Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 42: Про главное — про нафаш

Мы некоторое время молчали. Мне отказал голос. А Нус смотрел на меня, и я впервые приметил, что вид у учителя усталый, что под глазами у него появились мешки, а на аккуратно подстриженных черных висках — седые волоски.

Сейчас передо мной уже не было того красавца и святого, который так поразил меня в тот день, когда я прибыл в тайную обитель.

Может быть это вообще сейчас со мной не настоящий Нус, а его злой двойник или принявший облик учителя шайтан?

Но эта мысль была лишь обманом моего ума, его попыткой сбежать от ужаса. Нет, это был настоящий Нус. Просто что-то изменилось этой ночью. Все изменилось. И никогда, никогда уже больше не будет прежним…

— Иди, — потребовал Нус, — Ступай. И да благословит…

Но я дерзко перебил устада:

— Меня изгоняют?

— Да, Ила. Я тебя изгоняю.

— Вы не можете, — твердо произнес я, — Лишь шейх имеет право изгнать меня. Это он вам сказал меня изгнать? Он явился вам во сне?

Нус мгновение молчал, но потом покачал головой:

— Я не хочу и не буду врать тебе, Ила. Нет. Шейх не приказывал мне тебя изгнать. Просто так нужно.

— Нужно? Кому нужно?

Нус выглядел странно изможденным, но его способность читать сердца мюридов, как открытую книгу, осталась при нем. Он понял, что я никуда не пойду, не получив ответов. И Нус вздохнул.

— Ты умрешь, Ила. Завтра же. Или ты уйдешь сегодня, или завтра твой труп повезут на горное кладбище, чтобы похоронить там же, где хоронят всех наших павших братьев. А я не хочу тебе такой судьбы. И не хочу брать очередной грех на мою и без того грешную душу. Я устал от греха, я устал от лжи. И… Я устал от тебя. Вот почему ты должен уйти.

Я ничего не понимал.

— О чем вы говорите, устад? Да объясните же толком! Клянусь сердцем моей матери, я не сдвинусь с этого места, пока не получу ответов!

Нус мрачно усмехнулся.

— Хочешь ответов? Они тебе не понравятся, Ила. Есть вещи, которых лучше не знать…

— Говорите!

Нус потер свою черную аккуратно подстриженную бороду. Потом подошел к парапету, который огораживал площадку на вершине белой Башни, облокотился на парапет, отвернувшись от меня, и уставился куда-то в ночную пустыню…

— Шейх завтра возвращается, — спокойно произнес Нус, — И везет нам четверых новых мюридов. Он обещал пятерых, но одного одаренного уже забрали люди принцессы, чтобы сделать из него злого шаэля, который будет служить злому Творцу. Шейх говорил со мной сегодня во сне. Когда он вернется — он тебя убьет.

— Что?

Может быть это какая-то проверка? Какое-то испытание?

— Я готов умереть, если так желает мой возлюбленный…

— Забудь про любовь, — бросил мне Нус через плечо, не оборачиваясь, — Дело не в любви. Дело в силе. Шейх отведет тебя в подземелья под монастырем и там вырежет тебе сердце. Чтобы забрать твою силу.

— Забрать?

— Забрать. Шейх так уже делал несколько раз. Когда мюриды ему не покоряются — шейх ведет их в подземелья, вырезает их сердца и поглощает из них нафаш.

— Сердца, нафаш, несколько раз… — глупо повторил я.

— Нафаш — это мистическая энергия, — объяснил Нус, — Её еще называют «дым». Она везде, она повсюду, и на ней стоит всё бытие — видимое и невидимое. Нафаш — источник великого могущества. Но концентрация нафаша в объектах разная. Больше всего нафаша — в сердцах волшебных существ из духовного мира. Помнишь же, как ты охотился на йети? Мы замариновали сердца йети для шейха, и шейх съест нафаш из сердца йети, когда вернется. Но еще больше нафаша в сердцах одаренных людей — шаэлей…

И оттуда нафаш тоже можно поглощать. Именно этим мы здесь и занимаемся, Ила, в этой тайной обители. Мы кормим шейха нафашем, дымом из ваших сердец. А ты как думал? Откуда по-твоему у шейха его мистические силы, каким образом шейх живет уже шесть с половиной столетий и не стареет, и не умирает? Он берет себе нафаш своих мюридов. Он делает это уже шесть с половиной веков. Медитации, наши ночные путешествия, наши молитвы шейху, наша любовь к шейху — это все способ извлечь из мюрида дым. И перенаправить его шейху.

Шейх усваивает этот дым, эту мистическую энергию, а потом делится со всеми нами её объедками. И мы счастливы, мы очарованы… Вот так это работает. Но бывает, что способности у мюрида слишком редкие, слишком странные и непонятные. Как у тебя, Ила.

Кто ты, мальчик? Человек или джинн? Я этого не знаю, шейх не открыл мне этого. Зато он открыл мне другое — шейх не может, не способен взять твой нафаш обычным способом — через молитвы, медитации, сны и твою верность шейху. А в таких случаях шейх поступает так — ведет мюрида в подземелья и вырезает его сердце. И впитывает нафаш мюрида напрямую.

Вот только мюрид при этом погибает. Это — темная мистика. И я её ненавижу, всегда ненавидел, когда шейх делал это… Я не знаю подробностей темного ритуала, шейх никогда меня не посвящал. Но мне это надоело, я клянусь тебе, мальчик, чаша моего терпения переполнена! Поэтому — беги, спасай свою жизнь. Или примешь смерть лютую.

Но я никуда не побежал.

Я слушал, как завороженный. Слушал и не верил своим ушам. И все еще не мог поверить, даже когда Нус замолчал.

А Нус повернулся ко мне:

— Ты еще здесь? Обдумаешь и уложишь все это в своем сердце позже, Ила. Сейчас — тебе надо бежать. Шейх вернется завтра в полдень. И к этому времени тебе нужно уйти подальше…

Я нервно расхохотался, как бесноватый.

— А куда же я пойду, учитель? Куда я убегу от шейха, который знает все мои пути и мысли?

Ответ у Нуса был, видимо, уже готов.

— На запад, на закат. В Долину Крови. Это — проклятое место. Никто не знает, что там происходит, и никто туда не ходит. Я не знаю, что там тебя ждет, но могу точно сказать, что шейх там тебя не найдет. Шейх не видит того, что происходит в Долине Крови. Это место — настолько темное, что о происходящем там не ведает наверное даже сам Отец Света…

— Отец Света? А есть ли он, этот Отец Света… учитель?

— Есть, — без тени сомнения ответил Нус, — Бог — есть. И наш шейх ему служит.

Слышать это было сейчас очень странно. Чуть ли не страннее, чем все остальное.

— Служит Отцу Света? И вы говорите это после всего, что мне рассказали? Вы сказали, что шейх убивал своих мюридов, вырезал их сердца…

— Он не только вырезал сердца, Ила, — спокойно сообщил Нус, — Ты, кажется, меня не понял. Шейх убивает всех мюридов, которые приходят в эту обитель. Всех без исключения. Просто обычно мюриды умирают во сне. Когда шейх успешно высосал из них весь нафаш. Ибо совсем без нафаша человек жить не может. Даже у неодаренных есть крупицы нафаша, которые поддерживают жизнь в их телах. А шейх жаден, он пьет нафаш до дна. И когда нафаш кончается — мюрид умирает, обычно во сне.

— Как Хам, как Каморан… — припомнил я.

— Да, конечно, — кивнул Нус, — В смерти этих пареньков ты не повинен, Ила. Это шейх их убил. Выпил их дым.

— А до этого умер еще Назим, мне рассказывали… Но, Нус, ведь все в черной Башне удивлялись их смертям! И винили меня! А если шейх, как вы говорите, убивает всех…

— Всех, — безжалостно подтвердил Нус, — Просто обычно мы скрываем смерть мюрида. Мои белые братья уносят ночью труп, а утром объявляется, что мюрид просто окончил свое обучение, оставил обитель и ушёл в мир — нести свет Отца. Помнишь наше собрание после побоища? Помнишь, как шейх тогда объявил, что брат Джафар Скала покинул нас и ушёл? Он и правда ушёл. Но не в мир, а к Отцу Света. Он умер, и мы тайно похоронили его. Его нафаш закончился, перешел к шейху.

Я совсем запутался. А может быть Нус просто обезумел? Что он говорит, что он несет?

Я припомнил наше собрание после побоища.

— Вы лжете, учитель. Зачем вы лжете? На том же собрании ушли еще двое белых мюридов… Им дали оружие, коней, припасы…

— Ну да. Им все это дали. И белые мюриды ушли в пустыню. И там покончили с собой. Пронзили себе животы мечами.

— Но вы говорили только что…

— Шейх маскирует свои действия, Ила. Наш шейх — кто угодно, но не дурак. Так что я заранее сообщаю шейху, когда это возможно, что у мюрида скоро закончится нафаш. И в таких случаях, чтобы мюрид не умирал во сне — мы заранее отсылаем его прочь из обители. И говорим всем, что мюрид окончил свое обучение и уйдет в мир. И мюрид уходит. А шейх является ему во сне, в первую же ночь после того, как мюрид покинул обитель — и приказывает покончить с собой. И мюрид исполняет. Он убивает себя по приказу шейха. И отправляется в Рай, к Отцу Света.

Пойми вот что, Ила — никто не уходит далеко из этой обители. Никто. Все, кто якобы окончил обучение и ушёл — на самом деле вспарывают себе кишки по приказу шейха. Это нужно в том числе для нашей же безопасности. Неужели ты думаешь, что шейх позволили бы на самом деле мюридам покидать обитель и разгуливать, где угодно?

Ну а если эти мюриды попали бы в руки шаэлей, верных принцессе? Они могли бы раскрыть ей местоположение нашей обители, а, значит, и местоположение шейха. А принцесса уже очень давно, уже несколько сотен лет хочет уничтожить нашего шейха. А шейх хочет жить. И этот монастырь существует лишь для того, чтобы шейх жил и дальше. Питаясь нафашем своих мюридов.

Но у меня все еще не укладывалось в голове.

— А ведь тогда, после побоища, вместе с белыми братьями ушел и Ибрагим… Который был изгнан!

— Ибрагиму белые мюриды перерезали глотку сразу, как отъехали от монастыря. Изгнанников, как ты можешь легко догадаться, Ила, тут у нас тоже не бывает. Ибо изгнание на самом деле означает смерть. Просто уясни, что из этой обители есть три пути — умереть во сне, стать изгнанником и быть убитым, ну или «завершить обучение» и покончить с собой по приказу шейха. И есть еще четвертый путь, самый страшный — шейх может вырезать твое сердце. И тебя ждет именно этот путь, мальчик, если ты немедленно не уедешь.

— Покончить с собой… Неужели все покорно кончают с собой? Как? Почему?

Нус на это рассмеялся, и это было самым жутким из всего.

— А что тебя удивляет? Представь, что этого нашего разговора не было, например. И представь, что сегодня ночью тебе во сне явился бы шейх и попросил бы тебя воткнуть меч себе в живот. И обещал бы тебе за это Рай — здесь, сейчас, немедленно. Сделал бы ты это?

У меня закружилась голова, и перед глазами снова все поплыло.

Он был прав. Я понимал, что Нус прав. Еще вчера, если бы шейх приказал мне убить себя — я бы это сделал не задумываясь. И любой белый мюрид бы сделал. А вот черный мюрид…

— А как же черные братья, Нус?

Называть Нуса «учителем» у меня уже язык не поворачивался.

— А с черными послушниками Башни Творца все еще проще, — пожал плечами Нус, — Мы их отпускаем в мир целыми партиями. Обычно в самом начале года. Говорим, что пара десятков черных послушников готовы уйти в мир, выводим их за ворота в сопровождении парочки моих белых мюридов, а дальше… Ты уже наверняка и сам догадался. Как только черные мюриды отошли достаточно далеко от обители, чтобы тут не были слышны их предсмертные крики — мои мюриды их всех убивают.

Повисла тишина. Я молчал. Я теперь больше не знал, что сказать. Не знал даже, что думать. Не понимал даже, что я сейчас ощущаю — гнев, ужас, горе…

— Не будь наивным, Ила. Открой глаза. Открой глаза и смотри на вещи, как они есть. Я же учил тебя. Неужели ты думаешь, что где-то во Вселенной есть секта, которая бесплатно учит шаэлей, а потом отпускает их? Никто так не делает. В тех сектах, где служат принцессе, в «правоверных» сектах — шаэль служит всю свою жизнь. До самой смерти. И у нас также. Просто шейх решил этот факт от мюридов скрыть. По понятной причине. Ну и умирают у нас мюриды раньше, чем в «правоверных» сектах. Погляди вокруг. Тут нет никого младше шестнадцати и нет никого старше двадцати. Кроме меня, Шамириам и шейха.

Знаешь, почему так? Детей шейх в обучение не берет, потому что из ребенка нельзя высосать его нафаш. Какие-то мистические ограничения этому препятствуют, я точно не знаю… А старше двадцати тут никого нет, потому что юноши быстро умирают — гибнут, передав шейху весь свой нафаш. И никто не задерживается тут дольше, чем на три или четыре года. А за четыре года послушники не успевают разобраться в ситуации, они не понимаю, что тут происходит на самом деле.

Взрослых шейх не берет. Только юношей — глупых, наивных, неопытных, восторженных. Они мечтают о могуществе. А становятся пищей для шейха. Разумеется, в моей белой Башне некоторые мюриды знают, что происходит на самом деле. Мы с шейхом открываем им эту тайну — когда они достигли высших ступеней культивации, когда их покорность мне и шейху уже настолько несомненна, что они сами с радостью готовы стать пищей для господина…

— Культивации? — закричал я, — Культивации? Вот это вы называете культивацией…

— Тише, Ила. Тише, не шуми. Да, это культивация. Своего рода.

— Послушайте, но в черной Башне мне никто не говорил, что там кто-то умер, кроме Назима, Хама и Каморана…

— А в черной Башне послушники умирают во сне редко. Очень редко. Мрут во сне в основном мои белые мюриды — ибо именно они отдают себя шейху без остатка. Ты просто еще не видел здесь ни одной смерти, потому что ты здесь всего половину месяца. Что же до черной Башни Творца… Видишь ли, Ила, я не знаю всех её тайн. Я вообще не понимаю, зачем нужно это разделение на две Башни. Шейх не из тех людей, кто кладет все яйца в одну корзину, так что мне он раскрыл смысл и предназначение лишь белой Башни Света. И это предназначение — убаюкивать мюридов красивыми снами, пока шейх пьет их жизнь.

А зачем нам нужна черная Башня — знают лишь шейх и Шамириам. Однако мне известно, почему погибли трое послушников этой Башни. По крайней мере, обладая знанием — я могу предполагать. Назим, как тебе известно, рукоблудствовал. А рукоблудие — вернейший способ повредить и уменьшить свой нафаш. И на Назима таким образом оказывалось двойное давление — его нафаш пожирался и его собственным рукоблудием, и шейхом. И он не выдержал. И умер. Что же до смертей двух других мальчиков — Хама и Каморана — отчасти, это твоя вина, Ила. Отчасти. И вина, конечно, невольная.

Видишь ли… У тебя на самом деле есть способности, и это удивительные способности. Одно твое присутствие ослабляет чужой нафаш, тянет нафаш из шаэля. Я не знаю, почему так, не спрашивай меня. Но шейх эту твою способность решил использовать в своих целях. Шейх привез тебя в обитель в том числе ради этого — чтобы ты оказывал давление на нафаш своих братьев. И братья ослабли. Шамириам говорила мне — с твоим приездом они стали хуже работать, хуже сражаться, хуже спать, стали поднимать бунты… Но шейх стал пить из них нафаш еще эффективнее и жаднее, чем раньше.

Это кастрюля, Ила. Представь себе кастрюлю. Вода в ней кипит, из неё валит дым. И шейх ест этот дым. А ты — крышка. Крышкой накрыли кастрюлю, потом чуть приоткрыли — и поток дыма стал гуще, явственнее, виднее. Вот как тебя использовал шейх.

Он использовал тебя, чтобы ослабить братию. И выпивать её быстрее. И он стал могущественнее, много могущественнее. А черные послушники стали умирать обессиленные. Но шейху этого мало, Ила. Он хочет твои способности повелителя джиннов. И еще он хочет Ангела из твоих снов. Но ни то, ни другое ему не дается. И поэтому он решил взять это напрямую — вырезав твое сердце, пожрав твой дым.

— Ангела… — обреченно пробормотал я, — Значит, то существо, золотая дева моих самых страшных снов — правда Ангел? Или шейх и тут соврал?

— Я не знаю, Ила. Мне неведомо то существо. Убийцы твоей семьи использовали какую-то новую мистику… Или наоборот — очень древнюю и давно забытую. Не знаю, кем была та золотая дева, но твердо знаю одно — шейх хочет её, он её алчет. Он входит в чужие сны, как в вор входит в чужой дом, и забирает там любую вещь, которая ему приглянулась. Так было и со мной, так было с каждым в этом монастыре. Шейх ищет не просто одаренных мальчиков, он ищет юношей, в снах которых есть нечто сильное и интересное, нечто, напоенное нафашем. И берет себе. А потом он строит из украденного все те прекрасные иллюзии, которые ты здесь видел. Все эти чудесные сны, все эти видения Рая…

Вы думаете, что это от Отца Света и от шейха. А это — не от них. Это ваше собственное. То, что шейх украл у вас, а потом показал вам, как свое. Но это не его. Это — ваше. Просто вы не узнаете своего, и вы благодарите, вы валяетесь в ногах у шейха. А шейх — не только чудотворец, но и вор. Самый искусный вор в истории, наверное. Но все же вор.

А теперь представь, что он сможет делать и какие иллюзии сумеет соткать, если завладеет твоей золотой девой — средоточием ужаса и восторга. И подумай еще о том, что он сделает, когда выпьет и присвоит твою силу повелевать джиннами. Вот потому я и говорю тебе — беги, Ила. Беги ради себя и ради всех нас. Чтобы шейх, когда он пожрет твое сердце, не стал могущественным монстром.

Я слушал и слушал, и каждое слово Нуса вставало на свое место в общей картине. Я помнил — я прекрасно помнил всё.

Я помнил, как шейх во время собрания после побоища попросил меня показать ему и остальным Ангела. И я помнил, как Ангел после этого пропала из моих снов и оставила там жуткую зияющую пустоту.

Похоже, устад прав. Шейх овладел Ангелом моих снов, забрал её у меня. Теперь всё было ясно, как день. Стало понятно, зачем шейх заставил меня вылечить Эльсида и Фатиму в оазисе — чтобы я опробовал мою силу управлять джиннами. У меня получилось, и шейх убедился, что сила у меня есть. И повел меня дальше в обитель, чтобы забрать её.

Мне вспоминалось то жадное нечеловеческое выражение на лице шейха, которое промелькнуло на миг, когда он впервые увидел Садата — приговоренного к смерти за богохульство в городке под названием Махия. Шейх выкупил Садата, но сделал это не из доброты, не из милосердия или благочестия. Он просто почуял в Садате силу, нафаш, который можно забрать. Садат был одарен, как и я. И шейх привел нас обоих в обитель, как ведут старых верблюдов к мяснику…

Теперь стало ясно и другое — зачем шейх сделал меня старейшиной. Я был лишь «крышкой кастрюли», как только что рассказал Нус. И дав мне чалму старейшины — шейх придавил братию черной Башни этой «крышкой» еще плотнее. Чтобы мюриды ослабли, чтобы отдали ему больше дыма.

Шейх меня использовал, как пресс, как каменную соковыжималку, которая есть у садах у некоторых богатеев и торговцев. Вот только выжимал он мной не сок, а души человеческие.

И Хам умер, и Каморан тоже. Выжатые шейхом до дна.

И шейх нигде не ошибся. Он заставил меня мучить мюридов — моих братьев, он забрал у меня всё. И дал мне за это лишь сны, иллюзии, обноски и объедки мистики.

Все встало на свои места. Нус не безумен. Его слова — правда. А свет шейха — лишь лампа на верблюжьем жире, а не Солнце.

— Нус… Послушай, но ведь все мое — уже у шейха. Я больше не вижу во сне Ангела. И я даже не знаю, могу ли все еще говорить с джиннами…

— Можешь. Шейх не смог поглотить твои способности полностью. Если бы он сделал это успешно и полно — ты был бы уже мертв. И шейху не пришлось бы идти с тобой завтра в подземелья и вырезать твое сердце.

— Я видел эти подземелья под обителью, Нус. Я видел их сегодня во сне… Там обитает что-то очень злое. Там что-то готовится, какая-то война.

Нус взглянул на меня как будто с удивлением.

— Ты странный мальчик, Ила. Наверное самый странный из всех, кого шейх сюда приводил. Мне неизвестно, что находится под нашей обителью. У шейха в его Заповедной зеленой Башне есть люк в полу, и этот люк куда-то ведет. Но туда шейх ходит всегда один, и только один. И это место под монастырем — закрыто даже для сновидцев.

— Но я видел! Вы мне не верите?

— Верю, — Нус покачал головой, — Но что это меняет? Тебе нужно бежать, Ила. Сейчас же.

Но я будто прирос к каменной площадке под моими ногами. Я не мог никуда бежать. Только не сейчас. Вопросов было слишком много, и каждый ответ, который давал мне Нус, порождал новый вопрос.

— А что шейх забрал у тебя? — спросил я устада.

— Меч.

— Меч… Ты поэтому никогда не сражаешься мечом, а только палкой?

— Я дал обет, священную клятву никогда больше не касаться меча, не брать его в руки. И я помню о моей клятве, ибо я принес её именем истинного Бога. Но да, Ила. Мне снился меч — с самого раннего детства. Мне снились воины, сражения, славные битвы. Было время…

Нус замолчал на полуслове. И его взгляд устремился куда-то в черные небеса, к звездам.

— Продолжай, — потребовал я.

Это было странно, но Нус на самом деле продолжил. Будто теперь это я был устадом, а он — моим мюридом, будто это я теперь отдавал ему приказы.

Лицо Нуса потемнело, омрачилось. Ему было больно говорить, но он заговорил:

— Я был в секте, Ила. Я мечтал об этом. С самого раннего детства.

— Ты и сейчас в секте…

— Сейчас я в секте шейха Эдварры. А раньше я был мюридом в другой секте. В «Алифе», Ила.

— В «Алифе»???

Я на миг замер, оглушенный этой новостью. Сам не знаю почему, но это по какой-то причине шокировало меня даже больше, чем все остальное. То ли ярость и негодование копились во мне все это время, пока мы говорили, и теперь наконец прорвались наружу. А то ли это просто напросто было страшнее всего… Нус. Мой устад, учитель, наставник. Тот, кого я полагал образцом благочестия, тот, кому я подражал во всем — оказался псом принцессы из секты «Алиф»!

— «Алиф» убили всю мою семью! Маму, папу, братьев…

— Я знаю, Ила. Я же твой устад. Я все про тебя знаю.

Моя рука сама метнулась к кинжалу на поясе, я стремительно выхватил его из ножен, потом одним прыжком подскочил к Нусу и приставил кинжал наставнику к горлу.