Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 29: Как Ибрагим из любви к братьям сорвал с себя чалму

Я проснулся от обычного крика мюрида, который тут всех будил, призывая к утренней молитве.

Я так и не знал, как это паренька зовут, но уже слышал из разговоров моих братьев, что Отец Света одарил его безупречным чувством времени — этот послушник всегда просыпался ровно за несколько мгновений до рассвета. Потому ему и доверили почетную обязанность будить остальных, он делал так каждое утро.

— Возвеличивайте Отца Света, братья! Возвеличивайте Его, ибо Он послал нам рассвет, Он рассеял ночь и тьму!

Однако, как выяснилось — рассвет в этот день Отец послал не всем.

Я уже полностью оделся, когда обратил внимание, что мой сосед по келье Хам так и лежит лицом к стене.

— Эй, Хам! — позвал я, — Ну ты и соня. Вставай! Ты обещал сегодня быть мне добрым другом, забыл? Поднимайся, я хочу дружить! Хочу начать прямо сейчас.

Но Хам не сдвинулся с места. Я подошел к нему и подергал за плечо, потом пнул Хама ногой — легонько. Тело Хама от моего тычка перевернулось на спину, глаза у парня были широко открыты, будто от страха, он уже начинал коченеть…

Он был мертв. Тут даже не надо быть даже бывшим учеником лекаря, чтобы это понять.

Я застыл, не в силах пошевелиться и не зная, что дальше делать. Как же так?

— Ила, быстрее, пожалуйста, — сонно пробормотал Ибрагим, проходя мимо нашей кельи.

На Хама он даже не взглянул, старейшина Ибрагим, видимо, боялся смотреть на меня, как и все здесь, боялся даже заглянуть в мою келью. Отец Света, помилуй меня! А что же будет теперь, когда мой сосед по комнате мертв…

Кем меня сочтут мои братья теперь? Я опять ощутил острое невыносимое чувство отчужденности, одиночества, потерянности. Воистину, этот мир был чужим мне, и я был чужим для всех в нём!

Неужели это и правда я убил Хама? Может быть я придушил его, пока он спал? Но эту мысль я отбросил. Я ночью не вставал, это я знал точно. Я никогда не страдал лунатизмом. Но может быть Хам умер от последствий того, что я с ним сделал два дня назад, на горной тропе? Это было странно, ведь последние двое суток Хам казался совершенно здоровым, поправившимся. Но если здесь замешан джинн — кто знает, как он мог повлиять на организм Хама? Джинн ведь мог затаиться, дать Хаму временное облегчение, а потом убить…

Все было как во сне. И мне захотелось еще раз проснуться, только чтобы на этот раз Хам был жив. Но это было невозможно — вокруг меня не ночной кошмар, а явь. Чудовищная реальность.

— Ибрагим! — громко крикнул я.

Ибрагим на самом деле вернулся, опасливо заглянул своим косым глазом в мою келью.

Я молча указал ему на тело Хама.

— Отец Света, помилуй нас! — то ли воскликнул, а то ли простонал Ибрагим.

От ужаса старейшина не владел своим голосом. Но сориентировался в ситуации он быстро, он даже не стал подходить к мертвому Хаму, то ли слишком боялся, а то ли все было понятно и так.

— Иди на омовение и молитву, — тихо произнес Ибрагим, — После молитвы — жди у Заповедной Башни шейха.

— У Заповедной Башни? Зачем? Послушай, Ибрагим, я тут не причем…

Ибрагим не стал слушать моих оправданий, просто убежал.

Слухи распространялись быстро, как песчаная буря по пустыне. Все собрались на молитву во дворе, но братия выглядела встревоженной. Нус, как и всегда появился последним, чтобы предстоять на молитве, и Ибрагим, я видел это, успел шепнуть ему несколько слов. И прекрасное лицо Нуса омрачилось.

Тем не менее, устад провел молитву, как и всегда, будто ничего не случилось. И про Хама, так и оставшегося лежать в черной Башне, не было сказано ни слова. После молитвы начался обычный развод «черных» братьев на работы, а я поплелся к Заповедной Башне шейха.

Что теперь будет? Шейх решит мою судьбу? Меня изгонят, а может быть убьют?

Я видел, что за дело взялись старшие обители — Нус, Шамириам и Ибрагим. После развода на работы они отправились в черную Башню, наверняка взглянуть на мертвого Хама. Потом все трое двинулись ко мне. По пути Шамириам поймала во дворе Мумина и еще одного незнакомого мне паренька и дала им какие-то указания. Наверняка велела похоронить Хама, потому что Мумин от слов девушки весь задрожал, да и его напарник выглядел напуганным.

Наконец Шамириам, Нус и Ибрагим подошли к Заповедной Башне.

— Послушайте, я не виноват… — сказал я, ни к кому особенно не обращаясь.

Но если я не виноват — почему я тогда сейчас ощущаю такую вину?

— Шейх разберется, — заверила меня Шамириам.

Ибрагиму явно было паршиво от одного моего присутствия, а вот Шамириам и Нус смотреть на меня не боялись — и то хорошо. Но оба устада ушли в Заповедную Башню, оставив меня наедине с Ибрагимом, и теперь паренька трясло. Он отошёл от меня шагов на десять, уставился одним своим косым глазом в небеса, другим — в землю. И начал молиться. Или делать вид, что молится, лишь бы со мной не разговаривать.

Устадов не было долго, слишком долго, целую вечность…

Наконец, они явились. Одни, без шейха. Да выходит ли вообще шейх из своей Башни? Был уже четвертый день, как мы прибыли в монастырь, а шейх так ни разу и не показался.

— Ила остается, — коротко заявила Шамириам Ибрагиму.

А я даже не знал — радоваться мне или печалиться. Я такого не ожидал. И если бы меня прогнали или даже побили камнями, то это было бы намного проще для меня. Потому что я понятия не имел, как мне теперь вести себя с братьями после сегодняшнего. Было очевидно, что вот теперь со мной никто дружить точно не захочет.

Ибрагим отреагировал на новость странно, он отреагировал так, как явно никто не ожидал от него. Старейшина вдруг дернулся всем телом, всплеснул руками, а потом резким движением сорвал с головы чалму и бросил её оземь:

— В таком случае… В таком случае я не желаю больше быть старейшиной, моя госпожа!

— Что? — Шамириам, кажется, не поверила собственным ушам.

А Ибрагим ткнул в меня пальцем:

— В нём джинн. Все это знают, все об этом говорят. Наш шейх, наш маяк в этом мире тьмы, наша звезда Отца Света сам нам сказал, когда привез этого парня — он сказал, что парня зовут Ила Победитель джиннов. Но простите меня, моя госпожа… Джинна нельзя победить. Все это знают. Этот юноша, этот Ила… Он притащил джинна нам сюда в святую обитель. В нём джинн! И он убил Хама. Я говорил вам… Хам его очень сильно донимал. Вот почему он разделался с несчастным. И я… Я не могу исполнять больше обязанности старейшины, потому что я не могу защитить от этого Илы моих братьев, я бессилен. Кого он убьет следующим? Которого из мюридов погубит? Я так не могу, я не хочу, я не буду брать грех на мою и без того грешную душу. Отец Света — свидетель! Или мы изгоним Илу, или… Я больше не могу быть старейшиной!

— Ибрагим, ты мне перечишь? — спокойно спросила Шамириам.

А Нус печально покачал головой:

— Брат, что ты говоришь? Ты же не писцом в городскую управу нанялся, здесь в этой обители мы исполняем волю шейха, как волю самого Отца. И тут нельзя уволиться или уйти в отставку. И ты будешь делать то, что велит тебе шейх. Это он захотел видеть тебя старейшиной черной Башни.

Но Ибрагим был в истерике, он, похоже, не слышал обращенных к нему слов. Он яростно продолжал:

— И эта келья… Эта келья — проклята, устады. Зимой там умер другой юноша — Назим. А теперь вот Хам. Эту келью следует наглухо заложить кирпичом, помилуй нас Отец Света! В этой келье поселился шайтан.

При упоминании Назима глазки у Шамириам сощурились.

— Назим? Как же, помню, — произнесла девушка, — Этот парень был мной одержим и ночью у себя в келье делал разные мерзости, думая обо мне. И ты тогда это игнорировал, Ибрагим, ты ничего не сделал, чтобы его остановить. Хорошо хоть Хам мне тогда рассказал. Я приказала бить Назима палками, лишала его ужина, нагружала тяжелой работой — но все без толку. Тогда я пошла к шейху и сказала, что Назиму в черной Башне не место. Он одержим похотью и ему нельзя жить рядом с женщиной — а таких мюридов мы всегда селили в белую Башню. Однако шейх, да благословит его Отец Света, рассудил, как рассудил. Он сказал мне оставить Назима в черной Башне, и шейху виднее — ведь он смотрит не на внешние обстоятельства, а прямо в душу человеческую, и все тайны сердец открыты ему.

А потом Назим умер, верно. Злой Творец забрал его. Ибо грехи Назима отдали его самого в руки злого Творца! Назим понес наказание за свои пороки, и Хам тоже… Я видела тела обоих мальчиков. Я видела мертвого Назима, видела мертвого Хама только что. Оба умерли во сне. На теле у обоих — никаких ран. Ила тут не причем, келья тут не причем, джинны и шайтаны тут не причем.

Это — святое место, Ибрагим, тут у нас нет ни джиннов, ни шайтанов, ни еретиков, кланяющихся принцессе вместо Всевышнего. Тебе это известно, Ибрагим. Мы полностью защищены, по воле Отца Света. Так что погибнуть здесь человек может лишь от одного — от собственных грехов.

Потому что грех и наша обитель — вещи несовместимые. Никто не держит вместе коней и верблюдов, это тебе тоже известно. И также наша святая обитель не держит в себе грешников. Назим был сластолюбцем, Хам был одержим гордыней и ненавистью. Вот почему они оба погибли, вот причины их смерти.

А теперь ты наденешь свою чалму и будешь исполнять свои обязанности. Бросаться чалмой, которую вручил тебе шейх — неуважение к шейху. А неуважение к шейху — неуважение к Отцу Света.

Мне эти речи Шамириам были, как целебный бальзам на душу. Я даже впервые в жизни задумался о том, что даже женщина иногда может говорить мудро…

Однако Ибрагим не вразумился. Он яростно замотал головой:

— Нет. Нет и нет. Не буду. Изгоните меня! Я здесь больше ни дня не проведу, вместе с джинном.

И Ибрагим поглядел на меня своим косым глазом, и взгляд его был полон ярости.

Шамириам теперь казалась растерянной, она посмотрела на Нуса, но тот лишь пожал плечами:

— Эти мюриды — твои мюриды, сестра Шамириам. Они оба из черной Башни Творца. Я не имею в твоей Башне никакой власти, если только не учу послушников военному искусству. Так что решать только тебе.

— Ладно.

И Шамириам звонко заорала на весь двор, так громко, что наверняка даже шейх в своей Башне слышал:

— Эй! Вы двое! Ко мне!

Четверо послушников в черных одеждах как раз выводили из загона коз, их каждое утро водили пастись в горы. Двое мюридов, сопровождавших коз, тут же оставили стадо и подбежали к госпоже.

— Ты, — Шамириам ткнула пальцем в сторону одного из мюридов, — Ты проводишь Ибрагима в темницу. Он согрешил и проявил непокорность. Пусть посидит на хлебе и воде, пусть кается и сокрушается о своих грехах, пока шейх не решит его дальнейшую судьбу. Ибрагим больше не старейшина, он не желает исполнять свои обязанности. А ты…

Шамириам повернулась ко второму юноше:

— А ты, Адам, найди мне Заки. Заки будет временно старейшиной черной Башни, пока шейх не решит. Поищи его на конюшне, Заки сегодня подковывает коней, насколько я помню. И возьми чалму старейшины, вон она валяется. Передашь её Заки. И пришлешь его ко мне в покои.

— Да, госпожа.

Оба юноши тут же бросились исполнять указания. Первый парень сопроводил Ибрагима к черной Башне, видимо, темница была именно там. Меня это немного удивило — я не знал, что тут, в святой обители, есть темницы. Это показалось мне странным.

Ибрагим шел в темницу как будто даже охотно, но по пути он склонился к своему спутнику и что-то яростно ему зашептал. И спутник Ибрагима со страхом оглянулся и поглядел на меня. Их слов я не слышал, но все было понятно и так. Этот трус Ибрагим рассказывает очередному мюриду о том, что я джинн и шайтан!

Моя радость, которую я испытал, когда Ибрагима сместили с должности старейшины, тут же улетучилась без следа. Стало ясно, что сколько старейшин не меняй — гадких слухов обо мне это не остановит. Особенно теперь, после смерти Хама. И я понятия не имел, что мне с этим дальше делать.

Шамириам повернулась ко мне:

— Ила, ты сегодня будешь стирать одежды.

И всё. Я ждал объяснений, но их не было. Как и всегда.