Ещё не Аюта

Хозяйка своих слёз

...Кадомацу-но мия с вежливостью поклонилась полному, но ещё сохранившему богатырскую стать и лёгкость движений героя войны дядюшке Дзиро:

— Ну, вот мы и стали одной семьёй, дочка, — усмехнулся старый Хакамада, наливая себе чашечку сакэ: — Может, хоть теперь приедешь погостить к нам, в Акамори? Мой покойный сын собрал такую коллекцию мечей и доспехов, в том числе работы отца и сына Нариты — и она так и пылится без глаза ценителя. Ты, я слышал, любишь это дело — приезжай и забирай на игрушки!

— Оружие — не игрушка, дядюшка, — скромно поклонившись, пробормотала Мацуко. Дед Мамору был совсем не из тех вельмож, кого бы ей хотелось обидеть грубостью или холодностью.

— Вот! Вот и нашлась настоящая хозяйка коллекции моего сына! Теперь даже без разговоров — забирай всё!

— Ты очень милая, Мацуко, и нисколько не пацанка, как о тебе говорят, — подала голос после мужа его супруга — маленькая ростом, и совсем крохотная на фоне живота мужа, аккуратная однокрылая женщина в красных одеждах нескольких оттенков, подчёркивающих её зелёные глаза: — Я наконец-то вижу, что моему сыну действительно повезло, — сухонькое лицо старушки, обрамлённое непривычными в Крае кудрями, озарилось быстротекущей улыбкой.

— Вы так уверены, что ему действительно повезло? — вложив в слова всю возможную многозначность, ответила девушка. С женщиной, не простившей всему миру смерть своей дочери, следовало быть осторожнее. Впрочем, бастард сам перешел все края.

— А-а! Шутница! Но ваши слова льстят матери. Быть может, Ваше внимание и забота исцелят сердечные раны моего сына, — она вздохнула, бросив печальный и полный любви взгляд на Кирэюмэ: — Вы ещё молоды, но знаете, как трудно вдовцу найти себе достойную пару, да ещё с такой репутацией.

— Я не искала, госпожа, — решилась дерзнуть принцесса: — На то была воля отца.

Приёмные родители бастарда переглянулись:

— Ты не представляешь, какой доброты дело сейчас делаешь, девочка. После той трагедии, что произошла с его старшей женой...

— Я подчиняюсь отцу, — ещё раз твёрдо напомнила она. Кажется, голос немного дрогнул.

— Спасибо мама, — вступил в разговор молчавший до сих пор Эйро: — Она от твоих слов превращается в ангела прямо на глазах.

Старушка как-то странно посмотрела, фыркнув, на своего приёмыша:

— Да вы, наверное, и сами знаете все его недостатки... Перестань говорить комплименты матери! Займись лучше своей невестой!

Гордый бастард буквально стал вдвое меньше ростом от материнского окрика, или даже не слегка сконфуженный, сделал на коленях шаг к невесте, подняв руку, чтобы обнять. Та только отодвинулась. Он подсел ближе:

— Она всё ещё сердита, как солнце и снега в горах Востока... Хотите, можете снова почитать мне свою книгу. Я обещаю, что не позволю повториться вчерашнему!.. — двусмысленно намекнул жених.

— Вы сегодня не сможете беседовать со мной, господин Наместник.

— Почему?

— Потому, что у вас жутко болят зубы и может быть, даже один глаз.

Жених попытался изобразить понимание шутки:

— Это неправда. Кто это вам сказал?

— Я! — и, развернувшись, крепко врезала ему в левый глаз.

Всеобщий вздох ужаса пронёсся по комнате. Перепуганная госпожа Хакамада бросилась к упавшему чаду, с ненавистью взглянув на невесту. Кадомацу встала, и со спокойным лицом пошла к выходу, не проронив больше ни слова. Её мать немного подумала, перебрасывая взгляд прищуренных глаз то на одного, то на другого участника скандала, и, сложив веер, поспешила за дочкой.

— Что ты себе позволяешь, да ещё в присутствии его матери... — начала она, едва догнав, но осеклась, увидев, с каким взглядом та обернулась:

— Что-то случилось?

— Помнишь Масако, которую мы все зовём «Чёртов Угол»? Пойдём, я покажу, «что случилось»... — и по дороге, вздрагивающим голосом рассказала её историю, и продолжение, случившееся сегодня ночью: — Всё-таки негодяй сумел добраться до бедняжки, воспользовавшись моментом, когда девчонки разошлись по свадебным хлопотам. Заткнул ей рот и избил так, что живого места не осталось...

— Это из-за неё была тревога? Мне сказали, что подрались стражники и виновны твои обезьянки.

— Ануш и Азер сквозь стены услышали, как он её бьёт. Ну и проломили стены — знаешь же, что никак их не приучу сквозь двери ходить, — она показала развороченные покои и перебинтованную девушку, сжавшуюся в комочек при виде Императрицы: — Уроду этому ноги переломали, но прибежали его дружки, и отбили, несмотря на то, что даже я вмешалась.

— Жертвы были? — какая-то жуткая нотка проскользнула в голосе белокожей императрицы. После таких нот, во дворце, обычно начинали считать трупы.

— У нас нет даже раненых. А у них — кроме него самого будет пара резанных, если не безголовых. Мы им ещё колчан стрел вслед выпустили, может, кого и хоронить пора. Вон там посмотри, сколько крови!

Императрица заиграла желваками:

— Ладно. Можешь отдохнуть от этого идиота. С новыми родственниками я сама объяснюсь. А ты девочка, — ласково коснувшись избитого лица Масако, продолжила она: — Не переживай и выздоравливай. Я лично прослежу за твоим лечением... и за твоей местью... — добавила мать-отравительница посуровевшим колосом.

Что удивительно — но это происшествие немного смирило сопротивление юной невесты предстоящей свадьбе. За днями, занятыми уходом за больной подругой, (которая всё же стараниями Сэнсея и матери прямо на глазах оправлялась от увечий и пережитого страха), хлопоты по подготовке к свадьбе стали чем-то привычным, вошедшим в распорядок дня как приём пищи и физические упражнения. Мацуко даже не сомневалась, что после замужества их будет ей недоставать.

Охрану сменили — теперь возле покоев дежурили только друзья младшей принцессы, вкупе с добровольно вызвавшимся божественным Каминакабаро. Кирэюмэ не показывался, даже хотя бы принести извинения — на попытки побеседовать с ним друзьям принцессы загородился в своем уголке дворца и отделался тем предлогом, что надо готовить армию к походу. Старый Хакамада хотел побеседовать с невесткой но протестующий крик и скандал, который закатила его маленькая жена, был слышен на весь Девятивратный Дворец. Император не вмешивался — заняв нейтралитет, он только лишил виновников званий, но оставил при дворе, потому что ценил расположение их родителей. «Ударный кулак принцессы» — Уэно, Карияма-младший и жених Фу-но найси, «побеседовали» с участвовавшими в том нападении гвардейцами, так, что негодяи (никто из них не был серьёзно ранен), покаялись публично, и кончили жизнь самоубийством — кроме главного виновника, который по-прежнему лежал в казармах с переломанными ногами под неусыпным и смертельно опасным вниманием императрицы.

Но разве Кадомацу забыла о Тардеше? Нет, и ещё раз нет. Отец, брат, мать, и все заинтересованные лица постарались скрыть от иностранного гостя внутрисемейные разборки, на время его даже увозили из города, делая вид, что где-то не понимают ясных указаний. А принцесса, не встречая драгонария, даже думала, что всё прошло, что это фантастически невероятное увлечение было всего лишь выходкой её свободолюбивого характера, последним бунтом смирённого долгим воздержанием тела...

Но это всё было не так! И Мацуко поняла это, когда, однажды, проходя через дворец с лекарствами для Чёртов Угол, вдруг услышала голос Тардеша за той же стеной, возле которой её недавно поймал Сэнсей! Она остановилась, спряталась в тени, прижалась спиной к балке, набрала полную грудь воздуха — но этого, казалось, было недостаточно, чтобы усмирить взбесившееся сердце. Он был рядом — и тепло разливалось по сердцу, что-то приятно сжималось в груди как маленькая, тёплая птица, и, закрывая глаза, она грезила под его голос, представляя рядом его лицо, будто бы она может поцеловать эти недоступные губы, губы, которые она запросто может убить своим теплом!

Она вдруг резко пришла в себя. Бесшумно раздвинулись сёдзи, и оттуда, в своих украшенных рельефом колосьев и цветов доспехах, вышел сам Тардеш! Вся пунцовая от возмутительных мыслей, принцесса поспешила скрыться, не зная даже, видел ли он её, не видел, а может, заметил только тень от её платья, цвета зимней сливы...

...Придя к себе, она только и успела, как отдать служанкам драгоценное лекарство, и бросилась прямо на татами, скрученная такой сладкой негой, что страшно! «О, боги и бодхисаттвы, если это не любовь, то, что же?!» Обеспокоенная Ануш поинтересовалась здоровьем, но Мацуко ответила: «Я влюбилась...». Шепотом. Верная подруга тоже легла на пол рядом, и они долго-долго беседовали о разных старых историях, почти не касаясь причин такого состояния счастливой Её Высочества Третьей...

...А на следующее утро она встретилась с ним. Любовь, печаль, тоска разлуки — всё, казалось, смешалось в их словах, сказанных сегодня на санскрите — Кадомацу думала, что может сейчас, ну ещё через момент, она прорвёт эту плёнку натянутой холодности, но Тардеш предпочёл быть настоящим мужчиной — вежливым, выдержанным, не дающим воли своим чувствам, он предпочёл сохранить и своё и её лицо, отказавшись от этих, компрометирующих их обоих встреч, от дара, который даже не знал — всей жизни маленькой принцессы!

Он коснулся её лица своей холодной рукою — как она мечтала о таком касанье! Но произнёс вместе с тем такие жестокие слова, что даже горячее, как метеор сердце демонессы покрылось льдом гордости, и она — совсем не желая того, убежала в слезах прочь от любимого.

...Наверное, она обидела его... Может быть — ведь он был честнее её... И правда будет на его стороне — в конце концов, ведь она чужая невеста, она обязана быть сильной ради отца, ради страны, ей суждено выйти замуж за нелюбимого, потому что быть с любимым ей не суждено всеми законами природы... О, как она сейчас ненавидела этого своего жениха! И как плакала, боясь, что сердце разобьется от горя, и она никого уже любить не сможет, как Весёлый Брод... Глупо...

Потом, бесшумно раздвинулись сёдзи, и вошла Ануш, и где-то в этот момент кончилась четвёртая глава...

— Мацуко, дурочка, что с тобой?

— Реву, не видишь, что ли?

Суккуб присела рядом, в некотором замешательства. По правилам плачущих подруг надо было обнимать, успокаивать, подставлять жилетку, чтобы выплакаться, только Кадомацу не обновляла магическую защиту на ней, и теперь суккубе прикасаться к ней было чревато.

— О ком?! — наконец спросила она, по-смешному наклонив голову.

— О своей глупости, наверное... — умственное усилие, необходимое для членораздельного ответа на вопрос, слегка успокоило принцессу.

— Ну, надо ли о ней сокрушаться! Это ведь хорошо, когда девки умнеют! В следующий раз мужики не смогут так тебя расстраивать!

— Слушай, я выгляжу сумасшедшей?! Нет, на самом деле — вчера была счастлива, как последняя идиотка, сегодня плачу, как... не знаю, метафоры кончились!

— Ну... разве что немного. Как любая влюблённая. ...А что такое — «метафоры»?! — вздернула брови суккуба.

— Ты хоть знаешь, Ануш, в кого я влюблена?!

— Ну... он иностранец?..

— Тардеш-сама!..

— Во даёшь, — только и промолвила телохранительница. Вообще-то вся её фраза была гооораздо длиннее, но основная часть состояла из разнообразных междометий и кивков головы. Но закончила этим восклицанием.

— Поверь, я ещё не полная кретинка, — я знаю, что стоит мне его коснуться — и он умрёт, исчезнет как болотный огонёк, что на его лицо просто бывает страшно смотреть — но, что делать, если я его вижу — и летаю без крыльев, не вижу — и помираю от тоски.

— Но он же намного старше — почти ровесник твоего отца!

— О, Ануш, такие мелочи! Скажи, ты сама об этом задумываешься, когда подбираешь себе друзей на ночь?

— Я — другое дело! Для меня это необходимо, как еда и воздух. А ты-то ведь свободна в своём выборе! Почему бы тебе хорошенько не подумать?

— Подумать? О чём?! Не сказать, чтобы я всё решила, но всё-таки...

— Ну, почему бы не подумать? Твой жених — известное чудище, ты, хоть и окружена со всех сторон поклонниками, ни разу ещё ни в кого не влюблялась, честно. Ками — не в счёт, это он тебя любил, а не ты — его. Да плюс ко всему — драгонарий призраков сейчас, пожалуй, единственный порядочный мужчина, из тех, что есть во дворце...

— Порядочный! Вот именно! Сегодня он... он не согласился! — и принцесса опять заревела.

— Ну, знаешь ли... Дурочка! А что если он просто испугался?

— Испугался?!..

— Сама ж знаешь, ну вот, только что говорила, он же из взрывчатого газа, а ты из огня, даже если ты ему очень-очень понравишься, с чего ты взяла, что... здравый смысл в последний момент не победит?!

— Правда?!.. О, Будда, ну и наказание же ты послал мне за грехи! — и снова заревела.

— Ты стала говорить как плохой актёр. И глаза так же закатывать.

— Нет, а вот вы, суккубы, как эту проблему решаете? Вот смотри, сейчас ты опасаешься до меня даже дотронуться, а понравится тебе какой мальчик — чего только не вытворяешь безо всякой опаски...

— Не знаю. Может корень в слове «нравиться». Просто целую, а дальше всё само начинается. Но вообще-то я — другое дело — мы, суккубы, здесь холоднее всех, а тебе нужен обратный результат.

— Но может, это его поможет защитить?

— Не знаю, он же мужчина... И вряд ли я могу этим поделиться — секрет-то ведь не в каком-нибудь приёме или колдовстве, а в нас самих, в составе нашей плоти. Мы меняемся на время «облаков и дождя», понимаешь... такой родиться надо.

Мацуко вдруг села, вытерла рукавом остатки слёз, и сказала без дрожи в голосе:

— Я вдруг поняла, что надо делать. Ты согласна стать моей сообщницей, госпожа раздолбайка?

Ануш округлила глаза:

— Только без глупостей!

— Глупостей больше не будет. Я, конечно, не могу ему навязать себя, не могу преодолеть саму Смерть, которую я для него воплощаю, но я могу... Позови служанок, надо это чучело, — она выразительно подняла спутанные пряди длинных волос: — Привести в порядок.

...А может быть, и в этот момент кончилась четвёртая глава...