Ещё не Аюта

Гостеприимство

...Императрица Ритто еле закончила допрос очередной служанки и совершенно без сил рухнула на подушки в своих покоях.

Озабоченный Сэнсей подошел к ней:

— Может быть, хватит на сегодня, Цецег? Ты сама на себя не похожа.

— Нет, нельзя. Время против нас. Они успеют сговориться. Да и не так уж много осталось...

— Ну, за Дни Удаления уже бы устели несколько раз, ты зря себя мучаешь. Ладно, чтобы только тебя успокоить — дай, я закончу допросы...

— Нет, дорогой, извини, но здесь я тебе не доверяю. Ты ведь соврёшь, потому, что мы, выявив, казним шпиона. А сколько я тебя знаю — ты всегда препятствовал любому убийству.

— Может ты и права. Мне много смертей пришлось повидать, прежде, чем я отрёкся от мира. Скорей всего, я бы так и поступил.

— Вот видишь? А ты говоришь: «доверяй тебе», — императрица попыталась встать, но охнула, покачнулась, ухватившись за ковёр на стене, и, упав обратно, сказала сдавленным голосом: — Ты прав. Я, скорее всего, опоздала. Разгоняй их. Совсем ноги не держат, — и, тяжело дыша, начала быстро-быстро обмахиваться веером.

Сэнсей вышел, отдав приказания, а когда вернулся, застал её сидящей за столом с кистью в руках.

— Что ты делаешь?

— Структурную формулу рисую. Вот смотри: «якорные кольца» безусловно, присутствуют...

— Извини, я тут профан. У нас другая химия и те формулы, что я знаю, даже выглядят по-другому. Даже представить не могу.

— Ну, ты хоть понимаешь, на что я намекаю?

— Воспользоваться магией, уменьшиться до размеров атома и посмотреть на молекулу своими глазами?! Прости, а если у тебя опять припадок случится?!

— Ну, не надо, не обижай бедную маленькую императрицу! Я служанку позову.

— Я не обижаю, я боюсь за тебя. Служанок ты только что запугала до смерти. Посмотри в зеркало — ведь всем видно, что ты больна.

— Это не болезнь, друг мой, это старость. Каждой женщине положен предел её красоты, и я, увы, уже его достигла.

— Тем более!!! И нечего себя переутомлять напрасными тревогами, отдохни, прими лечебные ванны, или, там, лекарства, ну, неужели тебя твои ламы не научили с климаксом бороться?

Мать Кадомацу попыталась возразить, но, всё-таки убеждённая настойчивой заботой старого друга, занялась своим здоровьем. Правда, достаточно времени ей не дали — вскоре под шум не приглушенных моторов и встревоженные крики, на взлётную площадку дворца стали садиться, чтобы снова взлететь, и уйти за городскую стену, нескончаемые летучие корабли с войсками. В Девятивратном Дворце поднялась невообразимая суматоха, и, чтоб прекратить это сумасшествие, хозяйке пришлось лично вызвать к себе обоих начальников охраны, и строго приказать им навести порядок. Но тут вдруг пронёсся слух о прибытии императора, и весь кавардак начался снова. Прилегшей было императрице, пришлось опять лично проследить за наведением чистоты к приходу мужа, а потом и самой заняться собственной внешностью, наконец-то прибегнув к помощи фрейлин.

Потом казалось, что все усилия напрасны — так долго никто не появлялся, и столько было ложных тревог, что, когда действительно стал снижаться корабль Итиро, Ритто и не сразу вышла.

Летучий корабль уже разворачивался, готовый, как только разгрузят, сразу уйти в свой ангар, когда, под ветер на лётном поле, нещадно обмахиваясь веером, вышла запоздалая императрица в сопровождении своих и дочерних фрейлин. К счастью, никто не заметил её задержки, видать, занятые процедурами посадки самолёта.

Но вот корабль остановился, в борту открылась — неожиданно — дверь запасного выхода, и оттуда, немного растрёпанная, выскочила невысокая младшая дочь, и, подбежав к матери, спряталась за её спину с такими словами:

— Ой, мама, спаси меня от этого чуда-юда!

Недоумевающая императрица посмотрела на как раз выходящего Тардеша.

— Его, что ли?

— Нет-нет-нет! — мило упершись подбородком ей в плечо, пропищала дочка: — Это Тардеш-доно, он сама галантность и очарование, хоть и призрак. От него! — и так же, через плечо, указала пальцем, как ребёнок.

На пандус, уже сменивший закопченные доспехи и оружие на летящую накидку, и модные штаны, выходил Эйро.

— Ты знала? — спросила Мацуко у матери, с неожиданной силой, в казалось, таких маленьких руках, развернув её к себе лицом.

Так близко глаза в глаза не могла лгать даже Белая Императрица

— Но дочка... Прости... Сам Сэнсей...

— И Сэнсей?! — святой выбрал момент некстати, чтобы материализоваться: — Вы все были заодно?!

— Ох, дочка, в самом деле... — дочка не стала дожидаться объяснений, а, увидев, что наместник Нагадо заметил её, отпустила мать и бросилась бегом к своим фрейлинам. Императрица сломала веер.

— Друг мой! — елейным голосом обратилась она к невозмутимо наблюдавшему за девчачьим переполохом бодхисаттве: — Ты доволен?! Это и есть счастье, которого ты желаешь смертным?!

— Это не так страшно как ты вообразила. Обещаю, что всё устроится лучше, чем ты даже мечтала.

— Лучше? Да на его лицо-то глядеть противно! Не мужик и не баба! Что может устроиться с этим безродным!

— Не лучше и не хуже других, Цецег. Не стоит обид и возмущений. Чтобы достичь Просветления нужно прожить множество жизней в следовании обычаям...

Мацуко, полная обид и возмущений, очень даже громко жаловалась на жизнь и следование обычаям, под сочувственные вздохи поддакивающих фрейлин. Мать, полуобернувшись, с опасным прищуром ацетиленовых глаз наблюдала за ними, но потом, вздохнув, с облегчением обменяла свой сломанный веер на новый, и, поймав какую-то из её потаскушек-суккуб, жестко приказала уводить дочь. А Сэнсей уже сам вмешался в разговор меж Тардешем и Императором, к вечеру заработав упрёк белокожей императрицы: «Что тебе, святому, понадобилось меж этих двух вояк?», на что отвечал: «Я ведь когда-то и сам был воякой не меньшим, Цецег...». Но это потом, а сейчас, мать невесты с достоинством откланялась перед призраком:

— Добро пожаловать в Девятивратный Дворец, господин полководец.

— Благодарствую, радушная хозяйка, — отвечал тот, очевидно уже знавший, что она говорит на его языке значительно лучше своей дочери:

— Я, признаться, подумал, что вы старшая сестра нашей прекрасноликой спутницы, если бы ваш муж не разуверял меня в обратном.

— Да что вы, — кокетливо ответила она, из скромности розовея:

— Негоже говорить комплимент замужней женщине в моём возрасте.

— Женщине всегда надо говорить комплименты, сколько бы лет и мужей у неё не было.

— Знаете, моя дочь была права, представив вас, как «саму Галантность». А пока, извините, можно я украду у вас своего мужа?

— Такой женщине — всё можно, — ответил Тардеш, не подумав. А, когда императрица и император скрылись, о чём-то беседуя, рассеяно огляделся — провожатого для дорогого гостя оставить почему-то все позабыли. Стоявший рядом Эйро тоже подзадержался и, переглянувшись со следовавшим за ним стариком-самураем, наконец, решился и негромко кашлянул. Телохранитель-бхута что следил за ним давно, предупредил хозяина и открыто взял нарушителя на прицел. Кирэюмэ сделал шаг навстречу и поднял руки, демонстрируя отсутствие враждебных намерений:

— Простите, тейтоку-доно, можно с вами поговорить без свидетелей?! — его амальский был безупречен.

— Не бойтесь, — фыркнул Тардеш: — Я не злопамятный, и думаю, что с вас хватит бед на сегодня.

— Только пара слов. У нас нет техники, записывающей голоса, поэтому вдали от стен можно разговаривать безопасно.

— Ценное замечание, — поблагодарил Тардеш: — Спасибо.

«Хотя, конечно вариант с покупными приборами с Джаханаля или даже телепатом-сиддхой он даже не берёт в расчет».

— Дальняя связь у нас недавно. Говорят, вы можете её слышать?

— Да неужели?

«Забавная техническая деталь. Перехват радиосообщения — для них что-то невероятное?»

— Диспетчер «Ушастой Башни» космодрома не давал нам никаких указаний насчёт запретной для полёта зоны. Наоборот, нас до последнего вели на поле.

— И с чего я должен вам верить?

Демон пожал крыльями, сунув руки в карманы:

— Можете не верить. Послушайте радиопереговоры и сделайте вывод сами.

И свистнув сидевшим возле корабля музыкантам, которых никуда не пускали, вальяжно пошел прочь, в раскрытый зев перехода, ведущего в незнакомые призраку дворцовые лабиринты...

Тардеш задумчиво проводил его взглядом. Вот ещё одна переменная, с которой бы не хотелось сводить знакомство. И, невесело окинув взглядом громаду дворца, спросил у оставшихся с ним бхут:

— Ну вот, Боатенг... помнишь, что Партия говорит нам о варварских нравах? Похоже, это они, самые... как думаешь, с которой попытки мы найдём свои комнаты?..

...Цааганцецег легонько подтолкнула мужа в спину, и, сложив веер, недобрым тоном начала:

— Ну что, дорогой, доволен результатом?

— Перестань, — попытался пропустить мимо порыв её гнева государь.

— Это чучело! Которое ты прочишь в мужья Малышке. Как оно пролезло во Дворец?! Почему оно здесь?!!!

— А, это временно. Он подписал довольно кабальные условия, так что не посмеет. Знаешь, на нем уже второе покушение. Так что здесь ему лучше даже не дышать...

— Второе покушение? И Нагадо и Акамори ещё не ядерное пепелище?! Ты лицо Малышки видел?

— Ну не рассказывай. Всю дорогу её слушал! Разозлилась, конечно, но переносит известие нормально. Пару раз поцелуются, и она все страхи забудет.

— «Нормально»?!!! О Будда, зачем ты создал мужчин такими глупыми! Да даже меня всю выворачивает, как только подумаю, что это чудище будет целовать мою дочь! А что с Малышкой творится, ты подумал?

— Не буду я начинать гражданскую войну из-за страхов дочери. Тем более, после последних известий в Акамори сидят тише воды и ниже травы и медленно седеют. Кстати, эта твоя дочь всю дорогу преотвратно себя вела, дерзила, не слушалась, меня позорила. А я ведь как раз хотел сделать как лучше.

— «Как лучше»! Да любая женщина с ума сойдёт, как увидит, что её за убийцу выдают!

— Старшую дочь выдали за идиота.

— Малышка — не старшая!

— Она сильнее. Я видел её в Нагадо — она та, кто сможет справиться.

— Ты с ума сошел! Ты говоришь о своей дочери! Немедленно переиграй всё обратно, а выборами жениха я сама займусь!

— Дорогая, ну некем переигрывать. Хакамада и без него сидит в печёнках, надо стреножить этот клан пока не поздно. Я... попытался подстроить ему несчастный случай на космодроме, но адмирал призраков оказался милосерден.

— Как с послом?! — императрица оглянулась, проверяя, слышит ли призрак. Тот был далеко и беседовал с бастардом.

— Да, да, слухи о незаконно построенном корабле оказались правдой. Я приказал ему идти на космодром, собрав всю свиту. Старый Хакамада бы ничего не заподозрил, если бы призраки выстрелили раньше. А потом Малышку в траур и на учёбу, Нагадо забрать, армию — призракам на убой. И никаких свадеб. Ты думала, я просто так отдам любимую дочь безродному приёмышу?!

— Но сейчас ты отдаёшь!

— Не получилось. Воля богов, не иначе. Придётся и младшей дочери послужить государству... и я правда этого не хотел, любимая...

— А если бастард что-то с ней сделает?! Он же припадочный, как и я, а ты видел, что бывает!

— Знаю, знаю.... перестань считать меня бессердечным! Но больше нет вариантов на него — теперь старик может что-то заподозрить, теперь уже нужна свадьба. Нужно ломать этот молодой росток, пока он не вырос в могучий дуб, и женщина — лучший способ.

— Малышка тебе — не «женщина» и не «способ»! Что ты обещал мне?! Любую фрейлину возьми — Весёлый Брод давно пора пристроить!

— Это надо. Чтобы она стала наследницей Хакамады. Чтобы обойти вашу застарелую болячку с Мамору. Это изящный ход, если всё получится... И да, наша дочь уже женщина. И как все мы, тоже должна служить Империи... жертвуя и судьбой, и мечтами. Сэнсей знал, что говорить.

— Да Сэнсей сам... — она вдруг резко раскрыла веер, и, обмахиваясь им, по-другому закончила фразу:

— Ладно. Даю вам срока неделю. Если не уломаете Малышку за это время... в Акамори сложат самую страшную сказку про Белую Императрицу.

...Первые несколько минут, окружив грустную Мацуко живой ширмой из нарядных рукавов и красивых вееров, ей вообще ничего не давали сказать. Фрейлины-подружки, поймав её в тесный круг теплых ладошек и объятий, пытались веселыми голосами развеять её тяжелое настроение, и, взахлёб, перебивая друг друга, рассказывали ей последние новости. Как всегда тихая, Чёртов Угол, рассеяно перебирала её правую сторону головы, а слева, буквально на ухе, висела Весёлый Брод, и шепотом рассказывала жгучие подробности только что прозвучавших сплетен про общих знакомых. Как-то потускневшая в обществе той, У-дайнагон с улыбкой счастья на лице молча тянула принцессу за рукав, чтобы поведать какой-то секрет, а новенькая среди них Мико Кавабато о чём-то просила, протягивая почти под нос новенькие веера, но и её голос тонул во всеобщем гвалте.

Понемногу, всё-таки они успокоились. Кое-чьи желания — например, желание Чёртов Угол причесать её тут же, на поле, она смогла удовлетворить, кое-с чем пообещала разобраться позже, а на большую часть сделала знак «молчать», ибо весь этот шум уже вызывал у неё головную боль, несмотря на то, что она по нему и соскучилась.

Притихшие подруги собрались в тесный кружок, и тогда она им и рассказала, что её не отпускают в школу Майи. Ответом был всеобщий гул недовольства.

— Недостойно Небесного Государя, так обманывать!

— От тебя ли я слышу крамольные речи?

— Ведь обещали же...

— А может быть, они хотят тебя в другой год отправить?

— Нет, — горько улыбнувшись, отвечала всем им Кадомацу: — Отец боится, что там на меня опять может быть совершено покушение.

— Ну, будто ты за себя постоять не сможешь!

— В самом деле!

— А что именно говорит Небесный Государь, Ваше Высочество?

— Он хочет выдать меня замуж, — принцесса тяжко вздохнула, и продолжила: — И нашел мне в мужья столь редкостного урода, что и в кошмарах не приснится!

— А где он?

— А кто он?

— И ты его видела?

— А ты ему понравилась?

— Неужто, в самом деле, урод?!

— Ещё какой! — принцесса выдвинула челюсть вперёд и показала: — Вот такой! И клыки до самого носа! — всеобщий хохот был ей ответом.

— Так кто же?

— Мы его знаем?!

— Господин наместник Нагадо, — вздохнула дочь Императора, и, взмахнув рукой, показала веером на ненавистного гостя.

— Бастард Хакамады? — оглянулись все, кто прикрывшись рукавами, кто веером, а кто — наоборот, приподняв вуаль.

— Ну, он вовсе не такой урод, — сразу прищурившись, оценили его стати самые смелые.

— Он псих! Убийца! И зачем тебя за него?! — заголосили наперебой самые пугливые.

— Где это видано, чтобы вместо сватов убийц посылать?! — возмутились самые правдивые.

— Да потом ещё и принимать такое сватовство! — вынесли приговор самые строгие.

— Это папа решил, что вы на меня так смотрите!

— А мы, думая о Небесном государе, так и смотрим!

— Но всё-таки... господин Наместник Нагадо... только не тебя ему, милая...

— Он же свою жену убил!

— Говорят, наговаривают на него, и вовсе не убивал.

— Мне папа сказал, что всё правда!

— Ладно-ладно... Ой, он сюда идёт!

— Это был он. Только никому не рассказывайте! — пригрозила она пальцем подружкам, и, развернувшись, поспешила прочь от него подальше.

— Тогда зачем тебя выдавать замуж за него, если он уже пытался?! — пытались догнать её подруги.

— За какого-то безродного!

— Он всего лишь приёмыш. Ты большего стоишь!

— Он теперь законный сын Хакамады. Разрешили и фамилию и цвета! — обиженно сказала Её Высочество, остановившись и стараясь избегать лиц подруг.

— Законный?! Не бастард?! Но тогда это всё меняет! — забежала впереди неё Фу-но найси.

— Что там может поменять, ты, глупая! — зашикали на неё остальные догнавшие фрейлины.

— Они теперь и пикнуть не могут, чтобы это боком не вышло всему клану! Ведь старший наследник Хакамады — сам Принц-Самурай!

— Да ты шутишь, — оглянулась с надеждой, пытавшаяся было пройти мимо Её Высочество.

— Через Первую Императрицу же! Если Старый Хакамада лишится приемного сына, то его земли, богатства и вассалы достаются Императору! — торопилась подруга, сверкая синими глазами: — А если его наследник виновен в покушении на Высочайшую Фамилию — то весь клан могут казнить сразу и сейчас.

— Неужели законы столь жестоки?

— Принцу Мамору перейдут все владения и титулы. Тех, кто откажется — разбомбят с воздушных кораблей. И всё, не будет больше фамилии Хакамада.

— В каком же он опасном положении!

— Да, и при этом мы можем делать с ним что угодно!

— Ух ты!

— Оказывается, что и от дурочки может быть толк!

— Сама дурочка!

— Знаете, что мы с ним сделаем! — заговорщицким тоном предложила первой отсмеявшаяся Весёлый Брод:

— Заманим его на нашу половину, а потом все вместе искупаем в Дворцовом Ручье! Или вот, моём стиле решение: давайте все его трогать, когда он будет проходить мимо. Он и забудет, к кому жениться приехал!

— Не думаю, что это понравится моему мужу, Кико-тян.

— Ну не нравится — так не надо. Тебя и не просят. Может, сама, что лучше предложишь?

— Искупать это хорошо, но как бы он после этого он не посчитал нас обязанными ему... Можно стишок про него сочинить и пустить по рукам.

— Стихи — это мелко! Надо что-нибудь грандиозное...

— Это почему это стихи — мелко? — обиженно вступилась за свою стихию У-дайнагон: — Да дайте мне время, я такой пасквиль на него напишу, он не то, что о нашей госпоже, вообще о женщинах забудет!

— Ладно. Ладно. Ёко, давай, дерзай. И все-все-все, ещё ближе, подавайте идеи, помогайте!

И подружки, почти закрывая сами себе свет головами, во всё теснеющем кругу начали вынашивать планы «страшной мести».

...Спустя несколько дней императрица сумела-таки поймать Сэнсея на одной из верхних галерей:

— Ты куда это пропал так надолго? — спросила она его в уходящую спину.

Святой остановился, зацепившись рукой за одну из статуй на Сорочьей лестнице, и, не обернувшись, ответил полусловом:

— Дела...

— Какие ещё дела?

Он обернулся, печальный:

— Ухожу же я от вас. Пора. Следующие круги Ада, другие страждущие. Ходил знакомиться.

— Уходишь... — глаза Императрицы потускли, но она снова подняла взгляд: — Ну, и как?

— Опять достойные лучшего души среди грешников. Кстати Кирэюмэ... Он ведь всегда только в своих покоях обедает?!

— Да... хотя, точно, не уверена.

— И не выходит особенно?!

— Особенно?! Да, но не понимаю...

— Вот. Не давайте ему засиживаться там и шляться без надзору. Найдите причину, пусть на виду будет... ну, скажем — пригласите его на пир, праздник, хоть в карты играть. Как раз праздник полнолуния — и чтобы Малышка там была... Поверь, его лучше не избегать, а следить в оба...

— Я вообще не понимаю идеи со свадьбой. Удавить или отравить — и будь что будет. Весь мир не стоит волоска моей дочери.

— Нет-нет, его трогать нельзя. Верь своему мужу, он всё сделал правильно. А вот следить — нужно. Пусть Малышка тоже займётся, будет ей занятие...

— Я обещала его отравить, к концу этой недели, знаешь?

— Откуда я знаю, если меня не было? Не пытайся, не выйдет. Ему суждено умереть в Нагадо, а не здесь.

Белокожая Императрица печально отвела взгляд ацетиленовых глаз:

— Значит, не судьба... А что говорит твоя мудрость о судьбе моей дочери? Она будет счастлива?

— Счастье и несчастье субъективно, я иногда даже горестные события мы воспринимаем с радостью, а радостные — с печалью.

— Я говорила, что не понимаю таких условностей, — вспыхнула яркими глазами демонесса: — Боль есть боль, радость есть радость!

— Женщина, а боль от родов — к радости или печали? А радость от опьянения? Не окончится ли горем? — он сильно погрустнел: — В этом причина того, что я так слеп в угадывании судьбы. Но, может и хорошо? Было бы страшно видеть своих друзей — марионетками в руках неумолимого времени...

— Так что ты видишь теперь? — вздохнула она с надеждой.

— То же что говорил раньше. Жаль, Малышка не успела выучиться, поэтому придется больше опасаться шпионов. Но ты с этим справишься. А потом и она сама научится. Дальше... не волнуйся. Престол Империи перейдёт к достойному.

— Слушай, я за Малышку беспокоюсь сильно. Ты её ещё не видел? Мы ей с Мамору встречаться не даём, но, слушай, она так заметно располнела! Может, сам посмотришь, как время будет? Я ей пыталась живот прощупать, но ведь она теперь нас с отцом к себе не подпускает!

— Не думаю, что твои подозрения оправданы. Времени ещё достаточно не прошло, чтобы была причина полнеть... может, форму потеряла, перестала летать. Хотя... не за неделю же... — он задумался и посмотрел на статую, за которую держится — это оказалась сидящая полуобнаженная суккуба, и его рука опиралась о складки каменных одежд, где-то в районе поясницы: — Что вы так к Мамору привязались? Это ведь голая... теория — может, ничего и нет на самом деле...

— Дай-то боже, чтоб это было неправда! Можешь мне не верить — но я люблю свою дочь, и не желаю ей судьбы, которую мы подозреваем.

— Я знаю, что ты её любишь. Господи, ну вспомни кто твоя дочь! Если она и прикасалась к мужчине, то только кулаком или сапогами! (Императрица улыбнулась) Или что там на ней сейчас... сандалии?! Лучше найди кого-нибудь, кто ей симпатичен. Кого-нибудь из старых друзей, друзей детства. Я слишком перестарался, воспитывая из неё мальчишку. Пора ей стать женщиной, и лучше не благодаря Наместнику Нагато.

— Есть хороший парень... правда, он простолюдин... ой, что с тобой!

— Просто устал. Совсем ноги не держат... Представляешь — почти две версты от саблезубого тигра бежал!.. — он ещё раз посмотрел на статую, о которую опирался и убрал руку: — Извини, я пойду, прилягу...