников, Теймур приказал им собрать строй, хоть как-нибудь... Чуть выше, на левом фланге, красиво вырисовываясь на фоне сумеречного неба, их эмир бился один на один с командиром вражеского эскадрона.

Отдав приказ, сотник ушел избивать паникующих. Явану и другим десятникам с грехом пополам удалось собрать правый фланг — у принцессы в линии только трое были из её десятка. Что было с левым — для неё так и осталось неизвестным, из всех командиров с той стороны она видела только Салаха — мельком, он уже в кирасе всадника добивал лежащую лошадь. Но только мельком.

От линии в такой резне всё равно не было много многого толку — как сверкающие корабли проплывали всадники в море деморализованных ракшасов, неторопливо помахивая палашами — всегда кого-то насмерть... Больше проку было от слажено работавших десяток и пятёрок — на них в основном и разбились все сколь-нибудь опытные воины, да и эта недолгая «линия» на правом фланге — тоже. От повального бегства башибузуков держала только собственная жадность — каждый желал кусочек золотых доспехов, но, стоило ракшасам разграбить одного врага, как начиналась драка среди своих, не обращавшая внимания на всадников.

...Принцессе как раз удалось спешить одного из кавалеристов, которого сейчас добивала её десятка, как вдруг слева, забираясь склоном холма — удивительно быстро — выскочил его товарищ. Копьё запуталось в сбруе мертвеца, и девушка уже успела проститься с жизнью, как вдруг лошадь неожиданно для всадника испуганно всхрапнула и села на задние ноги. В наступившее мгновение даже успел прозвучать радостный крик Хасана: «Ё-моё! Я ж её в задницу!..»... Потом, изнасилованная таким образом кобыла взбрыкнула, вздёрнув крупом с так и торчащим меж ягодиц копьём, отбросила Хасана в одну сторону, всадника — в другую, и начала в ярости топтать ни в чём неповинного наездника копытами. Хасан, с синяком во всё лицо, смеялся, глядя на это, хлопая себя по бёдрам, и не заметил, как к нему незаметно подкрался очередной враг. Мацуко крикнула ему: «Берегись!» — но какой прок, он всё равно был без оружия — и невероятным прыжком, (удар невидимых крыльев в таком безумном ералаше всё равно никто не заметил), перемахнула через беснующуюся лошадь, и, приземлившись на коня перед седоком, уже замахнувшимся палашом на друга, рубящим ударом, с разворота корпуса, перерезала ему горло наконечником.

Но сама не заметила слева его напарника — только краем глаза ощутила какую-то тень, ветер от взмаха клинка — но слишком поздно, руки были зафиксированы крыльями, копьё было в правой руке и взято слишком коротким хватом, чтобы защититься. Она успела только обернуться, убирая крылья, да древком слегка ослабить удар, прежде чем он обрушился на неё...

Боль, страшная боль и холод пронзили демонессу. Удар скользнул по левой груди, и из открывшейся раны мгновенно брызнула настоящая, ярко-желтая кровь демонессы, её капли, попав на торжествующего врага, мгновенно прожгли насквозь его плоть и доспехи. «Только бы не рулевые крылья!..» — подумала принцесса, падая с коня. Она попыталась встать, но тело отказывалось слушаться, все силы уходили на то, чтобы держаться в сознании. Подбежал Хасан: «Яван, ты что, ранен?!» Мацуко отчаянным усилием воли остановила кровь и придала иллюзии вид ран, что заметила у лежащих вокруг порубленных ракшасов. Потом, дожигая шаровары, откатилась подальше от лужи собственной крови — иначе никто бы не смог к ней подойти и помочь, и, уже теряя сознание, магически залечивала, а больше — бинтовала, бинтовала, бинтовала, новыми слоями изоляции свою рану....

...Что-то бухало вдали...

...Десятки ног, пробегающих мимо лица... Чья-то отрубленная кисть руки... что-то бухает вдали...

...Её несут, голос Хасана: «Посторо-о-онись, десятник ранен!», «Десятник ранен!»... Тот, кто её несёт, хромает на раненую в бедро ногу... что же там бухает?!..

...Откуда-то сбоку выплывает измазанное в какой-то гадости лицо Али Язида: «Давайте, я понесу?..»... Али ещё так смешно наклоняется, заглядывая Явану в глаза... Жаворонок поёт высоко-высоко в поднебесье...

...- Товарищ драгонарий, мы взяли все батареи!

— Отлично. Потери?!

— Никак нет, прошло как по маслу. Весь боекомплект и даже патроны в целости и сохранности! Без единого выстрела!

Тардеш посмотрел в бинокль на толпу ракшасов между холмами с одиноко мелькавшими в их море фигурами редеющих кавалеристов:

— Маршал Явара, выручайте своих копейщиков. Да и вообще, давайте все на лётное поле, теперь там у нас рубеж атаки.

— Есть! — демон был непередаваемо рад ввязаться в драку.

— Буду лично обязан, если сохраните оборудование аэропорта и как можно большее число самолётов.

— Вы будете гордиться нами, Тардеш-тейтоку!

— Товарищ легат, — сказал в другую рацию Тардеш: — Экономно, прицельно, начинайте подавление вражеских огневых точек.

...Глухо забухали зенитки...