Ещё не Аюта

Наземные силы

...Кадомацу приснилось, что она опять дома... Отцу привезли в подарок занимательную игрушку — механического самурая в полный рост. Все восхищались тонкой работой, восхваляли искусство и наблюдательность мастера, приметившего даже самые маленькие детали, а Золотой Министр заводил его ключом. Во сне Мацуко вошла как раз в тот момент, когда игрушка ожила. Со странным скрежетом она дёрнулась к императору, упала на колено в амальском поклоне, потом оглянулась, увидела принцессу, и, неожиданно обнажив оба меча, кинулась к ней со скрипучим боевым кличем. Демонессе пришлось защищаться неожиданно появившимся в её руках мечом, временами оказывающемся пикой.

Потом вдруг оказалось что игрушка — маленькая, не больше ладони, и она сражается с ней одним пальцем... Да и она сама тоже стала маленькой — не старше двенадцати лет, но почему-то ракшасом, но одетым в её платье... Мама — красивая и молодая, смотрела на неё как всегда, когда сильно огорчена — с лёгкой насмешкой, и с разочарованием говорила: «Жалко, что ты стала такой... Теперь ты сможешь выйти замуж за Тардеш-пашу, только в следующей жизни...». Потом откуда-то сбоку появилась почему-то взрослая, в отличие от всего остального, Весёлый Брод, и начала секретничать ей на ухо: «Раз уж так, то это платье не подойдёт к твоей коже. Надо взять более желтый оттенок! И вот, смотри, какой парик я тебе приготовила! Он скроет не только твою лысину, но и твои волосатые ушки!..» — Потом Мацуко поняла, что это сон, и проснулась.

Стояло удивительное безветрие, заглушенное шумом неумолимо двигавшейся мимо армии. Она стоптала весь красиво волнующийся ковыль в степи, и закованной в доспех рекой шла дальше — насколько хватало глаз, у горизонта уже заметно разделяясь на несколько рукавов.

Высоко, на полпути к горизонту, светило местное солнце — ослепительно яркая и маленькая — как Аматэрасу с Даэны, звезда, которой, однако, хватило сил, чтобы затмить ночные созвездия. Ни лун, ни соседней планеты не было видно, ни облачка в небе — только облака пыли над нескончаемыми головами за лагерным валом, да изредка пронзающие небеса со скоростью стрижей лёгкие корволанты разведчиков или одинокий вестовой.

Позади — на западе, уже не белела туманной грядой Стена Врат, она исчезла во время странного сна принцессы. Их лагерь был разбит на месте тех непонятных башенок, часть которых, несмотря на окрики и угрозы офицеров, уже пошла на обустройство быта. Редкие проснувшиеся солдаты не спеша, ходили по делам — даже мулла не торопился звать к молитве. Рядом с палаткой сидел Хасан, и, воткнув перед собой горящий факел, грелся у него, закрыв глаза.

— Ассалям алейкум. Холодно?! Дай погреться.

— Алейкум ассалям. Кайф. Но лучше будет, если костёр растопим.

— Костёр? Дров-то нет. Траву что ли жечь?

— Навозом растопим.

— Навозом?! Он же не горит...

— Ещё как горит, если сухой! Пошли, надо только взять чего-нибудь ненужное, чтобы хорошую вещь не портить.

— А ты знаешь, где здесь можно найти навоз?! И сухой?!

Хасан открыл один глаз:

— Естественно. Пошли, пока никто не догадался!

Они взяли на кухне, где Яван был «своим» мешок из-под угля и полезли на вал.

— Ну, и где здесь навоз?

— Тише, а то остальные услышат! Давай спрячемся за валом!

Хасан, тихо пробравшись в сторонку, долго ковырялся в земле, и потом, махнув длинной темной рукой, подозвал Явана:

— Давай, помогай!

— Что? Это?!

— Местных кобыл дерьмо, только осторожней, кто знает, что они перед этим жрали!

— А оно горит?!

— Я же золотарь или кто?! Что ещё в этой степи гореть может, как ты думаешь? Подставляй мешок!

Потом:

— Тихо, никому не говори, где мы это взяли. Может еще, и разбогатеем на этом. Давай, вернёмся по старой дороге, чтобы никто не догадался.

Мешок оказался тяжеленным и неудобным — не взвалить на спину. Острые края лепёшек кололи не хуже мечей, да и вес был тяжеловат даже для Явана.

Вдвоём, поминая и Аллаха и Иблиса, они дотащили всё-таки мешок до палатки, и всё от того же, не потухшего ещё факела, зажгли костёр. Понемногу собралась целая толпа, заинтересовавшаяся — где они нашли дрова?! Ну, и погреться заодно.

Хасан с Яваном хитрили вовсю, делая загадочные лица. Салах загодя спрятал мешок, могущий стать курицей, несущей золотые яйца, поглубже, но подошел Теймур и всё испортил:

— А, очерёт нашли! Хорошее дело. Ну-ка, ребятки, пошли-ка, наберём ещё — всё-таки холодно здесь...

— Что такое очерёт?

— Дерьмо лошадиное. Вон, в лагерном валу должно быть много — я видел, что Хасан в одно место складывал... А он же у меня золотарь — он в этом толк знает!

Так они и лишились своего «золотого телёнка»...

...Мамору встретил Тардеша со всей возможной торжественностью — при флагах, карауле и даже с музыкой. Сам он был наряжен безупречно и блеском доспехов даже затмевал драгонария.

— Добрый день, господин драгонарий, мы специально из-за вас не начинали сражения.

Призрак, не сходя со своего желтого Небесного Коня, оглядел поле боя:

— Ну и почему? Надо ли было так медлить?

— У нас стократное численное превосходство, господин драгонарий. Мы их растопчем, даже если просто маршем пройдём. А хотелось показать искусство.

— Ну, что ж, маршал, если вы так хотите... Можете начинать.

Принц поскакал вперёд, к вершине, и, взмахнув рукой с веером, подал знак. Застучали барабаны, выравнивающие своим ритмом шеренги, с холма быстро сбежали вестовые, у подножия спрыгнув с коней и подняв спрятанные в траве ящики раций. Передав приказ по радио, они бросили аппараты в траву (Тардеш аж поморщился), и флажками просигналили стоявшему на вершине принцу, что приказ отдан. Хихикающая Злата, принявшая для поездки человеческий облик, спрятала красное от смеха лицо в ладонях.

Послышались отдельные, напоминающие рёв горных потоков, слова команд на языке демонов.

Драгонарий оглянулся: за его спиной, на относительно большом участке поля, расчищенном от войск и посторонних предметов, словно аэродром, команды самураев складывали пока ещё непонятные конструкции из реек и бумаги. Меньше чем за одну барабанную тему они справились со сборкой и побежали по полю, разматывая почти невидимые отсюда бечёвки. А за ними чинно поднялись, и, потеряв ветер, опустились, огромные, устрашающе раскрашенные воздушные змеи.

Мамору прискакал обратно, и, заметив внимание адмирала, объяснил:

— А, это наши воздушные змеи.

— Зачем они вам? Дня наблюдения наших спутников недостаточно?

— Нет, мы туда сажаем копейщиков перед боем, чтобы им не пришлось тратить сил на подъём.

— Копейщиков? Но простите, я думал...

— Нет, у нас из-за этого, — принц выразительно расправил собственные крылья: — копейщики выполняют наступательную, а не оборонительную роль. Ну, скажем, это скорее лёгкая кавалерия, чем пикинёры нелетающих рас. Только вот крылья на взлёте и посадке устают очень сильно, поэтому мы их бережем, как можем.

— Понятно. Во что же выродились ваши лучники и меченосцы? Наверное, совсем ужас для врагов?

— Ну да, ужас, но не так, как вы себе представляете. Понимаете, мы в полёте не можем действовать руками, а когда машем руками — не можем летать. Поэтому лук и меч в небесах не особенно эффективны — вооруженному ими воину приходится садиться на землю, чтобы сражаться. А копьё — нисколько не теряет боевых качеств! Копейщики после войн моего отца стали ещё смертоносней — он ввёл новый доспех и нагинату. Ну, давайте, пойдём на вершину, лучники уже готовы.

Этой, последней фразой, принц так напомнил своего отца, что Тардеш даже улыбнулся невидимыми губами.

Опять взмах веером — передние ряды чётко расступились, пропуская лучников. Непривычно — разводя руками в стороны, они натянули тугие луки, и выпустили первые стрелы в небо. Стрелы так и не упали на землю, сколько бы Тардеш с телохранителями и штабом не смотрели.

— Вы знаете, — сказал после паузы драгонарий: — Для моего флота будет проблема, если они вышли на орбиту.

Боатенг усмехнулся.

— Да нет, — успокоил всех Мамору: — Это обычный перелёт. Вон, смотрите, у горизонта уже падают. Регулярные части пренебрегали тренировками на марше, вот и не сделали поправки на тяготение. Такое бывает.

— Вы отсюда видите стрелы, падающие у горизонта?!!!

— Конечно. Я же летающее существо, Нам положено хорошее зрение. Смотрите, сейчас они прицельнее выстрелят.

И действительно — прицельнее. Все кто был на вершинах вражеских холмов, скосило, как волосы — бритвой. А потом ещё залп, ещё, ещё... Тардеш посмотрел в бинокль, а потом кивнул подоспевшему к нему Кверкешу:

— Гляньте. Пожалуй, с такой артиллерией нам и автоматы не понадобятся, легат.

Тот посмотрел, и крякнул:

— Да... Действительно — артиллерия.

Тардеш поднял бинокль ещё раз. Стрелы демонов, хоть и не особенно меткие, обладали ужасающей пробивной силой — закованных в сталь и титан всадников — навылет, иногда вместе с лошадью. Прямо на глазах у драгонария одной стрелой пронзило двоих друг за другом, и третий свалился за ними, держась за короткое оперение.

— А теперь — копейщики, — сказал Мамору.

В воздух за их спинами уже парили десятки змеев, увешанные, словно разноцветными виноградинками, солдатами, сигнал — и, сорвавшись со своих мест, они со свистом и диким кличем пролетели над головами, там, в холмах, добивая тех, кто уцелел.

Тардеш чуть голову не открутил, следя за атакой.

— А теперь — меченосцы!

Лучники расступились, и сквозь их ряды, сначала мерным шагом, а потом, всё ускоряясь (как и ритм барабанов), и расправляя крылья, выбежали воины, вооруженные двуручными мечами.

— Слушайте, маршал, может не надо? Они и так уже бегут! — взмолился драгонарий.

— Но, Тардеш-доно, я хочу вам все войска показать в деле! Сейчас я пущу с флангов кавалерию — окружать и добивать бегущих!

— Ладно, — согласился Тардеш. Чем бы дитё не тешилось...

Самураи, перелетев поле, ещё на высоте нескольких ростов сложили крылья и обнажили мечи, с небес рухнув на вражеские позиции. Очень смело.

— Решено, — сказал драгонарий: — Я считал это рискованным, но ваши солдаты сильнее, чем я ожидал. Поэтому, товарищ принц, Злата — чтобы пропустить Бэлу, мы уведём с Дороги Демонов тяжелые колесницы и артиллерию людей, вместе с их обозом. Вы, похоже, справитесь и одними мечами...