В своей комнате он с удивлением застал спящего Боатенга. Стараясь поменьше шуметь, Тардеш разложил перед собою бумаги, но лёгкий шорох всё же разбудил сторожкого телохранителя.
— А? Кто?! Это вы, адмирал?!
— «С добрым утром», Боатенг. Как спалось? Ты не заболел, случаем?
— А-а... Нет, это ничего... Вы только скажите, у меня ноги ещё есть?
— Есть.
— А руки?!
— И руки есть, и голова тоже, хотя сомневаюсь, что ты её не терял.
— Про голову это ты правильно вспомнил. Эх-эх-эх, какую женщину я встретил!.. Ты, наверное, её видел — она в охране твоей принцессы служит...
— Суккуб с такою косой?!
— Нет, эта больно шустра да костлява. Ты не знаешь мой вкус... Значит, иду я за тобой, охраняю, ну не просто так, там, гляжу — вокруг террористы, заговорщики, враги народа крадутся, я их, так походя, чтобы сагиб не видел, обезвреживаю — за поворотом парочку, в уголке десяток, подходим к покоям принцессы, ты внутрь, я на стражу — а на меня фьють — аркан! Я значит, его ножом — он не режется, за автомат — а патронов нету! А аркан тем временем меня тащит, и раз — за угол! А там стоят все три, одна другой краше (я ещё не понимал, зачем меня поймали), «готовенькие» уже. Та, которая держала аркан, подтягивает меня ближе, и говорит: «Выбирай!» — и бросает верёвку. Я не понял сдуру-то, что выбирать, выбираться из верёвки стал, а они как подходят, такие фигуристые, стройненькие, словно куколки, и как распахивают свои курточки! А под ними — голенькие! «Ну?» — спрашивают — «Выбрал?!» Ну что я, дурак, от такого предложения отказываться? Ох, и какая это баба! Ладно, что башка с двух сторон лысая, но что творит! Грудь такая, что вдвоём не обнять, глаза — огроменные, чтобы утонуть, губы — как специально для поцелуев! Но что она ими вытворяла — я и не знал, что такое возможно!
— Понятно, — Тардеш даже улыбнулся: — В отчёте это пройдёт как: «обмен опытом». Скажи, эта суккуб тебе ничего не предлагала? Ты ничего не ел, не пил из её рук?
— Нет, вроде... А что?
— Ну, тогда будешь жить. Понимаешь, чтобы верней заманивать мужчин, суккубы часто хатакой пользуются. Вроде наркотика. Нет, это не те наркотики, что есть у каждой расы — это адская смесь, от двух капель которой любой мужик во Вселенной, от джинна до нага, превращается в приставку к своему члену.
— Должно быть, хорошая вещь. Надо будет попробовать.
— Бывает, что такими и остаются... Так что, тебе ещё повезло. С суккубами вообще надо ухо востро держать — кроме того, что они могут за одну ночь довести до инвалидности, они ещё впридачу ко всему и отличные шпионы — ты, вот, к примеру, помнишь, о чём говорил с нею?
— Членораздельно и цензурно? Вряд ли.
— А вот она запомнила. И спокойно донесёт об этом своим хозяевам.
— После меня ей будет не до доносов!
— Да она ещё с полком может переспать после тебя, глупый хвастун! Ладно, отдыхай, а я пока займусь работой...
...Телохранитель проснулся, наверное, часа чрез три, и застал Тардеша прикорнувшим прямо на рабочем столе. Он только пошевелился, чтобы самому встать, переложить его как-то по-цивильнее, как расслышал его приглушенный голос:
— Проснулся?! — в голосе явно сквозила усталость.
— Ты не расслабляйся так, — обеспокоился он в свою очередь: — Тут не Амаль, приложишься щекой ко столу — глядь, а на ней уже поджаристая корочка образовалась!
— Ты кому это говоришь... я пол-жизни на Джаханале прожил, уж извини, знаю, чего опасаться...
— Сравнил! Джаханаль — и здесь!.. Гайцон... Птьфу, блин, что за гадская планета! — он расстегнул воротник чёрного мундира: — Ни телевизора, ни игр на вычислителе! Даже патроны для автомата — и те нельзя принести! Придумали место для житья! Ты тоже так думаешь?
— Нет, — ответил драгонарий после недолгой паузы: — Я думаю, что из меня шпион — как из «Шайтана» балерина...
— Ну, если подрихтовать немного... Шучу-шучу! А что так плохо дело?
— Пошли она все к такой-то матери! — неожиданно выругавшись, Тардеш смахнул со стола все свои секретные документы. Медленно планируя в плотной атмосфере, они разлетелись по комнате: — Ничего не могу разобрать. Устал... мозги кипят!
— Да ладно тебе так разрываться! — пытаясь его успокоить, Боатенг начал собирать разбросанные листки: — Каждому своё: вы хороший командир, хороший военный, хороший друг, а то, что плохой шпион — это ладно... Плюньте вы на это задание, которое вам никогда не сделать! Сколько раз говорить: если там, — он выразительно ткнул пальцем в небо: — Я имею в виду в переносном смысле, решили кого подсидеть, они знают, кому и что поручать. Зачем вам совать голову в петлю?!
— А почему ты сегодня полез на суккубу?
— Ну, я, я другое дело — тут мужчина и женщина... Я хотел доказать, что не хуже её. Ну... Что у меня есть мужская сила.
— Вот и я хочу доказать...
— А зачем доказательства вашей мужской силы Сенату?..
— Ох, Боатенг... Я сомневаюсь большую часть времени: той ли стороной у тебя мозги в башке прикручены? — промолвил Тардеш, вытягиваясь на своей койке. Телохранитель тем временем проверил двери, задёрнул шторами вечереющее небо за окном, и плотно задвинул дверь в личную комнату драгонария.
Тардеш предался мечтам, засыпая помаленьку, и уже сквозь дрёму слышал негромкую серенаду:
«Ты сама как ночь,
Ты стройнее кипариса,
Твоя улыбка — как луна,
Что прогоняет звёзды с неба.
Ты пронесла кувшин, не расплескав,
Но расплескала сердце моё!
О, красавица!
Не разбивай моё сердце!
Не говори что это вода для твоего мужа!
Скажи, что для отца или матери!
О, крутобёдрая!
У меня нет того, что ценишь ты,
Или твои родные,
Но у меня есть куча чудесных вещей.
Пошли мне взгляд, дарующий надежду,
И все они — будут твоими!
О, дочь рыбака!
Я не охотник, я житель городов,
Но ради тебя,
Я возьму копьё моих дедов
Я пойду в желтую саванну
Я найду льва —
И принесу тебе ожерелье из его когтей и клыков —
И шрамы от них на своём лице...»
«И почему они говорят, что эта песня — шутливая?» — думал Тардеш, уставая бороться со сном: «Парень из-за девчонки ведь и правда, в пасть льва прыгнул...». Он зевнул: «А-а... Да ладно, завтра рассудит и эту песню, и всё остальное...»
...Но завтра ничего не рассудило. Мало того, что ему всю ночь снилась принцесса, вновь со словами признания на устах стоявшая в том же лиловом пламени на ступенях лестницы. Мало того, что он всё-таки не выспался, так его ещё и разбудили той же песней, правда, уже не Боатенг, а заменившие его Кваси и Обеко, тоже, как их начальник, родившиеся не на Магготе.
Тардеш, после неизбежной зарядки и утреннего душа, вновь отправился искать принцессу или императора, но ни туда, ни туда, ни к наследнику, его, к удивлению, не пустили. Он сначала испугался — не результат ли это его вчерашнего визита к чужой невесте, но, встретившийся во время очередной попытки пробиться сквозь каменную недвижимость гвардейцев, «святой», успокоил его, объяснив, что у императорской семьи похороны какого-то дальнего родственника, и они соблюдают какой-то траурный обычай, запрещающий им говорить с посторонними.
Раздосадованный драгонарий вернулся в свои апартаменты. Чтобы не свихнуться от скуки, по видеофону провёл ревизию на всём флоте, заставив экипажи лишний раз побегать, наводя блеск и сияние в самых глухих уголках кораблей. Потом вспомнил — и загрузил вычислитель флагмана на три часа работ расчетом точки встреч, согласно исправленному плану мобилизации. Звонила Злата — собственно, она хотела уже прощаться, но, узнав, что этот расчёт ещё только на первом прогоне в машине, кинула в него свою обычную, то ли шутку, то ли колкость, и оборвала связь, даже не поговорив, как следует. Тардеш сам попытался связаться с «Отражением», но весь экипаж оказался заколдован немотой, и только с помощью семафорной азбуки, радист объяснил, что их пассажирка запретила выходить на связь до окончания вычислений, угрожая обратить провинившихся — в лягушек. Тардеш, улыбнувшись, кивнул, и связался с Бэлой, осваивающим вожделенный «Шайтан».
Они много поговорили, делясь впечатлениями, пока не раздался сигнал вычислителя, что расчет закончен. Тардеш проверил его, на глазах у Бэлы внёс новые корректировки (ни одна машина не совершенна!), и отправил на второй прогон.
Разминая затёкшую спину, он ещё раз прошелся по дворцу, правда, его ещё меньше куда пустили, но он увидел с верхних этажей похоронную церемонию и погребальный костёр во дворе.
Во время странствий он случайно зашел в завешанный красными флагами угол дворца. Стоявшая там охрана, на удивление — попыталась задержать его, но Боатенгу стоило хмыкнуть за углом и передёрнуть затвор незаряженного автомата, как они оставили эту затею. Драгонарий с интересом проследовал дальше — тут траур явно не праздновали.
— О, драгонарий-доно! — незнакомый голос. Обернулся. В разноцветных одеждах стоял тот самый жених принцессы, который разбил свой корабль в день встречи.
— Господин Тоестьхакамада?
Следовавший за женихом пожилой демон, в котором Тардеш узнал командира авангарда, схватился за мечи, но сам его хозяин только рассмеялся:
— Это вы придумали мне это прозвище. Просто «Хакамада». «Тоесть» означает «то есть» — я оговорился тогда на космодроме. Обычно я предпочитаю своё детское имя — Эйро Кирэюмэ.
Тардеш повернулся к нему лицом, с интересом наклонив голову:
— «Детское имя»? Вы, как сиддхи, берёте новое имя в совершеннолетие?
— Не всегда. А вы — нет?
Тардешу было неприятна ассоциация этой беседы с разговорами с принцессой, и он проследовал мимо Эйро в другую половину дворца. Демон, неслышным шагом поспешил пристроиться рядом.
— В Республике по совершению Подвига Зрелости достойный муж получает соответствующее его заслугам прозвище, которое ценится больше, чем настоящее имя.
— Да, признаться, весьма забавно бывало переводить имена некоторых ваших деятелей...
— Сыны Амаля считают, что добрая шутка над полководцем перед боем прогоняет завистливую неудачу. Поэтому нет ничего зазорного в смешном прозвище. Хотя, менторов, инициирующих воспитуемых дурацкими кличками, я бы отправлял копать шахты на самых заледенелых мирах.
Эйро заискивающе засмеялся. Тардеш косо посмотрел на него:
— А почему вы не на похоронах?
— Увы, я — последнее лицо, которое бы хотели видеть на этих похоронах.
— Вы же жених дочери императора?
Он опять неприятно засмеялся:
— Как бы вам сказать правильно, в каком качестве я «жених»... Ну вы видели принцессу?!
Тардеш остановился:
— Ваша невеста — одна из самых красивых женщин, что мне доводилось видеть. Не понимаю, чем вы недовольны.
— Да, да, на лицо-то она смазливенькая. Просто, мне, на самом деле, ещё до нашей встречи на космодроме удалось попробовать характера и тяжелой руки моей невесты. Скажем так — в весьма неприятных обстоятельствах, что не прибавило бы любви ко мне и у более скромной женщины, не то, что такой гордячки. Её вообще хотели отослать из Империи, чтобы не позорила царствующую семью, слышали? Но решили выдать замуж за меня.
— Чем вы так ценны, что вам дарят императорскую дочь?
— О... «дарят»... скорее меня дарят ей. Наместник портового города Нагадо — самого богатого города Севера и Восточного побережья — к вашим услугам.
— Нагадо? — драгонарий посмотрел в глаза командира авангарда стоявшего за спиной наместника: — «Ополчение города Нагадо» — это ваши части?
— Да, и большая часть вашего авангарда. Мой наставник в воинской науке — господин Макото Мацукава имеет честь быть вашим генералом.
Генерал ещё раз поклонился драгонарию. Тот отвел глаза. Забавно. Мозаика складывалась в преинтереснейшую картину...
— И вы переживаете из-за потерянных войск? Не волнуйтесь, в Армии Республики высшим достоинством полководца считается умение беречь жизни своих солдат — даже союзников.
Эйро хмыкнул:
— Да пользуйтесь моими солдатами столько, сколько вам необходимо. Считайте это... частью извинения за тот неприятный инцидент на космодроме.
— Очень великодушно с вашей стороны подарить мне уже подаренные вашим императором войска, — не удержался драгонарий.
— А что делать? — разведя руки, нашелся ушлый демон: — Я сейчас в таком положении, что даже свадьбой своей не могу распоряжаться.
— Странны обычаи на вашей планете, что жених недоволен красавицей-невестой. Да ещё из семьи правителя планеты.
Демон, к удивлению, фыркнул и отвернулся:
— Да, наверное, и правда, я выгляжу сущим дураком в ваших глазах. Но, тут просто есть один «нюанс» (он сказал это слово на языке Амаля, эффектно повернувшись лицом к гостю), — среди наших традиций есть форма супружества, когда не жена приходит в дом мужа, а муж навещает жену, живущую в доме родителей. У простой черни это так и происходит — мужчина прилетает только на ночь, а днём свободен. И многие даже мечтают о таком браке. Но так как моя невеста — дочь Императора, и её дом — Столица, то это означает, что именно её желания будут диктовать, достоин ли я присутствовать при дворе, или должен прозябать в необъявленной ссылке в своём городе. Это ограничение, знаете ли, очень сильно связывает мне руки, как управителя провинции.
— Остроумное решение, — прокомментировал его признание Тардеш, и, прибавив шагу, скрылся от назойливого спутника в длинных коридорах дворца...
На следующее утро, он, проснувшись, наступил на злосчастную схему, которой хвастался перед Бэлой. Выругавшись, он запустил несчастный листок с именами и связями в открытое окно, где лишившаяся магической защиты бумага рассыпалась тонким пеплом в неяркой вспышке. По-прежнему, так необходимые перед третьим прогоном принц и император отказывались с ним встречаться, зато принцесса прислала письмо, которое Тардеш, не понимая иероглифов, не читал, и, справедливо опасаясь, что может скомпрометировать и её и его, побыстрее уничтожил.
В конце концов, плюнув на местные тонкости, драгонарий решил действовать сам, и, утвердив точки встречи, отдал приказ по флоту установить прямую связь и загружать «Умника» для расчета плана компании. Злате для действий хватило бы результатов второго прогона — но драгонарий решил вредничать до конца, раз уж она опять начала выставлять напоказ свои причуды.
«Умник» ворочал мозгами три дня, за которые призрак выпросил себе коня, и уже сам съездил в лагерь, повстречаться с генералами. Чему-чему, а шагистике во время траура войска выучились отменно! Прибыла ещё инженерная бригада, возглавляемая очередным юнцом с труднопроизносимой фамилией, чьи молодцы первым делом прорыли подземные ходы в ближайшие бордели города, и здорово нажились на входной плате, пока их не обнаружили.
Ракшас-янычар познакомил Тардеша с обоими командирами башибузуков — пашой срочных и пашой штрафных, а так же с начальником спахов, оказавшимся старым знакомым драгонария — в прошлом пришлось воевать против него, служившего наёмником у одного из бунтарей.
Злата передала извиняющуюся телепатему ещё до того, как освободились каналы связи, а когда вычислители перезагрузились после «Умника», позвонила по видео.
На Гайцоне был вечер. Ослепительное местное светило почти полностью зашло за горизонт, и на багровеющем небосклоне среди ранних звёзд чётко выделялись похожие на ёлки силуэты пагод. Тардеш со словарём в руках заучивал список офицеров, выписывая их имена буквами вместо иероглифов.
Злата звонила из бассейна. Как всегда, небрежно-очаровательная, она ещё и только что сменила кожу, и выглядела в новой расцветке моложе лет на пять. Специально для Тардеша был включён верхний свет.
— Привет, — сказала она, почти гипнотизируя своими янтарными глазами: — Звоню попрощаться.
— Привет, — ответил Тардеш, ненадолго оторвавшись от списка. В дальнем углу он заметил огромную жабу в форме радиста, яростно семафорившую сигнал бедствия.
— Надеюсь, ты не вымыслил ещё один повод, чтобы задержать меня?
— Да нет, что ты. И потише — и так ходят слухи, что мы с тобой чуть ли не целуемся!..
— Ну, что-что, а мои поцелуи тебе не грозят, друг-драгонарий. Не хочу, чтобы ты стал синим и раздутым трупом.
— И тебе можно верить?
— М-м-м... В течение этого часа — наверное, да... — она положила свою голову на стоящий перед камерой стол, и, чуть прикрыв глаза, телепатировала:
«Бэла молвил — у тебя неприятности. Поведаешь мне?» — образ нарисованного кукольного Бэлы с большим мокрым от слёз платком, стоящим на коленях перед мудрой змеёй.
«Не стоит твоего внимания» — нарисованному Бэле вытерли слезы нарисованным платком и двумя пальцами заставили улыбаться.
«Это уже беда, или только проблема?» — большой злой демон с большим мечом и толпа маленьких злых демонят с факелами.
«Я справлюсь без твоей помощи, друг-аюта» — драгонарий в блестящих доспехах, шлеме с огромным гребнем и длинном плаще героически развевающимся по ветру на фоне заката.
«В чём дело, друг-командир?» — недоумевающая змея.
«Как всегда...» — миг памяти. Глаза принцессы на лестнице, её крыло и взгляд на галерее. Закрашено черными мазками.
«Ясненько. Я завсегда ж молвила — воздержание до добра не доводит» — сочувствующая змея, завязавшаяся бантиком, будто сложенные руки.
«Кто это говорит?!» — Тардеш даже улыбнулся.
«Ну, сравнил! Я же всё-таки порядочная девушка...» — змея превращается в элегантную брюнетку
«Которая боится мужчин...» — элегантная брюнетка, убегающая от толпы нарисованных Бэл.
«Вот уж не наговаривай. Я боюсь не мужчин, а всяких там мужчин! И без шуток про одноглазую змею» — Элегантная брюнетка сидит и пьёт чай за одним столиком с Бэлой. Очень культурно пьёт.
«Злата, ты сама — змея» — элегантная брюнетка снова змея.
«Я приличная змея, с двумя глазами, а не какое-то... брр...» — непристойная картинка.
«В телепатемах трудно скрывать тайны, помни об этом», — драгонарий в плаще и шлеме, грозящий пальцем.
«А что встыдился же? Ты — старый просоленный морской волк... и должен соответствовать!» — драгонарий превратился в просоленного небритого моряка в рваной тунике, обнимающего суккубу и апсару в какой-то магготской забегаловке.
«Вот апсары говорят, что если не будешь воздерживаться, быстро станешь старикашкой» — просоленный моряк оставил и суккубу и апсару, и, поплелся прочь, тряся жидкой бородёнкой.
«Ну-у... верить всяким апсарам... по крайней мере, в моих глазах — ты ещё не старикашка!» — бравый драгонарий в объятиях прекрасной золотистой змеи.
«Спасибо большое!» — драгонарий смотрит на золотую змею с сарказмом.
«Однако если бы все твои знакомые так знали твои мысли, как я!»
«Не надо, не подглядывай...»
«Поздно... Да... Прежде я не замечала в тебе склонностей до мазохизму...»
«К... к чему?!!»
— Знаешь, приятно так переглядываться, но мне пора! — вдруг невинным голосом прощебетала она, и, оттолкнув головой стул, сползла в бассейн. Изображение на экране сразу же погасло, сменившись надписью: «Корабль вне зоны досягаемости».
Этой же ночью Злата ему явилась во сне, и, подойдя близко-близко, шепнула, чуть ли не задевая языком ухо: «Не знаю, может ты, уже дошел до такой стадии, что разумных доводов не слушаешь, но ведь её кровь плавит сталь и без жара страсти ... Что же с тобою будет?» — и исчезла, разбудив.