Ещё не Аюта

Милосердие

На следующий день местность изменилась — кирпично-оранжевая пустошь сменилась цивилизованным районом, за оградой лагерей виднелись заброшенные лачуги, грустно глядевшие на мир пустыми глазницами окон. Такие же, только более обжитые, стали попадаться и внутри лагерей — их обычно занимали для офицеров или под склады. Переходом дальше — и сельский пейзаж перешел в городской, гордо возвышавшийся над стенами полуразрушенными пальцами небоскрёбов.

И везде — картина запустения и смерти, вызванной когда-то обрушившимся на это место ядерным ураганом. Теймур предупреждал их, чтобы не трогали лишний раз то, что здесь валяется — да засыпавшие все улицы и этажи домов черепа и кости, мёртвенно светившиеся в сумерках, которыми какие-то шутники даже украшали ворота и стены, были гораздо более действенным напоминанием. Яван с Хасаном и Салахом по приказу делали вылазки в город за стройматериалами, и видела ужасающиеся картины — миллионы скелетов демонов, застигнутых смертью в своих повседневных делах — на прогулке, работе, занятиях искусством, в семейных радостях... Целая улица разбросанных обломков костей тех, кого смерть застигла в полёте — и над нею, увешанная гроздьями безногих скелетов уличная решетка — те, кто умер не сразу...

Они с Хасаном выламывали кирпичи из стены, в которую на высоте пятого этажа была вплавлена целая группа переломанных скелетов — в основном детских, может быть, какая-то бывшая счастливая семья... Пришлось лезть по обрушенной решетке и карабкаться по верхним этажам — ниже, под костяными гроздьями смерти, никто не смог заставить себя работать. Салах, хоть и бездельничал, но донести помог...

В тот же вечер, Теймур нашел новый предмет для занятий:

— Копьё! — по рядам прошел нервный смешок: — Покажите-ка мне свои пики... Сожмите их покрепче в ладонях. Обнимите. А теперь запомните — вот ваша мама, сестра, наложница, жена, подружка и дружок на всю войну.

Кто-то сделал неприличные жесты, взяв копьё между ног. Строй хохотнул, появились подражатели.

— Пока вы знаете две позиции со своей милашкой: «на караул» и «на плечо» (он показал) А вот позиции «между ног» я не учил. Давайте на следующих построениях попробуем её? Ты ведь в первом ряду стоишь?! — ряды свалились от гогота: — И каждый, кто не попадёт копьём ему в очко, будет шагать по плацу до обеда... — негромким голосом перекрыл хохочущую сотню Теймур.

Когда успокоились, он продолжил:

— А теперь запомним настоящие позы любви: «наизготовку» и «к бою». Ха-ха, думаете, в чём разница? «Наизготовку» — вы берёте только в первом ряду и вне строя, а «к бою» — только в строю и только вторые ряды. Смотрите — сотник подошел к Явану и положил его пику на плечо впередистоящего: — Вот так. Таким образом, вы не только получаете возможность атаковать, но и защищаете лицо своего товарища. Поняли? Итак! На пле-чо! На караул! Наизготовку! К бою!

С последними-то приказами проблем не было — сотня стала гораздо понятливее, чем раньше, но первые-то две команды никто прежде не слышал, и это оказалось непосильной ношей для разума, хотя по-уставному держать копья они все не раз тренировались во время шагистики. Каждый изобразил собственное понимание «на плечо» и «на караул», к немалому бешенству Теймура.

Тот вывел вперёд Явана — как самого понятливого из всех, и на его примере показал все позиции:

— А теперь запомните новый приём, это главное что пригодится вам на настоящей войне. Копейный строй, позиция к бою — это всё когда мы преследуем противника, когда он как баба бежит от нас, а мы готовенькие прицеливаемся ему, куда мужику положено. Но от нас враг чаще не бежит, а наоборот — бросается очертя голову, ища настоящей мужской любви. Поэтому надо достойно встретить. «К обороне»! — по команде, копьё упереть древком в землю позади себя, и ближайшей ногой наступаем на него. Правильно, Яван! Молодец! Ну, так запомните — в такую стойку встают только первые ряды, или те, кто остался вне строя! А так же — фланговые, каждый в сторону своего фланга. Остальные делают «к бою» — иначе они заколют впередистоящих. Как первый рад убивают, следующие должны враз же стать к «обороне». Яван, вернись. По моей команде, первые ряды ложатся, вторые занимают их место, и так далее. Ну-ка, к обороне!

Все, кроме Явана, легли. Ну и он, немного погодя — тоже, чтоб не выглядеть единственным дураком.

— Встать! Я что сказал, «ложись»?! Я научу вас исполнять команды! Слушай снова...

— Теймур-ата, а если на нас не кавалерия, а слоны или другие чудовища пойдут? Тогда как строиться? — спросила под конец муштры дочь императора, зная про подвох.

— Ну, тогда по-другому, да. Это первый строй становится «раком», второй упирает копья в землю, и ногами им на спину, а третий к обороне между их копьями. Ну, этому пока вас учить рано — вот встретим слонов, начнём.

Недовольный гул строя на этот раз был направлен на Явана.

...На следующем привале Теймур наконец-то вздумал обучать их приёму «коли». Тренировочным снарядом служил мешок с укреплённым поверх черепом демона.

— Смотри, молодцы! Вот так надо врага на своё копьё подсаживать. Запомните, это не грабли, нечего ими размахивать, коли — и всё! А чтоб колоть, как следует, выжимай древко, как свои шаровары! Теперь по одному подходи и показывай, давай, Яван, ты первый. Коли!..

...Ещё одна остановка — их учили колоть строем. Уже четверть сотни мешков качалось под перекладиной, и, под барабанный бой, все сотни полка синхронно кололи эти бессловесные жертвы. Потом, на вбитых в землю чурбаках оттачивали приёмы против огражденных щитом противников — первый ряд должен оттащить в сторону щит, а второй — колоть. Мацуко подумала-подумала и сказала Хасану, что при такой тактике первый ряд — совершенные покойники. Ведь во второй руке обычно меч или копьё. Хасан сначала не понял:

— Тебе что больше всех надо? Вон старослужащие тебе до сих пор не простили и драку, а ты про строй на слонов заикнулся. А теперь... нафиг, а? Всё равно заставят! — они опять маршировали рядом, покидая мёртвый город, и вдали уже виднелся белый туман очередного перехода между мирами.

— Нет, ты не понял, смотри: в идеале передний отодвигает щит, а я, то есть второй, быстро колю под него. Так?

— Ну и чем ты недоволен?

— Ну, где ты видел солдат, что с одним щитом бегают. Я говорил про вторую руку. Я бы, на месте этого щитоносца, вместе со щитом бы поднял меч и проткнул бы и первого и второго.

— Мудришь, Яван...

— Нет, вот погоди, будет привал — покажу.

— Ай, показывай-не показывай, — Хасан махнул рукой: — Если поперёк строя думать, так, то что... — внезапно сзади разлился жемчужный свет: — Что это такое?

Все задрали головы. Ослепительно блестящая, как драгоценная бусина в ожерелье, над ниткой армии промчалась вимана — корабль, на котором Сэнсей прибыл в Край Последнего Рассвета. Принцесса Кадомацу сразу узнала его, и вздрогнула от испуга, когда аппарат промчался над головой. Но, вроде пронесло. Слегка пульсируя, воздушная колесница пролетела мимо — к зыбкому выходу с планеты.

— Видал, Яван?

— Ага.

— Что это, как думаешь?

— Корабль, на котором путешествуют пророки и ангелы. Я видел один такой в столице.

— Это, наверное, пророк, который жену наместника воспитывал, — с видом знатока изрёк Теймур.

— Смотри-ка, возвращается!..

И вправду — сделав невероятный для любого летучего средства, сделанного не в Раю, разворот назад — без паузы, без виража, просто с такой же скоростью назад, корабль вернулся к 26-му полку, завис над пятой сотней, осветил её слепящим лучом прожектора, и из сияния вдруг возникла старческая рука, крепко схватила Явана за кушак и втащила внутрь!

Мацуко даже охнуть не успела, как оказалась лицом к лицу с Сэнсеем. Она пыталась изобразить недоумение, даже чего-то такое сказала, но бодхисаттва небрежным щелчком пальцев содрал с неё иллюзию ракшаса.

Одежда вспыхнула и сгорела. Принцесса, пунцовая от обиды и гнева, упала на колени, прикрывая рукой грудь, с которой посыпались распутавшиеся бинты.

— Так вот ты где развлекаешься, негодяйка!

— Не называйте меня так, господин наставник...

— А как ещё тебя называть?! Отец твой с ума сходит — чуть не переказнил половину прислуги, мать, наверное, уже сошла — три дня подряд припадки друг за другом, свита твоя весь город и окрестности на уши поставила, тебя ища, даже я сам чуть сердца не лишился от огорчения — а ты, значит, вот где веселишься!

— Нет, господин наставник, это вовсе не веселье...

— Дурочка! Нашла время для приключений! Когда один неверный шаг — и всё государство погибнет!..

— Это не приключение, Учитель...

-... сегодня же поедем домой, сначала довезём письмо до Мамору, потом... Почему не приключение?! Что, тебя разве силой забрали?!

— Нет, Учитель... Я... я влюбилась! — выпалила девушка и спрятала плачущее лицо в ладонях, забыв про голую грудь: — Влюбилась так, могила милее того замужества, так, что я пойду хоть в Ад, хоть в Рай, хоть по лезвиям мечей — за моим любимым!

Ответ застрял у бодхисаттвы в горле. Несколько минут в залитой светом каюте корабля небожителей раздавались лишь девичьи рыдания.

— Бедная Малышка... — святой опустился рядом с ней на корточки: — Кто это, что за счастливчик?! Надеюсь, какой-нибудь самурай, а не один из этих... — он кивнул сквозь прозрачную стену на марширующих под ними ракшасов: — Знаешь, теперь ведь всё можно обустроить и мирным способом — твоя свадьба официально отменена, так как после ночи с твоей Ануш и наместник Нагадо и его сын до сих пор находятся в состоянии блаженной прострации, а их эрекция, не будь они под неусыпным вниманием их родственников, сумела бы удовлетворить не один десяток женщин. Жестоко вы с ребёнком-то... Может потом вредно сказаться на развитии.

Кадомацу слабо улыбнулась. Странно, а ведь сына-то... или он тоже тогда был?!

— Ну, так кто он? Кого мне забрать вторым в этот корабль? Имя?

Она несколько раз глубоко вздохнула.

— Тардеш-сама! — и подняла взгляд, полный глубокого и отчаянного ожидания.

Сэнсей долго-долго приглядывался к своей любимой ученице:

— Даже не знаю, что сказать. Ты не шутишь, серьёзно?!

— Да! Это за ним я следую, это его я вижу во снах — когда у меня ещё есть сновидения, это ему я готова отдать свою руку, сердце, и всю себя саму, когда и как бы этого он ни попросил! — она закончила шепотом, как молитву, с закрытыми глазами, признаваясь в необоримой силе несущих её чувств скорее самой себе, чем наставнику...

— Бедная, глупая девочка! Да ты хоть знаешь, на что себя обрекаешь?! Нет... здесь ни я, ни вся магия Вселенной не сможет вам помочь — слишком велика разница. Ответь, что тебе милее — эта любовь, на которую ты никогда не дождёшься ответа, или сладостное забвение, что вернёт тебе трезвость ума. В этом я могу тебе помочь, вот смотри, — он сделал сложный пасс, и девушка шарахнулась от прозрачных лент, пронзивших её сердце: — Но учти, — он тяжело вздохнул, и множество морщинок стали четче видны на его добром лице: — Если его оставить навсегда — ты никогда никого не полюбишь.

Девушка с ужасом почувствовала, как в её крови утихает жар влечения, умеряется бешеный стук сердца, и мысли становятся спокойно-холодными. Она схватилась руками за наколдованные ленты и стала выдирать их из своей груди:

— Нет! Учитель! Лучше любовь без ответа, чем никакой любви!

— Бедной, маленькое, глупое сердце! — вздохнул бодхисаттва, отзывая своё колдовство обратно в руку: — Тогда, знай свою судьбу! Ты будешь рядом, но он никогда не почувствует твоего тепла, ослеплённый жаром. Ты будешь любить — а он будет видеть только дружбу, никогда ты не приблизишься на расстояние ближе взгляда, ибо его прикосновение — холод могилы, а твоё — ожог; поцелуй — осколки льда и пламя метеоров; а объятия — Смерть... Согласна ли ты на такое?

— Даже на это, лишь бы быть с ним рядом!..

— Ладно, — он со вниманием вернул ей прежний облик ракшаса и восстановил сгоревшую одежду: — Учишь-учишь тебя, а как доходит до дела — ошибка на ошибке... придётся и в самом деле возвращаться и лечить твою мать.

— А что, Учитель, вы уже нас покидали? — спросила она уже голосом Явана.

— Да нет, пока везу письмо твоему брату, ну, а на обратном пути, может быть, и подумал бы...

— Плохие новости?!

— Да. У него жена умерла...

— Как? Ёсико? Что случилось?..

— Недоглядели. Ладно, с собой не возьму — а то тебя силой возвратят. Так что иди, совершая свой подвиг, доказывай, что достойна... и береги себя!

— Учитель!

— Беги-беги, а то твоя сотня от беспокойства всю армию задерживает.

И в самом деле, Теймур развернул ребят в боевое построение, и никому не давал двигаться, пока из сияния виманы не выпрыгнул на их головы Яван.

— Ну, что?!..

— Как?

— За что тебя?..

Но принцесса, опечаленная последним известием о гибели подруги, ничего не отвечала на вопросы, а только посмотрев в глаза Теймуру, сказала:

— Командир, нам пора поспешить...

— Да, сынок... Сотня, на пле-чо! Кругом, с лее-вой, шагом марш! Взвой ряды! Ещё раз вздвой! В колонну! Твёрже шаг!

А вверху, невидимый за сиянием божественной колесницы, сидел, сложив руки на груди, печальный бодхисаттва,

прозванный в адских мирах Сэнсеем, но так и не достигший славы спасителя грешников,

как Дзидзо, и наблюдал, как, теряясь в рядах себе подобных,

уходил в туман Небесного пути башибузук Яван,

завершая эту, необычно короткую главу...