Ещё не Аюта

Дорога в Столицу

На парадной взлётной площадке всё ещё была тень, здорово холодно и ветер, как и предупреждал утром брат. Он был прав — морозец щипал даже сквозь тёплое платье, в лёгком утреннем кимоно она бы превратилась в ледышку, не успев взлететь. Несколько продрогших солдат ломами скалывали металлически блестящий снег, да молодой тюдзё, для придания видимости усердия, вышагивал неподалёку и время от времени на кого-нибудь покрикивал, чересчур настойчиво оглядываясь на принцессу. Все мёрзли. Ожидая пропавших где-то Ануш с суккубами и паланкин, Кадомацу тоже стала прохаживаться туда-сюда, чтобы убить время, сложив руки в рукава, и разминая обнаженные крылья небольшими взмахами.

С этой стороны не было видно восхода, только погасшие звёзды — крепость строили специально, чтобы по утрам она тонула в лучах рассвета, для глаз, наблюдающих с дороги. Потом восход перекрывала доминирующая над долиной Столицы Рассветная Скала, и путешественник с юга (как и с севера), спешащий к утреннему открытию городских врат, мог наслаждаться зарёй в два раза дольше обычного. А на этой площадке хорошо было смотреть закат — светило садилось прямо напротив, постепенно отдавая кусок за куском похищенного неба. «Надо будет, когда взлетим, посмотреть на крепость» — наконец-то нашла тему для мыслей принцесса.

Она неожиданно наклонилась, и, щелкнув ключицами, подняла выскользнувшую из-под каблука льдинку. Случай, солдатский лом, удар об землю и каблук принцессы превратили этот кусок льда в грубое подобие цветочного бутона. Мацуко сначала любовалась им просто так, а потом, осторожно поворачивая пальцами, принялась прорезать когтём ещё невидимые лепестки.

— Привет, Малышка! — рука дрогнула, испорченный цветок выпал из рук и разбился вдребезги. Младшая сестрёнка с досадой посмотрела на брата:

— Привет снова... ты меня напугал.

Принц Мамору шел к ней навстречу, улыбаясь, весь в доспехах, и во главе шести самураев-хатамото:

— Так тебе и надо, по утрам полагается спать, а не искать приключений. Так ты всё-таки летишь?!

— Да. Вот, жду Ануш.

— Она там, внизу только что была, повозки с твоей свитой проверяла. Сейчас, наверное, уже поднимается.

— Хорошо, а ты куда?

Какой-то солдат, груженный ломами, пролетел прямо над ними, неприятно обдав ветром головы. Дочь микадо вопросительно посмотрела сначала на тюдзё, потом — вслед солдату. Кто-то забыл, что нельзя подниматься выше Императора и его детей.

«Да, сидеть тебе все праздники на губе...» — почти с сочувствием подумала она, и тут заметила, что Мамору что-то давно говорит:

-...сторожевой башни. Я сейчас вылетаю с патрулём, может и удастся поймать, раз пешком идёт.

— А, твой вор?!

— Ну да. Если бы он летел, его бы запросто подстрелили. Ну, счастливого пути, сестра!

И, с короткого разбега, прямо от сестры, раскрывая на бегу крылья, он прыгнул в пропасть. Сердце девушки ёкнуло — брат на мгновение исчез, а потом почти вертикально взлетел из-за парапета, сразу же заложив вираж вокруг крепости, ожидая замешкавшийся эскорт. Те, сбив построение, поторопились подняться за Наследником — кто с места, кто с разбега, как и принц, словно весенние стрижи, вклиниваясь в нарезаемые им петли.

Незаметно подошла Ануш, и, уперев руки в боки, тоже стала следить за маневрами, синхронно с принцессой крутя головой.

— А... ты готова?! — заметила её дочь микадо.

— Полностью. Ждём тебя.

— Поднимай пока паланкин и охрану. Я сейчас.

В паланкин уселась Госпожа Чёртов Угол, которую Мацуко не решилась отправлять с остальными фрейлинами, и молодая Мико — тринадцатилетняя девочка, посланная неумными родителями, не знавшими новых порядков, в наложницы Императору. Хорошо, что Третья Принцесса встретилась с ней раньше Белой Императрицы! Теперь, чтобы несчастная не попалась на глаза ревнивой матери, приходилось возить девочку с собою. Эта юная и трогательно-неуклюжая красавица уже успела очаровать и саму Кадомацу, правда, за недоглядом, разлагающее влияние остальных фрейлин уже успело посеять свои семена.

Сильные и рослые носильщики легко взяли паланкин и подняли его в сверкающее небо. Следом за ними, вынимая стрелы из колчана, поднялась Данико, или Гюльдан, как правильно звучало её имя — самая молодая из суккуб принцессы и самая меткая лучница, уже заметно сильно беременная. Зависнув над площадкой с раскинутыми ногами, из-за чего только сильнее выделялся её живот, подала сигнал второй лучнице — Афсане, что можно взлетать. Ануш и Азер, как сильные в рукопашном бою, должны были пониматься уже после принцессы.

Кадомацу встала посреди площадки, парой вздохов прочистила лёгкие, сделала несколько танцевальных взмахов рукавами, разогревая замёрзшие мышцы, потом сложила руки на груди, под рулевые крылья, и осторожно, изящно поворачиваясь против ветра, стала расправлять основные.

Ну, как тут не показать класс, когда на тебя смотрят столько восторженных глаз и имеешь репутацию Мастера Полётов?! Как раз, после взлета неуклюжих хатамото, наступило время для демонстрации настоящего Искусства. Стук ломов сначала стал тише и реже, потом, постепенно, повинуясь её танцу, начал выбивать ритм, а рассветные протуберанцы танцевали с ней своими вспышками. У кого не было ломов, включились в ритм хлопками в ладоши и звоном тетивы.

Сухо щелкнули ключицы, фиксируя руки. Плавно очерчивая кончиками классические дуги, демонесса подняла крылья горизонтально, и, стала медленно, с наслаждением расправлять перепонку, ожидая ветер...

Вот он пришел, и спокойно, и в то же время не мешкая, она придала перепонке сильный изгиб, крылья надулись, как корабельный парус и легко швырнули принцессу в поднебесье. Там она раскрыла рулевые крылья, выровнялась горизонтально, и только тогда открыла глаза — чтобы увидеть, как, прыгая с края, взлетают Ануш и Азер, а восхищенный тюдзе и несколько солдат аплодируют ей, искренне завидуя.

Принцесса развернулась, сделав «бочку», и попутно намотав на ноги подол платья, оберегая себя от неприятностей в дороге. Чуть ниже, её телохранительницы выстраивались в правильный квадрат — она точно спланировала в центр, что послужило безмолвным приказом выдвигаться всему эскорту к городу.

Суккубы летели с расставленными ногами, изредка подруливая взмахами хвостов. Только Ануш, учившаяся у своей хозяйки, держала ноги вместе и рулила только ими. Соблазнительницам было просто — их легкие тела спокойно планировали, в плотной атмосфере родины принцессы, на их простых крыльях, натянутых на единственный длинный мизинец. А вот более тяжелой демонессе приходилось каждые несколько минут короткими взмахами снова набирать скорость и высоту.

Сделав прощальный вираж остающимся, принцесса и её спутники повернули в город, оставив красиво вырисовывающуюся на фоне рассвета крепость по правую руку. С небес она была тоже крылатой — хищной совой, готовой к взлёту из-за скал, следом за своей гостьей. Восточные бастионы-крылья уже окрасились в яркий цвет зари, а рога сторожевых башен, ещё черные в тени, сверкали блеском утреннего снега, до которого не добрались уборщики. Амбразуры-глаза под ними, просвеченные насквозь светом рассвета, жутко светились в вышине затенённых скал, розовыми, желтыми, и красными цветами восхода, и парадная западная площадка в их отблесках казалась хищно раскрытым клювом. Сзади, далеко в сиянии зари, за хвостом главной взлётной площадки, тонкой черной нитью тянулась тень Новой Стены, которая окружала ещё покрытую снегом узкую и высокую Розовую скалу, казавшуюся черным чернильным штрихом на фоне огромного диска светила — когда придёт весна, там, на вершине, поставят новую «ушастую башню», незримое око которой, говорят, сможет дотянуться до побережья. Пока что подножие отвесного пика розового камня, вокруг которого так любила нарезать отчаянные круги маленькая принцесса, портили сваленные в снег строительные механизмы, в глубокой тени восходящего светила, казавшиеся жуткой свитой совы-демона, спешившей от солнца в спасительную тень крыльев.

Аматэрасу уже поднялась почти во весь свой рост, но прозрачные тени от предметов по-прежнему были длины. Тяжелая тень лежала на всей Южной Дороге, тень от восточных скал наполовину скрывала только что появившийся Город Снов. Тени принцессы и эскорта летели по западным склонам, казавшись тенями гигантов, взлетевшими над самыми высокими горами долины.

Кадомацу улыбнулась, вспоминая их названия. Как везде в Империи, имена гор в одной цепи складывались в осмысленную фразу или диалог. Как здесь:

«Любовь моя, не спи -Ведь мне пора уйти с рассветом.Что оградит тебя в сияньи дня?!— Любовь твоя, мой принцИ память о тебе... и пенье птиц...’»

Так придумал её средний брат, принц Сабуро, ещё в девять лет. Все так были восхищенный внезапно проснувшимся талантом, что его царственный тёзка, дед-Император Сабуро, приказав ничего не меняя в строчке (несмотря на лишнюю строку про птиц), немедленно назвать в память неё всю горную цепь вокруг Новой Столицы. А скалу, которой не досталось имени, просто взорвали — там теперь и стояла крепость Иваоропенерег. Принц Сабуро дико стеснялся и смеялся этой истории: «Ну что ты, Малышка, какой это шедевр — я тогда даже не знал, зачем мужчина и женщина ночью вместе спать должны»...

У него, на Даэне, как он рассказывал, где-то есть «Ответная песнь», записанная так же — названиями горной цепи. Только угадывать было безнадёжным делом — талантливый поэт, он переименовал все географические точки — так что теперь карта третьей планеты системы напоминала стихотворный сборник, а не глобус. (Суккубам, кстати это нововведение больше всех понравилось). Раскрыть секрет он обещал только при одном условии — если вся семья соберётся вместе, а это — было несбыточной мечтой. Мамору немыслимо было представить рядом с императрицей, матерью Сабуро, Кадомацу и двух её сестёр, императрица не слишком жаловала пасынка. Принцесса Первая, супруга наместника второй планеты империи — Порога Удачи, не могла покинуть планету из-за болезни, а Мацуко в этом году отправлялась на учёбу, на долгих пять лет... Только один Сэнсей, видевший, что приготовил принц-поэт, таинственно отмалчивался и улыбался на все вопросы.

Кадомацу тяжело вздохнула, вспомнив в связи с этим нелёгкие семейные отношения. Может, Сабуро поступал и чересчур прямолинейно, пытаясь силой связать больные раны, но может, он и прав?! И им действительно, достаточно для того, чтобы развязать все узлы — просто собраться вместе, посмотреть друг другу в глаза?! Хотя бы просто из любопытства?! Младшая принцесса, которую, как самую маленькую, все любили и баловали, отлично знала, что все ужасы, которые ходили по устам про её родственников — просто враньё, и на самом деле её родители и братья с сёстрами просто замечательные... но как было больно, когда двое из этих замечательных, встречаясь, начинали осыпать друг друга оскорблениями! «О, Каннон, помоги это исправить!» — с трудом сложив зажатые ключицами руки в молитвенный жест, прошептала она, глядя на сияющий храм Бодхисатвы Каннон — самое высокое здание города. Ах да... там же сестра... при имени которой краснели и запинались даже самые бесстыжие из её фрейлин...

Храм был невероятно красив в это время суток. Возвышаясь почти в геометрическом центре города, ничем не затенённый, он гордо сверкал верхушкой и снегами, покрывавшими скаты крыш, лестницы, взлётные площадки Храмовой Стражи. Провисшие под тяжелой изморозью сторожевые сети казались в тени тонкой паутиной, а на свету — снопом золотистых лучей, привязанных к конькам крыш. Где-то там должна томиться в заточении вторая её сестра — потерянная и неуловимая Принцесса-Жрица.

Чуть правее виднелся небольшой, но тоже очень красивый шпиль мечети ракшасов, а за ними, не особенной высоты, но подавляющей грандиозности — Девятивратный Дворец, резиденция микадо. Рассвет скрывал его истинные размеры — только вблизи можно было понять, какая это громадина, своей изысканной асимметрией, повторяющей очертания горной цепи, завершающая ансамбль города.

Город уже проснулся, то там, то сям замечались следы деятельности жителей: то группами, то поодиночке поднимались к небу дымки очагов, под сетями и полупрозрачными куполами богатых кварталов замечалось какое-то смутное шевеление. Вот над Академией пролетел спешащий куда-то отряд стражи. По крышам бедняцких районов ползли разноцветные полоски — это невидимые пока рабочие очищали их в три прохода, каждый раз меняя цвет крыши — сначала снег, потом лёд, потом собственно черепица. Вот какой-то заспавшийся гуляка взлетел через решетку весёлого квартала и теперь нервно кружил над собственным домом, в досаде, что ещё не сняли сторожевые сети...

Принцесса посмотрела вниз, и увидела ползущий по дороге, как цепочка муравьёв, караван её свиты, и висящий над ними охранный эскорт, синхронно взмахивающий сильными крыльями. Голова каравана сворачивала вправо, к юго-восточным воротам. Девушка свистом позвала Ануш, и когда та обернулась, подбородком указала на свой дворец, расположенный как раз за этими воротами, в котором так и не сняли сторожевые сети.

Охранница-суккуб кивнула, и, торопясь, поминутно складывая крылья, чтобы, пикируя, набрать скорость, или наоборот, отчаянно хлопая ими для разгона на прямой, понеслась вперёд.

Дворец Тени Соснового Леса был не самым роскошным зданием города, но в нём была какая-то своя прелесть, изящество, воплощенные любящим отцом, сумевшим соединить спартанский образ жизни дочери с утончённым вкусом лучших архитекторов и садовников Края. Дворцовый сад, уже заросший деревьями, как лесная чаща, скрывал два пруда, обсаженных когда-то юными, а ныне — вытянувшимися в рост сосенками. А за их стеной — маленький уютный храм с очень самоуверенным и важным священником, охранявшим святыню от принцессы и её подружек, чаще, чем проводящий там служение.

Но что особенно радовало Третью Принцессу, так то, что в любую погоду можно было любоваться оттуда прекраснейшим Дворцом Цветочных Ветров, возвышавшемся над пагодами Академии, выстроенного, в отличии почти целиком классическо-сиддхской «Тени», в стиле призраков — в ожерелье из блистающих белоснежных колонн, возвышавшегося на холме к северу от дворца младшей принцессы, и в хорошую погоду северный ветер приносил просто тучи лепестков и моря ароматов лучших цветов лучшего сада Империи... Внутрь сестру старший брат так и не пустил, но она всегда имела возможность в дни своих коротких прилётов в Город, любоваться этой красотой издали...

Раздался свист Ануш, и демонесса увидела, как натянутые сети над её дворцом резко опали, стряхнув на сад и двор лёгшие правильными рядами хлопья снега, а затем и втянулись под крыши, уступая свою функцию вышедшим на галереи слугам с луками.

Принцесса заложила лихой вираж над караваном своей свиты, уже входящим в ворота, и, продолжая его, пронеслась по кругу, огибая дворец. Под конец фигуры сделала бочку, освобождая намотанную на ноги юбку, и, неожиданно, вместо взлётной площадки, (Ануш только ресницами хлопнула!), приземлилась на левый пруд.

Грузило, зашитое в подоле, больно ударило по ноге, каблуки дробно застучали по льду, выбивая льдистые искры, и только вовремя налетевший порыв ветра, предугаданный ещё на подлёте, опять наполнив крылья, остановил её.

Мацуко озорно улыбалась, складывая крылья, видя, какую суматоху создала её шалость. Испуганные слуги с видимым беспокойством спешили к ней, но она остановила их лёгким жестом и пошла уверенным шагом (чуть поскользнувшись один раз) в двери своего дома.

Шумно хлопая крыльями, вертикально опустились суккубы, а Ануш, сидевшая, нахохлившись, одна на взлётной площадке, куда так никто и не прилетел, хорошенько показала принцессе кулак.

Войдя в помещение, принцесса ухватила шлем за гребень, стащила, выпростав подбородок из нерасстёгнутого ремня, и неожиданно — выбившиеся из причёски пряди вдруг украсили её лицо локонами, о которых вскользь упоминала Чёртов Угол во время укладки. Бывшие свидетелями чуда служанки зааплодировали, прославляя искусство парикмахера, а Её Высочество, вдоволь налюбовавшись собой, ненаглядной, в моментально поднесённое зеркало, побежала встречать фрейлин, как раз заходивших с противоположного входа.

«Здравствуйте-пожалуйте, и где вы это пропадали? Я вас тут жду уже сто лет, одна-одинёшенька...»... — «Сто лет?! Да что Вы, Ваше Высочество, вы раз в десять моложе выглядите, раз в десять!»... — «Тем более, разве можно было такого ребёнка, как я, оставлять одного?»... — «Извините, Ваше высочество, мы спешили, да вот по дороге всё над нами какие-то сумасшедшие разбойницы летали, вот мы боялись, в каждую пещеру прятались, и опоздали...»... — «Какие ещё сумасшедшие разбойницы?»... — «Да была там одна, желтоволосая...»... — «Госпожа Императрица, что ли?!»... — «Нет, скорее всего, какая-нибудь её родственница...»... — «А, я знаю — ведь родственники моей матушки промышляют угоном скота, наверное, увидели вас на дороге и подумали — какое тучное стадо коров!»... — и так далее, прерываемый взрывами смеха обмен шутками, за которые у мужчин бы давно слетела голова, ветвился и разрастался, выявляя всё более фантастические подробности путешествия, пока Кадомацу, несмотря на пришедших на помощь суккуб, не сдалась, побеждённая численным превосходством.

Потом, вспомнив, что здесь всё ещё находится Госпожа Весёлый Брод, все стали шумно искать её. Нашли. Разбудили. Лохматое, огнегривое, зеленоглазое чудище — Госпожа Весёлый Брод, вся сонная и естественно помятая и неприбранная, облаяла всех трёхэтажным матом (и принцессу тоже!) и под общий смех пообещала в следующий раз прибить Её Высочество к токонома, чтобы жила в собственном доме. На что Её Высочество резонно заметила, что для того, чтобы её догнать, надо выйти из комнаты, а чтобы выйти из комнаты, милой сестрице придётся сначала надеть платье.

Да, платье! Вовремя принцесса вспомнила о нём. Она уже минуту стояла, задумавшись — напрасно девочки-служанки дёргали её за рукава, напоминая, что пора бы и переодеться, пока скрип механизмов, натягивающих сети, не вывел её из этого состояния.

Натягивают сети — значит, уже приземлился паланкин, надо бежать, встречать и распоряжаться. Кадомацу, сделав знак всем фрейлинам, пошла по галереям ко взлётной площадке, откуда уже спускались румяные от мороза Чёртов Угол и Мико. И, если первая быстро заняла положенное ей место в свите, то вторую принцесса лично взяла за руку и представила незнакомой ей Весёлый Брод:

— Так, Мико, познакомься, госпожа Кику Хасегава-сайсё, когда мы уйдём, она станет здесь хозяйкой, слушайся её во всём...

— Очень приятно, Хасегава-сан...

— Можешь звать меня Кику, или старшей сестрой, если хочешь. Что, опять прежняя история?

— Да, в гарем послали. Ну, правила игры ты-то уже знаешь, а ты, Мико, запомни: из дома не выходить, подарки из дворца не принимать, особенно от императрицы, всё, что придёт к тебя от моего имени — выкидывать, не касаясь. Я, если что надо — сама привезу. Запомни — во Дворце о тебе никто не знает, кроме меня, да Левого Министра, никто просто так ни писать, ни дарить ничего не станет. Слушай, речь о жизни твоей идёт! Вот бумага, — она взяла шкатулку у одной из служанок: — Напиши скорее родителям, чтобы писали только сюда, во Дворец Тени Соснового Леса, можешь приврать всё, что вздумается, но — ни в коем случае не в Девятивратный Дворец! Ты меня слушаешь?

— Да слышала она, слышала... — Весёлый Брод неприкрыто зевнула: — Пойдём, девочка, я тебе всё покажу и объясню! — и увела уставшую Мико вниз...

Принцесса задумчиво проводила их взглядом. «Что-то ещё, может, надо было сказать, забыла?! Ну да ладно Весёлый Брод знакома эта ситуация — она бы столько не прожила, дразня Императрицу, не зная правил безопасности». Один раз уже был случай — хорошо, что рядом оказались Сэнсей и она сама, спасли. После этого фрейлина дала себе зарок — никогда не шутить с ревностью матери своей подруги. Даже в шутку.

Девушка с неудовольствием заметила в своей свите лиловую фигурку Сломанной Ветки. «Нет, даже моим дурочкам не хватит глупости затащить её из крепости в город. Скорее, брат сам и послал. Он, наверное, поэтому ко мне и подходил, да подзабыл за разговором...» — кое-какие обрывки фраз, доносившиеся до ушей, подтвердили правильность мыслей. Однако, толпу было пора разгонять.

— Так, все слышали? — Её Высочество пару раз хлопнула в ладоши: — Быстро по своим комнатам, и быстро одеваться! Я не хочу из-за очередной недотёпы хотя бы на одно из празднеств опоздать!

Сразу зашуршали платья, затопали маленькие ножки красавиц. Ёси увели служанки, и наконец-то принцесса могла отдать забытое приказание слугам:

— Сообщите дворецкому, что последним паланкином придут подарки для слуг и фрейлин. Госпожа Ануш знает, пусть примут и разгрузят так, чтобы никто не видел до Нового года. Слышали? Девочки, где мое праздничное платье? — крикнула принцесса и хлопнула в ладоши.

Привычное дело — командовать фрейлинами, радовать слуг, отмечать наиболее усердных. Как она будет без них всё время учёбы? Как ни готовь себя, всё равно, она привыкла к свите как к частям тела и трудно делать какой-то выбор. А придётся — по правилам школы Майи Данавы студентам разрешалось иметь только одного телохранителя и одного слугу. Насчёт того, что она возьмёт с собой Ануш, сомнений не было, но кого взять из слуг? Так, подумать... все были необходимы — одна хорошо готовила, другая хорошо прибиралась, третья умела чинить одежду, да вообще, двадцать персон (это, не считая поварих, охранниц и мужчин) представляли богатое поле для выбора. Фрейлины, с тех пор как узнали о правилах, давно уже делали ставки на ту, кто поедет.

Девочки-служанки, не подозревая, что о них и думает госпожа, повели её за руки, и молча, стараясь не ругаться на непослушные и холодные с мороза ремешки, стали развязывать шустрыми пальцами бесконечные застёжки платья для полётов.

Был ещё вариант, и о нём упоминали фрейлины, организуя свой «тотализатор»: взять у кого-нибудь прислугу. Кадомацу, подумав, отбросила и эту мысль — учёба — дело долгое, жить несколько лет с кем-то чужим? Нет, не надо. Да и кто одолжит своего слугу на несколько лет? Полный курс обучения занимал 5 лет — после этого, вернее, после экзаменов, принцесса становилась магом с дипломом, официально признаваемым почти во всех адских мирах и на большинстве высших планет. Это было бы колдовство средней руки, вполне применимое, например, на войне, для развлечений и самозащиты. Если бы ей можно было остаться ещё на пять лет, то она бы доучилась до мага-специалиста, чародея, узнала бы самые потаённые механизмы воздействия на майю, и получила бы право сама открывать школу магов. Но этому были два препятствия — во-первых, отец взял с неё слово, что, получив диплом, она вернётся, чтобы наконец-то выйти замуж, а во-вторых — через десять лет ей будет тридцать, а юная принцесса хотела ещё насладиться своей молодостью.

Кланяясь, служанки внесли несколько платьев. Её Высочество выбрала белое, с бледно-алым, почти розовым исподом — хоть это и был осенний цвет, но, во-первых, сегодня надо будет увидеться с матерью, а во-вторых — холодные цвета, что шли бы к её желтым волосам, очень плохо смотрелись на фоне её оранжевой кожи.

Бесшумно вошла Чертов Угол, и как-то незаметно занялась её прической. Принцесса улыбнулась, увидев её маленькие руки в зеркало:

— Все твои усилия пригодились на несколько минут. Новый наряд — новая прическа.

— Я не ропщу — сказала розовоглазая девушка: — Что хотите на поездку по городу, Ваше Высочество?

— На встречу с матерью. Город мы проедем в экипаже и под вуалями, перед кем модничать?

— Вам достаточно только пожелать. Я придумаю.

— Не желаю. Сделай что-нибудь в северном стиле. Чтобы маму порадовать. Под Степь, под Лхасу.

— Госпожа, это косички.На церемонии их нельзя, а ваши волосы быстро не расправить.

— Эх... ладно, придумай что-нибудь аккуратное и простое.

Сёдзи бесшумно отворилось, и под возмущенный шепот суккуб, на коленях вползла всё ещё лохматая Весёлый Брод. Сделав какой-то жест в дверной проем, она задвинула створку за собой и торжествующе улыбнулась.

— Что случилась, сестрица? — скосив зеленый глаз, спросила Мацуко.

— Узнала, что здесь наша милая Чертов Угол, — прозвище фрейлины со словом «милая» прозвучало как-то обидно, и та больно сжала волосы принцессы.

— Не надо так говорить, — одернула её дочь императора: — Ты же знаешь, что она обижается.

— Ты сама про неё говоришь как будто её здесь нет, Великая Нравоучительница, — усмехнулась лохматая гостья: — Ты хоть её настоящее имя-то помнишь, сестрица?

— Госпожа Кодзакура, — гордо задрала нос Её Высочество.

— Ну, просто ты помнишь фамилию её отца, — продолжала насмехаться Весёлый Брод: — Как ты моешь забыть того, кто распоряжается полётами над городом?

— Пришла-то зачем? Поговорить наедине? Секреты у вас?

— Нет, за прической, — ответила старшая фрейлина, усаживаясь рядом: — Я себя запустила тут в одиночестве, и мои лохмы уже не расчёсываются. Поможешь, солнышко? — своими, тоже зелеными, глазами, посмотрела она на парикмахершу через зеркало.

— Разумеется, — улыбнувшись в отражение, добрым голосом ответила Веселый Брод: — Только после госпожи, а не сейчас, госпожа Хасегава...

— Конечно, после, — бочком толкнула принцессу фрейлина: — Как я могу быть впереди своей сестрицы?

— Мико устроилась хорошо? — спросила она о новенькой.

— Ничего с ней не случится. Запихнула её в твой гардероб, там на три дня разбора тобой ненадёванного.

Весёлый Брод была самой забавной и самой невезучей из её подруг. Слишком рано, как говорят в свете «испорченная», слишком часто бросаемая своими возлюбленными... Когда-то красавец-стражник жестоко поиграл с маленькой прелестной девочкой, только начавшей расцветать потрясающим в красоте цветком, а потом бросил на потеху друзьям и длинным языкам сплетников. Другую бы это сломало и опустило на самое дно безрадостной судьбы, но, сильная характером невезучая девушка, сумела-таки выкрутиться из тенёт слухов и сплетен завистников, и, используя так рано открывшиеся ей тайны о мужских слабостях, выплыла из, казалось бы, поглотившего её моря бесчестия, став самой желанной куртизанкой при дворе, и признанной первой красавицей. А на того стражника, года три назад, нашелся верный её госпоже ниндзя, хорошо знавший своё дело и чтящий законы кармы.

Весёлый Брод была красива, это бесспорно. Кадомацу честно признавала, что она была прекраснее её самой. Красноволосая, с более светлой кожей и более светлым оттенком зелёных глаз, говорящим о буйстве чувств в сердце. Куда более изящная, чем плотно сбитая дочь микадо, с утончёнными изысканными жестами и походкой, в противовес принцессе-пацанке — вместе, подруги хорошо оттеняли друг друга, идеально контрастируя типажами, особенно на отрепетированных торжественных приёмах, (как и задумывалось, когда придворные знатоки собирали свиту для Третьей Принцессы).Но вместе с тем Старшая Фрейлина была куда более безбашенна, чем её госпожа, самостоятельна и невезуча. Никто из свиты не имел такой шумной славы и не попадал столько раз в опалу, как Госпожа Весёлый Брод. Она и прозвище-то своё получила из-за скандала: по воле судьбы день рождения этой девушки выпал на государственный праздник — памятный день победы при Весёлом Броде, когда основатели Первой Династии Йоби и Хадзиме Идзумо в битве при одноимённой переправе, разбили вдребезги клан Оямы, и завершили объединение планеты. ( Именно тогда хроники впервые упоминают про клан Явара — в лице Хасегавы Явара, командующего войском Идзумо).

И, три года назад, государственный юбилей Дня Победы совпал с совершеннолетием тогда ещё не-Госпожи Весёлый Брод. Император и все придворные тщательно готовились к юбилею, украшали столицу... и все приглашенные гости и большая часть Столицы оказались на буйном празднике юной фрейлины. На следующее утро она проснулась с прозвищем «Весёлый Брод», которым щеголяла и гордилась, став полноправной дамой высшего света, а не какой-то «дочерью кормилицы». А она ещё и носила фамилию Хасегава — точь-в-точь, как герой битвы при Весёлом Броде... А ещё этот день был через три дня после дня рождения Императрицы, и бедовая фрейлина каждый год умудрялась передразнивать мать подруги, заказывая себе платья такого же покроя, как и у супруги императора — но лучшие. За что и сидела в опалах безвылазно.

В ожидании своей очереди подружки обменивались последними сплетнями. Мацуко, живущая за городом, была совершенно не в курсе столичных и дворцовых новостей, зато Весёлый Брод, живущая в опале и за стеной её замка была абсолютно в курсе не только городских, но и новостей из-за Девятивратной Ограды, куда ей хода не было. Чертов Угол только ахала, слыша некоторые пикантные подробности, но работа спорилась в её умелых руках.

Принцессе тоже было интересны новости, но об источнике их, и собственных похождениях за последние недели, молочная сестра упорно отмалчивалась, и поэтому, прозондировав несколькими вопросами, решила выяснить степень её правдивости у прислуги. Слишком резко реагировать было опасно для прически — и так излишне впечатлительная Чертов Угол отвлекалась, затягивая и без того кропотливую работу, поэтому пришлось напоминать подружкам не отвлекаться.

Волосы демонов — это живой огонь, полыхающий разным цветом на прозрачных прядях, и как всякий огонь, стремившиеся встать дыбом, вырваться из прически на любом ветру, меняющие оттенки на кончиках языков пламени. Чтобы не выглядеть пугалом, дикаркой или лохматой пьяницей, эту буйную копну требовалось уложить в прическу — расческами, щетками, маслом, заколками. Мужчинам-демонам было проще — они затягивали в узел и склеивали лаком, а то и вообще брились наголо, как монахи. Девушкам, демонессам, приходилось тратить кучу времени даже не на особенную красоту, а просто? чтобы уложить волосы по плечам. А уже сделать что-то особенное, достойное принцессы, требовало не только таланта и фантазии, но и большого труда. Даже у Веселый Брод кончились новости — а Чертов Угол всё ещё терпеливо причесывала и укладывала негромко гудящие под расчёсками и щетками волосы принцессы, и подбирала под укладку любимые ею заколки-кинжалы.

— Всё, госпожа.

— Спасибо, ты чудо, — полюбовалась собой девушка: — Теперь причеши сестру. Да хорошенько! Раз такая лентяйка, что не может сама! — и прежде чем Веселый Брод успела среагировать, выскочила за дверь. Чертов Угол, без сомнения, поняла правильно — и задержит непутёвую сестрицу достаточно долго, чтобы она успела проверить версию изложенных ею сплетен у слуг.

Остальные фрейлины уже разбежались по своим покоям или гостевым комнатам, и хозяйку дома с терпением ждал дворецкий — стареющий самурай с обрубленным крылом.

— Добро пожаловать домой, госпожа принцесса, — запоздало приветствовал он её: — Ваше распоряжение насчёт подарков выполнено. Ни одна живая душа не знает где они.

— Доброго утра, Кото-сан. Спасибо, надеюсь, не задержусь за Девятивратной Оградой надолго. Как дворец? Не разобрали ещё по камешкам поклонники моей сестры?

— Пока, слава богам, всё спокойно, но на прошлой луне было две попытки организованного штурма, Ваше Высочество.

— И как, отбились?

— В первый раз кипятком, а во второй помогла городская стража, Ваше Высочество.

— Хм... а она мне ничего говорила. Однако, они становятся всё настойчивее и настойчивее. Ну, сестрёнка, отлупить бы тебя когда-нибудь!

— Ваше высочество, я опасаюсь, что скоро сетей и стен будет недостаточно. Если бы Вы только разрешили завести собак!

— А я боюсь собак, Кото-сан. И разговор окончен. Я устала с утра, злая... В конце концов, сегодня — праздник, и я хочу отдохнуть, ни о чём не думая, ни о каких собаках! — и капризно надув губки, хлопнула веером.

— Как вам будет угодно, госпожа Третья — однокрылый мажордом вежливо поклонился, и, соблюдая этикет, отошел от хозяйки.

— Ой, нет, Кото-сан... Кото-сан, постойте! — она поманила пальчиком одну из служаночек, и, взяв у неё с подноса загодя приготовленное письмо, протянула уже успевшему далеко отойти старику:

— Это письмо вашего сына, Кото-сан. Я похлопотала, теперь он назначен тюдзе в Джабрал-абад, это один из богатых городов на Пороге Удачи. Если повезёт, и в этом году опять поднимут восстание, то может быть назначен военным правителем одной из областей!

Старый самурай начал кланяться ещё до того, как она закончила:

— Не передать, как вам благодарен старик за эту часть, Ваше Высочество! — он даже попытался упасть в ноги, но Мацуко удержала его и увидела слёзы радости на глазах: — Подумать мой сын — тюдзё! А я-то как всю жизнь был досином, так и остался. Теперь, в случае войны, значит, сын будет командовать мною? Госпожа, наше семейство теперь по гроб жизни вам благодарно, обещаю вам, — старик, счастливый о таком взлёте своего наследника, не умолкал: — А почему письмо к Вам отправили?

— Он опять мне в любви пытался признаться! — рассмеялась хозяйка дворца: — Ничего страшного, — улыбаясь, поспешила она успокоить испугавшегося отца, услышавшего о таком акте святотатства по отношению к благодетельнице: — Он сам просил передать письмо вам, ну прочитайте. А насчёт моей сестры не переживайте, я обещаю, что к пятнадцатому дню первой луны она съедет, Кото-сан, уж уговорю отца — хватит, в самом деле, пора опале и кончаться иногда.

— А новая госпожа?

— Мико? Бросьте Кото-сан, она ребёнок, ей далеко до подобных мыслей. Берегите её, уважаемый, от моей матери и от влияния госпожи Хасегавы! — старик подобострастно поклонился: — Ладно, можете идти, за вашей спиной уже подают какие-то сигналы.

Дворецкий обернулся и усмехнулся. Бессменные девочки-служанки — Рейко и Ханако заметили какой-то непорядок в нарядах, и теперь яростно семафорили веерами и рукавами показывая на зеркало.

— Идите сюда. Что случилось?

Поглядывая в зеркало, она сама уложила поизящнее складки на кимоно и шлейфе, и, распорядившись, кому из прислуги остаться здесь, а кому — идти во дворец, спустилась во двор, где принцессу уже ожидала готовая наземная повозка и несколько из успевших переодеться фрейлин, лениво почёсывающих языками.

Ануш тоже была там — без кольчуги, в одной безрукавке, привлекая всеобщее внимание татуировкой на плече, она с упоением дирижировала кем-то невидимым.

Мацуко, улыбаясь, подошла к ней поближе:

— Ты кем там командуешь? — глаза, привыкшие к полумраку дворца, ещё ничего не могли разглядеть сквозь грань света и тени.

— Твой дворецкий. Наплакался мне, что тут его чуть ли не каждую ночь штурмуют, вот я и предложила с кухни провести трубу для кипятка, как на Даэне. Можно? — она вопрошающе посмотрела снизу вверх на хозяйку.

— Ха. Только испытать на мне не пробуйте. Кстати, где остальные?

— Азер и Афсане там, — она указала рукой, а потом быстро закричала: «Нет, нет, оставьте всё, как было!»: — А Гюльдан на кухне.

— Она пусть останется здесь. До самых родов. Да и вообще, во Дворец всех не надо, давай только ты и Азер, а?

— А опять не погонят девку отсюда? Заорут, мол, что оскверняет, да то, да сё? Понимаешь, не охота, чтобы ей перед родами устроили нервотрёпку.

— Здесь не устроят. Не бойся. Она, в самом деле, опять что ли, в каком-то борделе собирается рожать? Нетушки. Скажи, что это мой приказ. Я обижусь, если она сбежит.

— Ну, ладно-о... — Ануш непринуждённо пожала плечами, забавно дёрнув крыльями и хвостиком в такт словам: — Только я лучше поеду с Афсане, сойдёт?

Мацуко замешкалась с ответом, не сразу поняв, что тему разговора сменили, и место родов Гюльдан — вопрос решенный:

— Пожалуйста, — принцесса облегчённо перевела взгляд на залитый ослепительным светом заснеженный двор: — Она говорила, сколько осталось?

— Почти месяц. Так что рано об ней беспокоиться.

— Ничего пусть отдыхает. Месяц? Значит, я ещё успею увидеть?

— Даже подержать! — юная суккуба заулыбалась, сложив руки на груди — видать, невидимая за завесой света, работа, которой она дирижировала, была закончена:

— Значит, только я и Афсане?

— А ты чего разделась? Ещё отморозишь себе чего-нибудь...

— «Отморозишь»?! У нас, на Даэне, такая жара в редкую засуху случается. Это только вы в пекле от холода дрожите, неженки...

Кадомацу выдержала паузу, любуясь красотой подруги в этом освещении:

— Ты скучаешь по дому? — спросила она вполголоса.

— Я же дома, как я могу скучать? — Ануш засмеялась, показывая крупные верхние зубы: — Мой дом здесь, с тобой, а там, — она подняла взгляд в небо, где могла бы быть далёкая Даэна, — Там только могила матери...

Мацуко прикоснулась к руке подруги и промолчала. Потом тихо сказала:

— Пора. Готовьтесь к выходу.

Фрейлины уже не только собрались, но и успели поднять шум на полквартала, хохоча и сплетничая. Принцесса срезала путь к ним через освещенный угол, и поэтому, по крайней мере, для половины, ещё не привыкшим к дневному свету, появилась почти внезапно:

— И что вы такое интересное рассказываете? — резко спросила она, входя в тень — и была довольна эффектом: болтушки сразу замолчали, оглядываясь и соображая, где их госпожа и в какую сторону надо кланяться.

— Ваше высочество, мы... Госпожа Весёлый Брод сейчас нам рассказывала, как её отважно защищали ваши слуги.

— Госпожа Весёлый Брод? — прищурившись привыкшими к свету глазами, Кадомацу разглядела в толпе хрупкую фигурку старшей фрейлины: — А ну-ка, подойди сюда, сестрица...

— Что угодно Вашему Величеству? — как же, поверит она в вежливость этой хулиганки.

— Ты чего это задумала, сестрица? Опять во дворец намылилась? — шепотом, чтобы не слышали сплетницы.

— Да так, просто поболтать с девчатами вышла... — невинный голос, самые безгрешные на свете глаза — кто заподозрит такую в плохих каких-нибудь мыслях?

— Я тебе дам «поболтать»! Я тебя знаю, сиди внутри, дурочка! Ты ведь мне врала, говоря, что всё спокойно, а вот Кото-сан говорит, что дворец два раза штурмовали. Странные совпадения — ведь я тебе как раз только два раза разрешала его покидать...

— Это не я дурочка, это дурачок Ёсицуне, балда, мы его в первый раз обварили, так он и во второй раз полез вариться, да ещё и с оруженосцами!

Третья Принцесса улыбнулась:

— Тогда выходи за него, раз так любит.

— Ха!.. — Весёлый Брод только скривила чувственные губы: — Нужен он мне, какой-то ёрики! Он просто забавен...

— Ну, знаешь, сестрица! Вот что: делай что хочешь, но до конца праздников оставляю здесь двух своих суккуб, и, если этот Ёсицуне ещё раз сунется, они его не то что обварят, но и вообще лысым евнухом сделают! Поняла? Это, в конце концов, дом дочери микадо, нечего его в предмет для шуток превращать!

— Поняла... Ну да что, в самом деле, будто я виноватая!..

— Молчи. Уж мне-то про свою «невиновность» можешь не рассказывать...

— Значит, во дворец всё-таки не возьмёшь? — спросила фрейлина более вкрадчиво.

— Нет. Не надо тебе туда.

— Ну, почему нет? Хотя бы только прокати до Девятивратной Ограды, обещаю — буду сидеть в твоей повозке, и носа не высуну.

— В моей повозке? Да никогда в жизни — сначала растолстей вдвое!

— Ну что ты такое говоришь, быков пожалей! Если я в два раза растолстею, они ведь нас с тобой с места не сдвинут! А в другие повозки стража заглянет...

— И не мечтай, я с тобой рядом не сяду — и так боюсь по утрам в зеркало глядеться, а на твоём фоне, я даже стоя коровой выгляжу! — Мацуко бросила взгляд на их тени. Коренастый Император-отец, дал своим дочерям крепкую фигуру, а северянка-мать — прекрасные формы, при тонкой талии, но рядом со стройной и изящной, как сиддхская статуэтка, подругой детства, это не значило ничего — естественно, на торжественных мероприятиях принцессу и её подругу усаживали так, чтобы хрупкость и стройность фрейлины подчёркивала формы принцессы: — Слушай, сестрица, потерпи, я уже обещала Кото-сан, что к концу праздников постараюсь снять с тебя опалу. Сиди лучше дома, а то всё испортишь.

— Ну, заколдуй меня в кого-нибудь! — как последний аргумент предложила Кику.

— В кого?! Я же сначала к матери, а что она сделает, увидев новую красавицу в моей свите? Опять угостит своим чаем или кумысом, и ты не сможешь ей отказать... А в старуху или уродину ты сама превращаться не захочешь. У тебя, в конце концов, ещё неделя не прошла, как мать похоронили, а ты уже на праздники рвёшься. Совесть у тебя есть?

— Ладно... — Весёлый Брод потупила взор, и так, не поднимая головы, засеменила внутрь здания. Внезапно налетевший вихрь со снежинками отбросил в сторону её длинные красные волосы, обнажив на мгновение вздрагивающую тонкую шею.

«Уж не плачет ли она?» — подумала вслед ей девушка: «Зря я её матерью устыдила. Уж кто-кто, а Кику была хорошей дочерью. Может ей и во дворец-то надо не из-за праздника, а из-за какого-нибудь дела „жизни и смерти“... Только чего же она молчит, дурочка! То есть, нет, это я ей рта раскрыть не давала...» — так, путаясь в головоломных рассуждениях, принцесса уже готова была снова послать за опальной фрейлиной, но прикосновение чьей-то руки к локтю нарушило ход путаных мыслей.

Мацуко обернулась и увидела Ануш. Уже успевшую переодеться и вооружиться.

— Я проверила повозки, можно ехать.

— А?.. Да! Собирайтесь! — это уже крикнула фрейлинам, хлопая в ладоши.

— Хозяйка, что случилось? Я могу помочь?

— Нет. Ничего. Я просто боюсь, что сейчас обидела Кику.

— Не знаю, только что её встретила и вроде бы не показалась обиженной.

— Она плакала?

— Нет, Не заметила, вроде бы нормально.

— «Ну, тогда ладно», как она говорит.

Телохранительница подошла чуть ближе:

— Не переживай за всех на свете.

— А я и не переживаю! Я толстая, завистливая дура! Всё, пошли! — и решительно зашагала через двор к повозке.

— Мацуко! — окрикнула её вслед и порхнула на крыльях близко-близко Ануш:

— Ты не толстая...

Её Высочество грустно улыбнулась в ответ.