Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 11: Про плоть, душу и дух

На пятый день пути шейх сказал мне, и это было первое, что он сказал мне с тех пор, как расправился с четырьмя всадниками:

— Мы покидаем земли, занятые неверными. Дальше — Джахария, великий эмират принцессы Зиш-Алис. Здесь мы также будем соблюдать осторожность, и ты на людях будешь звать меня своим дедом Джамалом. Пока я не скажу, что скрываться больше не нужно. Сегодня нам могут встретится пограничные разъезды — тут попадаются шаэли, они следят, чтобы диверсанты и разведчики рыцарей не прошли во внутреннюю пустыню. Но шаэлей мало, а пустыня — бескрайняя. Так что по милости Отца Света мы никого не встретим.

Случилось именно так, как и предрек шейх — в тот день мы не встретили ни единой живой души, если не считать парившего в небесах одинокого коршуна. А еще через два дня пути мы прибыли в мелкий оазис.

Его названия я тогда не знал, да и было ли у него вообще название? Тут не было даже каменных домов, местные обитатели — правоверные джахари — ютились в шатрах из шкур. Здесь мы накормили наших верблюдов, помылись, постирали одежду, купили провизии, за всё это шейх расплатился серебром — чеканной монетой северных горных кланов. Шейх даже побаловал меня, он купил мне вяленую козлиную ногу и крынку кислого верблюжьего молока.

— Сам я не ем ничего, что ходит по земле, летает над ней или плавает в воде, — ласково объяснил мне шейх, — Я довольствуюсь лишь финиками, лепешками, фруктами и зеленью. Ибо Отец Света любит всех своих созданий, даже самых глупых зверей — и в них есть малые частицы света Отца! Но тебе с непривычки будет трудно держать пост, а путь нам еще предстоит очень долгий и трудный. Так что подкрепись, Ила.

— Спасибо, шейх.

Старец был прав. Я привык жить впроголодь еще в Дафаре у Нагуда Лекаря, я не видел мяса неделями, а последние дни до встречи с шейхом вообще почти что голодал, пока шёл с караваном купца в Джамалию. Мой рацион тогда состоял в основном из сухих лепешек и фиников. Однако голодать в пустыне — совсем не то, что в городе. Пустыня забирает силы у путника, и чем дольше ты в пустыне — тем больше растет твой голод, это известно каждому караванщику. Человек в этом смысле подобен верблюду, ведь даже звери обессиливают в песках. Так что подкрепление сил мне и правда требовалось.

Ночевать в оазисе мы не остались, мы ушли на закате, а когда опустилась ночь — помолились и легли на ночлег среди барханов.

Потом минуло еще шесть дней пути. За это время мы посетили еще пару оазисов — еще меньше, еще беднее того первого. Песок под копытами наших верблюдов теперь сменился камнем — теплым днем и ледяным ночью. Мы шли через каменную безжизненную пустыню, где не росла даже колючка. И никаких селений нам больше тут не встречалось, шейх предвидел это, так что в последнем оазисе купил особенно много провизии и даже верблюжий корм.

Бесконечная каменная равнина пугала меня — родившегося и выросшего среди песков. А шейх хранил молчание. Он открывал рот, чтобы купить товары у обитателей оазисов, он открывал рот во время молитв, чтобы поговорить с Отцом Света, но мне он не говорил ни слова.

Упорное молчание шейха сначала вызывало у меня страх, заставляло нервничать. Я не привык к такому, мой прошлый учитель Нагуд Лекарь болтал без умолку, особенно когда напивался вина. Шейх в этом смысле был полной противоположностью, но очень скоро я привык к молчанию. В тишине была своя красота, свое очарование. В тишине человек становится ближе к собственному сердцу, а значит и к Богу.

Я почти перестал бояться, страх ушел из моего сердца наяву, уходил он и из моих снов. Иногда ночами мне даже стало казаться, что еще чуть-чуть — и я смогу победить свои кошмары, найду в себе силы прямо во сне уничтожить и чернобородого командира, отдавшего приказ убить мою семью, и унизившего меня молодого шаэля и даже золотое крылатое существо…

Однако это было иллюзией. Страх уходил из моих снов, но содержание, сюжет этих снов оставались неизменными. Просто теперь я смотрел на этот сюжет как-то отстраненно, будто все случившиеся — случилось вовсе не со мной.

В конце одиннадцатого дня пути мы встали на ночлег возле огромных валунов, которые здесь встречались повсюду. Уже стемнело, небеса были усыпаны звездами, луна убывала, вокруг расстилалась бескрайняя черная каменная равнина.

Мы помолились, потом расстелили для ночлега верблюжьи одеяла.

— Холодно, — пожаловался я шейху, — Каждая ночь все холоднее.

Это были первые слова, что я сказал за последние пять дней, если не считать слов молитвы.

— Весна, — ответил шейх, — Да и идем мы на север. Смотри.

Шейх сел на свое одеяло, поднял с земли круглый камень, посмотрел на него. Через миг камень вдруг вспыхнул огнём — жарким и ярким пламенем.

Шейх положил пылающий камень на землю, и ночь теперь осветилась настоящим костром. Это не было иллюзией или наваждением — я чувствовал как от горящего камня исходит спасительное тепло.

Шейх жестом потребовал, чтобы я сел на собственное одеяло, и я так и поступил, придвинувшись поближе к волшебному огню.

— Как звали первых людей, Ила? — спросил шейх.

Я не мог похвастаться тем, что знаю святую Преждесотворенную наизусть, как многие мудрецы, но первую главу я помнил хорошо.

— «Первый человек был создан Творцом круглым и цельным, и не имел имени, ибо некому было его называть по имени», — процитировал я по памяти, — «Однако Творец разделил человека на две части и придал им форму, эти части дали друг другу имена — мужчина был назван Эн, а женщина — Энна».

— Очень хорошо, — кивнул шейх, — У них были дети?

Дальше я наизусть не помнил, так что рассказал своими словами:

— Да, шейх. У Эна и Энны родились двое сыновей и дочь. Сыновей звали Абби и Анни, а дочь — Литах. Это не та Литах, которой поклоняются, как Богу, жители Запада, а другая Литах — она древнее той Литах на десять тысяч лет. Та Литах, которой поклоняются на Западе, как раз была названа в честь первой древней Литах.

Шейх кивнул:

— Расскажи мне о них. О сыновьях и дочери первых людей.

— Абби и Анни приносили жертвы Творцу, сжигали их в священном огне. Но дым от жертвы Абби был выше, чем от жертвы Анни. Анни разозлился на своего брата за это, он позавидовал брату и убил его. За это Анни был проклят в глазах Творца, он стал первым в мире убийцей. А Абби стал первым святым мучеником в истории человечества. А про Литах в святой Преждесотворенной ничего не сказано, кроме того, что она стала матерью нашей принцессы Зиш-Алис.

Шейх улыбнулся:

— Верно, Ила. Это так до сих пор. Тебе нужно понять, что Абби, Анни и Литах никуда не ушли. Они здесь, с нами. Понимаешь?

Я не понимал, но помнил, что вопросы шейху мне задавать нельзя. Так что просто честно признался:

— Нет, шейх. Не понимаю.

— В мире есть три типа людей и нет четвертого, — вздохнул шейх, — Первый тип людей — те кто живут своим животным инстинктом или обычаем. Такие люди изо дня в день повторяют одни и те же действия, они грешат и ошибаются, но не сознают ни своих грехов, ни своих ошибок. Они могут ходить в храм, могут слушать там жрецов и мудрецов, но слова влетают им в уши и не остаются в их сердцах. Эти люди просто повторяют то, что делали их отцы и деды. И легко соблазняются шайтаном и злом, ибо им нечем победить зло, их сердца закрыты для Отца Света. Они не живут, а существуют, как звери, как верблюды, как камни. Таких людей большинство. И эти люди — потомки Анни, злого брата. Не в буквальном смысле потомки, но они живут также, как жил Анни — страстями, эмоциями, инстинктами, обычаем. Это — люди плоти. Знаешь ты таких людей, Ила?

— Знаю, шейх. И очень много!

— Существуют и люди второго типа — духовные потомки Абби. Это люди богобоязненные, люди слушающие Бога, как бы они Его при этом не называли. Такие люди стараются делать добро и не делать зло. Это честные люди, честно исполняющие свой долг. Они готовы приносить жертвы Богу и взамен ничего не просят. Им открыт мистический мир, но лишь чуть-чуть — они будто смотрят сквозь щелку в двери, откуда льется свет. И надеются когда-нибудь, может быть после смерти, войти в этот свет. Это добрые люди. Это люди души. Знаешь ли ты таких людей, Ила?

— Да, конечно. Мой папа был таким. Он был очень добрым и богобоязненным, он нас так любил… И мой учитель Нагуд Лекарь был таким. Отчасти. Только для него богом была наука, медицина, а еще он был труслив — он захотел убить меня, когда узнал, кто я такой на самом деле. И он был жаден, он иногда обманывал клиентов… Но в душе он хороший человек, наверное.

— Правильно, Ила. Люди души — все время мечутся. Они все время ищут добра, но душа их тянется ко злу. Ибо такова душа по природе. Таково ЭГО человеческое. Но есть и третья категория людей, как я уже сказал. Потомки Литах — это люди Духа. Их ЭГО, их нафс — мертвы. Для них больше нет ни добра, ни зла, а существует лишь воля Отца Света. И благодаря этому — они способны видеть мир невидимый, мир духов, закрытый для первых двух типов людей. Они не просто смотрят в щелочку двери или надеются когда-то открыть дверь, за которой сокрыт Отец Света. Они уже открыли дверь и утонули в свете. И вся мистика покорна им, и великие силы служат им. Вот каков третий тип людей — люди Духа, потомки Литах. Ты знаешь таких людей, Ила?

— Да! Это вы, шейх.

— А еще?

Я призадумался. Вот этот вопрос шейха поставил меня в тупик.

— Я не могу припомнить чтобы встречал кого-то подобного вам…

— Да ну? Думай, Ила.

— Принцесса Зиш-Алис. Но я её лично никогда не видел…

— Очень хорошо, Ила. Еще!

— Все шаэли.

— Да, правда. Шаэли — и есть люди третьего типа, люди Духа, потомки и наследники Литах, дочери первых людей. Святая Преждесотворенная потому ничего и не говорит о Литах, потому что Литах — первый шаэль, она — великая загадка и тайна. Но я спрашивал тебя о тех, кого ты знаешь или знал лично.

Меня вдруг осенило. Я понял к чему клонит шейх, и я перепугался.

— Чернобородый, — прошептал я, — Тот, кто приказал убить всю мою семью. Тот, кто умел призвать Ангела. Неужели…

Я спохватился и заткнул сам себе руками рот. Я чуть не задал шейху третий вопрос, а ведь за это мне сразу же грозит изгнание!

— Будем считать, что вопрос ты мне задать не успел, — усмехнулся шейх, — Ты вовремя остановился, Ила. И ты абсолютно прав — твой чернобородый враг точно также принадлежит к третьем типу людей, к потомкам Литах. Как принцесса Зиш-Алис или я. Тебе кажется, что чернобородый из твоих снов ненавидел тебя, твоего отца, твою мать, твою семью, кажется, что он злодей. А ведь это не так. На самом деле он в тот момент смотрел на ситуацию из-за пределов добра и зла, он смотрел с точки зрения Творца, а не человека, он смотрел с точки зрения вечности. Вот почему высшие мистические силы покорились ему, вот откуда пришла его мощь!

Он был возвышен в тот момент. Пусть даже его возвышение стало трагедией для тебя лично и для твоей семьи. Пусть даже его возвышение стало грехом, который впоследствии приведет его в ад. Теперь ты понимаешь, Ила?

Путь духа — это путь за пределы человеческого. Невозможно стать человеком Духа по книжкам, невозможно стать человеком Духа просто соблюдая правила и обряды. Это всё — для людей плоти или души. А человек Духа каждый миг своей жизни рискует стать зверем, вдруг овладевшим божественной силой, и сотворить чудовищное, как твой чернобородый враг. Или просто напросто умереть, погибнуть, не выдержав собственного Духа.

Ты знаешь, сколько мальчиков в той же секте «Алиф» погибает, будучи мюридами, еще даже не став воинами, просто на этапе обучения? Большая часть! Быть шаэлем — великая, величайшая опасность, Ила. Быть шаэлем — это значит каждый миг рисковать провалиться в ад или погибнуть. Быть шаэлем — это отчаянная попытка стать проводником воли Отца Света в этом грешном мире.

Шейх замолчал, повисла глубокая ночная тишина, какая бывает лишь в каменной пустыне. Здесь даже песок не шуршал. Я не слышал сейчас даже дыхания спавших рядом верблюдов.

— Тебе нужен маяк, если ты не хочешь погибнуть на этом пути, — глухо проговорил шейх, нарушив тишину, — И он у тебя будет. Твое собственное сердце. Но сердце не выучишь по книгам и текстам. Твое сердце будет учиться у моего сердца. И мой огонь — станет твоим огнем. Если хочешь.

— Я готов, шейх. Я буду учиться у вас!

— Тогда открой мне свое сердце, Ила. Открой его и впечатай в собственное сердце мой образ. И я сделаю тебя сильнейшим из шаэлей, если на то будет воля Отца Света. Завтра мы увидим горы. Там всё изменится. Там ты будешь открыто и на людях называть меня шейхом. Там будут происходить странные вещи. Я могу попросить тебя сделать странное или страшное, даже рискнуть жизнью, и я не буду тебе ничего объяснять. Но ты…

— Я буду покорен вам, шейх. Как самому Отцу Света! Я готов умереть, если вы прикажете.

— Хорошо, Ила. Свет Отца во мне, а через меня — перейдет к тебе. И в этом холодном мире загорится еще один огонь, еще один маяк. Доброй ночи, Ила.

Шейх взмахнул рукой, и горящий камень погас. Но тепло от камня все еще шло, так что я лег спать рядом с ним.