Глава 45: Что бывает, если долго злить принцесс

Я с замершим сердцем подошел ближе к воротам. Положил на землю мои мешки.

Тишина. Все еще ни единого звука. Потом где-то во дворе монастыря, уже за стенами, громко и жалобно крикнул осел.

Я зашагал вперед…

Мертвый человек лежал у самых раскрытых ворот. Незнакомец, он не отсюда, не из обители. Чужак!

Это был уже пожилой мужчина, явно джахари. Кожа у него темная, цвета спелого финика, как у меня. Определенно выходец с юга страны. Что тут делать выходцу с юга?

Лицо — грубое, обветренное, изможденное, изъеденное ветрами и жарой, как у караванщика. Он и одет, как караванщик — косо намотанная голубая застиранная чалма, грязный рыжий кафтан, на ногах — сандалии на высокой подошве, чтобы ходить по раскаленному камню.

В мертвых глазах застыло удивление, из сердца торчит стрела. Стрелу я, конечно, узнал — она была из горного ореха, белая. Да и пущена этому «караванщику» точно в сердце. Такими стрелами пользовались мои братья, мюриды белой Башни Света. И с такой точностью стреляли тоже только они.

Значит, тут был бой? Но если был бой — то куда тогда все делись? Или все погибли? Совершенно невозможно. Я помнил, как сражаются белые шаэли Света. Они не могли погибнуть, немыслимо…

И почему ворота открыты?

Стрела вошла под углом, она разорвала мертвецу его кафтан, под кровью, залившей рану, на груди незнакомца что-то чернело.

Я уже такое видел раньше. Убитый ударом в сердце человек, кровь на волосатой груди…

Я достал кинжал, опустился на колени, прочитал краткую отходную молитву и разрезал кафтан трупа. Потом отрезал кусок кафтана и стер им кровь с груди мертвеца, как тряпкой.

Догадка оказалась верной. На груди джахари красовалась татуировка — чуть выше сердца. Черная ладонь, державшая надпись джахарийской вязью — «Творец».

Я уже это видел. У того горца в пещере, которого шейх потребовал убить луну назад — когда еще вез меня и Садата в обитель. У того горца, которого я испугался зарезать, на груди была точно такая же татуировка.

Что там тогда сказал шейх?

«…Глядите на этот знак, и уясните — что это абсолютное зло. Я знаю, что вы думаете, мои мюриды. Что этот человек наверное шаэль из враждебной секты. Вы ошибаетесь. Он не шаэль. Он много хуже. Он — анти-шаэль, если можно так выразиться, враг Отца Света и слуга тьмы…»

Анти-шаэль? Я понятия не имел, кто такой «анти-шаэль», и что все это означает…

Но татуировка у этого джахари на груди явно была той же самой, что и у того горца в пещере.

Я закрыл мертвецу глаза, поднялся, отряхнулся, огляделся, прислушался. В закатных небесах парил орёл, где-то во дворе обители снова закричал осел… Но людей не видно, не слышно.

И только тут я заметил, что на воротах монастыря что-то нарисовано, а еще к ним прибит какой-то большой папирус.

Я опасливо приблизился к открытым, как рот мертвого старика, вратам…

Знак на левой створке ворот в точности повторял татуировку на груди мертвеца. Открытая ладонь, державшая слово «Творец» — вот что там было нарисовано. Только знак здесь был большим, а нарисован он был явно не краской, а кровью — красной и человеческой.

А к правой створке ворот гвоздями была прибита бумага. Я подошел ближе и теперь увидел, что это фирман — официальный документ.

Фирман открывался цитатой из святой Преждесотворенной.


«Путь праведника труден, ибо препятствуют ему себялюбивые и тираны из злых людей.

Блажен тот пастырь, кто во имя милосердия и доброты ведёт слабых за собой сквозь долину тьмы. Ибо именно он и есть тот, кто воистину печётся о ближнем своём и возвращает детей заблудших.

И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными, над теми, кто замыслит отравить и повредить братьям моим. И узнаешь ты, что имя моё Творец, когда мщение моё падёт на тебя…»

Св. Преждесотворенная, Гл. 25 — «Акация»


Приказываю свершить кару над сектой еретиков «Аль-Хальмун», кланявшихся демонам, над её главой — неверным кафиром, называющим себя Эдваррой, Да будет благословлен любой, оказавший содействие моим верным слугам в этом деле, да будет проклят любой мешающий.

Величие Творцу!

Принцесса Зиш-Алис, эмир эмиров, шейх шейхов, шаэль шаэлей, царь царей, повелительница вод, гор и пустынь, величайшая, единственная, солнце благочестия, свет всех правоверных, дочь и наместница Творца.


Ниже стояла печать, рядом с печатью — очень витиеватая и красивая подпись принцессы. Подпись была сделана не чернилами, а не пойми чем. Подпись была золотой, от неё исходил свет. Возможно, принцесса подписалась собственной мистической энергией — своим нафашем.

Я стоял и глядел на документ, не в силах пошевелится или оторвать взгляда.

Значит, тут побывали люди принцессы? «Алиф»…?

При мысли об «Алифе» меня обожгло, как огнем.

Но как они сумели найти тайную обитель шейха? И как смогли расправиться с белыми мюридами? И с самим шейхом…

Я через силу обернулся, посмотрел на мертвеца. Нет. Он был похож на караванщика, на разбойника, но никак не на шаэля из «Алифа». У него даже оружия с собой не было! Хотя наверное его оружие просто кто-то забрал, уже после боя.

И забрал наверняка недавно. Труп был еще свежим, бой здесь, если и имел место, то несколько часов назад.

Я еще огляделся, но у стен монастыря больше ничего интересного не увидел. Здесь была каменная пустыня, а в каменной пустыне следов не остается.

И тогда я вошел наконец в распахнутые врата обители. И зрелище, открывшееся мне, было ужасным, чудовищным.

Тут произошла бойня. Во дворе воняло кровью.

Монастырский двор был весь завален трупами, больше всего их было возле Башен, где раньше жили мюриды. Трупы в черном, трупы в белом — послушники обеих Башен. Но теперь их одежды были изорваны и покраснели от крови, особенно это было заметно на белоснежных одеяниях белых мюридов…

Их было больше полусотни. Кто-то просто убит, кто-то порублен на куски.

Кого-то убили прямо возле святого мегалита в центре двора, там валялись кровавые ошметки, сам священный камень был испачкан кровью…

По двору метались куры, и бродил один осёл, иногда печально и испуганно ревевший. И кошка сидела на крыше длинной постройки, опоясывавшей изнутри стены монастыря — той, где у нас находились хозяйственные помещения. Но сейчас многочисленные двери этой постройки были все распахнуты настежь…

А двери черной и белой Башен были выломаны. Дверь черной Башни валялась на земле, ей придавили кого-то из мюридов. А дверь белой Башни Света просто порубили на доски, так что она стала грудой дерева.

Я поглядел через двор на Заповедную зеленую Башню шейха — вот там дверь сохранилась.

И еще по двору летала разноцветная птичка — одна из тех, что раньше обитали в клетках в Башне Света. Птичка испуганно щебетала, перелетая от одного мертвеца к другому…

Вот и всё. Живых людей видно не было.

Я медленно, как во сне, двинулся через двор, всматриваясь в лица мертвых братьев. Вон лежит Кадир — мой враг, пытавшийся дважды меня убить… Кадира можно было узнать, ему перерезали глотку. Он был убит безоружным.

Рядом другой брат в черных одеждах, но этого уже не узнаешь. У него кровавое месиво вместо лица, и кишки выпущены наружу.

Юсуфу, тому пареньку, который увлекался воровством лепешек с кухни, отрубили обе руки.

А вот и белые послушники. Динара пронзили мечом, Язиду отрубили голову. Шади Полная Луна, старейшина белой Башни, лежит на трупе какого-то порубленного в куски черного послушника — так что не разберешь, где Шади, а где его черный брат…

Кто все это сделал, КАК?

Я надеялся обнаружить выживших, но их не было. Я подошел к трупу Шади, лежавшему на животе, перевернул его…

У Шади в груди зияла страшная рана. Ему вскрыли грудину. Я всмотрелся в рану и понял, что ему вырезали сердце.

Вырезали сердце…

Мне вспомнились слова Нуса. сказанные вчера ночью.

«…Помнишь же, как ты охотился на йети? Мы замариновали сердца йети для шейха, и шейх съест нафаш из сердца йети, когда вернется. Но еще больше нафаша в сердцах одаренных людей — шаэлей. И оттуда нафаш тоже можно поглощать…»

Я посмотрел на один труп, на другой, на третий, на всех, кого видел.

Сердца черных мюридов, видимо, никого не интересовали. Ни у кого из черных послушников грудина вскрыта не была. А вот у нескольких белых братьев сердца на самом деле забрали.

Те, кто напали на монастырь, явно знали, что делали. И не побрезговали нафашем еретиков.

Я все искал взглядом Нуса, Шамириам, шейха — но их трупов тут не было. Успели сбежать? Бросили своих мюридов на произвол судьбы?

Зато я обнаружил тела двух незнакомых мне мальчиков — это явно были те новички, кого сегодня привез в обитель шейх. Их должно было быть четверо, но я нашёл трупы только двух.

И тела врагов тут тоже лежали — я насчитал троих. Всего лишь троих. Двое — джахари, судя по одежде, разбойники или караванщики. И третий — бородатый горец. Горец даже все еще сжимал в руках саблю. Убили его стрелой, как и того мужчину, что лежал у ворот.

Итого — лишь четверых противников удалось сразить мюридам. Да еще одного коня, конь мертвого горца, на котором тот ворвался в обитель, лежал рядом, ему вскрыли мечом брюхо.

Это в голове не укладывалось. Как великие мюриды Башни Света могли проиграть в бою этим подонкам, разбойникам? Почему они смогли убить лишь четверых, а сами все пали? Как такое возможно?

И где был Нус, где был шейх?

Я осмотрел тела павших врагов, татуировки с рукой и надписью «Творец» обнаружились на груди у обоих убитых джахари, а вот у горца никакой татуировки не было. Это тоже было странно.

Бегавшие по двору куры тем временем принялись клевать мертвецов… Я отогнал их от трупов, а больше во дворе делать было нечего.

И я вошел в мою родную Башню Света, и слезы горя обожгли мои щеки.

Здесь был полный разгром. Люди, которые ворвались сюда, пришли не просто убивать, они пришли громить, рушить, уничтожать. Цветочные горшки были разбиты, растения и цветы валялись на полу, порубленные и растоптанные.

Не пощадили даже святую книгу — я видел собственными глазами наш экземпляр священной Преждесотворенной — лежавший на лестнице, растоптанный чьим-то сапогом, а может быть и копытом коня. Потолки тут в Башне были высокие, сюда можно было въехать и на коне…

Даже певчие птички в клетках были частично убиты. А часть клеток просто была сброшена на пол, некоторые из них открылись при этом, и птички улетели. И лишь в паре клеток еще сидели живые птицы — встревоженные, насмерть перепуганные. Я открыл их клетки. Пение птиц здесь никто никогда уже слушать не будет, поэтому пусть летят.

И трупы людей здесь были повсюду, кровь залила белый пол, так что он стал теперь красным. Большинство белых братьев умерли здесь — в своей Башне. Они даже не успели выбежать наружу и принять бой во дворе. И очень немногие успели добраться до своих мечей, большинство мюридов умерли с кинжалами в руках…

В Башне Света больше не было никакого света, волшебное сияние, гулявшее раньше в кельях и коридорах, погасло — навсегда. Мистика оставила это место, ушла в неведомую смерть вместе с обитателями Башни, все чары рассеялись.

Нус лежал на лестнице, между вторым и третьим этажами.

Рядом с ним — трупы четверых противников. Трое джахари в ярких одеждах, четвертый… Четвертый был явно западным рыцарем, он был в тяжелых доспехах, светловолосый, высокий. И даже на шее у него все еще болтался амулет, изображавший солнце — знак Литах.

С каких это пор западные рыцари служат принцессе Зиш-Алис? Я понимал все меньше.

Нус умер также, как жил — воином. Он забрал с собой четверых врагов, он единственный, кто оказал достойное сопротивление. И он не нарушил при этом свой обет — так и не взял в руки меча.

Нус сражался палкой, она валялась рядом с ним, порубленная на куски. Палкой! Палкой он сразил четверых, в том числе рыцаря в доспехах.

Но до него в конце концов добрались. Нус был без чалмы, а на его голове зияла страшная рана. То ли след от меча, то ли от копыта коня.

Нус умер, но указательный палец его правой руки был в крови, Нус успел обмакнуть палец в собственную кровь и написать свое последнее послание.

«Бог есть милосердие».

Так было написано кровью на стене, рядом с тем местом, где лежал мертвый Нус. Удивительный человек! Жил без страха и умер без страха, сохранив верность своим убеждениям — какими бы странными они у него не были.

Глаза у Нуса были закрыты, выражение лица — умиротворенное. Я прочитал над Нусом молитву. Прощай, мой брат и учитель! Прощай, человек, спасший мне жизнь…

Я обошел белую Башню целиком, я даже заглянул в мою прежнюю келью. В ней теперь лежал труп одного из налетчиков — какого-то горца, которому воткнули в глаз кинжал.

Всего в белой Башне я насчитал восемь мертвых врагов — четверых убил лично Нус, еще четверых — белые мюриды.

Но все равно мало. Слишком мало врагов унесли с собой белые братья!

Я понимал, что в черной Башне картина будет еще страшнее, но я должен был отправиться и туда. Я искал выживших.

Догадка оказалась верной — внутри черной Башни повсюду оказались следы не боя, а просто напросто обычной резни. Черные послушники не смогли оказать достойного сопротивления, как и ожидалось.

Убитый враг тут валялся только один — какой-то представитель неизвестного мне народа, невыносимо уродливый, но с той же татуировкой, изображавшей руку и имя Творца, на груди. Этого убил Бурхан. Самого Бурхана тоже убили, его тело лежало рядом, а голова — чуть дальше. Голову Бурхану отрубили, а еще ему вскрыли грудину и забрали его сердце.

Я зашел в свою старую келью и в этой Башне, келья оказалась пустой.

Садома перед смертью явно изнасиловали, паренек лежал весь в крови и без штанов. Да кто же напал на эту обитель? Люди или звери, демоны?

Я заглянул в цистерну для воды и обнаружил там Заки. А вот это было ожидаемо — Заки явно быстро смекнул, что к чему, и в бой не полез. А просто спрятался в цистерне. Вот только доверху цистерну набрать не успели. Так что вылезти Заки уже не мог, а плавать он, насколько я знал, не умел. И Заки просто утонул в цистерне. Его хитрость окончилась бесчестной смертью, его тело плавало на воде бездыханным.

Прощай, Заки, мой единственный друг в черной Башне!

Тело Шамириам обнаружилось в её опочивальне — за двумя дверьми, и обе были выбиты. Шамириам тоже насиловали, судя по виду тела — сначала при жизни, а потом и после смерти. А потом ей вырезали сердце.

Её одежда была изорвана в клочья…

Это были не люди. Совершенно точно не люди.

Я некоторое время смотрел на полуобнаженный и истерзанный труп девушки, как завороженный. Странно, но мертвая женщина у меня никакого страха не вызывала, в отличие от живых. Ну труп и труп.

Шамириам при жизни не верила в тело. Она верила в Дух.

— Прощай, наставница.

Я накрыл тело Шамириам одеялами, я прочел над ней молитву.

Потом вышел из черной Башни и двинулся через двор. Заглянул в хозяйственную постройку — но там трупов было немного, здесь погибли лишь те, кто работал на кухне в момент нападения.

Тут повсюду был разгром. Коней налетчики увели с собой. А ослов перебили — непонятно зачем. И лишь один осел от них сбежал и теперь тупо мыкался по двору, шарахаясь от трупов.

Еду тоже забрали, но наспех — налетчики похватали самое вкусное — фрукты, сыр с плесенью. А козлятину, лепешки и зерно оставили. Они явно спешили. Живых коз нападавшие тоже забирать не стали, но зачем-то всех перерезали. Козий загон теперь представлял собой скотомогильник.

Куры просто разбежались и теперь скитались по двору.

Из оружейной забрали лишь несколько самых дорогих мечей, кованых из шамерской стали, а остальное оставили. Еще рядом с оружейной был навален прямо внутри здания горелый хворост и сено. Налетчики явно пытались поджечь постройку, но почему-то костерок у них не разгорелся.

Ну вот и всё.

Я снова вышел во двор и двинулся к Заповедной зеленой Башне шейха — единственной постройке в монастыре, где сохранилась дверь, она даже была закрыта сейчас.

Шейх погибнуть не мог — вот в этом я был уверен. Скорее всего, сбежал. Эдварра — не из тех людей, кто даст себя убить.

Как там мне говорила Шамириам? Она говорила, что никто, кроме шейха, не может войти в Заповедную зеленую Башню, что там обитают мистические энергии самого Отца Света, которые немедленно убьют любого, кто войдет без приглашения.

Сейчас проверим.

Я помолился, глубоко вдохнул, взялся за кованую ручку двери, потянул на себя…

Дверь поддалась. Башня шейха, великое обиталище всех тайн, была открыта.

Загрузка...