Эпилог

Я свернул древний папирус, надел на него ремешок.

Ничего не понятно, но очень интересно. Скорее всего — очередная гностическая муть, полагающая весь мир иллюзией, сном, бесплотным «дымом». Судя по этому тексту, в секте «Аль-Хальмун» изначально стремились к некоему «первичному пламени» — единственному объекту во Вселенной, который они считали настоящим и истинным.

А причащались этого пламени сектанты через сны. Сон был их главной практикой. Сны они считали настоящими, а мир — иллюзорным… Или они считали иллюзией вообще все, кроме своего «пламени»? Неважно.

Сильно ли это помогло сектантам, когда Эдварра сдал их всех принцессе, а принцесса их убила?

Я испытал разочарование, прочитав поэму. Я не этого ждал.

Самыми интересными там оказались строки про камень, который можно поднять только во сне. Я это уже слышал — когда только прибыл в тайный монастырь.

Шейх тогда спросил Шамириам:

«Сестра, скажи — как поднять камень, который Творец создал неподъемным?»

А Шамириам ответила:

«Я подниму его во сне».

Те же фразы, что и в этой поэме. Просто гностический пароль и отзыв, средство узнавать своих? Или нечто большее?

Я не знал.

А тем временем уже занимался рассвет, мой костерок прогорел и потух, небеса становились алыми, и звезды гасли — одна за другой. Солнце всходило на востоке — там где осталась мертвая обитель шейха, навсегда покинутая…

Я вдруг ощутил, что во мне что-то изменилось, когда я прочитал «Поэму о Дыме», написанную неведомым джинном. Но что именно изменилось — пока что было неясно. Может быть я обрел новую мистическую способность? Даже если так — сейчас я слишком устал, что определить или учуять её в себе.

Возможно эта способность откроется мне только во сне, ведь сны были сердцем практик погибшей секты?

Однако прежде чем лечь спать — мне нужно было разобраться с последним свитком — «Книгой Премудрости Литах, Дочери Первых Людей». Этот вроде был намного длиннее «Поэмы о Дыме», судя по размерам папируса.

Я развернул его, но и здесь меня ждало полное разочарование. В папирусе был текст, явно древний, писанный все той же золотой мистической энергией — нафашем, дымом. Однако текст состоял из квадратных чужих странных букв — я не знал этого языка и даже этого алфавита.

Жаль. Вот на этот свиток я особенно рассчитывал, ибо судя по названию — это основной текст шаэлей, возможно даже рассказывающий о самой сути управления мистикой.

Я свернул обратно древний папирус, надел на него ремешок со сломанной печатью и положил в мешок — к толстому дневнику шейха и к «Поэме о Дыме». У меня теперь величайшее собрание мистической мудрости в холщовом мешке, вот только половину этой мудрости я не могу прочесть, потому что не знаю нужных языков, а из другой половины я почти что ничего не понял!

Впрочем, неважно. За то время, что я был в секте шейха, во время всех моих приключений я твердо осознал одну вещь — истинная мудрость постигается лишь на личном опыте, а не из слов или книжек. Слова, книжки — это все хорошо, но они слишком часто врут. Вот в этом я убедился, благодаря шейху Эдварре. Он и правда многому меня научил — например, отличать ложь от правды. И не верить ничему в этом мире, кроме собственного сердца и собственного опыта…

Пора было укладываться на отдых. Нужно вознести молитву, а потом немного поспать. И отправляться в путь. На юг, только на юг. А потом — на юго-восток. В святую Ефру, в столицу великого эмирата Джахарии.

В Ефре — штаб секты «Алиф». И принцесса там же. Дотуда год пути отсюда, но я дойду. И по пути еще повстречаю новых джиннов и смогу приручить их, как приручил мою Алькки-ШЕККИ. Только на этот раз я моих джиннов уже буду беречь, я их не потеряю.

И я явлюсь в Ефру в силе и МОЩИ. И свершу мое отмщение. Уже даже не ради меня и не ради моей семьи. Тем более не ради погрязшей в пороках и черном колдовстве секты шейха Эдварры. А просто я так хочу, считаю нужным. Вселенная будет лучше без принцессы Зиш-Алис, без её охотников и её шаэлей из «Алифа», без её жестокости и власти.

Ну а если мне по пути повстречается тот шаэль, убивший моего брата и унизивший меня, тот чернобородый командир, руководивший уничтожением моей семьи, тот доносчик, кто сообщил людям принцессы о женитьбе моего отца на джинне — тем хуже для них.

Меня больше не терзала жажда мести. Это теперь была не жажда, не эмоция — это был просто напросто долг. Мой долг, как знающего мистика.

Если бы принцесса не уничтожила шесть веков назад секту «Аль-Хальмун», если бы не преследовала еретиков — то не было бы и предательства шейха Эдварры, не было бы его испорченной секты, жуткой пародии на изначальный «Аль-Хальмун», не было бы юных послушников, убитых и выпитых шейхом… А самое главное — то существо, что жило под монастырем, «султан», так и сидело бы там в одиночестве. Шейх бы не добрался до него, не стал бы с ним сотрудничать, не стал бы слушать его советов.

И зло так и осталось бы в недрах земли, неразбуженным. Это принцесса все сделала. Это она запустила цепь кошмарных событий, разгромив «Аль-Хальмун» шесть веков назад. Убийство сектантов и привело к тому, что теперь на свободу вырвался султан — та непонятная жуткая тварь, которую раскопал шейх, с которой он говорил.

И мир уже никогда не будет прежним. Мне вспомнилось, что именно это мне и говорил сам Эдварра, умирая…

«Теперь — все мы в великой опасности, Ила. Теперь принцесса уже не остановится. Это война» — сказал мне шейх.

Да, это война. И принцесса и правда не остановиться. А значит — её нужно остановить, любой ценой.

Не ради мести за мою семью или разгромленную секту Эдварры, а чтобы жили другие семьи, чтобы могли культивировать другие секты — благочестивые, а не такие, как была у моего шейха.

Я теперь знал это, понимал. И еще я знал много другого — того, что поможет мне на этом пути. Я теперь наконец стал мистиком, а значит — смогу пройти этот путь до конца, чем бы он для меня не закончился.

Решимость жила в моем сердце, и она вела меня.

Мне вдруг вспомнился тот список вопросов, который я составил сам для себя — три года назад в Дафаре. Я помнил этот список наизусть, до сих пор, каждую букву!

У меня были сейчас с собой перья и чернильница, я их захватил с собой из обители — еще когда осматривал разгромленный монастырь в первый раз. А вот чистого папируса у меня не было… Пришлось вырвать чистый лист из дневника шейха — один из последних листов, куда шейх ничего записать так и не успел.

Было уже светло, так что я положил листок на камень и стал яростно, страстно писать — вернувшись сердцем в прошлое, на три года назад. Я написал то же, что и тогда. А потом ниже моих глупых детских вопросов — написал мои уже взрослые ответы.


1. Кто такая золотая девушка?

Неизвестно. Шейх думал, что это Ангел. Но Султан говорил шейху, что это не так, что шейх ошибается. Кому из них я могу верить — шейху или султану? Никому. Оба они — зло. Я не знаю, кто такая золотая дева моих снов. До сих пор.

2. Моя мама — правда джинн?

Скорее всего. Так сказал шейху Султан. Он сказал, что наступают времена, когда люди и джинны смогут зачинать потомство. Что бы это ни значило.

3. Разве может человек жениться на джинне и зачать с ним потомство?

Скорее всего. Я же родился, я живу, я существую.

4. И если может — то кто такой тогда я? Я джинн или человек?

И то, и другое одновременно.

5. Откуда мой папа привез мою маму на самом деле?

Неизвестно.

6. Куда папа и мама ходили холодными ночами раз в месяц?

Неизвестно.

7. Зачем папа женился на джинне? Папа был богат он мог взять себе дюжину самых прекрасных жен-людей, он мог себе позволить даже брать новую молодую жену каждый год.

Неизвестно.

8. Почему мама так странно говорила?

Джинны очень ограниченно и не полностью воспринимают мир. Поэтому их речь — бедна. Впрочем, это не помешало джинну по имени Аль-Маякки-ШЕК написать поэму. Я не знаю, не уверен, что тут все так просто.

9. Почему родители от меня все скрывали? Я бы не проболтался ни за что.

Это теперь понятно. Родители скрывали, чтобы я не проболтался случайно. Ибо если бы проболтался — моя семья бы погибла, была бы уничтожена. Впрочем, она и была уничтожена. Кто-то узнал, кто-то донес. Кто?

10. Если моя мама джинн — почему все мои братья тогда не джинны, почему они умерли, как слабые и смертные люди?

Возможно мои братья просто не ведали собственной природы. Я — ведаю её.

11. Если джинны злые, почему мама тогда пожертвовала жизнью, чтобы спасти меня? Разве так поступают злодеи?

Джинны не злые и не добрые. Они как люди. Они могут выбирать. Так говорила мне шайтан, похоже, в этом она не солгала. Ибо шайтан всегда приправляет свою ложь щепоткой правды, как я теперь знаю.

12. Возможно Творец злой, а джинны — добрые? Но зачем тогда джинны убивают путешественников и верблюдов в глухих уголках пустыни?

Джинны убивают и нападают от незнания. Только и всего. А про Творца я все еще ничего определенного сказать не могу.

13. Кем был тот молодой парень-шаэль, который так страшно унизил меня? Как его звали? А его маму, его отца, его братьев? Назови мне их имена, несуществующий Творец, чтобы я мог найти и убить их всех, медленно и мучительно! А как звали того чернобородого командира шаэлей, который и приказал убить мою семью? Есть ли у него дети? Как их звали? Убей и их, несуществующий Творец! А как звали всех остальных из секты «Алиф», все тысячи воинов, носящих черно-золотые чалмы, я желаю смерти им всем — каждому!

Я не буду больше перекладывать мои задачи на Творца. Разделаться с «Алифом» — моя цель и миссия. Творец любит тех, кто делает. А не тех, кто ноет и клянчит.

14. Принцессе, пославшей сектантов убить мою семью — и ей я желаю гибели!

Она умрет.

15. Наконец я желаю смерти и тебе, Творец, ведь ты несправедлив, и ты порождение и источник всего зла этого мира!

Я больше не верю в злого Творца. Шейх Эдварра научил меня, что этот путь — путь в никуда. Путь к погибели. Он сам прошел этот путь. Я этим путем не пойду.

16. Кто тот доносчик, про которого говорил чернобородый командир? Кто донес на моего отца? Его, единственного из всех, я убивать не буду, но убью у него на глазах всех его близких, а потом отрежу ему руки, ноги, мужской орган, язык, глаза, и так оставлю его жить.

Его семья меня не интересует. Я не принцесса. Я не убиваю родственников человека за его грехи.

17. Но как мне наказать всех вас, если я такой трус? Если я джинн наполовину — почему я трус и слабак? Как это возможно?

Я больше не трус. Я теперь знаю. Я убедился.


Я некоторое время глядел на список моих вопросов и ответов. А потом дописал восемнадцатый вопрос, тот, что волновал меня сейчас больше всего. И еще ответ на него.


18. Кто такой султан?

Шейх не открыл мне этого. Только сослался на Св. Преждесотворенную, где сказано: «И дочери человеческие сочетались с султанами…»

А в «Поэме о Дыме» сказано, что «Султан — ЭГО мира»

Что это значит? Понятия не имею.


Написав это, я достал огниво, высек искру и сжег список моих вопросов и ответов.

Также как и три года назад. Ха-ха! В этом смысле — ничегошеньки за прошедшие годы не изменилось. Носить с собой такой список было опасно три года назад в Дафаре, опасно его носить и сейчас. Сейчас — тем более опасно. Я должен скрывать, кто я такой, скрывать до самой Ефры, и скрывать там.

Если я на самом деле хочу сделать то, что задумал.

Можно, конечно, было остаться в обители и дожидаться людей принцессы там — можно было начать с этого. Но я отказался от этого плана. Принцесса явно не спешила в разгромленный монастырь шейха. Она может явиться и через год, и через два. А может и вовсе не явиться. Да и я пока что слишком слаб, чтобы победить её, в любом случае. А еще вернее, что принцесса возможно пришлет обыскивать монастырь шейха очередных подонков и бандитов — вроде её охотников на шаэлей. Их я, конечно, убью, но толку-то?

Меня не интересовали мелкие шавки. Мне нужно было руководство секты «Алиф», мне нужны были устады и шейхи «Алифа», мне нужна была сама принцесса, наконец. А они все — в Ефре.

И у меня теперь есть с собой всё, чтобы добраться до них. У меня в мешках сейчас лежат такие предметы, которые явно заинтересуют и величайших мистиков «Алифа», а может быть даже и саму принцессу. Посредством этого я к ним и подберусь, подкрадусь на расстояние удара, как лев к добыче. А когда я буду на расстоянии удара и когда я буду знать, как ударить — я ударю.

Ударю так, что мало не покажется.

Я наконец помолился, теперь я молился Творцу, как правоверный. Да я и был правоверным, по крайней мере, очень сильно старался им быть.

А потом я уснул. И мой сон был новым. «Поэма о Дыме» коснулась моего сердца и открыла мне новую дорогу — дорогу истинной власти.

Загрузка...