Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 52: О возмездии и кровавых жертвах

Я снова поглядел на человека, назвавшегося казначеем охотников.

— Казначей, значит? У казначея должно быть золото…

— У него есть! — закричал один из горцев.

Мне притащили золото казначея. Мешки, в которых оно хранилось, сгорели, от них остались лишь черные ошметки. Эти ошметки теперь налипли на уродливые громадные золотые слитки неправильной формы — именно в них под воздействием моего жара превратились монеты казначея, они все просто напросто сплавились друг с дружкой.

Я брезгливо поглядел на золото — проклятый желтый шайтанов металл, ради которого эти подонки убивали и насиловали.

— Принесите мне его туфли и посох, — я указал на мертвого «эмира», командира охотников.

Командир погиб еще до того, как я наслал великий жар, а этот жар действовал только на живых и окружавшие их предметы. Так что ни труп, ни вещи «эмира» не пострадали.

— Эти туфли и посох принадлежали шейху Эдварре, — сказал я, — А значит — это собственность секты. Теперь — моя собственность, ибо я последний выживший из «Аль-Хальмуна».

Командира разули, посох сняли с его седла, которое свалилось с погибшей лошади «эмира» и лежало недалеко от трупа главаря — и посох, и туфли поднесли мне с великим почтением.

Я взял резной белый посох Эдварры, покрытый непонятными знаками, но шейхом себя все еще не ощущал.

— Я хочу видеть того, кто вырезал сердца моих братьев в монастыре! — потребовал я.

Казначей хмыкнул, поморщился от боли в сломанной руке.

— Этим колдун занимался, господин. Вон его голова валяется, за камнем.

Ожидаемо.

— Почему вы взяли сердца не у всех?

— У всех не успели бы. Эмир сказал, нам надо поскорее убираться оттуда, не задерживаться в вашем монастыре. Так что мы делали все очень быстро. Колдун взял сердца лишь у тех, кто храбро сражался. Эмир сказал — берем сердца лишь у самых сильных мистиков, у тех, кто сумел дать нам отпор.

— Но вы не взяли сердце Нуса…

— Нуса?

— Он был главным в белой Башне.

— А, ну да, — казначей снова поморщился, на глазах у него появились слезы, но не от раскаяния, просто сломанная рука болела, — Наш эмир сказал, что тот парень раньше служил в «Алифе». И мы не посмели резать человека из «Алифа», пусть даже и дезертира…

— Ты не смеешь так говорить о Нусе, не смеешь называть его дезертиром!

Я ударил казначея по лицу кулаком. Тот в ответ только охнул, заскрипел зубами, весь сжался.

— Где сердца моих братьев, где сердце моего шейха, где сердце моей наставницы Шамириам?

— Все у колдуна, — прохрипел казначей, — Да дайте уже ему!

Мне принесли мешки негра-колдуна. Они не пострадали от жара вообще, на них не было ни пропалины. Видимо, колдун защитил свои вещи от всякой враждебной мистики.

— Достаньте, — приказал я.

Горцы вынули из мешка горшки. Просто небольшие запечатанные глиняные горшки, в таких хранят тушеное мясо. Но эти горшки были помечены, на них были надписи на языке джахари… «Черный», «белый», «женщина», «шейх», «йети». Горшок, маркированный словом «черный», только один — а в нем определенно сердце Бурхана. Также один горшок с сердцем шейха, в горшке, на котором написано «женщина», явно покоится сердце Шамириам. И еще семь горшков, подписанных словом «белый» — здесь сердца белых мюридов, моих братьев. Да два горшка с сердцами йети, эти сердца охотники тоже захватили в нашей обители. Шейх так и не успел впитать мощь сердец йети, добытых нами на охоте.

Итого — двенадцать сердец, напитанных нафашем, мистической энергией.

— А что у колдуна в другом мешке?

Один из горцев охотно сунулся туда, но тут же в воздухе метнулась зеленая вспышка. Горец не успел даже вскрикнуть, он просто упал на камни, в его мертвых глазах застыл ужас.

Горец умер сразу же, меньше чем за один удар сердца.

— Тьфу, — выругался казначей, — Я запамятовал, господин. Вещи колдуна трогать нельзя, у него там черная магия. Тронешь — помрешь.

— Вещи колдуна останутся здесь, — решил я, — Тут им самое место. Пусть так и валяются в этой проклятой лощине. Шайтаново — шайтану. А вот сердца, взятые вами, я заберу. Ибо это — сердца моих возлюбленных. А теперь я хочу видеть того, кто убил шейха.

— За шейха вы уже отомстили, господин, — промямлил казначей, — Вашего шейха наш эмир зарубил. Это он ему бороду откорнал, он же снял его туфли.

— А кто насиловал женщину?

Казначей осмотрелся.

— Да вот этот…

Горцы уже притащили мне второго выжившего джахари. У этого было чуть обожжено колено, но в целом он не пострадал. Молодой парень. С виду вроде даже красивый, обычный человек…

Очень жаль. Я бы предпочел, чтобы насильником оказался горец или негр, или западный рыцарь, а не мой собрат-джахари.

— Шахва у нас мастер этого дела, — пробурчал казначей, — Он и мальчонку оприходовал, там, в вашем монастыре… У него член в штанах не держится, вот что.

— Лучше бы тебе было умереть в бою, Шахва, — сказал я, — Но по воле Творца — ты достался мне живым. Отрубите ему его половой орган.

Горцы тут же бросились крутить несчастного, но Шахва оказал сопротивление, он съездил одному горцу по уху, потом заорал:

— Ах ты тварь, лучше убей! Я не желаю жить евнухом…

— Ты не долго проживешь евнухом, — ответил я, — Не переживай. Ты скоро умрешь от кровопотери, в мужском органе — важный кровеносный сосуд. Ты истечешь кровью и погибнешь. Я был когда-то учеником лекаря, я знаю.

Шахва, конечно, не смог одолеть сразу трех горцев, схвативших его. У Шахвы выбили кинжал, стянули с него штаны…

И Шайтанова Кладка огласилась нечеловеческим звериным криком боли.

— Принесите мне остальные вещи вашего самозванного «эмира», — потребовал я, игнорируя вопли Шахвы.

Я обыскал мешки Басиля ибн Бадра, звавшего себя эмиром. Из интересного тут обнаружилось два фирмана — официальных документа. Первый был подписан самой принцессой.

Именем Творца, Величайшего и Единственного — приказываю каждому правоверному оказывать полное содействие предъявителю сего в его деле, ибо дело его — мое великое дело.

Величие Творцу!

Принцесса Зиш-Алис, эмир эмиров, шейх шейхов, шаэль шаэлей, царь царей, повелительница вод, гор и пустынь, величайшая, единственная, солнце благочестия, свет всех правоверных, дочь и наместница Творца.

Тут имелась печать, имелась и подпись принцессы, сделанная мистической энергией и сиявшая золотым светом. Вот это — крайне полезный документ для меня. Я аккуратно сложил фирман и положил его в мешочек на поясе.

Второй фирман был именным, а подписан был не принцессой, но её визирем.

Во имя Творца, Величайшего и Единственного:

Басиль Отважный, в случае полного выполнения им работ, угодных Всевышнему, по истреблению еретиков, поклонявшихся демонам, всех до последнего, из секты, называющей себя «Аль-Хальмун» (да будут прокляты они) — по милости нашей Госпожи принцессы Зиш-Алис одаряется титулом эмира, землями и тридцатью харварами золота.

Царский визирь-казначей Гафур ибн Зейд Черномасленный

Писано в святом городе Ефре, в казначействе принцессы Зиш-Алис, эмира эмиров, шейха шейхов, шаэля шаэлей, царя царей, повелительницы вод, гор и пустынь, величайшей, единственной, солнца благочестия, света всех правоверных, дочери и наместницы Творца.

Тут тоже была печать, была подпись визиря. Правда, сделанная красивыми фиолетовыми чернилами, а не мистической энергией.

Я забрал себе и этот фирман.

— Ваш подонок Басиль пока что не эмир, — доложил я казначею, — И эмиром никогда не будет. Не только потому, что он умер, но и потому, что не справился с работой. Один сектант все же выжил — я. Вы провалили миссию, возложенную на вас принцессой.

Казначей на это ничего не ответил. Его сейчас больше, чем мои слова, волновала его сломанная рука, она краснела и распухала на глазах.

А насильник Шахва все кричал и корчился на каменной земле, он все истекал кровью…

— Неужели вы собирались тащиться за наградой в саму Ефру? — спросил я казначея.

— Да, господин. Собирались.

— До столицы отсюда год пути…

— Ну и что? Наш командир Басиль был оттуда родом. Он все равно хотел вернуться. А мы — люди подневольные, господин. Впрочем, с большинством Басиль собирался расплатится прямо здесь. Сразу после истребления вашей секты.

И казначей указал здоровой рукой на уродливые слитки золота, все еще валявшиеся у меня под ногами.

Плата за кровь, насилие и злодейство, так и не заплаченная.

— Как вы нашли наш монастырь?

— Принцесса указала. Только не спрашивайте меня, как именно, господин. Она как-то говорила с Басилем… На расстоянии. Вы понимаете?

— Понимаю. И лучше тебя. Я же мистик. А когда вы отправились в путь из Ефры, год назад?

— Я не из Ефры, господин. Басиль выехал из Ефры год назад, верно. Может даже и раньше. А наш отряд собрал по пути. Я, например, из центральной части Великой Пустыни… Мы все ехали на север, но не знали, куда нам точно ехать. И лишь луну назад принцесса открыла нам, в каком районе искать ваш монастырь. А несколько дней назад — указала это Басилю точно.

Все сходилось. Шейх говорил мне тоже самое. Когда шейх Эдварра попытался пожрать Ангела из моих снов — шейх был ранен, ослаб. И принцесса увидела, где стоит его обитель, преодолела все защиты шейха. И отправила головорезов, которые у неё были заготовлены заранее…

С кем я собираюсь сражаться, с провидицей? С дочерью Творца?

Впрочем, я не верил, что настоящая дочь Творца стала бы держать у себя на службе такое отребье — убийц и насильников.

Принцесса — просто очень сильный шаэль. Вот и всё. Она такая же «дочь Творца», как Басиль — эмир, как я — шейх.

— Шейх Эдварра сказал мне, что у вас были артефакты, которые защищали вас от мистики, — произнес я.

— Шейх сказал? — растерялся казначей, — Как сказал? Мы же его вроде убили…

— Нет, — я покачал головой, — Шейха вы лишь ранили. А убил его… я. Но не суть. Где артефакты?

— У меня никаких артефактов нету, — казначей теперь начал подскуливать от боли, его рука явно мучила его все больше, — А у этих горских парней тем более. Мы их всех только несколько дней назад взяли в отряд, тут, в Бакарахе… А артефакт был у Басиля. У него на шее, господин. Один единственный. Других у нас нет.

На этот раз я сам лично подошёл к мертвому Басилю. Я разорвал кафтан на его груди и на самом деле увидел амулет. Выглядел амулет жутко — оскалившаяся змея, из серебристого металла, с рубиновыми красными глазами. Амулет был на серебряной цепочке.

Я миг поколебался, потом снял амулет с шеи мертвого командира…

Вещь явно чужестранная, джахари таких амулетов не делают.

— Басиль думал, он защищает от шаэлей, — простонал казначей, — Отгоняет всю вашу мистику…

— Так и есть, — ответил я, — Вот только я не шаэль. Не только шаэль. Я — победитель ужасных джиннов.

Я, собственно, ничего и не ощущал, вертя в руках амулет. Мою силу и моего джинна он совершенно точно не подавлял. Я положил амулет в мешочек на поясе — к фирманам Басиля.

А Шахва, которому отрубили по моему приказу половой орган, всё кричал, но крики его становились тише… И вот он умер, и крики замолкли, вокруг парня уже натекла кровавая лужа.

Я повернулся к круглым камням, куда отполз Шахва. Я желал полюбоваться возмездием — делом рук моих.

И я вскрикнул в испуге.

Мы теперь были не одни в проклятой лощине. На круглом камне стоял шайтан и смотрел прямо на меня.

— Все правильно делаешь, — улыбнулся мне шайтан, — Спасибо за кровавую жертву мне, Ила. Месть — это же просто замечательно.