Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 35: Про страх и трепет

— Возвеличивайте Отца Света, братья! Возвеличивайте Его, ибо Он послал нам рассвет, Он рассеял ночь и тьму!

Я теперь уже знал, как зовут будильщика в черной Башне, паренька звали Яфи. А его должность так и называлась — «будильщик», он будил братию каждое утро, с первыми лучами солнца.

Я никогда не обходил кельи по утрам, я вообще не контролировал вверенных мне мюридов до утренней молитвы. Если кто задержится и опоздает на молитву — вот тогда я его накажу. А если утром будет драка или иное непотребство — так Заки мне все доложит.

Так что я не спеша повязал чалму — будучи старейшиной, я повязывал её еще до омовения, ибо негоже старейшине появляться без чалмы — и спустился вниз.

На сердце у меня было погано с самого пробуждения. Погано и пусто. Но это меня почему-то сейчас совсем не волновало. Я будто знал, что случилось ночью, знал непонятно откуда, но знал еще до того, как услыхал горестные крики…

Эти крики вскоре заглушили крики будильщика, голос Яфи оборвался на полуслове.

Что?

Опять?

Зайдя на этаж, где помещались кельи, я увидал в коридоре толпу. Орал и плакал парень по имени Садом, он буквально рвал на себе волосы.

Я, конечно же, был в курсе про все грехи и грешки Садома — верный Заки мне все пунктуально и четко докладывал. У Садома сложились какие-то неправильные немужские отношения с другим послушником по имени Каморан. Так что я, став старейшиной, старался Садома с Камораном вместе на работы не ставить, а еще расселил их в разные кельи и разные концы коридора.

Но сейчас Каморана в коридоре не было, только Садом метался — именно возле кельи своего «дружка».

Остальные послушники, полуодетые, набились в коридор, как верблюды в стойло во время грозы, большинство мрачно молчало, некоторые еще даже не разлепили со сна глаза.

Я быстро прикинул ситуацию, поискав моих друзей и врагов. Заки был тут, а вот мои главные ненавистники — Муаммар, Усама, Кадир отсутствовали.

Я двинулся сквозь толпу к келье Каморана, Заки уже подбежал ко мне.

— Он…

— Он умер, — продолжил я за Заки.

Мой «первый советник» Заки на это яростно затряс головой, он больше ничего не сказал, видать, голосовые связки свело от ужаса.

Каморан был в своей келье — лежал на матраце, его широко раскрытые от ужаса глаза блестели в первых лучах рассвета, проникавшего сквозь узкое окошко. Каморан был мертв, причем уже явно несколько часов — он начал коченеть.

Точно также, как с Хамом. Абсолютно точно также.

Соседа Каморана по келье звали Рами, Рами стоял возле стены, весь сжавшись от страха.

Хорошенькое начало первого дня без Шамириам.

Странно, но я не ощущал сейчас ни паники, ни страха. И глаза мои были совершенно сухими. Суше них было разве что мое сердце.

— Отец Света забрал во сне нашего брата Каморана, — громко объявил я, — Помолимся, чтобы Отец простил ему грехи его, и чтобы наш брат вкусил Рая.

Я даже взгляд не поднял на братию. Я просто смотрел на труп Каморана и твердил молитву.

— Ила, они не молятся! — прервал меня яростным шепотом Заки, — Они не слушаются!

Это я и сам слышал. Молитву сейчас твердил только я один, да еще Заки пытался повторять. Однако братия не вдохновилась.

Я наконец соизволил поднять на моих мюридов взор.

— В чем дело? Не хотите помолиться за упокой вашего брата? Ну а когда вы сами отправитесь в мир иной…

— Ты убил! — перебил меня Садом, громко взвизгнув.

На Садома сейчас было страшно смотреть — он вырвал себе несколько клочьев волос на голове, он расцарапал себе лицо. И взгляд был совершенно нечеловеческим, как у бешеного пса.

— Ты убил! Ты выпил его силу и его жизнь! Как и Хама раньше! Джинн, отродье шайтана… Стоило нашей госпоже нас оставить…

Ах, вот как?

Ну ладно. Парень сам напросился. Видит Отец Света — я этого не хотел.

— Каморан умер за грехи свои, — спокойно ответил я, — Тебе его грязные дела известны лучше, чем остальным, Садом. Вы же вместе ими занимались, верно? Уясни вот что. В этой святой обители гибнут лишь грешники. Назим, Хам, твой дружок-пирожок Каморан. Ибо святость и грех несовместимы. Никто не держит в одном стойле коней и верблюдов, ибо верблюды искусают коней и убьют их. Вот что произошло. Грешник принял небесный огонь, и огонь сжег его душу дотла, оставив его тело холодным и мертвым. Так что чем сыпать голословными обвинениями — ты лучше подумай о своей собственной душе, Садом. И перестань себя вести, как баба на похоронах! За твою дерзость — ты сегодня без завтрака.

— Да? — Садом теперь орал таким тоненьким голоском, что уши закладывало, — Без завтрака? А если я тебя сейчас убью, шайтан, тогда без ужина меня оставишь?

Садома всего трясло, как припадочного. Он явно приготовился к броску на меня, но броситься всё не решался. Просто трясся, как загнанный в угол шакал.

— Заки, палку, — потребовал я.

У Заки палка была, он хранил её у себя под матрацем. В этом был смысл — потому что братия уже давно собиралась побить Заки за то, что он доносил мне обо всех их прегрешениях.

Заки притащил мне палку быстро, как верный охотничий пёс. И Садом ринуться на меня так и не решился. Я счел нужным подбодрить паренька.

— Ну давай, Садом. Ты хотел меня ударить? Бей!

— Я хотел тебя убить! — завизжал Садом, — Братья, разве вы не видите, что среди нас убийца, джинн и шайтан? Братья, откройте глаза…

— Глаза тут у всех открыты, Садом. Даже у твоего мертвого дружка Каморана, хоть он ими и не видит. Однако, боюсь, ты одинок в своем желании расправиться со мной. Тебя никто не поддерживает. Верно я говорю, Заки?

Заки пробормотал в ответ нечто неразборчивое.

А я не собирался больше оправдываться. Мне это надоело. Это — уже пройденный путь для меня. Пусть происходит что угодно, но оправдания, фраза «нет, я не джинн и не шайтан» с моих уст больше не сорвется.

Я свирепо оглядел собравшихся в коридоре мюридов. Все в ответ опускали в глаза, кроме обезумевшего Садома, который таращился на меня, как ночной гуль.

— Ну так что, мои верные мюриды? — ласково произнес я, помахивая палкой, — Кто-то еще хочет мне что-то сказать? Или может… убить меня?

— Да, — грянул голос из коридора, — Мы.

Растолкав толпу, в келью ворвалась ненавистная мне троица — Муаммар, Усама и Кадир. Все трое были полностью одеты и вооружены. Правда не мечами, а палками. Ключ от оружейной, к счастью, имелся только у белых мюридов, да еще у меня, так что мечами убийцы вооружиться не сумели.

Зато Кадир притащил с собой не одну, а целых пять палок. И теперь принялся методично их раздавать остальным братьям.

Садом взял палку первым, с безумным и радостным видом — будто получил лучший подарок в своей жизни. Еще пара человек взяли палки нехотя, со страхом. А вот последние две палки, которые Кадир вручил мюридам, послушники просто побросали на пол.

— Я не буду этого делать, — заявил Бурхан, бросивший палку, — Не буду в этом участвовать. Разбирайтесь сами.

— Надо позвать Нуса… — пискнул в коридоре Билял.

Но Муаммар одним ударом палки свалил паренька на пол.

— Никто никого звать не будет. Это наше дело — дело черной Башни. Или мы убьем Илу сейчас, или он не оставит нас в покое и перебьет всех до единого!

— А зачем палки? У вас есть кинжалы, — напомнил я Муаммару.

Странно, но никакого страха я все еще не ощущал. Мне, кажется, было теперь все равно. Я испытывал разве что изумление — дерзость и упорство Муаммара и его соратников удивляли меня.

— Я не собираюсь подходить к тебе, шайтаново отродье, — ответил мне Муаммар, скривив лицо от отвращения, — Даже чтобы перерезать твою поганую глотку. Так что мы забьем тебя палками — как взбесившегося пса, как неверного кафира!

Итого — четверо противников против меня. И ни один из них не отступится. Муаммар — не тот человек, который отступает, он воин — и по духу, и по навыку. Кадир — его закадычный друг. Усама боится джиннов, вроде бы они сожрали его отца в пустыне много лет назад. А Садом — этот просто обезумел от горя…

И звать на помощь некого. Шамириам и шейх далеко отсюда, а Нус в своей белой Башне. Он, конечно, скоро выведет своих мюридов на молитву, увидит, что во дворе нет черных братьев, удивится, пойдет проведать нас…

Но за это время меня уже сто раз убьют.

Мне вспомнился один из уроков Нуса, который был несколько дней назад. Нус тогда сказал, что лучшая защита — это нападение.

«Никогда не защищайся, только нападай — вот путь к победе» — так учил Нус. И я, кажется, усвоил урок.

— Заки, бей их кинжалом! — крикнул я.

Кинжал у Заки имелся, висел на поясе, вот только я не слишком рассчитывал, что парень пустит его в ход. Заки, мой единственный союзник, от драки сбежит, это было очевидно. Но я должен был крикнуть то, что крикнул.

А уже через миг, не успев даже раз вздохнуть, я ринулся в атаку. Я ударил Усаму палкой по лицу, и тот упал. Муаммар бросился на меня, как лев, но ему помешал безумный Садом — он тоже ринулся ко мне, но угодил под удар Муаммара. Это была ключевая удача, это был настоящий дар Отца Света мне!

Я атаковал Кадира, но тот увернулся, однако я достиг цели — вырвался в коридор.

— Остановите их! — заорал я.

Просто на всякий случай. Ясное дело, что никто не поможет. Я был один, и еще двое моих противников все еще твердо стояли на ногах. Я попытался смешаться с толпой мюридов в коридоре, прикрыть мое тело их телами…

Но Муаммар уже огрел меня палкой по спине, боль была чудовищной, будто мне переломали хребет.

Я бросился бежать, Муаммар нагнал меня уже у лестницы.

Наши палки схлестнулись, издавая оглушительный треск.

— Отец, помоги! — орал Муаммар.

Я сражался молча. Дыхание у меня перехватило.

— Если я правда шайтан… Тебе не жить… — наконец кое-как выдохнул я.

Еще десяток ударов, а потом я попал Муаммару по пальцу, видимо, раздробив его. Мой противник отскочил назад, бросил палку, схватился за кинжал…

Но было уже поздно. Я ударил его по голове, потом нанес удар в грудину. Пнув Муаммара напоследок ногой — я отправил его в полет, вниз по лестнице, так что чалма на голове Муаммара пересчитала все ступеньки.

Муаммар скатился на этаж вниз и остался лежать бездыханный.

Я же пошатнулся, спина болела безумно, будто обожженная кипятком.

— Ну! — орал я, — Ну! Кто еще? Подходи!

Но никто больше не подходил. Братия, наблюдавшая за битвой из коридора, расступилась, и тогда я увидел, что Кадира и Садома скрутили. Садома повалили на пол, несколько братьев поставили на него ноги, а Заки гордо попирал сандалией его башку. Кадира держал десяток мюридов.

Усама, видимо, валялся без сознания, оглушенный моим ударом.

Двоих. Я успешно победил двоих! А еще двоим просто не повезло…

— А вот теперь зовите Нуса, — прохрипел я, тяжело опираясь о стену.

Стоять я уже не мог, спину у меня скрутило, как у больного ревматизмом в последней стадии старца-паралитика.

Нус пришел очень быстро, в сопровождении двух белых мюридов.

Устад не стал задавать лишних вопросов, он вообще не произнес ни слова. Он одним касанием исцелил Муаммара — тот оказался еще жив. Потом Нус вылечил мне спину, вокруг меня метнулся яркий свет, и боль полностью ушла.

Усаму Нус тоже привел в чувство, он вылечил даже синяки у Садома. Кадира устад лечить не стал, потому что тот не пострадал, а Каморана — потому что тот был уже мертв.

— Вижу, что у тебя возникли затруднения, Ила, — мягко произнес Нус, когда все живые были поставлены на ноги.

— Я разберусь, учитель, — ответил я.

— Да. Но после. Сейчас время молитвы. Ваши драки — мирское. А молитва — дверь в вечность.

И мы вышли на двор и помолились. А потом я распорядился унести тело Каморана и похоронить — хоронили мертвецов мы всегда в горах, там было монастырское кладбище, недалеко от горной тропы.

А Нус подошёл ко мне:

— Я могу помочь тебе с наказанием…

— Только если вы прикажете, устад. В противном случае — я сам разберусь. Я же сказал.

Нус кивнул.

— Пока нет Шамириам — ты главный в черной Башне, Ила. Не я. Так что тебе решать, кого и как наказывать.

И я решил.

Я собрал всю братию в большом зале на первом этаже Башни, где мы обычно медитировали.

Муаммар, Усама, Кадир и Садом тоже явились. А что им еще оставалось? Теперь, когда Нус знал о ситуации — у заговорщиков уже не было ни шанса на бунт. Любой белый мюрид уничтожил бы их всех четверых за один миг, если бы Нус приказал.

— Садом сошел с ума от горя, я его прощаю, — объявил я, — Однако пусть сегодня поститься, во искупление своих грехов. Ты мне кричал, что я тебя оставлю без ужина, если ты попытаешься меня убить, Садом. Так и вышло. Ты сегодня без завтрака и без ужина.

Пыл Садома уже на самом деле поугас.

— Старейшина, прости меня, — через силу пробормотал парень.

— Уже простил, я же сказал. Проси теперь прощения у Отца Света. Желание убить человека, своего брата — серьезный грех. Муаммар, Кадир, Усама — вы сегодня пойдете в горы, собирать травы.

Все трое тут же уставились на меня. Муаммар смотрел на меня, сощурившись, он явно сразу почувствовал подвох. А вот Кадир глядел с облегчением, он не понял, что я задумал. Усама же смотрел на меня также, как и всегда — с ужасом.

Дальше я приступил к обычному разводу на работы. Список, кто чем будет заниматься, у меня был заготовлен еще вчера вечером, и сейчас я его лишь немного изменил в соответствии с новой ситуацией.

— …В горы за травами с нами еще идут Заки и Бурхан, — закончил я расстановку работников.

— С нами? — тут же запаниковал Заки.

— С нами, брат. Я тоже иду.

А вот теперь Заки уже побелел от ужаса. Такая работа ему явно пришлась не по душе.

Когда собрание уже окончилось, и я распустил братьев, Заки продолжил канючить:

— Послушай, друг, разумно ли тебе сейчас оставлять обитель…

— Я оставляю её только до дневной молитвы, Заки. К молитве мы вернемся назад в монастырь. И да — это разумно. Пусть братия видит, что я ничего и никого не боюсь.

— Да, но идти в горы вместе с теми, кто только что пытался тебя убить… Их же будет трое! А нас только двое…

— Так надо, Заки. Так надо.

— А Бурхан? Ты не думай, что он на нашей стороне! Он утром не взял палку, когда Кадир ему предлагал, но он и не помогал нам крутить Садома и Кадира. Он просто стоял в сторонке!

— Это уже его дело. Главное — он знает эти горы. Он умелый сборщик трав, а нам нужен проводник.

— Ила, одумайся…

— Ты, конечно, можешь остаться, Заки, если хочешь. Ты же мой друг, так?

— Разумеется! — воскликнул Заки, с деланой искренностью.

— Ну вот. И раз ты мой друг — я тебя неволить не буду. Если хочешь — оставайся, я найду тебе другую работу. Но мне всегда казалось, что друзья так не поступают — не бросают друг дружку в опасности. Я уверен, Заки, если что-то пойдет не так — ты прикроешь мне спину.

— Д-да. Да, Ила. Конечно, я пойду. С… хм… радостью.

И Заки нервно сглотнул.

Я не испытывал никаких иллюзий по поводу того, как именно Заки будет «прикрывать мне спину» в опасности. Не далее как сегодня утром Заки уже мне спину «прикрыл» — так прикрыл, что я получил по этой спине палкой и чуть не заработал перелом позвоночника.

Однако трусливый друг — лучше чем никакого. Заки, если что, можно будет отправить в обитель за помощью. Бегает Заки быстро, особенно когда напуган.

А Бурхана я взял по двум причинам. Во-первых, Бурхан и правда знал горы, так что я брал его в качестве проводника. Во-вторых, я счел, что мне пора уже завести себе и настоящих благородных друзей, а не только одного шакала Заки. И Бурхан был мне очень интересен в качестве друга. Бурхан был из «святой восьмерки» — тех восьмерых мюридов черной Башни, кто уже достиг уровня медитации сердца. И занимались эти восемь в обители лишь тремя вещами — сбором трав, изготовлением сыра с плесенью, да еще делали напиток из молока и аниса. Ни на какие другие работы их никогда не ставили.

Бурхан, кроме того, был отважен и благороден. Он лучше всех в нашей Башне бился на палках, во время побоища он даже сумел довольно долго противостоять белому мюриду. И даже когда я во время того же побоища подло ударил Бурхана палкой со спины — Бурхан не обиделся, он мне и слова плохого не сказал, когда битва кончилась. И когда со мной никто не разговаривал, когда у меня были самые тяжелые времена в монастыре — Бурхан, хоть и не болтал со мной, но отвечал мне всегда вежливо, когда я спрашивал.

Впрочем, спрашивал я у него редко, всего пару раз. Потому что со «святой восьмеркой» остальная братия мало общалась, эти восемь мюридов почти всегда работали отдельно, они не сидели с нами на наших медитациях ума и души, они даже ели в сторонке от остальных.

И я счел их местной элитой, самыми искусными практиками из послушников черной Башни. Конечно же, я хотел завести знакомство с кем-то из них, и Бурхан мне нравился больше всех. Что бы там про него не болтал Заки…

Вот почему я решил прогуляться в горы в компании Бурхана и Заки. А троих моих неудавшихся убийц я взял с собой, потому что у меня вдруг возникла одна догадка по поводу всего происходящего. И эту догадку я намеревался немедленно проверить.