Башня Творца внутри показалась мне жуткой — узкие коридоры и переходы, лесенки, и никакой отделки вообще. И всё черное — стены Башни не были крашеными снаружи, она на самом деле была выстроена из черного кирпича. Это место выглядело мрачным обиталищем шайтана. В Башне были узкие окошки, на манер крепостных бойниц, и сквозь них сюда проникало немного света, а еще жаркий ветер с юга и каменная пыль из пустыни.
Шамириам отвела меня на третий этаж Башни, находившийся где-то в середине, тут были еще этажи и выше. Здесь девушка указала мне на узкую и тесную каморку с окошком. Каморка больше всего напоминала темницу, в какой держат преступников, разве что с тем отличием, что в каморке не было двери. На этом этаже было полно таких каморок, но дверей не было ни у одной.
— А где же двери, моя госпожа? — удивился я.
— Двери скрывают и разделяют, — ответила Шамириам, — А шаэлю нечего скрывать от своих братьев, от своего шейха, от своего устада и от Отца Света. И мы все здесь — суть одно. Мы едины в нашем служении, так что двери нам ни к чему.
Я вошёл в каморку и обнаружил, что здесь уже кто-то живет, тут лежал матрац, набитый сеном, теплое верблюжье одеяло и чьи-то пожитки.
— Твоего соседа по комнате зовут Хам, — объяснила мне Шамириам, — С ним познакомишься позже, он сейчас работает, как и большинство других мюридов. А мои покои находятся на самом верхнем этаже Башни. Этажом ниже моего — покои Ибрагима, старейшины. Если у тебя будут какие-то вопросы — обращайся к нему. Если он не сможет решить твой вопрос — тогда уже ко мне.
— А к шейху…
— А к шейху мюрид обратиться не может, если шейх сам того не пожелает, я уже объясняла тебе. Ты не можешь войти в Заповедную Башню, где живет шейх. Если попытаешься сделать это — умрешь.
— Умру?
— Да. Внутри Заповедной Башни происходят мистерии Отца Света, одно соприкосновение с ними убьет непросвещенного грешника. Ты ведь пока что еще непросвещенный грешник, Ила?
— Наверное. Я не знаю.
— Здесь ты узнаешь. Ты всё про себя узнаешь. Еще одно запретное место для тебя — Башня Света. Не пытайся туда проникнуть, иначе будешь бит послушниками Башни Света. И тогда сегодняшнее избиение покажется тебе просто цветочками. Исполняй все мои приказы, а также все приказы Ибрагима — через нас говорит с тобой сам шейх, а через шейха — сам Отец Света. Если ослушаешься хоть раз — будешь изгнан. Ты все еще хочешь быть изгнанным, Ила?
— Нет, госпожа. Я же сказал…
— Очень хорошо. В таком случае оставь здесь все самое нужное, оставь свое одеяло. Ты помнишь то длинное здание, которое у нас тянется вдоль стен обители? Пойдешь туда, с восточной стороны там у нас баня — умоешься с дороги, промоешь свои раны. Воду экономь, у нас тут нет ни родника, ни водопровода, как в твоих больших городах, так что всю воду мы приносим с гор. Там же, в том же крыле, где баня, есть оружейная — отдашь туда свой ятаган.
— Но ведь это мой ятаган! — вознегодовал я, — Мне его подарил сам шейх.
— У нас тут нет ничего своего, Ила, — хихикнула Шамириам, — У нас все общее. Собственничество, любовь к своим вещам — это же нафс, это часть твоего ЭГО. И ты никогда не станешь ни мистиком, ни шаэлем, пока не избавишься от ЭГО, от собственного нафса. А ятаган тебе вернут, когда придет время. Потом пойдешь в западное крыло того здания, что тянется вдоль стен — там тебе дадут матрац и все необходимое…
В этот момент в каморку юркнул мелкий паренек в черной чалме. Я сначала подумал, что это мой сосед по комнате Хам, но оказалось, что это просто послушник, который принес мне мои новые одежды — черные одежды мюрида.
— Спасибо, Билял, — поблагодарила его Шамириам.
Паренек поклонился и скорее убежал.
— Как все сделаешь — переоденься, — распорядилась Шамириам, — Потом можешь бездельничать до самой вечерней молитвы, она у нас на закате. А завтра уже будешь работать. Здесь каждый мюрид трудится, в соответствии со своими талантами, которые им дал Отец Света. Какие таланты у тебя, Ила? Что ты умеешь?
Я думал недолго:
— Я могу изгонять джиннов, моя госпожа!
— Джиннов у нас тут нет и быть не может. Наша обитель защищена от любой темной силы. Еще что умеешь?
— Ну… В Дафаре я много лет был учеником лекаря. Мой учитель Нагуд не только лечил людей, но еще и был аптекарем — он продавал снадобья.
О том, что Нагуд, помимо всего прочего, был еще и обманщиком, продававшим фальшивые снадобья, я решил на всякий случай умолчать.
— Ах, городская Ибн Синовская медицина? — звонко рассмеялась на это Шамириам, — Четыре стихии, и вот это всё?
Несмотря на то, что я сам скептически относился к официальной медицинской науке, смех девушки меня покоробил. Все же я посвятил этой науке много лет моей жизни.
— Ибн Сина — великий ученый и авторитетный человек, моя госпожа, — обиженно ответил я, — Все лекари пользуются его книгами. И нечего потешаться над четырьмя стихиями. Не знаю, если ли они на самом деле — но мы лечим так, будто они есть, и иногда это помогает. И даже западные варвары признают, что тело человека состоит из влаги, сухости, жара и холода. А еще мне кажется, что вы просто напросто ненавидите горожан.
— Горожане погрязли в умствованиях, и это отдалило их от Отца Света, — безапелляционно объяснила Шамириам, — И в тебе есть эта зараза, Ила. Как я уже говорила — эта дурь, которую нам из тебя предстоит выбить. И нет, мы тут никого не лечим по Ибн Сине. И поэтому наши мюриды всегда здоровы и никогда не болеют. Потому что мы понимаем, что тело — тлен, и любая болезнь возникает по духовным причинам, и лечится также — посредством мистического воздействия. А в самых тяжелых случаях, если кто-то все же заболел или получил серьезную рану — его излечит шейх по воле Отца Света. Однако, кажется, я знаю, как мы сможем использовать твои навыки, Ила. Но это позже. Завтра ты будешь носить воду — у нас все новички этим занимаются.
Шамириам пристально посмотрела на меня, будто ожидала возражений. Но их не последовало, я уже твердо решил для себя, что я вытерплю все что угодно, лишь бы выучиться, стать шаэлем и уйти отсюда через несколько лет великим воином.
— Как вы скажете, госпожа, — кивнул я.
Шамириам молча развернулась, чтобы уйти, но тут я не выдержал и задал вопрос, который вертелся у меня в голове с самого момента прибытия в обитель.
— Госпожа, постойте. Пожалуйста. Я хочу спросить — кому… Кому мы здесь поклоняемся — Творцу или Отцу Света? Я этого так и не понял.
Девушка остановилась, потом медленно повернулась ко мне.
— А как ты сам думаешь, Ила? Кто дает человеку силу и мистические способности, откуда происходит источник мощи шаэля?
— Я не знаю, — честно признался я, — До шестнадцати лет я видел вокруг себя много правоверных, и все они молились Творцу. А про Отца Света я узнал только от шейха. И пока мы ехали сюда — я убедился, что здесь, на севере, многие называют Творца Отцом Света. Они почитают того же Бога, что и у нас на юге, но под другим именем. Однако уже тут в обители… Я запутался. Кажется, здесь считают, что Отец Света — добрый, а Творец — злой. Так, моя госпожа?
Девушка в ответ посмотрела на меня очень внимательно. А когда ответила мне, даже назвала меня по моему новому прозвищу:
— Тебе нужно понять вот что, Ила Победитель джиннов. Откровение — не дается человеку сразу. Вселенная сложна, много сложнее, чем полагает большинство людей. И если Отец Света даст обычному человеку Откровение — человек может не выдержать. Он сойдет с ума или погибнет, его разорвет в клочья, потому что его душа пока что не готова принять Откровения. Она не вместит тайн Вселенной. Поэтому каждый человек получает от Отца Свету свою меру Откровения, доступную ему на его уровне. Южане совсем не знают Отца Света, даже не ведают Его имени. Это — их мера Откровения.
Здесь на севере, возле гор, во владениях шейха — простые люди знают сокровенное имя Бога, но не умеют Его правильно почитать. И даже шейх не может научить их, пока они сами не захотят и не будут готовы. Но ты теперь мюрид, Ила Победитель джиннов, ты шаэль.
И тайны будут открыты тебе. Но не все и не сразу. А по мере твоей готовности их воспринять.
А пока что ты можешь считать так: Отец Света — истинный Бог, ему подвластно всё. Он создал этот мир прекрасным и чистым, но тот, кого зовут Творцом — пришел и исказил этот мир, принес сюда зло — боль, насилие и вероломство.
Однако это было частью плана Отца Света, ибо ему подвластно всё. И рано или поздно, этот план будет открыт тебе. Нет двух богов, Ила, есть Единый. Но есть и тот, кто бунтует против Единого. Однако мы не зовем бунтовщика богом. Его мы зовем «Творцом», ибо он сотворил бунт и зло.
Это было всё, что сказала мне Шамириам, а потом она ушла.
А я испытал громадное облегчение.
Во-первых, эта беседа с Шамириам далась мне нелегко, последние восемь лет моей жизни у меня, пожалуй, ни разу еще не было такого длинного разговора с женщиной. Да Шамириам и не была похожа на обычную женщину — она определенно умела читать и писать, она даже позволяла себе смотреть мужчинам в глаза, рассуждать о медицине и богословии… Это меня очень и очень сильно раздражало, после беседы с Шамириам я ощущал себя так, будто меня еще раз избили палками. Так что был рад, что эта беседа наконец закончилась.
Во-вторых, слова Шамириам меня несколько утешили. Все же в этой странной секте нет ширка, многобожия. Тут верят в одного Бога — в Отца Света. Просто его злого, вредного и слабого противника называют Творцом. Ну и что же? На моем родном юге и в Дафаре то же самое — только там Бога зовут Творцом, а его противника — шайтаном. Имена разные, а ситуация — ровно такая же.
Так я рассудил и немного успокоился. Хотя некоторый страх у меня, конечно, остался. Стоит кому-то из эмиров только прознать про эту секту, где Творца считают злым — и принцесса Зиш-Алис тут же вызовет сюда целую армию правоверных шаэлей, которые здесь просто напросто всех перережут, а обитель сровняют с землей.
Но эта секта ведь существует уже много сотен, если не тысяч, лет, и раз этого до сих пор не случилось — значит, у шейха хватает сил, чтобы скрывать свою тайную обитель от принцессы. А следовательно — опасности никакой нет. Земные власти шейху не страшны.
Наконец, слова Шамириам на самом деле тронули что-то в глубинах моего сердца. Устад сказала, что в начале мир был сотворен добрым и благим, и лишь потом злой Творец изгадил его. Это живо напомнило мне мою жизнь. Сначала, в детстве я был абсолютно счастлив, а потом пришли злые люди и уничтожили все мое счастье. И оставили мне лишь горе и ночные кошмары в память о свете моего детства, о моем папе, о моей маме, о братьях, о нашем доме…
Мне была очень близка та концепция, которую изложила Шамириам. И успокоенный, примиренный с самим собой и этой обителью — моим новым домом, я отправился искать баню, хоть все еще и хромал после моего избиения.