Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 26: Про полуденный ужас

Мумин, вместе с которым меня отправили ремонтировать стену обители, тоже оказался странным — как и все «черные» братья, обитавшие в Башне Творца. Мумин был очень уродлив — голова у него была огромная, а тело какое-то всё кривое, будто по нему в детстве протопталось стадо верблюдов. А еще Мумин заикался.

— Я б-был учеником к-к-каменщика. До т-т-т-того, как попал сюда, — объяснил мне Мумин, — Я т-т-тебе покажу, к-как чинить стену. Эт-т-т-то несложно. А зовут меня М-м-м-м…

— Тебя зовут Мумин, — продолжил я за паренька, пожалев его, — А меня зовут Ила Победитель джиннов. Рад познакомиться, да благословит Отец Света твои шаги, Мумин.

Чинить стену на самом деле оказалось несложно. Мы с Мумином по лестнице залезли на крышу длинной хозяйственной постройки — стоявшая за ней стена монастыря раскрошилась, тут местами вывалились кирпичи. Другие мюриды подносили нам глину и кирпич, а мы с Мумином замазывали щербины в стене и вставляли в них или новые кирпичи или обломки старых, если щербина была небольшой.

По крайней мере, Мумин меня не обижал и оказался вежливым человеком, он вообще толком не говорил, видимо, стесняясь своего дефекта речи. Однако сосредоточиться на работе я не мог, по двум причинам — во-первых, от голода, а во-вторых, потому что я все мучительно обдумывал только что произошедшее.

Что же случилось с Хамом на горной тропинке, почему он упал, почему у него вдруг возник жар, почему он чуть не умер? Отсюда, с крыши пристройки, я видел Хама — он таскал через монастырский двор воду в цистерны, как ему и велела Шамириам. Хам теперь выглядел абсолютно здоровым, однако в мою сторону он старался вообще не смотреть, а вид все еще имел насмерть перепуганный.

Я был уверен, что в произошедшем виновен джинн. Симптомы Хана были слишком похожи на симптомы Эльсида — того мальчика, которого я исцелил от джинна в оазисе. А плохо Хаму стало в тот момент, когда я искренне пожелал грубияну смерти…

Значит ли это, что во мне сидит джинн, что я притащил его сюда из Аль-Мутавахиша?

Я прислушивался к своим ощущениям, к своему телу, уму и сердцу — но ровным счетом ничего там не находил. Я не чувствовал никакого джинна во мне. Да и трудно что-то почувствовать, когда ты устал, голоден, напуган, когда ты занят работой и когда уже приближается полуденная жара, и южный ветер, проникавший даже сюда, за стены обители, становится все жарче.

И эта невозможность толком разобраться в ситуации — пугала меня все больше и больше.

Через некоторое время у меня возникло явственное чувство, что какое-то зло во мне все же есть, вот только я никак не мог разобраться — то ли оно и правда есть, а то ли я это себе навыдумывал от страха.

И от этой непонятности, неразрешимости — все вокруг стало мне казаться страшным, загадочным, таящим в себе угрозу — даже стена обители, которую я чинил, даже безоблачное синее небо, даже само это место и сам мир. Я испытывал сейчас то, что лекари, признающие учение Ибн Сины, называют «полуденным ужасом», связывают с влиянием красной звезды Аль-Гуль и рекомендуют лечить ледяными ваннами и постом.

Вот только в моем случае, скорее всего, не помогли бы ни ванны, ни аскезы. Я смотрел на моего искривленного напарника Мумина, и даже в нём мне теперь мерещился джинн.

Мумин заметил странные взгляды, которые я на него бросаю.

— П-п-прости, что мое уродство оскорбляет т-т-твой взор, брат Ила, — сказал мне Мумин, — Злой Творец создал меня т-таким уродом. Я т-таким родился…

— Мумин, да ты что? — тут же воскликнул я, устыдившись, — За что ты извиняешься? Разве ты в этом виноват? А мой взор видел вещи и похуже, уверяю тебя.

— Н-на самом деле раньше было еще хуже, — продолжил Мумин, уже увереннее, видя, что я не собираюсь над ним издеваться, — Д-до того, как шейх привел меня в эт-ту обитель — у меня еще были припадки. Я ин-ногда кричал и страшно б-бился. А здесь мне полегчало. Если б-бы шейх, да благословит его Отец Света, не выкупил меня у моих родителей и не п-привел сюда — я бы наверное умер. Шейх спас меня. Он взял на с-себя мою болезнь, вот п-почему я до сих пор жив. Б-благодарение Отцу Света.

— Благодарение Отцу Света, — задумчиво повторил я.

Шейх и мне говорил то же самое, в Долине Крови — он сказал, что заберет себе все мои страхи, и я стану бесстрашным. Вот только это сработало не полностью. Я правда стал храбрее, но на место старых страхов пришли новые. И мои прошлые ночные кошмары, в которых я видел чернобородого командира шаэлей и золотую деву, убивших мою семью, тоже прошли, но на место этих кошмаров пришли новые — мне вдруг вспомнился сегодняшний сон про подземные залы и непонятных тварей, маршировавших по ним…

Что вообще происходит в этой обители на самом деле?

И почему шейх не говорит со мной, почему шейх ничего не объясняет?

— Мумин, а тебя шейх тоже водил к черным камням в Долине Крови? — спросил я напарника, подавая ему очередной кирпич.

— Что? — удивился Мумин, — Ч-черным камням? О чем ты г-говоришь, брат? Д-долина Крови — з-запретное место. Мы туда не ходим.

Вот после этой информации мне стало совсем нехорошо. И я поспешил сменить тему.

— Мумин, ты ведь тоже из города, как и я?

— Ага. Но я не южанин, как т-ты. Я местный, из Аль-Мадин-н-ната. А т-ты?

Рассказывать про мой родной оазис, где я родился и прожил первые восемь лет моей жизни, у меня сейчас не было никакого желания, так что я просто ответил:

— Я с юга, но вырос я в Дафаре.

— Ого. Д-Дафар! Это большой город… Т-там же сейчас рыцари?

— Да. Город огромен, и рыцари там повсюду. А шейх правда купил тебя у твоих родителей?

— Ну д-да… Папа говорил, что я урод, он д-даже хотел меня отдать работ-торговцам, но мама не п-позволила. А когда шейх п-пришел — папа не захотел меня отд-д-давать бесплатно. Так что шейх ему з-за меня з-заплатил — з-з-з…

— Золотом?

— Да, — кивнул Мумин, — З-золотом.

— Но почему шейх пришел за тобой, Мумин?

— Шейх сказал, что с-смотрел мои сны… Что в моих с-снах есть что-то важное, что я од-дарен… И он хочет меня з-забрать в обитель… Это б-было полтора года т-тому назад…

Шейх и мне говорил ровно то же самое, так что я понимал, о чем толкует Мумин. Однако продолжить беседу нам не дали, по лесенке на крышу забрался Билял — тот послушник, который вместе со мной и Хамом утром неудачно ходил за водой.

— Я принес тебе еду, Ила, — доложил Билял.

Паренька трясло от страха, он старался не глядеть мне в глаза.

— Спасибо. Послушай, Билял, я не шайтан…

— Это не мое дело уже, — Билял поскорее вручил мне еду и сбежал с крыши.

Я не стал его останавливать и продолжать объяснения, я был слишком голоден. Оказалось, что кроме лепешки Билял мне принес еще кусок белого козьего сыра, и еще пиалу чего-то красного.

Я понюхал содержимое пиалы.

— Да это же гранатовый сок!

Вот такого подношения я не ожидал. Сок, тем более гранатовый — это же питье богатеев. Я сам не пил сока уже лет восемь, с тех пор как лишился дома, семьи и богатства.

Мумин тоже уставился на пиалу в моих руках:

— Ого! П-правда? А мне н-ни разу не давали… Мы м-можем позавтракать п-прямо сейчас, если хочешь, Ила. Н-нет конкретного времени завтрака т-тут, в монастыре. Мы з-завтракаем, когда хотим.

— Я голоден, как верблюд после недельного перехода, — подтвердил я, — Давай завтракать.

Впрочем, у Мумина на завтрак оказалась одна пресная лепешка.

— Возьми, брат, — я протянул ему половину моего сыра.

Мумин сперва мотал головой и отказывался, страшно заикаясь при этом, но после уговоров согласился взять мой сыр. Еще я оставил ему половину пиалы сока, сок оказался, конечно, разбавленным, но сладчайшим.

После завтрака мы еще некоторое время работали, а потом во дворе появились братья из Башни Света в белых одеждах — несколько десятков…

Они прошли в оружейную и взяли там мечи, а потом, прямо с мечами, совершили во дворе молитву.

— Не п-пялься на них, — тихонько посоветовал мне Мумин, — Н-нам нельзя смотреть на их т-тренировки. Н-нам надо работать. И не от-твлекать «белых» братьев.

Но не смотреть было трудно, почти невозможно. Помолившись, братья Башни Света на самом деле приступили к тренировкам — и двор обители наполнился сверканием и звоном мечей.

Сам я совсем не владел мечом, так что местами даже не понимал, что именно братия Света делает и тренирует. Однако зрелище было потрясающим — их тренировка напоминала стремительный ангельский танец — будто они не просто мечники, а воинственные энергии самого Отца Света. «Белые» братья не носили ни шлемов, ни доспехов, ни щитов, как это делают стражники в городах — они сражались, как и положено шаэлям, без всякой брони, делая ставку на собственную скорость и идеальную координацию движений. Мечи у них были не тренировочными и не короткими — они бились не ятаганами и не скимитарами, а настоящими боевыми мечами — длинными и прямыми. Их оружие напоминало те мечи, с которыми ходят в бой западные рыцари, только было короче и легче.

Движения мюридов были такими быстрыми, что я, наблюдавший за воинами краем глаза, едва успевал их подмечать. Через некоторое время наблюдений я осознал, что против этих шаэлей не сдюжил бы ни один противник — с той скоростью и ловкостью, с которой они сражались, они бы могли свалить на землю даже тяжеловооруженного западного конника и лишить его жизни на один миг. Каждый из этих шаэлей стоил целой дюжины рыцарей…

А потом начались настоящие чудеса. Один из мюридов по ходу тренировки вдруг взлетел в воздух, на высоту человеческого роста, и завис там, продолжая стремительно отбивать удары своих противников. Противники взлетели следом за ним, бой теперь происходил над двором, а удары стали такими быстрыми, что сливались в одно сплошное сияние стали. Это напоминало грозу, бурю в пустыне — только вместо раскатов грома слышны были звуки удара стали о сталь, а вместо молнии — сверкали на солнце острия клинков.

Тут я совсем забыл про мою работу и смотрел, как завороженный. И даже Хам, таскавший воду через двор, даже «черные» братья что-то стиравшие в корытах возле Башни Творца — застыли и наблюдали за тренировкой.

— У них же настоящие мечи, — сказал я Мумину, — И никакой брони! Как они не поубивают друг друга?

— П-по воле Отца Света, — пробормотал Мумин, тоже бросивший работу и жадно наблюдавший за схваткой, — Н-никого из них нельзя ранить. П-потому что каждый из них з-знает, куда ударит его противник и усп-певает среагировать. Это в-всезнание. Так я слышал от Иб-брагима, а Иб-брагим слышал от самой Шам-мириам…

Однако Мумин оказался не прав. Через некоторое время один из воинов, паривший над полем боя, вдруг вскрикнул, и в воздух взметнулся фонтанчик крови. Бой тут же прекратился, все шаэли вновь опустились на землю. Один из мюридов был ранен, причем очень тяжело — ему отсекли руку.

Но к раненому уже шел Нус — устад Башни Света. Нус руководил тренировкой «белых» братьев, хотя сам был единственным, кто не носил меча, вместо него в руках у Нуса была обычная палка. Но сражался он ей столь же умело, как остальные мечами, а возможно даже еще превосходнее.

Нус был, как и всегда, самим воплощением чистоты и благородства, будто сам Отец Света воплотился на земле в человеческом теле — одежды Нуса были белыми как снег, что лежит на горных вершинах, лишь чалма черной, как ночь, Нус был так красив, будто от него исходил солнечный свет. На его губах играла загадочная неотмирная улыбка, как и всегда…

Подойдя к раненому, Нус произнес несколько слов, которых я не расслышал, а потом взмахнул собственной рукой. Сверкнула яркая, но совершенно беззвучная вспышка света, и рука мюрида возвратилась на положенное Всевышним место, раненый был полностью исцелен. Он коротко поблагодарил Нуса, склонив голову.

После этого тренировка была окончена, «белые» братья вновь сотворили молитву — лицами к Заповедной Башне шейха.

Садат тоже был среди них, он молился вместе со всеми. Садат, конечно, пока что был новичком, так что он не летал, как другие, да и двигался медленнее. Он вообще не участвовал в схватках, только в начале тренировки учил стойки и удары — однако большую часть тренировки составляли именно сражения, до них Садата не допустили, как и еще нескольких новичков. Однако моя зависть к Садату и другим обитателям Башни Света была сейчас столь велика, что я забыл про всё на свете, даже про джиннов…

«Белые» братья двинулись обратно в свою Башню.

— Эй, т-ты чего? — удивленно окликнул меня Мумин.

Но я, не слушая паренька, уже слез вниз по лестнице, а потом решительно пошел прямо к Нусу. Я понимал, что нарушаю правила, но меня обуяло такое негодование и такая зависть, что мне в тот момент было все равно.

Я рухнул перед Нусом на колени:

— Устад, молю вас, уделите мне немного времени!

Нус посмотрел на меня с интересом, потом оглянулся в сторону Заповедной Башни шейха — как будто опасался, что шейх заметит нарушение правил или как будто хотел мысленно посоветоваться с шейхом по моему поводу.

— Ила, тебе нельзя со мной говорить, — ласково произнес Нус, — Прости, юный шаэль, но таковы правила. Шамириам — твой устад. Если у тебя есть вопросы — обратись к ней.

— Прошу вас! — выдохнул я, — Умоляю милосердием Отца Света! Мой вопрос — вопрос жизни и смерти.

Остальные «белые» братья тоже остановились и глядели на нас. Садат ухмылялся, но все другие смотрели на меня с явным сочувствием.

— Ну хорошо, — кивнул Нус, — Один раз я отвечу на твои вопросы. Но только один раз, Ила. «Прощай первый грех, ибо он есть случайность», как учит нас святая Преждесотворенная. Но если нарушишь правила еще раз — при всем моем уважении к тебе, я буду вынужден доложить об этом Шамириам, и она тебя накажет. Встань.

Я поднялся с колен, а Нус распорядился, чтобы его мюриды шли в Башню Света. После этого мы с Нусом отошли в центр двора, к стоявшему там вертикальному мегалиту, тут нас никто посторонний слышать не мог.

— Учитель, почему я в черной Башне, а не в белой? — спросил я, со слезами на глазах.

— А зачем тебе быть в белой, Ила?

— Но ведь я хочу быть воином…

— Разве важны твои желания, Ила? «Желание человека — пища шайтана», как писано в святой Преждесотворенной. Отец Света каждому уготовил свое предназначение. И путь к Отцу — исполнение этого предназначения, в чем бы оно ни состояло. Так что, боюсь, тебе придется забыть про твои желания, в противном случае твое место — не здесь, а в злом мире, где люди живут своими желаниями.

И Нус указал мне рукой за стены монастыря, а потом продолжил:

— Однако я понимаю, что это лишь общие слова. Я отвечу тебе конкретнее. Лишь шейх решает, кому в какой Башне жить, ибо шейху ведомо предназначение каждого человека — Отец Света открывает шейху людские судьбы. Возможно позже шейх переселит тебя в Башню Света, а возможно и нет. Этого никто не знает, даже я.

— А многих ли туда переселяют, учитель?

— Немногих. Но это случается.

— А как же… — я совсем растерялся, — Но как же тогда мюриды из черной Башни становятся воинами и шаэлями?

— Они ими становятся, — улыбнулся Нус, — Не торопи события, Ила. Ты здесь всего лишь первый день. Ты многого пока что не знаешь. Ты хочешь сразу всех ответов, но ведь так не бывает, не правда ли? Ответы даются терпеливому.

Эти речи были загадочными, но они меня утешили. А еще скорее меня утешило само присутствие Нуса, сам факт того, что он говорил со мной — от этого человека исходила какая-то странная и умиротворяющая энергия, дающая ясность.

— Послушайте, учитель, мне рассказывали, что в черной Башне умер юноша…

— Да. Назим его звали. Я видел его тело, Ила. Назима никто не убивал, если ты об этом. Он просто умер во сне. Так иногда бывает.

Я кивнул, а потом вспомнил, что поговорить-то я хотел вовсе не об этом, не о черной и белой Башнях, и не о Назиме.

— Послушайте, учитель, я думаю… — я собрался с духом и скороговоркой выпалил, — Я думаю, что во мне джинн! Отец Света, помилуй меня.

— В тебе нет джинна, — спокойно ответил Нус.

— Откуда вы знаете, учитель?

— Вижу. Кроме того — эта обитель по воле Отца Света полностью защищена от всех джиннов, шайтанов и от всякого зла.

— Да, но Хам…

— Я знаю о случившемся, — перебил меня Нус, его голос теперь будто стал строже, — И шейх знает. Но он не дал никаких указаний ни по поводу тебя, ни по поводу Хама.

— Шамириам говорила, что шейх не велел выпускать из обители ни меня, ни Хама. И еще запретил мне приближаться к животным…

— Шейх лучше знает, Ила. Скажи — тебе понравился наш сегодняшний бой? Я видел — ты смотрел.

— Да! О, да, учитель. Это было потрясающе.

— Ну и как мы по-твоему научились так сражаться? — голос Нуса снова потеплел, — Пойми вот что, Ила. Все наши умения приобретены нами через шейха, на котором Свет Отца. То, что ты видел сегодня и еще увидишь много раз — результат не только упорных тренировок, не только упорного учения в обращении с мечом, а прежде всего — результат веры и доверия. Хочешь быть шаэлем? Доверься шейху. Открой ему свое сердце, чтобы Небесный Отец мог вложить в тебя свет посредством руки шейха.

— Да, устад.

— Я не твой устад. Твой устад — Шамириам. Тебя еще что-то волнует, Ила?

— Да. Я…

Наверное мне следовало на этом и остановиться, но Нус настолько располагал к себе, что я просто не смог. Мне будто явился мой собственный воскресший отец, так что у меня не было никаких сил сдержаться.

— Послушайте, учитель, я просто смотрю на ваших мюридов — и вижу, что все они прекрасны, отважны, сильны, здоровы и правоверны! А в моей черной Башне… Хам — просто отвратительный грубиян, и он любит обижать людей. Билял — трусливый мальчонка. Мумин увечный, старейшина Ибрагим — какой-то странный и дерганый… А Шамириам вообще женщина!

Я тут же испугался того, что сказал, а Нус на это покачал головой:

— Это злые речи, Ила. Разве так можно говорить про своих братьев и про свою сестру? Я бы тебе назначил наказание за это, но ведь мы говорим откровенно, да и я не твой устад, как я уже объяснил… Хочешь сражаться, Ила? В таком случае — победи сперва свой нафс, свою гордыню. Это — главный враг любого верующего. Гордыня подобна западному рыцарю, закованному в тяжелую броню. Пока рыцарь на коне — он силен и кажется непобедимым. Но стащи его с коня, свали его — и он не сможет подняться, ибо доспехи его тяжелы. И тогда останется лишь сорвать с него шлем и проломить ему голову мечом. Также и с гордыней, изгони её из своего сердца — и тебе станет легко. И ты увидишь чудеса, Ила. Все будет хорошо, по воле Отца Света. Давай с тобой помолимся.

Мы прочли краткую молитву, и Нус ушёл. А мне на самом деле стало намного легче на душе.

Вот только ненадолго, потому что случившиеся сегодня было лишь началом моих бедствий в этой тайной обители.