Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 53: Как говорила враг людей

Меня охватил великий ужас. И еще ярость.

— Я не приносил тебе никаких жертв, нечистый! Сгинь!

— Ну как же, как же… А половой орган этого парня? Вон он валяется. А голова черного колдуна? Вон она лежит. А горелая плоть, разбросанная по всей моей долине, а сотни трупов? Это ценные дары, Ила. Знаешь, раньше, в прежние времена, мне приносили здесь в жертву детей, новорожденных младенцев. И еще девственниц. Горцы почитали меня. Вот только твой шейх сверг моих идолов и запретил горцам чтить меня. Он был редкостным ублюдком, твой шейх. И я так скучала все это время здесь без человеческих жертвоприношений, совсем одна-одинешенька…

— Замолчи!

А горцы тем временем переполошились, и даже казначей забыл про свою сломанную руку и глядел на меня с тревогой.

— С кем господин разговаривает?

Но горцы, хорошо знавшие эти проклятые места, уже догадались.

— Он говорит с шайтаном, с невидимым шайтаном! Заткните уши, друзья! Помоги нам Отец…

Все выжившие горцы повалились на землю, лицом вниз, заткнули уши руками, стали твердить молитвы. А казначей так и стоял с открытым ртом, глядя то на меня, то на круглые камни, на которых стояла шайтан.

Они не видели её. Зато я видел. Шайтан явилась только мне.

Шайтан была совершенно голой и ярко-красной. У неё были большие груди, за спиной — маленькие крылышки, тоже красные. Глаза большие и полностью черные, без зрачка. Черные волосы на голове уложены, как два рога. И еще был хвост — очень длинный, между ног спереди.

Шайтан стояла на камне и помахивала этим хвостом на манер хлыста.

Шайтан была вовсе не похожа на джинна. И говорила она на классическом книжном джахарийском. Я такой слышал в этих глухих местах только от одного шейха…

— Ты большой молодец, Ила, — говорила мне шайтан, — Вот только мало крови, мало возмездия. Нужно больше! Утопи в крови всю Джахарию, весь мир, мой маленький мальчик…

— Не смей говорить со мной!

Я отвернулся от шайтана, встал на колени, поднял взгляд к небесам, открыл было рот…

— Ну да, конечно, — раздался ехидный голосок шайтана за моей спиной, — Читай молитву. И тогда я уйду, разумеется. А если я уйду — ничего не узнаешь. Этого хочешь, а?

Соблазн был слишком велик.

Я встал, снова повернулся к шайтану.

— А что я могу от тебя узнать?

— Да все, что захочешь. Спрашивай! Ты же принес мне жертву. Мы, шайтаны, в отличие от вашего Бога — народ порядочный. Мы заключаем сделки, мы их соблюдаем…

— И всегда врете, — закончил я за шайтана.

— Не всегда, — не согласилась шайтан, — Как можно всегда врать? Ложь же не берется из ничего, верно? В основе любой лжи всегда лежит истина, сам знаешь. Просто сильно искаженная. Так что врать всегда невозможно.

Шайтан уселась на камень, закинула ножку на ножку, поверх ножек положила свой длинный хвост.

— Расскажи мне. Расскажи мне про джиннов, про ангелов, про шайтанов… Расскажи мне, кто такой султан! — потребовал я.

— А почему тебя это интересует?

— Сама знаешь. Моя мама была джинном, и моя супруга — тоже джинн. А Ангела я вижу во сне уже многие годы… А султан — о нем говорил мне шейх. Но я так и не понял, кто это или что это. Расскажи мне о них! Расскажи мне о Боге. Есть ли Он? Кто Он — Отец Света или Творец?

— Ух, как много вопросов!

Шайтан встала и принялась весело скакать с камня на камень. И говорила…

— Бог, конечно, есть. Впрочем, это знание тебя не спасет, как оно не спасает большинство людей. Что толку знать о Боге, если ваши грехи и пороки все равно приведут вас ко мне? Знание ума — ничто, если сердце отравлено похотью. Ты можешь называть Бога Творцом, если тебе так удобно… А кто такой Отец Света — мне неизвестно. Выдумка твоего шейха, скорее всего. Он вообще был большим выдумщиком, человек, называвший себя Эдваррой.

Про нас, шайтанов, я могу рассказать тебе многое. Мы не такие, как вы, люди, но мы и не такие, как джинны. Вы можете выбирать между добром и злом, а мы этого сомнительного удовольствия лишены. Мы уже выбрали сторону — на заре времен, во времена Сотворения. И с тех пор служим злу и только злу. Погубить род человеческий — вот наше желание. И ты понятия не имеешь, на что мы способны… Мы подменяем Бога в сердце человеческом чем угодно — золотом, семьей, друзьями, государством, искусством, работой, справедливостью, благочестием, служением всякой ерунде… Сама-то эта ерунда безобидна, но когда она занимает место Всевышнего у кого-то в сердце — вот тут и начинается веселье для нас. Хап! И человек уже наш. Но да не об этом речь. Суть в другом.

Суть в том, что выбрав сторону против Творца на заре времен — мы потеряли возможность видеть истину. Мы отстранены от духовного мира, и, боюсь, навсегда. Мы когда-то созерцали Бога, но теперь Его лик и Его дела сокрыты от нас. Так что мы можем лишь предполагать, прогнозировать, что происходит сейчас в мире Духа. Мы видели мир в момент Сотворения — но дальше ослепли. И с тех пор мыкаемся, как слепые котята. Но мы умны. Мы дьявольски умны. И используем наш ум, чтобы всегда быть на шаг впереди человека. Мы бы были и на шаг впереди Господа, но ведь это невозможно… Вот какие мы, шайтаны. Мы не можем менять свою форму, не можем менять своей манеры действовать. Так вышло.

Мы все одинаковые, к сожалению. Мы потеряли нашу индивидуальность, потому что зло — всегда одинаковое, всегда одно и то же.

Что же касается джиннов, то они подобны людям. Только люди умеют получать опыт и жить, а джинны — не вполне. По причинам, которые я тебе излагать, разумеется, не буду — джинны не доделаны. Они не могут полноценно жить, но очень хотят. А потому завидуют людям и иногда нападают на них. Чтобы хоть через людей, хоть чуть-чуть причаститься к жизни.

У джинна, в отличие от шайтана, ума почти что и совсем нет. Джинн — это страсть. Но джинны, как и люди, все разные, они могут служить добру, а могут и злу. Но они наивны, как дети. Жуткие детишки. Недоделанные детишки Творца, нелюбимые… Их жалко немножко.

О ком ты там еще спрашивал, мой любознательный Ила? Ангелы? Про Ангелов я говорить не могу. Они — мистические энергии Творца. И, боюсь, что одна мысль о них развоплотит меня сразу же, немедленно. Так что об Ангелах мы толковать с тобой не будем. И уж тем более не будем толковать о султанах. Знаешь ли, есть вещи, о которых опасаюсь говорить даже я…

Ну а теперь, Ила — ступай в деревню. Ты ведь этого хотел, да? Гляди, ты получил от меня все ответы. Но ответы тебя сейчас не интересуют, не так ли? Тебя интересует это поганое горское селеньице. Как там оно называется? Бакараш, Быкаваш, Бульбанаш….

— Бакарах, — произнес я, как зачарованный, наблюдая за прыжками шайтана по камням.

— Ага. Ба-ка-рах. Иди туда. Эти люди из Бакараха клялись шейху в вечной верности, а теперь пришли охотники, и в Бакарахе их встретили. Как друзей встретили. И старейшины Бакараха польстились на золото, и десятки парней из Бакараха вступили в отряд охотников. Они грабили вашу обитель, Ила. Они убивали твоих друзей. Они убили Нуса! Нуса горец убил, он нанес последний удар. Горец из Бакараха. А теперь у меня к тебе вопрос — не должен ли Бакарах заплатить кровавую цену за свою измену?

— Должен, — тупо повторил я.

И ярость во мне всё росла.

— Ну вот и ступай. Убей там всех. Бакарах стали людьми принцессы теперь, а принцесса, напоминаю, убила всю твою семью. Верши же месть. Это справедливо. А справедливость это чудесно. Самые ужасные преступления, самые страшные грехи — они обычно совершаются людьми во имя справедливости. До встречи, мой Ила. Удачи!

И шайтан исчезла, растаяла алым дымком.

Я подошел к одному горцу, все еще лежавшему на земле, лицом вниз, и все твердившему молитву.

Я пнул горца ногой.

— Вставай.

Горец опасливо поднялся, его товарищи встали следом за ним. Вид у всех был перепуганным насмерть.

— Тварь ушла? — спросил меня горец.

— Тварь ушла. Убейте этого поганого казначея. И добейте выживших.

Горцы обнажили сабли. Казначей со сломанной рукой был уже не воин, он попытался сбежать, но ему за один миг откорнали голову. А вот выживший, которого пришлось добивать, тут нашелся только один — какой-то несчастный, полностью обгоревший до костей.

У десятка горцев, которые теперь беспрекословно исполняли мои приказы, у самих были только синяки и ссадины…

Все что осталось от великой армии охотников принцессы — кучка парней из Бакараха. Которые выжили лишь потому, что шли в самом конце колонны.

— Славно. А теперь ведите меня в ваше селение. В Бакарах.

Горцы забеспокоились.

— Этого мы не сделаем, господин.

— Я там никого не трону. Просто хочу удостоверится, что в Бакарахе не осталось охотников.

— В Бакарахе наши семьи…

— Ну я же сказал — я никого из ваших семей не трону. Просто проверю, не спрятался ли там кто-то из охотников. Клянусь вам. И вас самих тоже не трону. Я вас понимаю. Вам просто очень сильно хотелось золота, поэтому вы и вступили в отряд охотников. Это можно понять, это можно простить.

Горцы еще посомневались. Потом даже посовещались, и я им не мешал. Наконец один из них кивнул:

— Хорошо. Но ты поклялся нам, Ила.

— Я держу свое слово. Возьмите кто-нибудь это сплавленное золото, возьмите сердца шаэлей, возьмите туфли и посох шейха. И идемте.

Горцы на самом деле проводили меня в Бакарах — мы пришли туда уже ближе к утру, когда минула ночь, и начало светать. Я думал, что мне станет легче, когда я покину проклятую долину, Шайтанову Кладку, но мне не полегчало — весь путь я прошел, как в тумане…

И вот — Бакарах. Большое селение, на горном склоне. Тут был даже храм Отца Света — каменный и двухэтажный, с минаретом. И несколько сотен домов.

Мы вошли в селение, и жители, несмотря на ранний час, вышли встречать нас, они удивлялись, видя меня. А вот и старейшины — все бородаты, благообразны…

А вот и их семьи, их жены, дети, внуки, правнуки.

Я воздел руки. Пусть все горят адским пламенем. ВСЕ. Ибо эти люди — изменники и предали шейха.

Один из сопровождавших меня горцев наконец сообразил, что я не собираюсь соблюдать мою клятву. Нарушить клятву — что может быть проще для меня? Клятва — просто слова. А слова — это ветер, так говорят.

Горец схватился за саблю, но было уже поздно. Бакарах лежал передо мной, а я воззвал к моей возлюбленной Алькки-ШЕККИ.

Пусть горят. Пусть все горят.

И никто меня не остановит.