Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 48: Как искусный мюрид все же дошел до родника

Я переночевал в пустыне, к югу от разгромленной и мертвой теперь обители. О том, чтобы провести ночь в монастыре, не могло быть больше и речи.

Этот монастырь теперь весь завален трупами, проклят — он теперь принадлежит не живым, а мертвым. А еще я теперь знаю, что под монастырем что-то есть. И та тварь, что жадно жрала тело шейха — я не был уверен, ушла ли она. Или летает где-то незримая и смотрит на меня…

Похоронить братьев было невозможно, на это у меня ушел бы целый год — чтобы оттащить все трупы на кладбище в горах, в ту пещеру, где находили покой многие и многие из мюридов секты «Аль-Хальмун», выпитые и убитые шейхом.

Я сам так и не побывал на этом кладбище. Но я знал по рассказам братии, что это не настоящее кладбище, а просто склеп — система пещер, уходившая в недра горы. Именно там мы оставляли наших мертвых. Вообще правоверные джахари обычно закапывают мертвецов в землю или песок, но здесь ведь не было ни первого, ни второго — только камень повсюду. В горных долинах земля была, но слой её был тонким, там труп не закопаешь. Да и братьев секты «Аль-Хальмун» трудно было назвать правоверными. Особенно после того, что стало с этой сектой под руководством шейха Эдварры.

Так или иначе, но я решил не трогать мертвых мюридов и устадов. Их путь ныне окончен. При жизни они не верили в тело, они верили в Дух — дарованный самим Отцом Света. И Дух их, я надеялся, отправился ныне к Отцу. А их мертвые тела — лишь мясо. Пусть же их клюют куры, пусть едят звери, мухи и насекомые, я ничем уже не могу помочь мертвым.

Этот монастырь теперь сам стал огромным склепом.

И я не собирался оставаться там ни единого лишнего мига. Я ушел в бурую пустыню, подальше на юг, и здесь улегся на ночлег. В пустыне спокойнее. Неизвестно, кто может еще явится в разгромленный монастырь — туда в любой момент могут вернуться охотники на шаэлей, а может и шаэли принцессы, а может и сама принцесса Зиш-Алис.

Принцесса — последний человек во Вселенной, которого я хотел бы сейчас встретить.

Конечно, я убью её. Или просто умру, пытаясь. Но всему свое время. Пока что я не готов сразиться с принцессой.

Кроме того, в монастырь могли теперь прийти и просто разбойники, и дикие звери с гор, и еще неизвестно что из Долины Крови…

Ворота обители больше не закрывались. Я пытался сдвинуть тяжелые створки и запереть их, я прилагал все усилия, но створки будто вросли в землю. Эти врата теперь были распахнуты навсегда, со смертью шейха окончательно рассеялись все мистические защиты, хранившие раньше обитель.

А значит — кто-нибудь грабить этот монастырь обязательно придет.

Поэтому я ушел ночевать в пустыню, и там мне было спокойнее. Я был уже достаточно умелым караванщиком, я ведь шел по пустыне целую луну вместе с шейхом, прежде чем попасть сюда.

Я умел спать тревожным и чутким сном караванщика, в пустыне я почую опасность, если враг окажется рядом. А впрочем, здесь он не окажется. Эта бурая безжизненная каменная пустыня тянулась далеко на юг и восток. А к западу — проклятая Долина Крови, где вообще нет жизни. Тут никого не было, тут никто не ходил. Я теперь будто остался последним человеком во Вселенной, так я себя ощущал.

Где-то еще бродили охотники на шаэлей, но если они придут — их я точно замечу загодя. Я был уверен, что такая толпа свирепых разбойников наверняка издает огромное количество шума, так что я услышу их, если они появятся.

Уже устроившись на ночлег под звездами, я вдруг с удивлением осознал, что я привычно медитирую — повторяю моим сердцем святое имя шейха — «Эдварра».

Это было теперь глупо, но я привык к этому, слишком привык. Однако теперь мне наверное придется выбросить шейха из моей головы и моего сердца. Но это мне будет нелегко, это как убить кусочек себя. Ибо шейх — стал частью меня самого.

Молока у меня с собой не было, но я съел ложку аниса, который я захватил в монастыре, и запил теплой водой.

Я собирался отправиться в ночное путешествие, такое же, как те путешествия, в которые я ходил вместе с моими братьями. Увижу ли я, встречу ли я их души в ночном путешествии?

Вряд ли. Раньше меня в ночных путешествиях всегда вел Нус, но теперь и Нус умер. Теперь я должен путешествовать один.

Уже засыпая, я вдруг ясно осознал, что шейх на самом деле научил меня многому, очень многому. Да, конечно, целью шейха было лишь выпить мой нафаш, мой «дым» и забрать все мои способности. Но ведь все практики, которые давал нам шейх — когда-то давным давно были истинными мистическими практиками, ведущими к могуществу. Просто шейх их все переделал под свое цели, испоганил, сделал злыми. Но ядро у этих практик было благим. И это ядро теперь досталось мне, это зерно правдивого знания — я знал, я понимал, я ведал.

А значит — я на самом деле стал сильнее и многому выучился. Мне просто нужно очистить практики секты «Аль-Хальмун» от нечестивых наслоений шейха, и я получу истинную мощь.

А потом я уснул.

Мелькнули мои обычные кошмары — смерть моей семьи, демонический марш в черных залах под обителью, видения падения в бездну…

Я теперь был умелым сновидцем. Я вышел из каждого кошмара — одной силой моего намерения. И кошмары померкли, и в моих снах наступила темная ночь, такая же, что стояла снаружи моих снов — в каменной пустыне.

А вот что мне делать дальше?

Я сейчас хотел путешествовать не внутри себя и не по иным мирам, но по этим горам и пустыням, что окружали меня. Я хотел лететь над ними, как горный орёл, и смотреть, искать. Найти моим духовным взором моего джинна, сокрытого в Долине Крови, найти охотников на шаэлей, которые скрываются где-то рядом и ждут, чтобы вернуться в монастырь и дограбить его…

Мне было известно, что Нус умел так летать. Он сам нам рассказывал. Он умел выходить во сне из тела и парить над миром — над этим миром, над нашим и настоящим.

Но у меня ничего не выходило. Эти тайны мне не были раскрыты, этого я не умел.

Я вроде бы на миг увидел, как я вылетаю из тела — увидел себя со стороны, сверху — спящего юношу посреди черной пустыни. Но и только. Уже в следующий миг меня бросило обратно — в мое тело.

И снова наступила тьма. И в моем сне я вдруг ощутил себя уставшим, очень уставшим…

Ночные путешествия — это хорошо. Но ведь нужно когда-то и отдыхать. Завтра мне предстоит тяжелый день. У меня теперь каждый день будет тяжелым.

И я оставил ночное путешествие, и отдался моим кошмарам.

И золотая дева тут же ворвалась в мои сны и заполнила их целиком ужасом, восторгом и яростью. Она соскучилась по мне, соскучилась за то время, что шейх подавлял все мои способности.

И монстры также шли по подземелью демоническим маршем и пели, и играли на древних инструментах. Они шли на войну, также, как и всегда. Они всегда идут на войну. Мне почему-то казалось, что эти твари будут горевать по шейху, ведь шейх прорубил под своей Башней люк к ним, шейх наверняка посещал их…

Но монстрам было все равно. Они смерти шейха даже не заметили, не заметили разгрома обители. Они не жили тем, чем живут люди. И жизнь, смерть — для них ничто. Они даже не знают таких слов…

Я проснулся от жары, когда солнце уже взошло. Так, как я и планировал. Я рассчитывал выспаться этой ночью, потому что следующей мне спать не придется.

А проснувшись — совершил молитву.

Потом я спрятал под камнем книги шейха и тот странный черный шарик, который я обнаружил в теле шейха — шарик все еще был холодным, обжигающе ледяным, и никакой жар не мог бы согреть его. Это была какая-то мистика — явно очень сильная и очень ценная.

Я позавтракал, недостатка в еде у меня не было. Если сложить те припасы, что дал мне Нус, да еще те, что я набрал вчера в монастыре — еды мне хватит на целую луну. Сушеные финики, обваленные в соли яйца, сухие лепешки, зерна, орехи — это все не портится даже на страшной жаре. Правда, вся эта пища занимала два огромных и тяжелых мешка, и непонятно, как я буду тащить их с собой, учитывая, что коня или верблюда у меня нет.

А вот запасы воды надо было пополнить, и мне пришлось вернуться в обитель.

Монастырь постепенно превращался в поистине адское место, еще хуже, чем вчера. Ночью, как выяснилось, сюда никто так и не пришел. Но над телами мертвецов уже кружили орды мух, они уже успели отложить яйца в трупы. И во дворе воняло быстро гниющей плотью, как в мясной лавке для бедняков в Дафаре.

Нужно уходить отсюда, как можно быстрее. Но мне нужна была вода.

Я осмотрел цистерны, но выяснилось, что пить из них нельзя. В цистерне черной Башни все еще плавал мертвый Заки, он уже разбух и теперь начал гнить. Остальные две цистерны — в белой Башне и хозяйственной постройке — судя по странному запаху были отравлены. Охотники на шаэлей накидали в воду какого-то яда.

Есть ли вообще предел злодейству этих нелюдей? Отравить источник воды — величайший грех из возможных в этом мире. Нет ничего хуже, чем отравить источник. Как сказано в святой Преждесотворенной, на такое способен не человек, а только лишь один шайтан. Поэтому любого отравившего источник называют одержимым шайтаном и побивают камнями.

Мне пришлось отправится к горному роднику, чтобы себе набрать воды. Родник охотники отравить никак не могли, ибо он текуч, вода там не стоит. Тем не менее, я на всякий случай понюхал воду, даже попробовал её, и убедился, что она чистая.

Потом, набрав себе побольше воды, я вернулся в вонявшую проклятием и смертью обитель, попытался поймать бродившего тут осла. Но осел меня боялся, как и все животные. Он в страхе убежал прочь, крича криком. Нет, этот осел меня точно не повезет.

Я насыпал ему сена, налил ему воды в поилку. И курицам тоже. Двух куриц я даже поймал и зарезал — это мясо я съем самым первым, пока не испортилось. Запеку на камнях в пустыне, хворост у меня был.

И я как можно скорее покинул обитель, вернулся к тому месту в пустыне к югу, где я складывал все мои припасы — еду и воду.

Уже там я переоделся, я захватил еще в монастыре с собой новые чистые черные одежды — чалму, кандуру, штаны, сапоги, сандалии. Одежды для послушников в обители на складе было полно, охотники её не взяли.

Я теперь предпочитал носить черное — на нем кровь и грязь не так заметны. А мне предстояли дела кровавые и грязные. Да и как мне теперь носить белое? Я больше не мюрид белой Башни Света. Нет больше никакой Башни Света.

А потом я поставил навес, сел под ним и принялся молиться и медитировать.

Я ждал ночи. Я, конечно, не собирался идти к моему джинну в Долину Крови днем — по нестерпимой жаре. В месяц Шамаш днем еще путешествовать можно, но такое путешествие дается очень нелегко. Особенно пешему, особенно учитывая, что мне придется тащить с собой воду.

А джинн тем временем чуял меня, звал. Его Зов был ясен, он теперь звучал для меня как звук — трубный, громогласный, влекущий. Звук моего сердца. Призыв!

Теперь, когда шейх был мертв, с меня были сняты все ограничения, все запреты, все замки… И мои способности были осознаны мной, как часть меня.

Все было очень просто. Вот я. А вот джинн. И мы можем стать одним, мы оба желали этого. Мы можем вступить в брак с джинном! Вот только условия этого брака нам еще предстояло обговорить. Джинн хотел быть мужем, главой в этом браке, и я хотел того же…

А значит — нам придется побороться. И это будет битва не на жизнь, а на смерть.

Я еще немного поспал на закате, а потом, когда стало прохладнее, взял с собой большую флягу воды, взял мой ятаган — на случай если я встречу людей, ибо против джинна ятаган бесполезен.

И когда в небе появились первые звезды — я побрел в Долину Крови, чтобы принять мой первый настоящий бой. Джинн звал меня, и путь мой был ясен. Я чуял тварь.