Ещё не Аюта

Дни Удаления

Что бы ни случилось, но, для принцессы Мацуко дни траура были печальны по личным причинам, а вовсе не из-за сожаления о кончине двоюродного дедушки. Нет, конечно, как благовоспитанная родственница, она скорбела о нём наравне с близкими, но большая печаль её была о невозможности встречи с Тардешем!

А вроде бы день так хорошо начинался! Они с утра сыграли с драгонарием несколько партий в го и две в шахматы, в последней из которых гость неожиданно обыграл её с великим искусством, и она, предвкушая множество дней, свободных до свадьбы, уже строила планы, как вернее заманить его на очередную партию: можно попросить, например, обучить её тому приёму; или вот — сколько ведь других игр существует, о которых он и не слышал, взять — и обучить его этим играм... А вообще, она же волшебница, она удивит его своей магией! Но, все эти многообещавшие планы были разрушены полуночным гонцом, свалившимся без сил у двери отцовской опочивальни.

Девчонки, на верхних ярусах любовавшиеся постаревшей на три дня луной, утыканной точками флота Тардеша, поменявшего лик ночного светила, заметили нежданного гостя раньше стражи, больше обращавшей внимания на них, чем на обязанности, и первыми донесли о нём принцессе. Они же — недаром же дворцовые дамы — раньше отца рассказали ей, что гонец добирался сюда больше двух недель, по дорогам, запруженным войсками, а всё из-за того, что монахи не пожелали установить у себя в монастыре дальнеговорник, справедливо полагая его изделием Мары.

Отца больше всего напугала даже не смерть дяди-тёзки, хотя, конечно, и не обрадовала, а то, что она совпала по времени с покушением на дочь, придясь тоже на последнюю ночь старого года.

Это совпадение ещё больше стеснило свободу принцессы — мало того, что она была изолированная от мира Днями Удаления, так теперь ей на охрану выделили взвод гвардейцев, совершенно спутавших её привычный распорядок дней! А от жениха, которого надо вот сейчас, прямо на её глазах, отправить на плаху — не избавили! И что, спрашивается, было толку в этой охране, если главный виновник мог войти к ней в любое время?! Ануш повысили в звании до тюдзё, и обещали выслать с Даэны ещё суккуб под её начало, которые, как будут готовы, заменят гвардейцев-мужчин. Это пусть немного, но радовало. Сабуро в письме обещал поторопиться, успокаивал отца, беспокоившегося о нём, то же самое писала и старшая сестра — ни до одного из них «новогодние убийцы» не добрались... Сабуро прислал две тетради новых стихов для У-дайнагон.

А вот средняя сестра, призналась, что её посещал незваный гость с отравленным клинком, но она благополучно избежала безвременной кончины. («Благополучно» — так она написала отцу. В письме же сестрёнке, Вторая Принцесса призналась, что соблазнила убийцу, и держит его при себе, в качестве очередного, 229-го, мужа. Суккубы, которым Мацуко пересказала эту историю, преисполнились зелёной завистью, и, в течение, наверное, недели, высчитывали варианты, при которых было возможно соблазнить своего убийцу).

Отец на похоронах стоял мрачнее тучи, сплетники шептались, что голова Кирэюмэ слетит с плеч в любой момент, однако — и волоса с его головы не упало.

Что же касается принцессы, то она по-прежнему противилась желаниям родителя, и, сидя в своих невыносимо надоевших покоях, просила бодхисаттв — страшное дело! — чтобы они подвинули негодяя Кирэюмэ на какой-нибудь ещё один нехороший поступок, могущий отдалить ненавистную её сердцу свадьбу.

Томясь от одиночества, она написала письмо к Тардешу, полное страстных и нежных намёков, куда — тайком от У-дайнагон — включила целых три довольно-таки неуклюжих стихотворения, а потом, целыми днями стыдилась своей невоздержанности, пока, с облегчением не узнала, что драгонарий всё-таки уничтожил его, не читая.

У-дайнагон же, оставшаяся без работы, так как со дня помолвки все поклонники разом прекратили свой бумажный понос не принцессу, вместо давней мечты — создания личного сборника Сабуро, вдруг занялась старой борьбой с Весёлый Брод за место первой дамы в свите Мацуко, правда, заметно без большого успеха — менее искушенная в интригах и подлостях, поэтесса постоянно терпела поражения от прожженной карьеристки — молочной сестры Третьей Принцессы. Той самой больно было видеть такой разлад между подругами, но она была больше погружена в свои печали, чтобы выступать миротворицей. Да никто и не понимал причин таких перемен, произошедших со прежде такой незлобивой Ёко — может, она заключалась в тех, никому не показываемых тетрадках стихов, присланных ей с далёкой Даэны?

...По окончании Дней Удаления, к дочери заглянул отец-император, застав её за приведением в порядок причёски, которой занималась тихая Чёртов Угол.

— Доброе утро, дочка! — начал он наигранно-бодрым тоном, который совсем не вязался с его печальным лицом: — Как ты провела эти дни?

— Хорошо, Небесный Государь. Пока что не повесилась.

Отец нахмурился от внезапной грубости.

— Любезная дочь, если ты и съела что-то плохое на завтрак, будь любезна, вымещать своё плохое настроение на поваре, а не на любящем тебя отце.

— Как вам будет угодно, Небесный Государь. Слушаюсь и повинуюсь. Если мне повстречается любящий отец — я буду сама покорность.

— Я же сказал! — он с треском сломал какую-то вещь: — Ну, вот... Дочка, отцу не нравится твой тон.

— А дочке не нравится свадьба, которую задумал Небесный Государь. Отец бы так не поступил.

— Ну, Малышка. Таков уж порядок вещей... Может, это карма за твои плохие поступки в пошлой жизни. Поверь, я не могу тебя отправлять одну куда-нибудь, это просто опасно! Ну, не получилось со школой магов, извини...

— Да чёрт с ней, школой магов... Ты лучше скажи, разве любящий отец выберет в женихи дочери — убийцу? Ты меня не защитить хочешь, а чтобы я, наконец, умерла?

— Какое ты слово нехорошее употребила. Всё наоборот, ёлочка... То есть... Ну, скажем не так — я стараюсь выдать тебя замуж, чтобы ты, наконец, зажила полной жизнью, достойной такой красивой и благородной дамы, как ты.

— То есть, по-твоему, я достойна влачить жизнь жалкой рабыни этого безумца?! О, отец, неужели тебе было мало моей старшей сестры?! Хочешь — я стану такой же?! Это не намного противнее, чем такой муж!.. А я-то думала, что ты меня любишь...

— Малышка! Имей хоть немного мужества! Я лишил его всех возможностей навредить тебе! Теперь тебе просто надо помочь нам! Ты сможешь...

— Да меня уже тошнит от его визитов! Что же будет, когда мы окажемся вместе?! «Госпожа портовых складов» — так, кажется, тебе охота, чтобы меня величали?!! И какими же иероглифами будет писаться моё новое имя?!!!

— Перестань орать, в конце концов! Да, я всё равно люблю тебя больше всех детей, но, поверь, твоё упрямство довело меня до того, что я готов прямо сейчас отшлёпать твою хорошо откормленную попку! Ты перестанешь отказывать господину наместнику в своём обществе, иначе...

— Что?! Казнишь, в тюрьму посадишь?!

— Может и посажу. Запру тебя здесь — и одну! Никакой Ануш, никаких этих твоих потаскушек (Чёртов Угол больно дёрнула за волосы), будешь сидеть здесь одна, и еду через дырку в двери получать! Может, это тебя образумит?

— Ну что, согласна! Я лучше бы нашего гостя-приведение предпочла бы считать своим мужем, чем это недоразумение!

Ответ отца был неожиданным:

— Знаешь, я тоже, предпочёл бы такого зятя. Но, пока это невозможно — ты выходишь замуж за недоразумение! — несмотря на резкий тон, Мацуко, вместо того, чтобы снова вспылить, весьма странным взглядом посмотрела на своего отца. Тот, ходивший во время всего разговора кругами по комнате, наконец, остановился, и более миролюбиво продолжил:

— Я, вообще-то, не ругаться с тобою пришел сюда, а немного обрадовать. Удайдзин Ким намекнул мне, что неплохо бы в честь принца-инока устроить погребальные игры, по примеру призраков, а твоя мать настояла, чтобы это была борьба. Ты придёшь?

В бедовую голову принцессы тут же пришла идея:

— Борьба?! Только, папа, разреши и мне поучаствовать!

— Не думаю, чтобы это была хорошая идея.

— Пожалуйста-пожалуйста! За это я до свадьбы больше ни разу с тобой не поспорю!

— Ты уверена, что в хорошей форме для этого? Ну, смотри — держи слово, потому что я тебе разрешаю.

Кадомацу, довольная, улыбнулась.

— Готовься тогда. Я догадывался, что не устоишь, поэтому разослал приглашения заранее. Сегодня, после полудня. И, как готова будешь, зайди ко мне, отвлечёшь беседою Наместника Нагадо.

— Ну, папа!

— Ты отвлечёшь его. Это надо. Ты обещала не спорить. Пока, — и спокойный, уверенный, взявший себя в руки император удалился из покоев дочери.

Принцесса остановила занимавшуюся её волосами фрейлину, взяв её за руку:

— Распускай обратно. Сделай мне причёску под борцовский шлем.

Молчаливая тихоня начала распускать свою получасовую работу, но вдруг, не выдержав, заплакала, и уткнулась мокрым лицом и шмыгающим носом в шевелюру своей госпожи.

Принцесса никак этого не ожидала, и, успокаивающе гладя её маленькие руки, спросила:

— Ну, ну, глупенькая. Что случилось?

Та оторвала лицо от волос и сквозь слёзы зашептала:

— О, госпожа, не выходите замуж! Я... я боюсь, меня убьют, если вы выйдите!

— Ну, хватит, что это ты выдумала, кто посмеет тебя убить? — спросила она, вытирая её розовые глаза от слёз. Если Фу-но найси была синеглазой и розововолосой, как её брат, то милая Чёртов Угол была её отражением — розово-лиловые глаза и фиолетовые волосы.

— Мой бывший муж. Вы знаете, что он сдружился с вашим женихом? Он теперь настолько обнаглел, что заявился ко мне этой ночью, избил господина Кавасиму, и пригрозил, что, как только вы, моя госпожа, выйдите замуж за его господина, он выпросит меня себе в подарок, и будет каждый день избивать, пока я не умру...

— О, Будда! И что это господин сёнагон делал в твоей комнате в столь неподходящее время? — осведомилась она столь похожим на мамин голосом, что самой стало страшно: — Извини, извини, не вовремя я пошутила.

— О, госпожа такая весёлая! Наверное, когда вас убивали, вы тоже шутили?!

— Ну, знаешь, тогда не до шуток было. («Опять мамин голос! Я в неё превращаюсь!») Что с тобой делать, десять тысяч несчастий? Знаешь-ка — возьми Ануш ночевать с собой, или кого-нибудь из сестёр. Если, конечно, ты по-прежнему, против селиться поближе. А то давай спать вместе! Ко мне ни один мужчина не зайдёт. А если попробует к тебе притронуться — сначала надо будет притронуться ко мне, после чего будет обязан сделать харакири. Нет? Как хочешь. После свадьбы — если она будет, я отправлю тебя из дворца подальше, хочешь — на Даэну, хочешь — выдам замуж за сына господина Кото? Ну, хватит нюни распускать, заканчивай скорее... нет, давай, сначала поможешь одеть мне доспехи, потом доделаешь...