Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 28: О палке, мече, истинном оружии и дружбе

Ночь прошла спокойно. Хам меня больше не донимал, он теперь вообще со мной не говорил. Мой сосед по келье был здоров, но очень сильно напуган. И даже ночью не храпел, видимо, всю ночь не сомкнул глаз, опасаясь, что я его опять «заколдую». Однако ж ночевать во двор, как ему советовала Шамирам, Хам не пошёл. Видимо, ночного холода парень все же боялся еще больше, чем меня.

А вот я поспал, хоть сон мой и был тревожен. В моем сне промелькнули остатки моего обычного кошмара — лишь на миг я увидел шаэлей в черном, смерть моей семьи, золотую деву, взлетающую к небесам… Но потом все это куда-то исчезло, и я вновь узрел невообразимо огромные черные подземные полости, по которым нечто маршировало. Повторился тот страшный сон, который я уже видел, в мою первую ночь в обители. Этот сон будто даже стал больше, детальнее… Но проснувшись утром я не мог припомнить ничего, кроме жуткого пения наполнявшего подземные залы.

Мой второй день в монастыре выдался тяжелым — неся наказание, наложенное на меня девушкой-устадом, я весь день таскал воду от калитки в монастырские цистерны. Объем работы был на самом деле чудовищным, потому что вчера эти цистерны полностью наполнить не успели. Я принес наверное полтысячи ведер, а может быть и больше, я точно не считал.

Огромных цистерн в обители было четыре — две в хозяйственных постройках, и по одной в каждой Башне — черной и белой. В последнюю меня не пустили, воду для белой Башни у меня забирали послушники оттуда, а еще воду для Башни шейха мне было велено оставить у входа — впрочем, шейх был самым неприхотливым здесь, у него не было цистерны, а требовалось ему лишь одно ведро на сутки.

Сам шейх в этот день снова не появился. Зато на дворе опять упражнялись мюриды из белой Башни Света — сегодня они не устраивали побоища, а просто учились стойкам, ударам и уклонениям. Садат явно делал успехи и был горд этим.

Еще мюриды из белой Башни молились во дворе — как я понял из разговоров, они делали это пять раз в сутки, причем дважды в темноте, до рассвета и после заката. У нас, обитателей черной Башни, молитв было всего три в день. При этом рассветная молитва была единственной общей — когда послушники из двух Башен молились вместе. На этой молитве предстоял всегда Нус. Когда же отдельно молились «черные» братья — нашу молитву возглавлял старейшина Ибрагим.

На второй день моего пребывания в монастыре я делал перерывы в работе лишь на молитву, да еще на еду. Ели здесь дважды в день — время первого приема пищи послушники выбирали себе сами, с утра каждому давали по лепешке. На ужин была козлятина, кислое молоко, фрукты. А вот обед уставом монастыря не предусматривался.

Шамириам не соврала — чтобы наполнить все цистерны мне на самом деле пришлось работать от рассвета и до заката. И к концу дня я так устал, что едва доплелся до моего матраца, и тут же уснул, чтобы снова увидеть во сне циклопические подземные залы и услышать пение непонятных тварей, горланящих на неведомых языках и куда-то всё идущих…

И только третий день в монастыре прошел у меня также, как и у остальных братьев. Выяснилось, что если ты не наказан — то работаешь только до полудня. На третий день меня отправили помогать на кухню. Работавшие здесь мюриды глядели на меня подозрительно и особо старались со мной не разговаривать — видимо, до них уже дошли слухи, что я то ли колдун, а то ли и сам шайтан. В такой маленькой обители слухи распространяются быстро. Мне это было очень неприятно, я, помня о совете Шамириам, теперь искренне хотел подружиться с моими новыми братьями, но братья явно были против, хоть никто мне откровенно и не хамил.

Так что я просто махнул на них рукой и решил не навязываться. Не хотят дружить — их дело. Работа на кухне далась мне нелегко — я умел испечь хлеб, как и всякий караванщик, потому что отец научил меня этому в детстве, но караванщики пекут хлеб в углях и песке, здесь же пользовались огромным тандыром. А вот козлятину готовить я не умел совсем, так что мне досталась в основном черная работа, связанная с мытьем посуды, чисткой котлов и шампуров.

После полудня мы шли отдыхать, потом была молитва, потом — медитации на образ шейха, которым меня вчера учила Шамириам. Медитировали мы в нашей Башне, но присутствовали здесь не все, а лишь где-то треть послушников. Видимо, остальные уже превзошли уровень медитаций и практиковали нечто другое. Мы же собирались в просторном зале на первом этаже черной Башни, садились на колени и непрестанно повторяли имя шейха, и воспроизводили в наших умах его образ, стараясь впустить Свет Отца и шейха в наши сердца. Еще мы дышали особым образом, а еще повторяли святой слог могущества.

У меня неплохо получалось, но проблема была в том, что и во время медитации другие мюриды меня избегали, никто не хотел садиться рядом со мной, а Хам, тоже присутствовавший с нами, так вообще уселся в другом конце зала, подальше от меня.

После медитации мы наконец-то отправились учиться сражаться. Мечей нам никто не дал, зато раздали палки. Обучал нас Нус, именно он во время тренировок исполнял обязанности нашего устада, так что мы могли свободно с ним говорить, но лишь по теме занятия.

Перед началом Нус обратился ко мне, как к новичку:

— Палка возможно покажется тебе странным и негодным оружием, Ила. Однако это — лишь иллюзия шайтана. Ты должен уяснить, что бьет не палка, не меч, не скимитар — бьет всегда тело воина, ибо хороший удар наносится не одной только рукой, а всем телом. А телом воина управляет его сердце. Так что неважно, что у тебя в руках — палка, меч, а может быть даже просто камень или совсем ничего. Если твое сердце научено правильно управлять твоим телом, если оно умело и бесстрашно — твой противник будет сражен. Так что я буду учить прежде всего твое сердце. Оно наносит удар первым. И лишь через сердце воина удар последовательно наносят — тело воина, его рука, его оружие. И твой противник падает или умирает. Но сердце — ключ победы.

Чтобы продемонстрировать мне силу обычной палки, Нус приказал чтобы сразу пятеро учеников напали на него, и чтобы они били в полную силу. Пятеро рослых парней на самом деле атаковали Нуса, но ни один из них не сумел даже коснуться устада. Нус всех их раскидал своей палкой за считанные мгновения, а одному мюриду даже сломал нос, который, впрочем, тут же исцелил своим мистическим даром.

Я был в полном восторге. Я уже убедился, еще в первый день, когда меня побили, что местные послушники умеют управляться с палками, но то, что продемонстрировал Нус, было уже настоящим чудом. Вот так сражаются шаэли!

Я разучил пару стоек и пару ударов. Потом, когда начались спарринги, никто не захотел встать со мной в пару, но Нус приказал одному незнакомому мне юноше стать моим партнером — и я неплохо поколотил паренька.

Я с удовлетворением отметил мое физическое превосходство над большинством мюридов — они в основном были сельскими парнями из бедных семей, я же в детстве был богачом, а уже потом — просто горожанином. Большинство из послушников стали получать полноценное питание только здесь, в тайной обители шейха, я же питался лучше чем деревенские, даже когда был учеником лекаря в Дафаре. Пусть Нагуд Лекарь меня и не баловал — но обитатели мелких оазисов у нас в стране питаются еще хуже и очень часто недоедают. Поэтому я и был сильнее и выше ростом большинства. Правда, в бою они меня все равно бы отделали — потому что владели палкой лучше меня, успели выучиться тут в монастыре.

Однако сейчас в спарринге я продемонстрировал мою мощь, кончилось тем, что я сокрушительным ударом просто сломал палку моего соперника.

И в конце тренировки Нус меня даже похвалил:

— Неплохо, Ила. Отец Света дал тебе талант.

После тренировки большинство мюридов отправились в Башню читать и толковать cвятую Преждесотворенную, этими занятиями руководила Шамириам, как я понял, однако я на них не пошёл. Поскольку я работал в тот день на кухне, то мне еще с несколькими послушниками нужно было готовить ужин. Козлятина была замаринована еще в первой половине дня, и теперь её предстояло изжарить.

После этого мне доверили даже отнести ужин самому шейху — его трапеза состояла из одного единственного граната, который я оставил у дверей Заповедной Башни.

Затем мы отнесли кислое молоко и фрукты нашим братьям — в обе Башни, а вот вся козлятина досталась «черным» братьям. Видимо, в белой Башне мюриды мяса не вкушали.

После вечерней молитвы, за ужином, который проходил в трапезной, со мной снова никто не говорил. На мои обращения братья отвечали вежливо, но односложно, они меня определенно боялись.

И меня это начало раздражать, я снова почувствовал себя здесь чужим, посторонним, никому не нужным. И это чувство очень быстро переросло во мне в ярость.

Перед тем, как лечь спать, я заявил Хаму:

— Ну вот что, мне это надоело. Ты распускаешь про меня гадкие слухи, брат?

— Нет, ничего подобного, — тихонько ответил Хам.

Хам сейчас был каким-то странным, не испуганным, а будто сонным. Может быть он и правда так меня боялся, что вообще не сомкнул глаз прошлой ночью?

— Ну а почему от меня тогда все шарахаются как от чумного, Хам?

— А я тут причем? — Хам вроде огрызнулся, но тут же сам и испугался.

А меня одолел великий соблазн. Я честно сегодня весь день пытался быть хорошим, добрым, вежливым — как меня и просила устад. Однако толку от этого было ноль. Может быть, если меня считают чудовищем — мне стоит им стать на самом деле? Потому что иначе я с таким отношением братьев долго не протяну. Выяснилось, что когда тебя все боятся — это не так уж и приятно.

— Послушай… — медленно произнес я, зловеще понизив голос, — Завтра ты будешь со мной дружить, Хам. Весь день. И остальным всем будешь рассказывать, какой я хороший друг и человек. И еще скажешь мюридам, что там на горной тропе — тебе просто поплохело, потому что ты съел что-то не то.

— Съел? — Хам уже улегся на свой матрац, но теперь от страха даже приподнялся, будто ожидал нападения, — Что съел? Мы же все одинаковое едим…

— Скажешь, что нашёл ягоду в горах и съел её! — прошипел в ответ я, — И вот поэтому тебе стало плохо. А я — не причем. Расскажешь это завтра всем и каждому. Понял меня? А иначе…

Я провел себе пальцем по горлу.

— Ладно, Ила. Хорошо. Как ты скажешь.

У Хама был такой вид, будто он сейчас обделается.

Я был удовлетворен:

— Славно, Хам. Я просто хочу дружить, понимаешь? И ты будешь мне хорошим другом.

Мне тогда было шестнадцать лет и последние восемь лет моей жизни я был совершенно одинок. Я тогда не понимал, что дружба не приобретается угрозами. И что искренняя дружба и дружба по необходимости — совершенно разные вещи.

Я лег спать довольный собой и крепко уснул. И ночью, во сне мне вдруг привиделось, что теперь я узнаю тех тварей, что маршировали через подземные залы в моих снах…

Наутро Хам не проснулся. И все окончательно пошло наперекосяк.