Ещё не Аюта

Сёнара

...Так пугавшая мать «полнота» Третьей Принцессы была той же природы что её вуаль в салоне самолёта. Нет, сначала она и вправду решила себя запустить, отъедаясь, как корова, раз уж никто не считается с её мнением — но случайно опять встретила Тардеша, и, обменявшись с ним взаимными комплиментами, не решилась на подобный шаг. Не то чтобы из-за него... в самом деле... просто... передумала! Да и живот заболел. Она по-прежнему летала по утрам, сводя с ума автоматические ветродуи, играя с вызываемыми ими вихрями, занималась с мечом в Залах Гвардии, где к её услугам были лучшие фехтовальщики Империи, и, каждый вечер, шепча перед зеркалом мантры, осторожно оправляла свои формы всё более и более толстыми слоями омерзительного жира. Не для бастарда её красота! Правда, Фу-но найси в один голос с Мико утверждали, что это больше похоже не на ожирение, а на беременность, но кто её, эту Фу-но найси, слушает?

Своё новое тело и лицо она без отвращения видеть уже не могла. Ну и пусть — чем отвратительнее она выглядит, тем скорее избавится от этого жениха. Многие знакомые гвардейцы, встречаясь на тренировках, порой даже не узнавали, однако, поражаясь, с какой лёгкостью она двигается! Знали бы они, что этот жир ничего не весит!

Отец откровенно пугался её, мать расстраивалась, а вот этот, блин, Эйро Тоестьхакамада, и не думал бросать затею жениться! Наоборот, он удвоил свои ухаживания, со своей грацией ночного кошмара появляясь в самых неожиданных местах и обещая любить её до гроба! («Да сам провались в этот гроб!») Нужна была девушке его любовь! Тем более, он не по любви, а по приказу женится! Даже купание в ручье, подстроенное девчонками, не охладило его пыл — он посмеялся, выбрался, и даже не чихнул! Впрочем, он же по приказу отца женится... с чего бы ему отказываться... Всё запуталось в голове у маленькой принцессы...

Весть о пире первой принесла Весёлый Брод — с момента «купания нежданного гостя» она обучала премудростям «облаков и дождя» юного поварёнка, деля с ним ложе в одном из кухонных закутков, и, бывало, их возня здорово влияла на качество блюд и скорость их готовки. Но сейчас, она прямо с утра, неприбранная, прибежала к своей госпоже, сообщив, что на пятнадцатый день, после церемонии раздачи постов, готовится «что-то грандиозное».

Мацуко испугалась. В первый момент подумала о свадьбе — быть может, родители не стали ждать конца безуспешных ухаживаний, а решились выдать её так, надеясь, что первая ночь сделает недотрогу намного сговорчивее? Но в полдень зашедший отец развеял эти подозрения, объявив, что на пятнадцатое число, после раздачи постов, назначен пир, подобный новогоднему, но только для членов семьи, друзей и обоих гостей замка. И сразу же ушел, не желая больше общаться с непокорной дочерью.

Все фрейлины пришли в состояние лёгкого помешательства, судача о том, следует, или нет принять это приглашение, и если да — то, что одеть на оплывшую фигуру принцессы. Но Кадомацу остановила их одним жестом, приказав принести все свои платья.

Из гардероба она выбрала лёгкое, глубоко декольтированное под обе пары крыльев, платье из зелёного пламени, сделанное в стиле высших демонов, с длинным шлейфом и широкими рукавами. Весёлый Брод на это неодобрительно зацокала языком:

— Вряд ли ты влезешь сюда, сестрёнка...

— Ты думаешь? — с улыбкой посмотрела на неё принцесса, и легонько щёлкнула пальцами.

Халат, трещавший по швам от напора её раздавшейся фигуры, вдруг неожиданно обвис с хлопком, обвивая контуры её настоящего — стройного и мускулистого тела. Фрейлины аж взвизгнули от радости, и хлопали в ладоши, пока она, довольная, примеряла это изящное платье.

— А теперь вот что, — сказала она, когда унесли гардероб: — Никому ни слова о том, что я похудела. Все ночуете здесь, и едите тоже, до обеда из комнаты — ни шагу! Договоритесь со своими женихами, чтобы вас не теряли. Ануш, выясни, пожалуйста, где будет проходить пир, и проведи меня завтра такой дорогой, где точно никто не встретится.

Все поклонились, в знак покорности, и тесная комната на миг стала удивительно просторной. Было достаточно поздно — беготня за платьями в «Тень Соснового Леса» и обратно заняла всю вторую половину дня, и им не пришлось выдумывать, чем занять вечер. Кадомацу принимала вечернюю ванну под шум расстилаемых постелей, и с радостью ощущая свои настоящие формы, давала себе зарок — никогда больше в жизни не толстеть.

Её замысел был прост — хоть отец и сказал «гости», на самом деле гость подразумевался только один — Тардеш, ведь, кто назовёт «гостем» презренного бастарда и убийцу?! Вот принцесса и рассчитывала, что, появившись перед родителями в настоящем виде, докажет, что... ну, в общем, не для них, а для этого бастарда. Нет, вовсе она так поступает не из-за Тардеша! Сама мысль об этом была настолько возмутительна, что демонесса выскочила из ванны. Нет! Не для того она тратит столько сил, чтобы из одного ярма влезть в другое! Да это и невозможно — он привидение всё-таки. Хотя, если признаться, будь Тардеш демоном, она бы, из прилетевших в тот день, охотнее выбрала бы другого гостя...

И в своей, ставшей тесной, комнате, отгоняя от себя, как наваждение, образ высокого гостя, явившегося со звёзд, принцесса не сразу погрузилась в мир сладких грёз, лёжа на сложенных ладонях вместо изголовья...

...Тардеша первым нашел Сэнсей — это было на пол-оборота планеты раньше. Призрак прогуливался в сопровождении одного из своих бхут по дворцу, как турист, глазея на достопримечательности, и в тот момент пытался прочесть иероглифы на флагах близ Зала Гвардии.

— Добрый день, уважаемый Тардеш, — со своим немного свистящим акцентом, окликнул его Сэнсей.

Призрак вздрогнул от неожиданности, но обернулся медленно и с достоинством.

— Здравствуйте, уважаемый... извините, с кем имею честь?

— Здесь я известен как «Сэнсей», то есть «наставник». Можете звать меня так же. Я бодхисаттва, святой, и выше мирских ярлыков. Здесь я просто скромный учитель императорских детей.

Много разных типов приходилось видеть Тардешу за время своей карьеры, но такой тип фанатика, как этот — со спокойной душой заявляющей что он «святой» — в первый раз. Обычно все святоши брызгали слюной и размахивали оружием, что не прибавляло им авторитета, как бы они не пыжились своими знакомствами с «богами». Однако, этот человечек свой авторитет сохранил, и его влияние при дворе требовало должного уважения:

— Приятно познакомиться, Ваше Святейшество... Если мой язык сложен для вас, мы можем перейти на санскрит — я знаю язык людей, — он повторил своё предложение на этом языке.

Сэнсей поморщился — он почувствовал издёвку в «Вашем Святейшестве». Однако и такой достоин шанса оказать благодеяние:

— Нет, спасибо. Ваш язык для меня легче — хоть я и чувствую, что вас задевает моё произношение. Но на Земле, откуда я родом, его преподавали мне с младых лет, так что он для меня почти родной.

— Вы с Земли? Приятно узнать, что там изучают наш язык. Но, насколько я знаю, там неизвестен секрет космических полётов, как вы оказались здесь, Святой? — в голосе Тардеша сквозило недоверие. «Джаханалец? Нет, не такой светлый. Где я слышал выговор с окончаниями на „ус“?!»

— Вы сами ответил на свой вопрос, товарищ драгонарий: я — святой. Достиг просветления, познал природу вещей, и, — он сделал мудрёный жест руками: — Вознёсся.

— Ну, это адская планета, — хладнокровно заметил драгонарий: — Вы в какую-то не ту сторону «вознеслись».

— Что поделать, — виновато развёл человек руками: — Стенания страждущих, обязанности. Вы вон тоже по зову долга вовсе не в Армавати гуляете.

— Не «в», а «по». Плохо вы владеете нашим языком. Учили по учебникам?!

— Что поделать — даже языки народов различаются судьбой. На земле похожий язык претерпел другую историю развития и обрёл мелкие различия с вашим.

— И какой же народ использует его?

— Это «мёртвый» язык, никто его не использует. Когда-то была на Земле великая империя, наподобие вашего Амаля, но рухнула под напором новой религии и орд варваров. Теперь на её языке говорят лишь учёные и священники. Язык наук и религии.

— Мне неприятны проводимые вами параллели. Я могу и обидеться.

— Обидеться на то, что ваш язык похож на язык наук и религии?

— Нет, чуть раньше. Где было про «орды варваров» и что-то рушилось. Вроде из-за религии как раз.

— Ну, всё когда-то падает. А новые религии — это сущая беда. Как профессиональный святой, заверяю вас.

Тардеш опасно посмотрел на него.

— Как профессиональный «душитель религий» и «угнетатель свобод» заявляю вам — довольно опасно шутить на эти темы с представителем нашего, как вы там называете, «режима». Если я обижусь, для меня ваша «святость» не будет иметь значения. Я же атеист.

— И это прискорбно. Я вовсе не называю просвещённую Республику каким-то «режимом», да и «душитель свобод» из вас пока только начинающий, насколько мне известно. А пока вы не обиделись, товарищ драгонарий, позвольте передать Вам, торжественное приглашение императора — и с поклоном протянул ему свиток, уложенный в коробочку.

Тардеш повертел в руках свиток, а потом поднял глазницы на бодхисаттву, и беспомощно разведя руки, произнёс:

— Извините, но иероглифы — моё слабое место. Не прочтёте ли?

Тот улыбнулся:

— Император и императрица приглашают господина драгонария с сопровождающими лицами на пир в честь первого полнолуния. Будут присутствовать только друзья и члены семьи. Это большая честь, — добавил он уже от себя.

«Конечно большая — стоило им помахать перед носом независимостью, как этот император готов собственного сына в мясорубку засунуть, чего уж тут на какой-то пир скупиться?» — подумал Тардеш, а вслух спросил:

— Вы местный язык тоже в результате просветления выучили?

— Нет, отнюдь. В результате плена, — и повернулся, чтобы уйти.

— Нет, постойте, господин Сэнсей! — крикнул Тардеш вдогонку:

— Вы воевали?

— Да. Был артиллерийским офицером. Командовал артиллерийской батареей — представляете меня в мундире?

— Да, отчасти... — медленно ответил призрак, напряженно соображая. Командир батареи, центурион баллистариев, даже не легат — слишком мелкая пешка, но, учитывая, какого положения он добился, карьера должна быть неординарная. Тем более с кастовой системой у людей, переход из кшатрия-воина в брахманы-наставники случается не каждый день, даже не каждое десятилетие. Академия недавно отслеживала подобные случаи среди государств союзных рас. Если расспросить поподробнее, можно достаточно точно выяснить прошлое этой загадочной фигуры — кто знает, может тогда Республике удастся заполучить драгоценнейшего из агентов в этой империи!

— И как вы попали в плен?

— Была война. Между моей страной и страной, где люди следуют обычаям, и говорят на языке, похожем на местный. В этом отношении Земля, как витрина выставки — какая раса не встречается во Вселенной, так обязательно найдётся на земле народ, который был их прообразом. Поищите на карте планеты Земля такие города как Петербург, Мудкен, Нагасаки... может, и узнаете что-то о той жизни, от которой я отрёкся.

— Очень интересно, — сказал Тардеш, пытаясь запомнить сообщённые ему детали, чтобы потом, на Амале, умные головы из разведки всё это проверили. Чуши про Землю, он, конечно не поверил. А война в этой провинции была только одна. Последний город, несомненно, местный, а первые два надо поискать на глобусе Даэны.

— Я буду рад принять приглашения императора, сэнсей... сан. Надеюсь, мы ещё поговорим с вами.

— Я тоже надеюсь. До свидания, — по-доброму попрощался Сэнсей, в свою очередь тоже подумав про Тардеша: «Не верит что я с Земли, шпиономан. А ведь и не поверит. Ну и пусть твои умные головы из разведки поищут теперь на „глобусе Даэны“ город Петербург. Его и на Земле-то теперь не найдёшь...».

Ночью Белая Императрица позвала к себе Уэно и «ещё один верный дочери меч», из числа тех, что как раз вызывались вне очереди дежурить у покоев Третьей Принцессы. Провозившись со смесями в лаборатории, она вышла в сопровождении трёх фрейлин и охраны из двух гвардейцев из северо-восточных покоев и отправилась к палатам, занятым Наместником Нагадо, держа в руках небольшой кувшинчик с лекарствами. Несмотря на просьбы сопровождавших её дам, ношу свою она не доверила никому.

В крыле, прежде занимаемым Первой Супругой ещё оставались следы недавнего запустения. После трагической гибели Старшей Императрицы и придворные, и слуги как-то не выражали особого энтузиазма путешествовать по проклятой части замка. Ныне же, после спешной приборки, самые обветшалые стены были затянуты красной материей — цветами Хакамады, или даже флагами, завешивающими переходы и тупики. Жених Фу-но найси опасливо косился на них, но Белая Императрица только смеялась над его страхами. Острый нюх бывшей травницы подсказал, что в засаде, спрятавшись в тени перехода у последней ширмы, был только один, очень сильно пахнущий страхом и горелой кожей лучник. У двери же сидели два вооруженных до зубов самурая, навстречу которым сразу, сделав шаг вперёд, выступили гвардейцы.

— Позовите мне вашего господина. Быстро.

Они замялись. Конечно, кто она такая и в чём виновата, должен был знать каждый слуга Хакамады. Но ослушаться самой Императрицы в её доме?! Они колебались только минуту.

Уэно усмехнулся, глядя, как они оба сорвались:

— Госпожа, вы даже вражеской армии могли бы приказывать.

— Могла бы. Но на счастье, их нет в этом городе.

Уэно пожал плечами.

Раздвижная дверь открылась, и императрица почувствовала, как вспотел занервничавший лучник в засаде за их спиной. В дверном проёме стоял сам бастард в сопровождении желтоглазого старика-самурая, уже с наплечниками армейского генерала. Ну, надо же. Генерала себе нашел. Тот спешно прикрыл лицо. Знакомый?!

Минуту они разглядывали друг друга молча. Наконец гость первым разомкнул губы:

— Императрица-юрэй лично пришла навестить меня в столь неурочный час?! Что же скажут сплетники про подобные визиты?!

— А мы не будем им рассказывать, — холодно отрезала мать невесты, остановив руку своего сопровождающего. От бастарда Хакамады тоже всё ещё здорово пахло горелым — только шелками и топливом: — Скажите, чтоб ваш стрелок из засады опустил оружие и перестал нервничать. Не дай боги, его рука дрогнет и он промахнётся — стрела может попасть и в вас.

Эйро и старик-самурай не выказали удивления, но их телохранители испуганно переглянулись. Да-да, пожалуйста — больше историй про колдовство Белой Императрицы! Это пойдёт только на пользу.

— Надеюсь, что нас минет подобная участь, — усмехнулся наместник и закашлялся: — Так чем обязан?!

— Ваш кашель, — она без лишних околичностей протянула ему кувшинчик: — Ведь вы подхватили воспаление после шутки фрейлин, не храбритесь, недуг трудно скрыть от ученицы Лхасы. Это поможет вам встать на ноги и не разболеться перед грядущим пиром.

Эйро не принял дара, а наклонил голову, внимательно рассматривая хозяйку дома:

— Вы думаете, что кто-то из вассалов Хакамады примет что-то из ваших рук, после того, что вы сделали с Императрицей?!

Гордая северянка улыбнулась:

— Со Старшей Супругой Императора, с Матерью Наследника, не Императрицей. Я не безумное чудовище, убивающее по первому капризу.

— А по которому?!

— По второму... или третьему... иногда — по четвёртому, — Белая Императрица небрежно шевельнула бровью. Она сделала шаг ближе к своему врагу, ткнув ему кувшинчиком в грудь: — В любом случае, задумай я вас убить, я сделала бы это без личного визита. Зачем мне такие сложности?

Бастард помедлил и принял подарок, коснувшись ладонью холодных пальцев северной женщины. Она не торопилась убирать рук:

— Ведь вы, на пиру, может, будете целовать мою дочь. Мне совсем не хочется, чтобы она от вас подхватила какую-то заразу, — не спеша, давая ему и его свите заметить жест, она убрала руку, глядя, как на приёмыша Хакамады действует прикосновение к женщине. Эге, так он слабоват по этой части! И, похоже, слишком долго воздерживался. Надо подкинуть идею дворцовым потаскушкам...

— Вами движет забота о дочери?! Вы и, правда, я вижу, достойная мать... Или это попытка избавиться от обязательств нашей сделки?

— Никаких сделок, — не поняла, но не подала вида она: — У вас, я знаю, есть собственный лхасский доктор, который сможет проверить этот состав. Ничего сверхъестественного, просто редкие травы, которые смогла в этот сезон достать только я. Намажете себе горло — и увидите, что к утру вам уже станет легче.

— Не беспокойтесь, уж ваши-то дары мы проверим на отраву.

— Я и не сомневалась, — она достала веер и обмахнула лицо, отгоняя запах слегка подступившего страха в сторону от пасынка Хакамады. Не ему чувствовать её эмоции: — Просто совет от бывалой интриганки: травить лекарство — самая большая глупость, какую можно представить. Проще было бы подмешать яд в губную помаду моей дочери — ведь вам придётся её целовать, не так ли?!

Эйро помедлив, улыбнулся и вежливо поклонился:

— Вы действительно коварны и опытны в интригах, как про вас говорят, Императрица Ритто. Вы только что одной фразой оградили свою дочь от моих поцелуев, даже сама мысль о которых, как я слышал, моей невесте неприятна.

— Так и было задумано, — вежливо поклонилась в ответ императрица, и, развернувшись, пошла прочь, быстро обмахиваясь веером.

Кирэюмэ быстро сделал шаг назад, самураи закрыли ширму, и он отодвинулся с сектора прострела из коридора за массивную урну для приношений. Сопровождавший его самурай так же быстро встал за другую.

— Подождём, — заметил он: — Императорские ниндзя терпеливы.

— Вы не боитесь, мой господин? — спросил его старик:

— Мы же договорились. Императору надо, чтобы я появился на пиру, — усмехнулся наместник и закашлялся: — Иначе вся интрига со свадьбой у него не выгорит. Позови Бонго, пусть быстро проверит подарок и намажет меня. Этот кашель, и правда, достал!

Он поднял руку и долго смотрел на свои пальцы. Да, это было её прикосновение. Но что же было в нем странного?

Императрица, быстрой походкой удалявшаяся из полыхающих красными полотнищами стен крыла Хакамады, перевела дух только в галерее для слуг. Подождала, когда её догонят телохранители, сопровождавшие отставших фрейлин и, сжав обеими руками со всей силой, сломала веер:

— Нет, вы видели?!

— Императрица?

— Вы не поняли? Если поняли — молчите. Отравлю. Найдите мне список всех дворцовых шлюх, пропавших в дни похорон Старшей Императрицы...

Ей подали новый веер, и она посмотрела на свою руку. Кожа снова стала гладкой, морщины разгладились, как у девочки. Нужно что-то делать. Хорошее слабительное и мочегонное... снова вернуть старческую дряблость и сухость. Бесовы вынужденные меры. С её сложением надо набирать вес, а не худеть с возрастом... «Не грохнуться бы потом опять с припадком»...

Наутро Кадомацу проснулась рано, но из-за всеобщей тесноты не смогла сделать зарядку. Вместо этого позанималась со старинными свитками, уча мантры. Включенный светильник перебудил половину фрейлин, а они (вернее, матершинный речитатив Весёлый Брод), — вторую половину. Из-за ванной случилась настоящая драка — правда, принцессу всё-таки пропустили первой, но, когда она вышла, на лицах и причёсках придворных дам, сверкали явные следы потасовки.

Наутро Тардеш встал поздно, разбуженный дежурным телохранителем, отправлявшимся на боковую после ночной смены. Приняв заменитель душа — ведро почти кипятка на голову (как не охлаждай воду, здесь она всегда успевала нагреться, превращая умывание в баню), потребовал последние разведсводки, списки офицеров, и до полного восхода местного светила работал с бумагами и видеофоном, дорабатывая план кампании, которую ему не дали довести до ума ещё дома...

То, что принцесса не рассчитала — это сколько еды потребуется на двадцать персон. В переполненной комнате она вся просто не помещалась! И это, учитывая, что сама она, и идущие с нею Весёлый Брод, У-дайнагон, и Чёртов Угол, не завтракали, всё равно из завтрака получилась репетиция предстоящего пира. День они скоротали за чемпионатом в рэндзю, в финал которого, вышли, как всегда, У-дайнагон и Кадомацу, лучшие игроки города. Победила У-дайнагон, несмотря на отчаянно мешавшую ей извечную конкурентку Весёлый Брод, вылетевшую ещё в первом туре. Из-за этой игры принцесса чуть не опоздала — кончили перед самым вечерним часом, а ведь ей надо было ещё надеть платье, украшения и нанести косметику — кстати, весьма трудное дело, когда тебе под руку говорят двадцать три советчицы...

То, что Тардеш не рассчитал — что здесь не было прокуратора, и в посольстве, куда он отправился вместе с Бэлой, не оказалось архивов разведки, которая, как во всех самоуправляемых провинциях, велась силами аборигенов. Пришлось крепко разругаться с перфектом кастория, и с партийным функционером одновременно. Трибун Прибеш, с трудом оставленный им на флоте, каким-то образом разузнал о неподобающей Сыну Амаля роскоши, с которой его принимал император, и теперь по своим каналам капал ему на мозги, а Тардеш, в свою очередь, устраивал грандиозный разнос совершенно стушевавшемуся коротышке-перфекту, уже готовому с перепугу сделать себе харакири по местному обычаю, после того, как драгонарий узнал, что старые архивы погибли в крушении вместе с предыдущим послом и его аютой, а копий не сохранилось. Их обоих спас шеф охраны Боатенг, вошедший с докладом, что Тардеша ожидает какой-то человек.

Выйдя из посольства, драгонарий с удивлением увидел вечер, и Сэнсея. Тот поклонился по-местному, и напомнил, что его ждут на пиру.

— И правда, — сказал Тардеш: — Пойдём...

...- Нет, — сказала Кадомацу: — Я без тебя не пойду, Ануш.

— Извини, но негодный сейчас из меня телохранитель. Азер справится, дай я останусь?!

— Ты мне нужна там не как телохранитель, а как подруга! Я без тебя не пойду...

— Ну... Ну ладно... Только потом не ругай меня за плохое поведение.

— Пошли, глупая. Я за тебя сама себя поохраняю, — и, оправив складки на платье, принцесса с гордо поднятой головой вышла из комнаты.

«О, Каннон!» — взмолилась она, увидев с галереи сверкающий шпиль храма богини милосердия: «Дай мне силы и разума объяснить родителям своё нежелание выходить замуж таким образом, и дай им мудрости, чтобы понять это!». Заметив, что остальные тоже остановились, приказала дрогнувшим голосом поспешить...

... — Скажите, а что это за здание? — дрогнувшим голосом спросил Тардеш, когда они проходили мимо самой высокой пагоды в городе, не уступавшей по высоте Монументу Надежды в столице Амаля.

— Храм Каннон, — ответил Сэнсей, как-то странно посмотрев на гостя.

— Бюро стандартов?

— Что?!

— Ну, что-то связанное с канонами?

— А, нет, это имя богини.

— Что это за бог?

— Богиня милосердия.

— И вы, с нею, наверное, знакомы, раз святой? Ой, извини, забыл, что мы уже на «ты».

— Наверное, знаю на лицо, но не помню по имени. Знаете, как бывает в обществе. Кстати, говорят, это мужчина.

— А как же с ним случилась такая неприятность, что стал женщиной?!

— Ну, откуда мне, столетнему старику всё упомнить, — Сэнсей усмехнулся: — Где-то слухи наврали, где-то перепутали с другим полубогом, где-то художник перестарался, украшая портрет. В любом случае, эта путаница случилась ещё до моего рождения, и обладатель храма не возражает.

— Вы уверены?! Вы, что ли спрашивали?!

— Не спрашивал, но уверен так же, как в том, что вечером состоится пир. Вы, кстати, знаете, что сегодня была довольно важная церемония раздачи постов и назначения наместников провинций?!

— Вы думаете, ваши внутренние дела для меня так важны?! У меня слишком много дел с моим флотом, даже это ваше мероприятие я посещаю в порядке личной любезности.

— Многие ответы на вопросы, которыми вы терзали ваших шпионов, вы могли бы услышать на столь неосмотрительно пропущенной вами церемонии.

И, пока Тардеш разевал рот, добавил:

— Не упустите шанс оказать хотя бы эту любезность. Поверьте, её высоко оценят как Император, так и принцесса.

— А причём здесь принцесса?..

Принцесса явилась на празднество немного запоздавши. Но произведённый эффект стоил этих минут! Её даже в первый момент не узнали, когда она вышла вся в облегающем платье на фоне подружек в широких кимоно. У единственной — у матери, вспыхнули в глазах радостные огоньки, и она поднялась с места, протянув руки навстречу любимой дочери. Отец неодобрительно посмотрел на жену, и, хотя, может и был доволен, внешне не подал вида.

Кадомацу, прижимая крылья к спине, вежливо поклонилась родителям, Тардешу со спутником, не понимавшим всеобщего удивления (странно, Мамору не было), и — тут она вздрогнула от неожиданности, но всё-таки пришлось холодно поприветствовать — жесткому холодному взгляду Эйро Кирэюмэ. Раскланявшись, она изящно раскинула по полу неприспособленные для сидения-в-нём-на-пятках, полы прозрачного платья, и села на своё место рядом с матерью.

— Ты довольна? — спросила её та: — Твоей матери пришлось провести бессонную ночь, чтобы поднять с постели твоего суженного.

— Мама?!

— Он же подхватил воспаление горла после ваших забав. Ты жестока, дочка.

— Знаешь, мама... (вздох разочарования) Я считала тебя на своей стороне...

— Ты погоди, скоро всё узнаешь... Сенсей тебя не видел?! Я его просила посмотреть тебя, то-то он будет удивлён! Кстати, где он?

— Когда я вошла, его не было.

— Естественно. Он ведь тебя встречать пошел.

— Ну, тогда сам виноват, — раздраженно дернула она крылом: — Не ходит, как все ногами — опять, наверное, телепортировался в мою комнату, вот мы и разошлись.

— Ну, тогда быстро вернётся.

И в самом деле — лёгок на помине, вошел святой, ведя следом вереницу слуг с подносами. Вопреки ожиданиям девушки он на фоне слуг нисколько не удивился её преображению — посмотрел, кивнул, будто заодно с ней был! Больше пришлось успокаивать чуть не забывших свои обязанности слуг, искренне обрадовавшихся возвращению прежней красавицы. Когда блюда подали, Мацуко заметила, что все угощения, за исключением, пожалуй, риса, нарезаны крупными кусками, что даже неудобно было их брать палочками.

Мать толкнула её локтём:

— Ты посмотри на «своего»!

Принцесса раздраженно подняла голову: действительно, Наместник Нагадо вёл себя как-то странно. Ловко подхватив палочками крупный кусочек рыбы, он с размаху ткнул её в губы. Не понял, покривил губы как жеманная модница, напряг скулы... и снова ткнул себя куском рыбы в сомкнутые губы. Раздался звук поцелуя.

Императрица прикрывала улыбающееся лицо новым веером.

— Мама?!

— Ну что, господин наместник, как я вижу, простуда вас отпустила?! Ах, да, я забыла предупредить о досадном побочном эффекте лхасского лишайника — если его употреблять вместе с рыбой, он вызывает спазм лицевых мышц. Надеюсь, ваш лекарь был осторожен с дозой?! Заметьте — никакого яда, как я вам и обещала. Известное каждому гелонгу побочное действие вытяжки из лишайника.

Кирэюме вытянув трубочкой, с трудом разомкнул губы, и как-то даже уважительно хрюкнув, поклонился Белой Императрице. Потом так же — губы трубочкой, присосался к куску угощения и начал его высасывать с громким смачным звуком на всю залу.

У Кадомацу начался приступ хохота, плавно переходящий в истерику. Потребовалось два крепких удара промеж крыльев от любящей родительской руки, чтобы привести её в чувство. Однако это не угомонило фрейлин, принявшихся на все лады передразнивать несчастного жениха. Весёлый Брод даже подала сигнал принцессе, чтобы та прочитала заранее приготовленную дразнилку, но дочь императора вместо этого обратилась к Тардешу, единственному, оставшемуся невозмутимым за столом:

— Господин драгонарий знать это заранее?

— Давай, Ваше Высочество, говорить на вашем языке, а то мой, боюсь, не все присутствующие понимают, — отвечал призрак со своим забавным акцентом:

— Нет, меня не предупредили о том, что у вас в гостях можно стать жертвой неудобных шуток.

— Вы не любите шуток, господин драгонарий?!

— Нет, любил — в детстве, — коротко ответил тот, и неловко взяв в руки палочки, попытался зацепить ими еду: — Потом надо мной невесело пошутили, и я их разлюбил.

Демонессе странно было смотреть, как очертания его могучих рук заканчиваются у среза рукавов парадного мундира, откуда вместо сильных кистей, подобающих такому высокому мужчине, торчат голые кости, в которых он безуспешно пытался удержать непослушный прибор. Она сжалилась над гостем, и показала, как надо держать палочки.

— Так?! — переспросил он, по-прежнему неправильно её копируя.

— Да нет! — принцесса перегнулась через стол, прямо в его руках исправляя грубые огрехи. На миг пальцы девушки коснулись невидимой кожи Тардеша, и она, смутившись, резко одёрнула руки, темнея от смущения.

— Господин драгонарий быстро учится, — вежливо пролепетала она, когда Тардеш наконец-то совладал с первым блюдом: — Не обожгла?!

— Ни капельки. Хорошо, что это не суп!

— Простите?!

— Суп. Это у нас обычное первое блюдо. Он жидкий...

— Надо было подать жидкие блюда господину Наместнику, — заметил Император: — Он смог бы отужинать, не попав в подобный казус.

Слуги бросились исполнять невысказанное до конца приказание, на время закрыв рукавами и полами одежд жениха от принцессы.

— Ну, хоть одну несправедливость исправил за сегодняшний вечер, — слабо усмехнувшись, прокомментировал драгонарий.

Принцесса погрустнела:

— Вы не в той стороне ищите несправедливость, — кокетливо, из-под ресниц, сверкнула зелёными глазами она.

Ей показалось, что невидимый взгляд призрака потеплел:

— Я не знаю милая девушка, поддержать или успокоить вас. Я же гость, и пусть вы мне симпатичны, в таких вещах, вряд ли имею права голоса.

Эйро, которому сменили блюда, усмехнулся через стол.

— А если я вам его дам? — искоса поглядела на призрачного гостя демонесса.

— То я им не воспользуюсь. У меня же будет безвыходное положение.

— Почему?

— Я прилетел договариваться с вашим отцом. Если я поддержу вас — я расстрою вашего отца, и моя миссия сорвется. А если я займу сторону вашего отца — то его расстроите вы, и моя миссия всё равно сорвется. И что мне делать?

— Значит, чтобы вы заняли мою сторону, мне надо обидеть отца ещё раньше, чтобы вы не колебались с выбором, тейтоку-доно?

— Знаете, давайте не будем. Ваш отец — достойный правитель и друг Республики. Не будем его расстраивать. Найдите другие применения вашим замечательным талантам.

— Каким, талантам?

— Ну, например — ставить гостей в безвыходное положение.

Она рассмеялась. Потом спросила его:

— Господин драгонарий, вы не представите своего спутника? Кто этот странный юноша?

— Ну, это не совсем юноша...

— Это девушка?! — у Мацуко даже округлились глаза.

Брови у призраков можно заметить, если внимательно приглядываться к их лицам. Сейчас они у Тардеша заметно поползли вверх, а потом он громоподобно засмеялся:

— Не-е-ет! — и уже на своём языке спутнику: — Ты слышал, Бэла, тебя здесь в девушки записали! — и потом принцессе:

— Нет, до девушки ему ещё расти и расти. Не хватает скромности. Это мой воспитуемый — кадет Бэла Гавролеш, с этого вечера — официальный капитан моего флагмана.

«Знаменосец» посмотрел на него, забыв от радости захлопнуть челюсть.

— Он ваш ученик?

— Ну, не совсем так. Наполовину. Это трудно сказать по-вашему. Ну, понимаете, у нас такой обычай, что каждый гражданин, закончив обучение, перед поступлением на службу, выбирает себе ментора-наставника из числа достойных мужей, отличившихся в выбранной им профессии, и в течение некоторого времени обучается под его руководством, на практике. Бэла, вон, выбрал меня.

— Очень мудрый обычай, — заметил император.

— В таком случае, вы, господин драгонарий... — начала было императрица, но её перебили:

— У нас есть такой обычай тоже — сэнсей и ученик, — неожиданно писклявым голосом вставил жених.

Все сидящие за столом повернули к нему головы, и только тут обратили внимание, что он не тронул большую часть угощения.

— Не бойтесь, господин Наместник, если вас не отравили сразу, то остальные блюда можно есть без опаски, — раздраженная тем, что её прервали, заметила Кадомацу.

— После неуместных шуток, — пропищал Эйро, изо всех сил пытаясь придать мужественную хрипоту голосу: — Будешь беречься дать повод для их повторения.

— О, ну так голодайте! — радостно предложила принцесса: — Заморите себя голодом, чтобы потом в Акамори опять рассказывали сказки про мою «кровожадную мать».

— Не слушайте мою дочь, Кирэюмэ-сан. Она шутит. Бессмысленно повторять одну и ту же шутку двое и более раз — она становится издевательством, — сказала мать Мацуко, наливая чашку чая между ними: — А издевательства не в моде в Новой Столице...

— Перестань! — шепнула она дочери, передавая чашку ей в руки: — Смотри, доиграешься — придётся ещё и перед этим извиняться! — и, нежно улыбнувшись Тардешу, вновь обратилась к нему:

— Итак, до того, как нас прервали, я хотела узнать: вы важное лицо на своей родине, господин драгонарий?

— Дома я имею честь занимать пост младшего архидрагонария Республики. Я второе по важности лицо в государстве.

— А почему не первое?

— Первым является архистратиг — командующий всеми вооруженными силами в государстве. Я же, к сожалению — больше звездоплаватель, чем полководец.

— Простите, — вмешалась Мацуко, отхлебнув из чашки: — Если вы младший архидрагонарий, а старший — архистратиг, то, как вы получаетесь вторым лицом в государстве? Где же старший драгонарий?

— А это, — Тардеш усмехнулся: — Один из главных курьёзов Амаля. Старший архидрагонарий командует морским флотом Республики, а младший — космическим. Этот обычай был устроен ещё до объединения планеты, но даже теперь, когда звёздный флот разросся до невообразимых ранее размеров, а океанский — превратился в бесполезную игрушку, обычай продолжает соблюдаться.

Кадомацу отхлебнула ещё раз из своей чашки.

— Вы так пристально смотрите на Сэнсея, — тихо сказала она.

— Так заметно. Я, наверное, никудышный шпион. Просто он как-то... выделяется на вашем фоне.

— Он — доказательство милости Небес пролитой на нашу планету. Его советы очень помогают моему отцу в управлении государством, а для нас он — наставник в науках и искусствах.

— Ну, я бы рассказал вам много интересного что такое «небеса» и чем чревата их милость. И чему же он вас учит?

— Тому о чём каждый из нас мечтал. Брата — стихам, сестру — медицине, меня — фехтованию. Только Мамору, старшему брату, приходится учиться государственной науке, потому что он наследник.

— Не всем суждено исполнить свои мечты...

— Да, — вздохнула огорчённая и очень красивая в этом платье принцесса, указав глазами на сидящего тут же нежеланного жениха:

— Знаете, — вдруг раскрыла она свою самую главную тайну: — А ведь мне когда-то странствующий предсказатель сказал, что моя судьба — это супруг издалека. Я мечтала о ком-то вроде вас... Но кто знал, что это так обернётся?

Мать скосила глаз и передвинула ей чашку, что держала в своих руках. Она машинально взяла.

— А знаете, — вдруг ответил на откровенность Тардеш: — Я ведь и не мечтал стать военным. Я как раз мечтал стать предсказателем судеб. Однажды нагадал себе то же самое — что найду любовь всей своей жизни в дальней дороге...

Принцесса вздрогнула, и, пряча лицо, отпила из чашки.

— ...да и ещё кучу всего, что так и не сбылось. Ну, тогда я в это верил — упросил родителей устроить меня в морскую школу, потом волею судьбы загремел на звёздный флот — думал, буду летать по вселенной, открывать чужие миры... К сожалению, предсказания оказались глупыми суевериями, — и вот, я, вместо того, чтобы любоваться красотами чужих планет, разрушаю города бомбами и жгу леса и поля главным калибром...

Мацуко слушала его со всё нарастающим возбуждением. Первый импульс, пронзивший её при так знакомых словах, никуда не делся, а продолжал гулять по её телу, наполнявшемуся незнакомым теплом. Голоса родных звучали глухо, а принцесса демонов во все глаза смотрела на призрака, пытаясь узнать: кто это? Что за шутки с ней играет сама судьба? «Гость издалека», обещанный ей провидением, сидел сейчас тут, напротив неё, обетованный — и в то же время недоступный, не иначе как волей Провидения... за грехи гордыни и непослушания родителям... Или нет?!...За столом сидели и говорили ещё долго-долго, но ничего не задерживалось в голове у маленькой принцессы, до неприличия прямо уставившейся на гостя...

А когда все с благодарностями разошлись из-за стола, девушка, став невидимкой, шепнула Ануш прикрыть её отсутствие среди подруг, а сама, едва дыша, бесшумным шагом проследовала за Тардешем.

По галереям, наполненным лунным светом, сквозь тени редких колонн и прихотливых поворотов шел он, становясь то тенью в луче света, то зыбким светом в полосе тьмы. И весь мир, состоящий из света и тени, сама судьба из белых и чёрных полос, и вся жизнь — из дней и ночей была для неё в этой фигуре. Глупая, она ещё не понимала природы своих чувств, что творились в её юном сердце, где страх мешался с возбуждением, радость — с мечтой и любопытством. Она хотела подойти, подбежать, и... что? Сказать? Что сказать? Что ей когда-то тоже что-то предсказал заезжий гадатель?! Ну, глупо — он же поднимет её на смех! Да и разве он может быть ей мужем — он же вспыхнет болотным огоньком в её объятиях! Но почему тогда её так тянет к нему — он же понравился ей ещё там, на лётном поле, понравился с первого раза — глупо это отрицать!.. И если «нет» — тогда почему все эти совпадения? Какая цель у совершенного мира, сводящего их вместе?..

Так рассуждая, она с удивлением узнала, что Тардеш, оказывается, ночует не в гостевых покоях, а в Агатовом Чертоге, в одном из верхних этажей самого императорского дворца. Она не заметила, в какой момент, куда делся спутник гостя, которого она обозвала «девушкой», и не обратила внимания, что по лестнице, ведущей в почётные покои, он поднимался гораздо медленнее, чем надо, а сопровождавший его бхута с громким дыханием обводил своим огненно-красным взглядом тылы и фланги.

С трепещущим сердцем ступила девушка на белоснежные ступени, но не успела и трёх одолеть, как Тардеш, с вершины лестницы, вдруг обратился к ней:

— Кто вы, преследующий меня незнакомец? Магия скрывает ваше лицо, но не ваше присутствие, доступное моему взгляду. Откройтесь, и если вы задумали недоброе...

— О, нет! — воскликнула Мацуко, как трепещущую на ветру занавеску, срывая с себя покрывало майи: — Никогда! — чуть не крикнула она, поднимаясь с каждым словом по ступеням: — Никогда, я не в силах замыслить даже, против вас злодейство, Тардеш-доно!

— Ваше Высочество? — удивился он.

— Да, это я, господин драгонарий!..

— Вы зачем ходили за мной... в такой час... в это... на эту лестницу?

— Господин драгонарий Тардеш, я тоже, как и вы, когда-то, ожидала большой любви от своей судьбы, как мы с вами похожи, — и тоже моя мечта погибла под напором серых дней...

— Ваше Высочество... девочка! Нет, не желайте себе такой же судьбы, не сравнивайте нас, спаси вас небо от моего жребия...

— А что же мне делать, мой господин? — она поднялась почти на один уровень с ним, смотря своими чарующе-зелёными, ещё более прекрасными в темноте глазами, в его пустые глазницы.

И казалось ему, что глаза эти учатся нежности и теплу, постепенно привыкая к его лицу.

— Не знаю!.. Девочка! Вам спать надо, а не пугать гостей...

Взгляд Кадомацу как-то сразу потух.

— Извините, — холодно промолвила она, низко кланяясь: — Этого больше не повторится. Я хорошая девочка, — и, повернувшись, медленно, тяжелым шагом, стала спускаться по лестнице.

Тут Тардеш по-настоящему растерялся.

— Госпожа принцесса! — крикнул он ей вдогонку, но, когда она, обернувшись, медленно подняла потухшие глаза, не нашелся ничего сказать, кроме глупого:

— С праздником вас...

Она улыбнулась, кивнула и шевельнула губами:

— Для меня это не праздник... — и громче: — Саёнара, Тардеш-доно...

Он помедлил в ответ, вспоминая, что значат слова чужого языка, и слова, которые надо сказать в ответ:

— Д-доброй ночи, вам, прекрасная... красавица! — и, махнув рукой спрятавшемуся в тени Боатенгу, весь сбитый с толку и смущённый Тардеш, поспешил скрыться за застрявшими на миг дверями своей спальни.

— До новых встреч, господин драгонарий... — шепотом пообещала одинокая демонесса, и её глаза вновь засветились нежностью и незнакомой ей любовью.

Так, бросая на стены желтые отблески волос и зелёный свет огненного платья,

Кадомацу закончила третью главу о своей удивительной судьбе...