Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 43: О тайнах секты «Алиф»

Я теперь был скор и точен в движениях, не зря же я уже половину луны учился сражаться в Белой башне Света. Но сколь бы не был я искусен в обращении с оружием — Нус явно был искуснее. Я не обманывался. Он мог уничтожить меня одним ударом — руки, а не палки или кинжала.

Но наставник не двигался. Даже не защищался. Он просто печально смотрел на острие моего кинжала, прижатое к его горлу.

— Вынул оружие — бей, — мрачно, но совершенно спокойно произнес Нус.

Я же вглядывался в лицо Нуса.

И все яснее видел, что нет в Нусе никакого света. Это просто мужчина — уже не молодой, потрепанный жизнью, повидавший много горя и бед. Отнюдь не святой. Иллюзия развеялась, я теперь видел вещи такими, какие они есть на самом деле. Все чудеса этой обители — просто греза, сон, наваждение, вроде тех, которые вызывают пьянящие горные травы, если их поджечь и вдохнуть дым. А на деле — это просто три разноцветные Башни. И Нус тоже — вовсе никакой не чудотворец. Он просто обманщик.

Однако, среди тех шаэлей, которые убили мою семью, Нуса не было. Это я помнил совершенно точно. Лица убийц моей семьи навечно отпечатались в моей памяти. Да Нус и слишком молод, чтобы быть тем чернобородым командиром, который командовал уничтожением моей семьи. И слишком стар, чтобы быть тем шаэлем, который убил моего брата, а меня унизил.

Нет-нет. Нус — не персонаж моих детских кошмаров. Но надо было убедиться, удостовериться.

— Нус — твое настоящее имя?

— Нет, конечно. «Нус» означает «ум» на языке древних элладиев. Это прозвище, которое дал мне шейх Эдварра, когда я стал устадом Башни Света. А своего настоящего имени я не помню.

— Как так?

— Я попросил шейха стереть его из моей памяти. И шейх милостиво сделал это. Так что я не назову тебе моего настоящего имени. Даже если бы я захотел — не смог бы.

— Ты бывал когда-нибудь в Эрбает-Эшаре?

Эрбает-Эшар — мой родной оазис. Тот, где я жил с мамой, папой и братьями. Вот, я наконец назвал вам его имя. Жуткое имя, навсегда связанное для меня с горем и потерей. Но я не Нус. Я предпочитаю помнить все имена, даже те, что причиняют боль.

— Я никогда даже не слыхал о таком месте, — усмехнулся Нус.

— Сколько тебе лет?

— Шестьдесят два.

— Что?

На вид Нусу никак нельзя было дать больше тридцати пяти — даже сейчас, когда он выглядел уставшим и изможденным.

— Ты слышал, Ила. Мне шестьдесят два года. Шейх отдает мне часть силы — вот почему я выгляжу таким молодым и не старею.

— А сколько лет Шамириам?

— Не знаю. Она здесь недавно — всего три года. Думаю, она на самом деле молодая девушка. По крайней мере, шейх иногда делит с ней постель. Вряд ли он стал бы этим заниматься со старухой, наш шейх предпочитает молоденьких…

— ЧТО?

А вот теперь я уже забыл про все на свете, даже про то, что я зачем-то приставил Нусу к горлу кинжал. Шейх спит с женщиной! Да есть ли вообще предел его порочности…

Это известие добило меня, потушило те огоньки надежды, которые еще теплились в моей душе. Я был дураком. Я отдал себя во власть конченого грешника, по которому уже давно тоскует ад…

А ведь я любил его! Любил больше чем отца!

Я отбросил мой кинжал, потом сел на каменную площадку, обхватил в ужасе голову руками, потому что ощущал, что мою голову сейчас разорвет, как сброшенный со скалы арбуз…

— Зря ты не стал меня убивать, — грустно произнес Нус, — Я дал обет, Ила. Обет, что если за мной придет кто-то из жертв «Алифа» — я не стану сопротивляться или защищаться, а достойно приму положенную мне Отцом кару за все мои грехи.

— Расскажи мне про «Алиф»! — потребовал я.

— Рассказывать особенно нечего. Я был мальчиком, вроде тебя. Молодым и глупым. И мне снился каждую ночь меч, как я уже говорил. И люди из «Алифа», вербовщики принцессы нашли меня. И взяли в секту. Я не собираюсь раскрывать и не раскрою тебе секреты «Алифа», самой сильной секты нашей страны. Даже не проси и не угрожай. Я давал клятву хранить тайны принцессы, и это клятву я блюду. Что тебе еще рассказать? Чем занимается «Алиф»? Ты это знаешь. Ты это видел. Я убивал по приказу принцессы. Когда я шёл в секту — я думал, что буду убивать воинов в бою. Но все оказалось совсем не так. Врагам принцессы несть числа. Неверные эмиры. Западные рыцари. Желтолицые варвары. Еретики вроде нашего с тобой шейха. Изменники, заговорщики, повстанцы… И их семьи. Я убивал женщин, Ила. Я убивал детей. Я убивал детей на руках у их собственных матерей. Вот что я делал.

И сначала я страдал, а потом мне стало все равно. А потом я перестал спать, и моя собственная совесть ела меня каждую ночь… Я пытался покончить с собой, но храбрости не хватило. И однажды я просто бросил мой меч, который я так любил, и дал клятву никогда больше не брать его в руки. И я бежал. Я стал дезертиром, ибо в «Алифе» служат пожизненно, и принцесса не принимает отставок. А каждый дезертир — подлежит смерти.

За мной охотились, за мою голову была объявлена награда. Я прятался, я жил, как ящерица под камнями, как животное. А потом… Потом меня нашёл наш шейх Эдварра. И он забрал всю мою боль, всю мою память. Он предлагал мне стереть все мои плохие воспоминания, но я попросил их оставить. И стереть воспоминания хорошие — о моем детстве, о моей маме, о том, кем я был до того, как пришел в «Алиф»…

— Зачем ты так попросил?

— По двум причинам, Ила. Во-первых, я виновен и должен нести мое наказание. Я не хотел бы забыть плохое, потому что я должен сокрушаться о моих грехах. А во-вторых… Знаешь, откуда берется боль? Боль — это результат разницы между хорошим и плохим в нашей жизни. Эта разница нас и мучает. Ведь если бы в нашей жизни было только плохое, если бы мы не знали хорошего — то мы считали бы плохое нормальным. И не испытывали бы никакой боли. Это правда, мой мальчик. Я предпочел забыть хорошее, оставить только плохое — и мне полегчало. Шейх спас меня. Он дал мне искупить мои грехи, по воле Отца Света. Он привел меня в эту обитель и сделал устадом Башни Света.

— Да как ты можешь говорить про Отца Света и шейха, после всего, что ты мне рассказал…

— Шейх — святой человек, — ответил Нус, и в его голосе впервые за всю нашу беседу снова зазвучали мудрые нотки наставника, — И я не позволю тебе его оскорблять.

— Святой?

— Да, Ила. Ты не ослышался. И нет — я говорю так не потому, что я очарован шейхом. А просто шейх делает большое и важное дело. Посмотри вокруг. В этих двух Башнях шейх собрал две сотни мальчиков. Да, они все умрут здесь. Но ведь они при этом никого не убьют и никому не причинят вреда. Мюриды белой Башни Света — счастливы здесь. И плохо ли прожить хоть и короткую, но счастливую жизнь? А мюриды черной Башни Творца просто радуются, что у них есть еда и крыша над головой. Многие из них — из семей бедняков, ты сам знаешь. И в мире их не ждало ничего хорошего. А шейх заботится о мюридах. И тот факт, что он забирает их нафаш — тоже забота.

Просто представь, что было бы, если эти одаренные мальчики достались бы принцессе. И если бы она сделала из них «правоверных» шаэлей. Скольких убил бы каждый из них, служа принцессе? Сколько невинных каждый из них замучил бы, предал смерти? Ты отлично понимаешь, о чем я говорю, Ила. Именно ты — ты должен понять! Ты же помнишь убийц твоей семьи? А теперь представь, если бы шейх в свое время нашел тех шаэлей, что убили твою семью, если бы забрал их сюда в святую обитель… Твоя семья была бы жива! Они бы умерли, а не твоя семья.

Осознай вот что. Мистические способности — АБСОЛЮТНОЕ ЗЛО. Мерзость в глазах Отца Света. И не должно давать человеку таких способностей, негоже человеку равнять себя с Богом! Вот почему шейх абсолютно прав. Мистик, культиватор, шаэль — это же гадость, горе для себя самого, горе и беда для других людей! Соблазн использовать мистику во зло слишком велик, непреодолим! Я знаю о чем я говорю! Я сам был таким!

И шейх Эдварра, забирающий силы этих мальчиков — великий человек, величайший. Избавитель мира. Шейх ведь не делает никому ничего дурного, Ила. Эти мальчики — они счастливы здесь. Даже умирают счастливыми. И шейх мудро правит этими землями. Он никого не мучает ради мучения, ты меня понимаешь? Он просто хочет продлевать свою жизнь! И трудно его в этом винить… Шейх — не принцесса. Он не пытает, он не упивается чужим горем. И в этом уже — величие. Шейх не тиран.

На Нуса сейчас было жутко смотреть. Он не был похож на обычного себя, он говорил с горячностью, лицо его исказилось, глаза горели фанатичным блеском.

И я понимал, о чем он толкует. Он просто ненавидел шаэлей — всей душой и всем своим сердцем. Наставник секты шаэлей ненавидел больше всего на свете шаэлей — подумать только. Но в ту ночь я уже утратил всякую способность удивляться. Орган в моей душе, отвечавший за удивление, просто перетрудился и, кажется, перестал работать.

И я в ярости вскочил на ноги.

— Шейх — колдун и обманщик, — заявил я Нусу прямо в лицо, — Как меня и предупреждали рыцари еще в Джамалии, еще когда я только отправился в путь с шейхом! А по-твоему, Нус, выходит что мир состоит лишь из двух типов людей — тиранов вроде принцессы и обманщиков, вроде шейха? И нет никакого выбора, кроме этих двух?

Нус успокоился, теперь даже улыбнулся.

— Выбор есть, Ила. Но это выбор всегда из двух. Ты уже целую луну в нашей обители, думаю, ты должен был уяснить. Есть два и нет третьего. Добро и зло. Отец Света и Творец. Шейх Эдварра и принцесса Зиш-Алис. Это — основа, базис, фундамент нашей философии и нашего вероучения. И сколько не странствуй по миру — ты не найдешь третьего. Две стороны, мой юный Ила. Только две.

— Ты правда в это веришь?

— Всем сердцем.

— Ну и почему ты тогда помогаешь мне, почему не дашь шейху взять мое сердце?

— По нескольким причинам. Первое — я опасаюсь за шейха. Помнишь то собрание после общего побоища? Шейх тогда попытался забрать Ангела из твоих снов, и шейху стало плохо. Твой Ангел ранил его. А что с шейхом сделают твои способности победителя джиннов, если шейх попытается их пожрать — о том только Отец Света ведает… Шейх раньше никогда такого не делал. Он не пытался поглощать Ангелов или нафаш говорящих с джиннами. И я боюсь, что шейх больше не в силах контролировать свою жадность и свою жажду силы. Он поглотит твое сердце — и может стать монстром, а может сойти с ума или погибнуть. Я этого не допущу! Я готов даже перечить шейху, лишь бы спасти его. Потому что люблю его. Ну и вторая причина…

Нус вдруг замолчал.

— Какая же вторая причина? Скажи мне. И я уйду немедленно, Нус.

Устад мрачно покачал головой.

— Ладно. Вторая причина — мне не нравится, что шейх ходит в подземелья под обителью и вырезает там сердца мюридов. Здесь шейх сбился с прямого пути, он увлекся чем-то на самом деле темным, запретным, тем, чем человеку увлекаться не следует… Мне это никогда не нравилось. И особенно не нравится теперь. Когда ты рассказал мне свой сон про эти подземелья. Есть, кстати, и третья причина, Ила.

— Какая же?

— Ты мне по сердцу. Ты мне напоминаешь меня самого, каким я был в юности. А еще — ты пострадал от «Алифа». И я твой должник, мюрид.

Я кивнул:

— Хорошо. Я уйду. Пусть будет так. По крайней мере, ты научил меня сражаться, Нус.

— Ну конечно! — Нус улыбнулся мне, как раньше, как в прежние времена, когда мы еще были братьями-шаэлями, — Я научил тебя. Шейх ведь не только поедает силу своих учеников. Шейх еще и рассчитывает использовать мюридов, как защитников, если сюда придет враг. Поэтому я честно учил всех вас всему, что умею. А умею я много. Ты страдал и рос под знаком Ангела, я — под знаком Меча, Ила. И меч я знаю хорошо, хоть сам больше и не беру его в руки. А теперь идем.

Мы спустились вниз, прошли через всю белую Башню, как и всегда, залитую неотмирным светом. Мои братья спали — ушли в ночное путешествие, в мир сотканных шейхом иллюзий.

Я с печалью смотрел на лица спящих мюридов, на белые стены, на резьбу, изображавшую сцены Рая, на мое потерянное счастье.

И вот — все кончилось. И уже никогда не повторится. Я снова изгнанник. Видно, лишь это записано Богом, кем бы он ни был, в книге моей судьбы — быть вечным изгнанником, беглецом.

Нус ошибся. Я живу не под знаком Ангела, а под знаком пустынной газели — которая вечно бежит от хищников, человека, змей, песчаных бурь…

Часовым сегодня стоял Садат — в коридоре третьего этажа. И это показалось мне очередным мрачным знаком, что дежурит сегодня ночью именно тот парень, вместе с которым я пришел в обитель.

Я помнил, как сильно я завидовал Садату в самом начале моего пребывания в монастыре — когда его шейх поселил в белую Башню, а меня — в черную. Но теперь я сознавал, что в действиях шейха была своя логика. Шейх, видимо, не желал рисковать своими возлюбленными белыми мюридами, так что для начала поселил меня в Башню Творца — чтобы опробовать, как я буду там тянуть из мюридов нафаш. И лишь убедившись, что я эффективен в качестве средства, усиливающего потоки нафаша для шейха — он переселил меня в Башню Света.

Впрочем, это ведь были только мои догадки. Я все еще понятия не имел, зачем шейху именно две Башни, и почему бы всем мюридам не жить вместе в одной башне. Этого не знал даже Нус.

А Садату я завидовал даже сейчас. Его тут, конечно, убьют, когда шейх заберет весь его «дым», но ведь до этого Садат еще будет тренироваться, дружить, молиться и путешествовать ночами вместе со своими братьями. А для меня этот путь теперь закрыт навсегда.

Я завидовал Садату, как старик завидует ребенку, у которого еще вся жизнь впереди.

Не сдержавшись, я подошел к Садату, обнял его.

Садат теперь стал другим, от прежнего заносчивого юноши не осталось и следа. Он теперь был само благочестие, как и вся послушники Света.

— Ила, брат мой… Что происходит?

— Ничего, Садат. Все в порядке. Величие Отцу Света.

— Величие Отцу Света…

И мы с Нусом вышли из Башни на двор. И ночная тьма после света внутри Башни оглушила меня, накрыла, как верблюжьим одеялом.

Как и сказал Нус, для меня здесь были уже приготовлены два больших мешка с припасами. И мой ятаган лежал тут же.

— Я был здесь счастлив, учитель. В этой Башне, — сказал я напоследок.

— Разумеется. Шейх же забирает не только нафаш мюридов. Здесь, в Башне Света, он забирает и все грехи, и все зло человеческое. Вот почему мои мюриды — святы и чисты.

— То есть это все опять обман…

— Это реальность, Ила. Но в реальности за все нужно платить. Такова Вселенная.

— А шейх не накажет тебя за то, что ты отпускаешь меня?

— Не думаю. Шейх на самом деле добр. Он умеет прощать. Просто он очень хочет жить и очень хочет силы, вот и всё. А заменить меня ему некем. Я — совершенный устад Башни Света. Ты сам знаешь. До меня тут было несколько других, но я лучший из всех. Шейх сам мне говорил.

— А я не встречусь с шейхом в Долине Крови?

— Нет. Он едет с севера, по горной тропе. И в Долине Крови ты будешь полностью сокрыт от духовного взора шейха. В Долину Крови заглянуть духовным взором невозможно. Это слишком темное место. Но все будет хорошо, по воле Отца Света. Просто не останавливайся на ночлег в проклятой Долине. Иди сквозь неё на юго-запад. И ты пройдешь её к завтрашнему вечеру. Тогда сможешь отдохнуть. В селениях к югу от Долины Крови шейх уже не имеет власти.

— Да, но ведь будет погоня…

— Не будет. Я смогу убедить шейха, что тебя нужно отпустить, Ила. Просто уходи и дай мне время. И я сумею его убедить.

Я не был в этом так уверен.

— А разве сейчас шейх на нас с тобой не смотрит, не следит за нами?

— Сейчас нет. Пойми, что даже шейх не может наблюдать за всеми день и ночь. Шейх — не Отец Света. Просто очень сильный шаэль. А я могу закрывать мое сердце от шейха, если пожелаю этого. Я выучился этому. А теперь ступай. Я бы дал тебе осла или коня, но животные тебя все еще боятся. Ты сам знаешь.

Мы с Нусом посмотрели друг на друга. Потом обнялись.

Нус махнул рукой, и врата обители сами собой распахнулись. И я ушел в ночь и тьму.

Мое обучение было окончено.

Я многому у тебя научился, шейх.