Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 44: Как Зов и Старец сражались

Наступил первый рассвет месяца Шамаш — солнце всходило на востоке, за моей спиной. Если обернуться — можно было увидеть узкую алую кровавую полоску, длинный пылающий меч над бескрайним горизонтом каменной пустыни.

Но я не оборачивался, я бежал на юго-запад, туда, где небеса еще были синими, где гасли последние звезды.

В каменной пустыне собирались свет и жар, как и всегда стремительно. Еще половина часа — и это место станет раскаленной адской сковородкой, и померкнут все цвета, останется лишь синее небо, горячий бурый камень и черные тени от больших валунов — но даже эти тени не принесут прохлады и отдохновения.

Долина Крови — губительное место для всего живого. Особенно сейчас, в жаркий месяц Шамаш, когда правоверные джахари стараются воздерживаться от путешествий. Еще половина часа — и меня здесь будет жечь все — и горячий ветер, и солнце, и даже камни под моими ногами.

Глупо было отправляться сюда. Глупо было бежать вместо того, чтобы идти. Глупо было бросить мои мешки с припасами, а ведь я их бросил…

У меня в руке была только одна фляга с водой, а все остальное я побросал еще до рассвета. И сейчас я бежал со всех ног, потея и задыхаясь. Я бежал не от шейха-обманщика. Я бежал вообще не от кого-то, а к кому-то.

Я бежал к той загадочной точке в Долине Крови, которая влекла меня больше всего на свете, к той точке, которую я видел половину месяца назад из горной долины — когда мы с Муаммаром смотрели вниз с обрыва, когда я убил Муаммара.

Когда я ночью покинул обитель шейха — я вообще не думал об этой точке в Долине, я не помнил о ней. Но стоило мне отойти достаточно далеко от монастыря, стоило мне на рассвете достичь Долины Крови — и все изменилось.

Жажда во мне сначала появилась, как смутное и неясное чувство. Потом стремительно стала расти, становится ярче, четче, яснее. И наконец — охватила всю мою душу и все мое тело целиком.

И вот тогда я забыл обо всем на свете, кроме моей странной жажды, я бросил все мои припасы возле большого уродливого валуна, и я побежал. И уже не мог остановиться.

Там что-то было. Кусочек моей души, величайшее сокровище, священное откровение — там была моя мама! Моя мама ждала меня в Долине Крови все эти годы, с тех пор, как я покинул мой родной оазис, и теперь она звала меня!

Я чуял этот зов, но не носом, я слышал этот зов, но не ушами. Зов мамы разливался в моем сердце, он вел меня, как путеводная звезда ведет караванщика.

И все потеряло смысл — шейх с его изуверской сектой, оставленная мною позади обитель, даже сама моя жизнь. Мне нужно было достигнуть точки, и как можно скорее. И там я узнаю все, мне будут открыты все ответы, я стану непобедимым, как только встречу маму…

Это было безумием, и я это понимал. Но ничего не мог с собой поделать. Ум мой сознавал, что действия мои опасны и могут привести к смерти, но сердце мое рвалось к сокрытому в Долине сокровищу.

И я бежал и бежал, уже совершенно обессиленный — бежал среди гигантских валунов, среди камней странной кубической формы, среди холмов, напоминавших каких-то окаменевших крылатых созданий — каждый из них был размером с Башню монастыря… Такого жуткого пейзажа нет нигде, кроме как в Долине Крови — запретном и проклятом месте.

Я забирался на холмы и сбегал с них вниз, я так запыхался, что у меня уже стало темнеть в глазах. Но остановиться было невозможно. Остановлюсь — умру. И моя жажда убьет меня, если не будет удовлетворена — быстрее, скорее, немедленно!

Я не знал, что ждет меня в конце этого пути, но был уверен, что это нечто потрясающее, переворачивающее все с ног на голову, дающее все ответы.

Теперь было ясно, почему шейх, а потом и Нус запрещали мне покидать монастырь. А если и отпускали меня — то только в горы на севере и никогда в пустыню на юге. Было понятно, что шейх отлично знал о моей жажде и моем влечении. Как только я покидал зачарованные стены обители — во мне просыпалась жажда точки, сокрытой в Долине Крови. И я бы бросился сюда бегом сразу же, как только вышел бы за пределы монастыря, как это и произошло сейчас.

И лишь зачарованные колдовские стены монастыря подавляли мою жажду, скрывали её от меня самого завесой насланных шейхом иллюзий. Но теперь — я свободен. Я больше не мюрид и не сектант, теперь я бегу. Бегу к моей маме! И я найду её. Или умру.

Но воздух становился все жарче, и ветер уже обжигал, и силы оставляли меня. Когда взошло солнце и Долину залил свет — я уже не мог бежать. Не мог я и идти, а только плелся.

«Наш Дух велик, но проклятое тело, куда мы заточены злым Творцом — слабо и препятствует нам в служении» — говорила мне когда-то в обители Шамириам.

Она была права. Я совсем выдохся. Я прислонился к странному камню, напоминавшему циклопическую окаменевшую чашу, хлебнул воды. Вода у меня во фляге уже была теплой, а скоро будет горячей…

И тогда я пожалел, что бросил мои припасы.

А потом шейх произнес:

— Не ходи. Ты умрешь.

— Что?

Я замер, сердце бешено заколотилось в груди. Где он? Где этот обманщик?

Я завертел головой, но шейха тут не было. Тут вообще никого не было — ни единого живого существа вокруг. В Долине Крови нет жизни, а есть только кроваво-бурый камень и бескрайние небеса над ним.

— Убирайся, шейх, — потребовал я, — Ты не имеешь здесь власти, в этом месте. Пошёл вон!

Я отдышался, потом сделал шаг, другой…

— Ты умрешь, Ила, — повторил голос шейха в моем сердце, — Не ходи. Возвращайся.

— Возвращаться? Куда возвращаться? К тебе? Зачем? Чтобы ты вырезал мое сердце?

— Я этого не сделаю. Вернись ко мне, Ила, вернись, мое сокровище. Разве ты не любишь меня? Разве не помнишь, что я дал тебе счастье?

— Творец, запрети шейху Эдварре говорить со мной! — зарычал я.

Я рухнул на колени, поглядел на солнце. Потом прикинул. Святая Ефра сейчас была на юго-востоке. И я совершил молитву, как совершают её правоверные — не в сторону солнца, а в сторону священного города, где стоит главный храм Творца, и где живет принцесса Зиш-Алис.

А затем я поднялся на ноги и, пошатываясь, продолжил мой путь.

Я чувствовал, что шейх никуда не ушел. Он не мог больше говорить со мной, но он наблюдал за мной, он препятствовал.

И я не понимал почему. Нус же сказал — шейх не имеет никакой власти в Долине Крови. А может быть это не шейх говорил со мной, а лишь его отпечаток, оставленный в моем сердце, ожившее воспоминание? Шейх Эдварра был умен, искусен, крайне хитер и осторожен. Он мог околдовать меня еще в обители, мог вложить в мое сердце свой голос заранее — чтобы этот голос одергивал бы меня, если я выйду из подчинения. Как сейчас.

Но если этот голос — лишь воспоминание, то он уйдет. Исчезнет, рассеется. Ибо все воспоминания уходят, рано или поздно. А если и остаются — то больше уже не могут нас ранить, они обращаются в тени со временем.

Я прислушивался к моим чувствам, но не понимал, здесь ли еще шейх. Однако что-то мне мешало. Я не был уже уверен, что это шейх, но что-то мешало — очень сильно.

Я шагал все медленнее, голова кружилась, ноги подкашивались. А моя жажда достигнуть точки слабла, и зов моей мамы звучал в сердце все тише…

Что я делаю? Что я творю? Зачем я бежал, зачем потратил все силы, зачем бросил мои припасы? Да и куда я иду? Мне нужно на юго-запад, чтобы пересечь Долину Крови как можно быстрее и оставить проклятое место позади… А я вместо этого топаю на северо-запад, к горам.

Меня начало тошнить. Я посмотрел в небеса и увидел солнце в зените. Всё. Полдень. И жар невыносимый.

Я из последних сил заполз в тень от громадного камня, напоминавшего формой окаменевшие врата. Моя одежда вся была мокрой от пота, я больше не мог идти. И камень подо мной обжигал уже даже здесь, в тени.

Я вспомнил, что именно в полдень шейх Эдварра ибн Юсуф аль-Маарифа аль-Хальмун Сновидец Ветхий днями должен вернуться в обитель. Так сказал Нус. И шейх наверняка уже вернулся, и уже говорит с Нусом. Сумеет ли Нус убедить шейха, что я должен уйти? Нус полагал, что да. Но я в это не верил.

Шейх отправит за мной погоню, это было очевидно. А я сбился с пути, пошёл не туда и теперь наверняка буду схвачен…

И окончу свою жизнь в подземельях под монастырем, с вырезанным сердцем.

Смешно.

Тот рыцарь возле Джамалии ведь так мне и сказал луну назад…

«…Да будет тебе известно, что твой спутник — никто иной как Старик Красная Туфля. Он приходит в селения, уводит юношей в пустыню, и там приносит их в жертву чертям. Джиннам и шайтанам, как вы их называете. Он черный маг, чертопоклонник. Он запудрил тебе мозги, он ведет тебя на верную погибель, а ты и рад!»

Вот так кричал мне рыцарь. Еще в самом-самом начале пути.

Это было на самом деле смешно. Мне все честно рассказали еще в самом начале, дали мне всю информацию…

Меня стошнило на камни. У меня начиналась лихорадка.

Я все еще ощущал внутри себя ошметки странной жажды, но эта жажда теперь стала другой — она больше не давала мне сил, а наоборот — стала чем-то вроде болезни.

И я ясно осознал одну вещь. Мне не дойти до точки, не дойти до мамы. Этот зов — отравлен. Я не знаю, что там в конце пути, и никогда не узнаю. Потому что голос шейха прав — я там умру. Но ведь и если вернусь к шейху — тоже умру.

Я был зажат между двумя смертями. Пойду к точке на северо-западе — там смерть. Вернусь в обитель — там смерть. И нет никакого выхода. Доброта Нуса обернулась просто издевательством. А идти на юго-запад, как велел мне Нус, я не мог. Зов не даст мне уйти, не пустит меня. Отравленный зов. Этот зов приковал меня к Долине Крови, как цепями. И я не смогу её покинуть теперь. Я здесь заблудился навечно. И даже когда я умру — моя душа будет блуждать здесь, в проклятой Долине, вместе с душами тех воинов, что пали здесь во времена Сотворения Мира в неведомой битве…

Нужно вернуться и взять припасы.

Но только не сейчас, не когда жара. Я переждал еще пару часов и только потом поплелся обратно. Я еле-еле двигал ногами, а солнце жгло меня нещадно. Меня еще раз стошнило. Вода у меня кончилась.

Но до моих мешков, брошенных у уродливого валуна, похожего на окаменевшую голову непонятного существа, я все же добрел.

Там я жадно припал к новой фляге с водой. И мне чуть полегчало.

Я поставил себе навес от солнца, постелил одеяло и лег отдыхать. В голове у меня постепенно прояснялось. И понятно почему — я теперь был ближе к обители шейха. Похоже, что монастырь — единственное, что спасает меня от Зова, идущего из Долины Крови.

Может быть, и правда вернуться? Может быть, шейх на самом деле передумал меня убивать, может быть, Нус его уговорил?

Я вдруг понял, что я тоскую по шейху.

А вдруг это все лишь проверка моей верности? Вдруг если я вернусь — то шейх и братия радостно меня встретят в обители, и шейх скажет, что я прошел проверку, и я все еще его возлюбленный ученик, и никто, конечно же, не будет меня убивать? И нет никаких страшных подземелий под обителью, куда шейх уводит юношей и вырезает их сердца?

Я в это не верил. Но мне очень хотелось в это верить…

Вера — один обман, одно надувательство. Есть ли вообще Бог? А если есть, то кто знает о нем? Кто? Если не шейх и не принцесса…

Как я мечтал вернуться сейчас в Башню Света, проснуться там, и чтобы все происходящее оказалось бы очередным моим ночным кошмаром!

Почему? Почему у меня постоянно отнимают моих братьев? Я настолько плох, настолько ужасен?

Ясно было одно — на Зов мне идти никак нельзя. Я теперь понимал, что Зов мне грозит безумием, лихорадкой и смертью. Я не знал почему, но я физически был неспособен приблизиться к той точке в Долине Крови, что звала меня.

Этот Зов — очередная ложь.

Что же тогда? Отправиться в Аль-Мутавахиш, ближайшее селение? Но ведь там живут люди верные шейху — они меня сразу же ему сдадут. Или нет? Я же спас от джинна Эльсида и Фатиму именно в Аль-Мутавахише. И жители этого оазиса должны быть мне благодарны. Да. Но они ведь и шейху благодарны, они обожествляют его…

Нет, там я не найду спасения.

Значит, идти на юго-запад, как и велел мне Нус? Но там меня собьет с пути Зов. Идти не через саму Долину Крови, а по её краю, прямо на юг? Но там меня выследит своим духовным взором шейх.

Уйти на север, в горы? Но и это тоже верная смерть. Если я даже не заблужусь, не буду съеден медведями или убит разбойниками — меня просто схватят горцы, те, которые уважают шейха, и вернут обратно в обитель.

Похоже, кончилось твое бегство, Ила. Бежать больше некуда. От себя не убежишь, а от шейха — тем более. План Нуса был глуп и обречен изначально.

Я пролежал под навесом еще несколько часов. Потом даже нашел в себе силы, чтобы поесть. И теперь я изучил свои мысли и свое сердце хорошо. Я припомнил всё, что было сегодня, и ясно осознал, что Зов из Долины Крови убивает меня. А легче мне становится тогда, когда я иду назад, в монастырь, к шейху.

И это странное противодействие неведомых сил — силы Зова и силы шейха, тащившей меня назад — меня просто раздавит. Расплющит, как ящерицу камнем.

А значит — нет никакого выбора. Есть только смирение, покорность Творцу, как и учат правоверные. А злой Творец или не злой — так какая разница? Я тоже злой, например. Я убил Муаммара. Все остальное можно было бы свалить на шейха, но только не смерть Муаммара. Вот это — моя вина, моя великая вина.

И глупо грешнику бежать от возмездия.

Я немного поспал, поднялся, убрал навес, собрал мои припасы. И побрел обратно в обитель шейха. Смерть значит смерть. Что там после смерти? Там же что-то есть…

Я не шейх Эдварра, я не буду делать страх смерти центром моего сердца и смыслом моей жизни. Этот мир воевал со мной, и этот мир меня победил.

Я достиг святого монастыря, тайной обители, Дома Власти шейха Эдварры уже на закате.

Все было, как обычно. Три Башни — черная, белая и зеленая. И солнце садилось за горами. Вот, моя злая семья, я возвращаюсь к тебе, смотри!

Но ворота обители были открыты нараспашку. И возле ворот кто-то лежал — мертвец, человек в ярких одеждах.

Что это?

Я все ждал, что голос шейха сейчас зазвучит в моем сердце, теперь, когда я возле обители, но голоса не было. Шейх молчал. И Бог молчал. И только жаркий ветер выл, огибая Башни, и ни единого другого звука не раздавалось из святого монастыря.