Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001

Глава 10: Про четырех всадников

Шейх не соврал, он не желал оставаться в Джамалии ни одного лишнего мгновения, так что мы отправились в путь прямо ночью.

Вообще это было грехом, ибо стояла весна, а в священной Преждесотворенной сказано: «весной начинай путь с рассветом». Ночами мы ходим по пустыне лишь летом и зимой, когда днем невыносимо жарко, но у Шейха Эдварры ибн Юсуфа аль-Маарифы аль-Хальмуна Сновидца Ветхого днями были свои понятия о праведности и грехах, это я уже уяснил.

Мы разбудили караванщика на караванной стоянке, шейх продал ему осла и купил для нас двух превосходных верблюдов. Шейх заплатил золотом, так что караванщик никаких лишних вопросов не задавал.

Вопросы были у меня — множество. Во-первых, я не понимал, каким образом шейх добрался сюда в Джамалию на осле — тайная обитель секты, по словам старца, располагалась далеко, а осел долгого перехода через пустыню не выдержит. Во-вторых, мне было очень странно, что мы с шейхом путешествуем на верблюдах, ведь шейх был великим мистиком, а значит мог бы перенести нас в тайную обитель секты чудесным образом, например, мы могли бы полететь туда. В Кодексах принцессы Зиш-Алис сказано, что принцесса по воле Творца летала из Ефры в Макан-аль-Му, на другой конец страны, что она проделала за час путь равный семи сотням дневных переходов на верблюде…

Неужели Шейх Эдварра слабее принцессы и не умеет летать? Или может быть шейх умеет летать, но я пока что не умею — потому мы и едем на верблюдах?

Вопросов было много, вот только задать я их не мог. Ибо если я задам шейху еще два вопроса — он меня прогонит, он сам так сказал, таковы были правила секты.

Я обратил внимание, что шейх вместе с верблюдами приобрел у караванщика очень небольшой запас еды и воды, а пищи для верблюдов не взял совсем, это означало, что мы не будем углубляться в глухую необитаемую пустыню, а двинемся караванными путями, через оазисы.

Когда мы покинули городок, Джамалия осталась позади, и под звездами на земле светились лишь огни на башне князя Баграма Багряного, шейх произнес:

— Ну вот что, Ила. Путь предстоит не близкий, и не все люди, кого мы встретим на этом пути — хорошие люди. Эти земли — земли кафиров, мунафиков и зиндиков — неверных, лицемеров и еретиков. Праведный шейх вроде меня не найдет здесь приюта. Так что скроем наши с тобой имена и титулы. Святая Преждесотворенная учит нас не лгать, но делает оговорку, что верующему дозволено солгать для спасения своей жизни, если неверные хотят убить его. Это называется такия. И это — одно из дозволенного. Так что в сердце своем помни, что я твой шейх, но на людях меня так не называй. Притворимся, что мы беженцы из Дафара, что рыцари сожгли наш дом. Притворимся, что ты — мой внук, что меня зовут Джамал, а едем мы в Хамер-Кабиру, к моему брату.

— Да, шейх. Как скажете.

Через пару часов, уже уехав достаточно далеко от Джамалии, мы остановились, поели, огородили себя веревками от змей и шайтана, укрылись теплыми верблюжьими одеялами и легли спать. Но проспали недолго, на рассвете шейх разбудил меня.

— Время молитвы, Ила.

Я глянул на встававшее над песчаными барханами ярко-красное солнце, быстро сориентировался — Святая Ефра была сейчас на юго-востоке, омыл руки песком по обычаю караванщиков и начал расстилать мой молитвенный коврик.

— Нет, — остановил меня шейх, — Нет, Ила. Что ты делаешь? Зачем ты хочешь молиться в сторону Ефры?

Вопрос был простым, ответ на него был известен каждому правоверному джахари.

— Мы молимся в сторону Ефры, шейх, потому что молитва должна быть обращена в сторону благодати Творца. А самые наполненные благодатью объекты во Вселенной — Храм Ефры и принцесса Зиш-Алис, которая не покидала Ефру последние триста лет…

— Чушь! — произнес на это шейх, — Храм Ефры — лишь камни, принцесса — лишь очень сильный шаэль. Но она человек. Разве мы пришли в этот мир, чтобы поклониться камням или человеку, пусть даже сильному? Разве нет в этом идолопоклонничества? Чем мы тогда лучше язычников, мой юный Ила?

— Ваши речи меня пугают, шейх, — промямлил я на это.

Пожалуй, в любом городе Джахарии шейху бы вырезали язык за такие слова о принцессе, а то бы и сразу побили его камнями.

— Я понимаю, — по-отечески добро сказал шейх, — Но я научу тебя молиться иначе. Отец Света, истинный и единственный Бог — не в камнях и не в теле человека. Отец Света есть сам свет. И нет в нём никакой тьмы. Так что символ Его благодати в этом мире — свет. Ты будешь молиться на самый яркий свет, который ты видишь. Где он, Ила?

Я молча указал в сторону восходящего солнца.

Шейх кивнул, я переложил мой молитвенный коврик так, чтобы предстоять лицом на восток, а потом мы совершили утреннюю молитву. Её текст ничем не отличался от того, что творят все правоверные — это меня немного удивило.

После молитвы мы позавтракали и пустились в путь. Над песками собиралась жара, но не слишком сильная — весной здесь, в прибрежных пустынях, днем тепло, а ночью прохладно. Первые месяцы весны и осени — лучшее время для путешествия в этих краях. Жара уже ушла, а свирепые песчаные бури, хоронившие под собой целые селения и караваны, еще не начались.

Шейх молчал и не говорил мне больше ни слова, мы еще раз остановились для полуденной молитвы и снова молились в сторону солнца, а потом, когда мы продолжили наше путешествие, я обернулся и увидел позади нас песчаное облачко и далекие фигуры…

— Шейх, за нами едут! Четверо всадников. На конях. Из Джамалии.

Ясно, что из Джамалии, больше тут всадникам взяться неоткуда.

— Знаю, — беззаботно ответил шейх, — Всё в руках Отца Света.

Всадники нагнали нас очень скоро, теперь я разглядел их — двое рыцарей в доспехах с мечами и двое одетых в шерсть горцев с саблями. Определенно люди князя Баграма, и раз они напялили на себя сталь и шерсть в пустыне — значит, готовятся к битве.

Всадники молча обскакали нас и преградили нам путь. И лишь тогда один из рыцарей заговорил на хорошей «лингве», языке западных людей:

— Кто вы такие? Куда вы держите путь?

Он глядел на шейха, но шейх хранил молчание, его лицо стало совершенно бесстрастным. Неужели он притворяется глухонемым каждый раз, когда сталкивается с западными варварами?

Тогда рыцарь перевел взгляд на меня, и я ответил, как учил меня шейх:

— Мы просто беженцы, мой господин. Бедные люди. Мы из Дафара. Сначала были в Джамалии, а теперь едем в Хамер-Кабиру. Меня зовут Ила. А это — мой дед Джамал.

— Джамал из Джамалии, ха-ха, — хмыкнул рыцарь, — Очень умно, мальчик.

— Не из Джамалии. Я же сказал, мы — из Дафара…

— Откуда ты знаешь наш язык? — перебил меня рыцарь, — Клянусь, ты говоришь на «лингве» не хуже нашего епископа.

— Господин слишком добр ко мне. Я просто был в Дафаре подмастерьем у аптекаря…

Тут я испугался своих собственных слов и понял, что я несу что-то не то. Я назвал им свое настоящее имя — Ила, я признался, что был подмастерьем у лекаря… А что если это люди из Дафара, которые узнали, что я — мальчик по имени Ила — отродье джинна, и теперь приехали схватить меня?

Я беспомощно поглядел на шейха, но шейх упорно продолжал хранить молчание. Он с любопытством смотрел на воинов князя, а на меня даже не взглянул.

— А что же твой дед? — поинтересовался рыцарь, — Язык проглотил?

— Дедушка не говорит на «лингве», мой господин.

Рыцарь сплюнул в песок, а потом неожиданно одним резким движением обнажил меч, его спутники сделали то же самое — даже горцы повыхватывали из ножен свои кривые сабли.

— Ты просто дурень, паренек, — провозгласил рыцарь, — Мы хотим тебя спасти, а ты выкобениваешься. Да будет тебе известно, что твой спутник — никто иной как Старик Красная Туфля. Он приходит в селения, уводит юношей в пустыню, и там приносит их в жертву чертям. Джиннам и шайтанам, как вы их называете. Твой «дед Джамал» — черный маг, чертопоклонник. Он запудрил тебе мозги, он ведет тебя на верную погибель, а ты и рад! Но теперь старику не отвертеться. Его узнали, один из людей князя в Джамалии узнал его! И князь отправил за колдуном погоню.

Я с ужасом посмотрел на шейха, посмотрел на его красные туфли с загнутыми носами… Неужели правда? По лицу шейха сейчас нельзя было ничего сказать — оно стало совершенно непроницаемым, будто вырубленным из камня. Шейх хранил чинное молчание, он, кажется, даже не боялся.

— В сторону, парень! — потребовал рыцарь, — А старика нам приказано взять живым, князь Баграм лично отправит колдуна на костёр.

Внутри у меня всё перевернулось от страха.

Что же делать? Защищать шейха? А если он и правда колдун и ведет меня на смерть? Я снова почувствовал себя восьмилетним ребенком, растерявшемся от ужаса, не знающим что делать и что предпринять. Будто я снова стоял у той проклятой пещеры рядом с моим родным оазисом, где меня унизил и прогнал прочь молодой шаэль…

Но нет. Такого больше не повторится. Никогда. Я скорее умру, но не дам снова опозорить меня! Лучше уж погибнуть, чем пережить ад бесчестия еще раз.

И я выхватил нож караванщика — единственное оружие, что было у меня с собой. А потом пустил моего верблюда наперерез людям князя, чтобы встать между ними и стариком, защитить моего шейха — единственного человека во Вселенной, кто дал мне надежду, кто отвечал на мои вопросы.

Верблюд фыркал и сопротивлялся, он был куплен только вчера, он ко мне еще не привык. А кроме того, как и все верблюды, не терпел коней и не имел никакого желания подъезжать к ним ближе. Как у нас говорят — «конь для верблюда — что кафир для правоверного».

— Безумец! — выдохнул рыцарь, — Уйди прочь! Колдун очаровал тебя, ты — под темным колдовством, Ила.

— Мальчонку зарезать, сир, — посоветовал рыцарю один из горцев на очень поганой лингве, — Мальчонка не нужен. Сказано — старика вези. Про мальчонку князь ничего не сказать.

— Стойте! — неожиданно грянул голос шейха, сейчас он был подобен грому, — Остановитесь. Ила, послушай этого человека — уйди прочь.

Я придержал моего верблюда, который все еще фыркал, сопротивлялся, мотал головой и теперь явно хотел укусить рыцарского коня.

Шейх пустил своего верблюда вперед, ближе к людям князя. Верблюд шейха, в отличие от моего, был столь же спокоен, как и его наездник.

— Ага. Значит, можешь говорить на лингве, — зло произнес рыцарь, меча он так и не опустил.

— Я говорю на пятидесяти трех языках, включая давно мертвые, а также языки ангелов, джиннов и шайтанов, — ответствовал шейх, — А князю Баграму я не враг. Отпусти нас, добрый человек. Дай нам уехать.

— Не враг князю, говоришь? Знай же, что любой колдун — враг князя, старик! Ибо черное колдовство и пляски с чертями — мерзость в глазах Господа нашего святой Литах! Если не хочешь ехать с нами — значит, умрешь прямо здесь, Красная Туфля. И князь Баграм сожжет твой труп…

Рыцарь замахнулся мечом, один из горцев пустил своего коня прямо на меня, а шейх быстро поднял руку.

Грянул гром — оглушительный, страшный, будто в пустыне началась весенняя гроза. Но небеса были синими и чистыми. Меч вдруг выпал из руки рыцаря, сам рыцарь упал с коня следом, а потом покачнулся и черный жеребец паладина — он упал на рыцаря сверху. Трое спутников рыцаря также повалились на песок, все разом, вместе с конями.

У лошади горца хрустнула, вывернулась и сломалась нога, но в остальном павшие всадники и их животные выглядели будто уснувшими — их глаза закрылись, выражения на лицах людей были умиротворенными. Они все просто упали и теперь лежали на песке.

Все произошло за один миг. Наступила тишина, лишь выл освежающий в это время года пустынный ветер, лишь шелестел песок на барханах.

— Шейх, они мертвы? — в страхе воскликнул я.

Шейх улыбнулся мне, а потом показал два пальца:

— Ты задал мне второй вопрос, Ила. Когда задашь третий — я прогоню тебя. Помни об этом. Однако на этот вопрос отвечу. Мертвы или спят — на то воля Отца Света. А нам пора ехать.

И мы двинулись дальше, только теперь шейх сменил направление — если раньше мы двигались на север, то сейчас старец направил верблюда на северо-восток. Я так и не понял, мертвы ли люди князя, мы их даже не обыскали, даже не взяли их оружие, броню, коней, золото, которое у них наверняка было. Мы просто оставили их лежать в пустыне.

А у меня в голове всё вертелся очередной вопрос — врал этот рыцарь или нет?

Но шейха спрашивать было бесполезно, я исчерпал свой лимит вопросов к шейху. Еще один вопрос — и он меня прогонит, он сам сказал. Кроме того, если шейх — на самом деле колдун Красная Туфля, то разве он признается мне в этом?

Я был опечален, мне было страшно, тревожно. И шейх не мог этого не понимать, он же умел читать мои мысли. Он мог бы успокоить меня, объяснить мне. Но он этого не делал, и до самой ночи мы ехали по барханам в молчании. А в сердце у меня разверзся ад сомнений. А что если рыцарь все-таки сказал правду? Что если старик — никакой не шейх, что если он черный колдун и забрал меня, чтобы принести в жертву джинну или шайтану?

Шейх так и не заговорил со мной на эту тему, даже во время стоянок, даже когда мы остановились для вечерней молитвы и отдыха. Уже стемнело, и шейх просто указал мне на Луну — самое яркое светило в небесах в это время суток. Теперь мы помолились в её сторону.

А я рассудил так — шейх слишком силен, чтобы быть простым колдуном. Разве может чернокнижник одолеть четырех воинов одним мановением руки? Разве может так глубоко проникать в мысли человека, как это делает шейх? Разве может насылать такие видения, которые шейх показывал мне в чуланчике в Джамалийском зилмане? Откуда такая сила, если не от истинного Бога?

А самое главное состояло в том, что идти мне было некуда. Даже если я убегу от шейха — куда я направлюсь? У меня не было дома во всей Вселенной. Обитель, куда вез меня старик — вот мой единственный будущий дом, единственное место для меня.

И тогда я принял решение остаться с шейхом во что бы то ни стало. Пусть лучше меня пожрут джинны, если старик и правда колдун! Это много лучше, чем быть вечным беглецом и скитальцем.

Я уснул среди черных ночных песков, и этой ночью мои обычные кошмары были как будто уже не такими страшными как всегда — в тот день я смотрел во сне, как убивают мою семью, как бы со стороны. Будто я посторонний наблюдатель, а не жертва. И даже золотая крылатая девушка с мечом, казалось, поблекла, она уже не вызывала прежнего ужаса.

Я проснулся странно и непривычно бодрым, и когда мы собирались на утреннюю молитву — шейх молча улыбнулся мне.

Так я понял, что все делаю правильно. Мои кошмары уже не так пугали, когда шейх был рядом.