Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 21: Про три тайные Башни

Обитель располагалась меньше чем в полудне пути от Аль-Мутавахиша.

Местность тут была странная, я ожидал не такого. Мне почему-то представлялось, что тайный монастырь шаэлей должен напоминать райский сад, находиться в оазисе, где текут ручьи, растут пальмы и поют птицы. Но ни ручьев, ни пальм, ни птиц не было.

К югу от циклопических Хребтов Нуха, вдоль которых мы шли, тянулись все те же бурые каменные холмы, здесь они стали совсем невысокими, так что лошади взбирались на них без всякого труда. Стоящих камней и валунов тут почти совсем не встречалось, холмистая равнина была каменной и совершенно голой, продуваемой жарким ветром, который нес пыль и песок из далекой пустыни на юге.

В каменной земле здесь повсюду встречались трещины — это свидетельствовало, что летом и зимой здесь настолько жарко, что даже камень трескается. Во многих местах бурая каменная земля даже почернела от жары и солнца, которое согревало эту пустыню в течение многих тысяч лет, с самого Сотворения Мира.

Это место выглядело как место смерти, где ничего живое не может жить.

Однако тайный монастырь шейха стоял именно здесь — на пологом каменном холме, прижавшимся к уходившим под самые небеса скалам Хребта Нуха.

С севера от обители таким образом стояли горы, а во всех остальных направлениях, сколько видел глаз, расстилалась холмистая мертвая каменная пустыня.

— Дом Власти, — произнес шейх, указав на обитель, — Ваш дом, мои мюриды. В монастыре три башни — Башня Творца, она черная, Башня Света — белая, как моя борода, и Заповедная Башня — зеленая.

Мы стали подниматься на холм, и теперь я действительно разглядел башни. Все три были громадными и прямоугольными, построенными из кирпича. Башни были совершенно одинаковыми по размерам и различались только цветом. Зеленая Заповедная Башня располагалась на севере, белая Башня Света — на западе, а черная Башня Творца — на востоке.

Башни и весь монастырь окружала стена из бурого кирпича, ворота находились с юга.

Больше всего обитель напоминала крепость, однако я не видел ни знамен, ни часовых, будто этот монастырь вообще был необитаем.

Шейх, кажется, прочел мои мысли, улыбнулся и заметил:

— Стены защищают нас от диких зверей и пустынной пыли. А защита от людей моему Дому Власти ни к чему. Ни один враг не способен придти в обитель, он её просто не найдет. Монастырь по воле Отца Света скрыт сильнейшими чарами от чужих глаз. Так что увидеть его и добраться сюда могут лишь те, кого я сам сюда привел.

Меня охватило странное и торжественное волнение. Вот он — мой дом. Первый настоящий дом с тех пор, как злодеи лишили меня моего собственного.

Мы приблизились к монастырю, и я убедился, что он на самом деле огромен. В этих трех башня могла бы жить целая тысяча человек, а внутри монастыря, за его бурыми стенами, мог бы поместится целый оазис.

Обитые железом ворота распахнулись, внутри, на просторном дворе, нас уже встречала целая толпа.

Тут я оробел, ибо никогда раньше не видел такого большого количества шаэлей, святых людей, собравшихся вместе. Мне пока что было трудно принять тот факт, что теперь я один из них.

Собравшаяся во дворе толпа состояла из юношей, их было человек двести. У большинства уже росла борода, на вид им всем было лет семнадцать-двадцать. Детей я здесь не видел, а мужчина в летах был только один — высокий красивый чернобородый человек лет тридцати.

Еще была одна женщина в черной чадре, и это меня удивило. Что женщине делать в святом месте? Все остальные — юноши, половина из них была одета во все черное, а половина — в белое. И только у бородатого мужчины одеяние было белым, а чалма на голове — черной.

Кроме людей, тут были еще кошки — штук двадцать, самых разных расцветок и разнообразной толщины. Кошки, кажется, тоже пришли встречать шейха.

— Отец Света возвратил нам нашего шейха! — радостно провозгласил мужчина в черной чалме, — И привел нам новых братьев. Славьте Отца Света, правоверные!

Все, кроме шейха, тут же опустились на колени, и я тоже. Даже кошки уселись и склонили головы.

Шейх спрыгнул с коня, повернулся в сторону солнца, и все на площади повернулись за ним следом. Потом шейх воздел руки и прочел молитву, не такую, как обычно, а очень странную. Он читал её стоя, воздев руки в сторону солнца:

— Отец, ниспошли нам свой свет, ниспошли нам свою любовь, ниспошли нам свое знание, ниспошли нам свое понимание, ниспошли нам тайны твои! Ибо мы измучены миром, сотворенным злым Творцом, и мы устали от злобы его. Дай же нам рассеять темную плоть и растворится в твоем свете, в твоем духе! Ибо это — желание наших сердец. Благослови нашего шейха, Отец, наш путеводный маяк, нашу звезду в этом мире тьмы! И спаси нас от смерти, и возьми нас живыми на небеса, как ты взял нашего шейха.

Я открывал рот вместе со всеми, но на самом деле слов странной молитвы не повторял. По двум причинам — во-первых, я пока еще не знал этой молитвы, а во-вторых… Во-вторых, я очень испугался, и вся моя радость улетучилась прочь за один вздох.

Вещи были названы своими именами. Эти шаэли не почитали Творца, они почитали некоего Отца Света! Это были сектанты, еретики, и они считали весь сотворенный мир злым, они хотели сбежать отсюда куда-то «в свет».

Да, конечно. Я и сам также считал, когда жил в Дафаре, и когда жизнь моя была адом. И я должен был бы порадоваться, что нашёл наконец таких же людей, как я — моих новых братьев, которые тоже полагают Творца злодеем.

Но радости почему-то не было. Почему-то был только страх. То ли потому, что я боялся, что откуда-то сейчас вылезет башар, обвинит меня и всех здесь в вероотступничестве и побьет нас всех камнями, а то ли я просто слишком уж привык, что все вокруг славят Творца, а не проклинают.

Была и еще одна причина — из слов этой молитвы следовало, что шейх сам себя обожествляет, он объявил себя звездой, маяком и уже спасенным от зла при жизни, еще до посмертного суда! Между тем, любой правоверный джахари знает, что даже сама принцесса Зиш-Алис однажды ошиблась, один единственный раз в жизни, ибо любой человек подвержен греху и ошибке, пока ходит по земле.

Так или иначе, но мне почему-то захотелось отсюда сбежать, и как можно дальше.

Но бежать было нельзя, ворота уже закрылись. Да и куда мне бежать?

Как только молитва была окончена — послушники в черном увели наших коней, а шейх подозвал к себе мужчину в черной чалме и женщину в чадре.

— Это мои новые мюриды, — представил нас с Садатом шейх, — Тот, что постарше — Садат Высокий. Тот, что младше — Ила Победитель джиннов.

Мне очень сильно понравилось прозвище, которое дал мне шейх. Победитель джиннов! Когда я услышал это — мне уже не так сильно хотелось сбежать прочь из обители. Мне подумалось, что я наверное просто слишком много размышляю и сам себя пугаю. Мне так говорил отец в детстве, довольно часто — он говорил, что «ты, Ила, слишком много думаешь». Возможно я и сейчас просто запутался в моих мыслях? Возможно эта секта не так уж и плоха, и я просто неправильно понял шейха? Может быть я просто навыдумывал на ровном месте то, чего на самом деле нет?

— Да благословит Отец Света ваши шаги, юные мюриды, — поклонился нам мужчина в черной чалме.

А шейх вдруг спросил его:

— В смертельной опасности — кому молимся, на кого уповаем?

— Молимся повелителю мёда, и на него уповаем, — тут же, не раздумывая, ответил человек в черной чалме.

Это был наверное самый странный диалог, что я слышал за мою жизнь. Я опешил, но дальше было еще страннее.

Теперь шейх обратился к женщине в черной чадре:

— Сестра, скажи — как поднять камень, который Творец создал неподъемным?

— Я подниму его во сне, — ответила женщина.

Судя по голосу эта женщина была совсем юной, хоть я и не видел её лица, скрытого никабом. Но глаза, подкрашенные сурьмой, у неё были черными, большими и красивыми.

Шейх улыбнулся и огладил бороду. И лишь после этого непонятного диалога представил мне и Садату незнакомцев:

— Эти люди — ваши учителя и наставники, ваши устады. От них вы получите всю ту мудрость, которой Отец Света сочтет нужным одарить вас, мои мюриды. Слушайтесь ваших устадов. И во всем им подчиняйтесь так, как подчинялись бы мне или самому Отцу Света. Мужчину зовут Нус, он — устад Башни Света. Его послушники носят белое. Женщину зовут Шамириам, и она — устад Башни Творца. Её послушники облачены в черное.

А вот теперь я был шокирован уже по-настоящему. Тот факт, что здесь устад женщина — это уже ни в какие ворота не лезло.

А шейх тем временем внимательно и быстро взглянул сначала на Садата, потом на меня. И снова принялся оглаживать бороду…

— Ну вот что. Садат отправляется в Башню Света. А Ила — в Башню Творца.

А больше шейх не сказал ничего, он просто двинулся вперед — к зеленой Заповедной Башне. Как я уже догадался, это башня и была обиталищем самого шейха. Впрочем, меня очень сильно удивило, что один человек живет в такой громадной башне, пусть даже этот человек шейх…

Толпа мюридов расступалась, когда шейх шёл сквозь неё, и все почтительно опускали взгляд.

А я завистливо посмотрел на Садата. Любому ясно, что белое — лучше черного. Мюриды в белых одеждах, обитавшие в Башне Света, даже выглядели намного благообразнее юношей в черных одеждах, которые жили в Башне Творца. Глядя на людей в белом я видел на их лицах мудрость и мир, а вот у братьев в черном лица были самыми обычными и грубыми — как у погонщиков верблюдов или крестьян.

А еще у юношей в белом — настоящий устад, а у юношей в черном — вместо устада женщина. А еще Башня Творца не зря же выкрашена в черный цвет, и не зря же называется Башней Творца — а Творца в этой секте не любят…

В общем мне было уже совершенно ясно, что Садата шейх определил в хорошую компанию, а меня — в плохую. Я не понимал, почему так вышло, и шейх ничего мне не объяснил, и от этого я ощутил такую обиду, что на глазах у меня навернулись слёзы.

Как же так? Ведь это я победил джинна, а не Садат! И это меня шейх водил к непонятным черным камням в Долине Крови, а не Садата! Я был любимым мюридом шейха, по крайней мере, так мне казалось до этого самого момента…

Но тут всё было совсем не так, как я ожидал. И мне снова захотелось сбежать подальше из этого странного места.

А Нус уже обнял Садата, и сказал ему:

— Добро пожаловать, Садат! Пойдем со мной. Я познакомлю тебя с твоими новыми братьями.

Садат ухмыльнулся мне напоследок, явно разгадав мои черные мысли. Потом пожал плечами и ушёл вместе с Нусом, и все юноши в белом потянулись за ними следом.

А женщина по имени Шамириам обратилась ко мне:

— Пойдем, Ила. Ты идешь со мной. Бери свои пожитки.

Из пожитков у меня было только два мешка, да еще мой ятаган — их послушники уже сняли с кобылы, которую давно увели, и положили рядом со мной на землю.

Но я, разумеется, никуда не пошёл, а так и остался стоять на месте, дерзко глядя на Шамириам.

А вокруг нас стояла сотня юношей в черном — послушников из черной Башни Творца, и все они смотрели на меня с интересом, явно оценивая меня, а еще ожидая развлечения. И я решил, что дам им это развлечение. Мне не оставили выбора.

Я еще бросил взгляд на зеленую Заповедную Башню и убедился, что шейх уже ушёл, скрылся в собственном жилище. И тогда я заявил:

— Я не буду подчиняться женщине. Это же нонсенс, бессмыслица какая-то. И перестань смотреть мне в глаза, женщина! Опусти взгляд, как и положено при разговоре с мужчиной!

Но Шамириам глаз не опустила. Она меня явно не боялась, а вот я её боялся — еще как. Моя дерзость сейчас просто скрывала мой страх, я это и сам отлично понимал. Женщин я боялся с детства, с тех пор, как у меня на глазах крылатая девушка убила мою мать…

И тот факт, что на меня сейчас глядела сотня юных мюридов, моих новых братьев, ситуации тоже не улучшал — это меня пугало не меньше.

— У нас тут свои правила, Ила, — спокойно произнесла Шамириам, — Это место — не от мира сего. Мы здесь служим Отцу Света.

— Да, я понимаю, — согласился я, совладав с дрожью в голосе, — Но я хотел бы в белую Башню, в Башню Света.

Теперь кто-то из мюридов хохотнул, а у всех остальных аж глаза загорелись от интереса. И даже кошки, все еще сидевшие во дворе, внимательно смотрели на меня.

Сейчас главное — не показать себя трусом и стоять до последнего. Я уже жалел, что затеял препирательства с Шамириам, но отступать теперь было просто глупо.

— Шейх решает, кого в какую башню поселить, — устало объяснила Шамириам, — Только шейх и никто другой. Возможно позже он переселит тебя в Башню Света. Посмотрим.

— Я хочу говорить с шейхом! — потребовал я.

Теперь мюриды уже откровенно загоготали. Я ощущал себя сейчас просто шутом — одним из тех дурачков, которых держат для развлечения богатые западные рыцари у себя во дворцах!

— Нельзя, — отрезала Шамириам, — Здесь, в Доме Власти, ты не можешь сам пойти и заговорить с шейхом. Ты можешь говорить с ним, лишь когда шейх сам сочтет нужным обратиться к тебе.

Все интереснее и интереснее… А по пути сюда шейх был со мной ласков, хоть иногда и молчал целыми днями, хоть и запретил мне задавать вопросы. Но, видимо, здесь в обители правила и правда были иными.

— Ила, ты идешь? — нетерпеливо проговорила Шамириам.

Да пропади все пропадом!

— Я не буду подчиняться женщине, — твердо сказал я, — Что тебе неясно, Шамириам?

— Ты хочешь нас покинуть, Ила?

Я кивнул. Я не собирался отступать. Я уже один раз отступил, в детстве, когда сбежал от того молодого шаэля, убившего моего брата. Больше такого не повторится! Никогда.

— Да, я ухожу.

И я взял свою поклажу, взвалил её на плечо, а ятаган повесил себе на пояс. Меня самого удивляло то, что я творил — но остановится я уже не мог.

— Откройте мне ворота! — потребовал я.

— Ила, послушай, шейх же вез тебя сюда — сколько… — попыталась вразумить меня Шамириам.

— Шейх вез меня сюда целую луну, — сообщил я, — Однако теперь я понимаю, что мне тут не нравится. Откройте ворота!

Я понятия не имел, куда я пойду, когда выйду за ворота, но меня это в тот момент совсем не волновало.

А юные шаэли в черном тем временем уже откровенно ухахатывались. И Шамириам их не останавливала, хотя вроде бы была их устадом.

— Ворота нельзя открыть, — растолковала мне женщина, — Эти ворота зачарованы, по воле Отца Света. И открываются лишь по воле шейха.

— Тогда…

Я поглядел на высокую стену обители. Нет, не перелезу. А если возьмусь перелезать — мюриды, пожалуй, все помрут от смеха, у них просто животы лопнут.

— Тогда дайте мне лестницу! — потребовал я.

Шамириам некоторое время смотрела на меня с любопытством, потом звонким голосом приказала:

— Вы слышали Илу. Дайте ему лестницу.

Мюриды в черном на самом деле притащили мне длинную деревянную лестницу — её принесли из низкой постройки, которая тянулась вдоль всех стен внутри монастыря. Судя по всему, там располагались хозяйственные помещения.

Лестницу для меня даже прислонили к стене. Юноши в черном хихикали, кто-то даже затыкал себе рукой рот, будто боялся взорваться хохотом раньше времени. Мне всё это очень не понравилось…

— Держите лестницу, — распорядилась Шамириам, — Мы же не хотим, чтобы Ила упал, не так ли?

— Нет-нет, не хотим, госпожа! — радостно откликнулись мюриды.

Ну и шайтан с ними. Пусть пропадут все пропадом.

Держа одной рукой мои пожитки, я ступил на лестницу и полез по ней вверх, на стену обители. Двое юных шаэлей придерживали для меня лестницу, как и приказала женщина, оба парня улыбались.

Стена была не такой уж высокой — где-то в два или три человеческих роста. Так что на той стороне я просто с неё спрыгну, да и всё. Если повезет — даже ногу не сломаю.

Я быстро добрался до вершины стены, позади меня повисла подозрительная тишина, будто мюриды затаили дыхание… Я перекинул ногу через стену. А в следующий миг какая-то сила вдруг схватила меня, подняла в воздух и швырнула обратно во двор монастыря — прямо на голый камень.

Я рухнул прямо на мои пожитки, которые упали прежде меня и таким образом смягчили удар. Но ятаган в ножнах, закрепленный у меня на поясе, при этом больно ударил меня по ноге. И перед глазами у меня все потемнело, будто из меня выбили дух. А еще я разбил до крови ладонь правой руки.

Грянул хохот, переходящий в рёв. Теперь мюриды реготали уже как стадо ослов.

Я вскочил на ноги, так быстро, как только смог.

А Шамириам вдруг подняла руку, и хохот тут же прекратился, за один миг. Повисла тишина.

— Отсюда нельзя уйти по собственному желанию, — произнесла женщина, — Лишь шейх решает, кто и когда уйдет отсюда. А уйти из обители можно лишь двумя путями — или окончив свое обучение, или же — будучи изгнанным.

— Ну так изгоните меня! — в ярости потребовал я.

— Я не могу, — Шамириам покачала головой, — Только шейх может. Он решает, кому уйти, а кому остаться.

Снова повисла тишина. А вот что предпринять теперь — я не имел ни малейшего понятия. Я растерялся.

— Бери свои вещи и пойдем, — приказала Шамириам.

— Нет.

— Отец Света, помилуй нас. Ты правда настолько упрям, Ила?

— Как видишь, женщина.

Шамириам повернулась к своим мюридам:

— Ибрагим, объясни Иле, как обстоят дела.

Вперед вышел молодой паренек, очень уродливый. Он был, как и все остальные послушники из Башни Творца, в черных одеждах, с черной чалмой на голове. Кожа у него была светлой, какая бывает у джахари, происходящих с севера страны, но вся покрыта прыщами. Нос у Ибрагима был кривой, глаза косили. На вид Ибрагиму было около шестнадцати, как и мне самому.

— Я Ибрагим, старейшина Башни Творца, — представился паренек, — Я тут главный, в этой башне, после шейха и устада. Так что тебе бы хорошо меня слушаться, Ила. И вот что я тебе скажу — ты задумал глупость. Не всё так плохо, как оно выглядит, поверь мне. Пусть наша Башня и черная, но мы тут кушаем мясо почти каждый день, Отец Света и шейх защищают нас от всех врагов, у нас есть крыша над головой…

Эти речи поразили меня до глубины души. Рассказ о мясе каждый день и крыше над головой — это, пожалуй, последнее, что я ожидал услышать от мюрида тайной секты.

Однако дослушать речь Ибрагима мне не дали, Шамириам перебила юношу:

— Не так, Ибрагим. Этого всего он не поймет, разве не видишь? Объясни ему иначе.

— А, — сообразил Ибрагим, — Да, госпожа. Несите палки!

Палки на самом деле принесли — тяжелые и длинные, с меч размером каждая. И мне полегчало. Было очевидно, что меня сейчас будут бить, но быть избитым в моем положении — много лучше, чем просто стоять и ничего не делать, как это происходит сейчас.

Ибрагим взял палку себе, еще двое рослых мюридов тоже взяли по палке.

— Дайте палку и мне, чтобы все было честно! — потребовал я.

— У тебя есть ятаган, — напомнила мне Шамириам.

— Да, но я же не могу бить людей с палками ятаганом…

Но меня уже никто не слушал. Мюриды бросились на меня стремительно, как львы на козу. Я не успел даже достать мой ятаган из ножен, все что я успел — это защититься так и не обнаженным оружием от самого первого удара, я подставил мой ятаган под палку Ибрагима. Но следующая палка ударила меня по коленям, и я упал. А потом удары посыпались на меня, как камни во время пустынной бури, меня били по животу, по плечам, по ногам, с моей головы сбили куфию, но по самой голове не били. Между ног тоже не били, но в остальном меня за пару мгновений измордовали всего…

Я заорал от боли.

— Хватит! Прекратите!

Но последовало еще несколько ударов, от одного из них — в грудь — у меня перехватило дыхание, и только потом Шамириам распорядилась:

— Ну хватит.

Я лежал на каменной земле и скулил от боли, я едва мог дышать, глаза застилала муть. В одном я убедился совершенно точно — сражаться местные мюриды умеют. И если они делают такое палками — то страшно подумать, что они могут, когда в руках у них мечи…

Шамириам подошла ближе и склонилась надо мной:

— Ну что, Ила?

— Ладно. Вы меня убедили. Я… Я хочу научиться также сражаться, поэтому я останусь.

— Похоже, дурь из него мы выбили, госпожа, — хмыкнул косоглазый Ибрагим.

— Нет, — не согласилась женщина, — Дурь еще осталась. Я же вижу. Этот юноша — из города, это городской мальчик. А в них дури всегда полно. Но остальную дурь мы выбьем из него позже, если потребуется. Вставай, Ила.

Я встал, скрипя зубами от боли. Мое тело теперь, похоже, превратилось в один большой синяк, я едва стоял на ногах. Ладонь руки была рассечена в кровь, как и левое колено, штаны на нём порвались. Я подобрал мою куфию, растоптанную мюридами до состояния тряпки.

Мне было очень стыдно, что я так плохо показал себя в этом бою, у меня была даже мысль продолжить — броситься сейчас на Ибрагима и ударить его. Но это было просто глупостью, я понимал, что меня просто еще раз изобьют, и на этом все закончится.

Бежать отсюда было невозможно, выбора мне не оставили. И путь тело мое всё болело, на на сердце у меня как будто полегчало. Женщина была права — из меня будто «выбили дурь». Я теперь отлично сознавал, что идти мне больше некуда, а еще, что я и правда топал сюда целую луну. А еще я хочу, я все еще хочу стать шаэлем! И глупо терять мой шанс — скорее всего единственный.

— Ты будешь послушным, Ила? — ласково осведомилась Шамириам.

— Да. Я постараюсь.

— Бери свои вещи и пойдем. Принесите ему новую одежду — черную. Теперь Ила — мюрид Башни Творца.

И я пошёл вслед за женщиной, хотя меня шатало, и каждый шаг отдавался невыносимой болью.