Приоткрыв дверь на волосок, Вир окинул улицу цепким, быстрым взглядом. Лунный свет, отраженный от снега, смешивался с ядовитым сиянием гирлянд. Они мигали без всякого ритма, выдергивая из тени то бледное, потерянное лицо, то искаженную гримасу ужаса.
Люди бродили взад-вперед, сталкивались плечами и расходились, словно муравьи, чей муравейник разворошили палкой. Потоки живых тел текли вразнобой, бесцельно, утратив саму память о дороге домой.
Где-то рядом раздался короткий, обрывающийся вопль. Еще одного бедолагу выволокли на улицу. Служанки. Их было много. Они мелькали по краям толпы, их выдают резкие, отрывистые движения. Они сновали в тени у стен, действуя как пастушьи псы, управляющие стадом.
Вир сжал рукоять серпа, считая секунды в такт безумным вспышкам, приноравливаясь к просветам в толпе.
— Сейчас, — крикнул он назад, в темному прихожей, и распахнул двери.
Они вывалились на улицу, в гущу смятения. Быстро пошли вперед, через улицу, под аккомпанемент призрачной музыки ветра. Толпа сходилась и расходилась, пытаясь поглотить, увлечь за собой в этом бессмысленном хороводе. Пламя факелов, оказавшись под светом двух лун, вдруг заревело и загудело, как от сильного ветра, хотя его здесь не было и в помине.
Вир оглянулся, проверяя строй. В этот момент кого-то выбросили из окна, и тело разбилось о мостовую, рядом с солдатом. Тот неловко дернулся, поскользнулся и выронил свой факел. Пламя с шипением утонуло в снегу, а упавший — он просто сел на окровавленный снег и застыл, глядя в никуда.
— Стефан, факелы! На замену! — рявкнул Вир, расталкивая локтями каких-то увальней в засаленных камзолах.
Школяр, бледный, но собранный, лихорадочно заработал. У него за поясом болталась их целая связка, запасных. Он выхватывал факела по одному, прижимал к горящему и через мгновение новый огонь, яростный и неестественно золотой, разливался над головами солдат.
Вперед вырвался Герд, он работал плечами, как тараном, прокладывая дорогу. Внезапно из толпы на него вынырнула первая тень — бледное лицо с потрескавшимися черными губами. Длинные крючковатые пальцы уже тянулись к Старшему.
Герд, не сбавляя хода, коротко и мощно ткнул вперед клинок. Фурия, насаженная на сталь, дико зашипела, затрепыхалась и бессильно рухнула под ноги. Клинок, смазанный едкой дрянью, дымился, прожигая плоть.
— Так-то, ребятушки! — проревел Герд, озираясь на солдат. — Видали? Работает зелье мистика!
Здесь, в центре улицы, стало слишком тесно. Брошенные повозки стояли поперек пути, став непреодолимой баррикадой. Взволнованная толпа, подхваченная невидимым вихрем, начала закручиваться вокруг них, увлекать в сторону, прочь от цели. Фонари замигали с удвоенной силой, ослепляя, сбивая с толку, пытаясь выжечь глаза.
Вир, стиснув зубы, с трудом отыскал взглядом темный силуэт здания суда.
— Туда! — он коротко ткнул рукой в нужном направлении.
Бойл тут же подхватил, обрушивая на солдат град пинков.
— В строй, сволочи! Неужто сгинуть хотите?
Солдаты, взбудораженные криком сержанта и примером Герда, ответили хриплым ревом. Выстроившись клином, они сомкнули щиты, приняв на себя новый натиск. Служанки выскакивали из толпы, как призраки, цеплялись, пытались прорвать строй. Стефан, оказавшись в центре клина, работал как живая кузница: в его руках полыхали сразу два факела, и как только у кого-то из бойцов огонь слабел или гас, школяр тут же подсовывал ему новый.
Вир встретил серпом прыжок одной фурии, отпихнул на солдатские штыки другую. Третью, уже вцепившуюся в плечо бойца, он наскоро обездвижил, проведя лезвием по воздуху и оборвав нить ее существования. Но теперь, словно почуяв добычу, все тени с улицы начали стекаться к ним.
— Они пойдут за нами, — Герд тяжело дышал, но паники в голосе не было. — В здание. Всех задавят.
Вир отвлекся, оценивая обстановку. Старший был прав, узкие коридоры — это отличные места для засады. К тому же, лишний шум и давка сейчас совсем ни к чему. Решение созрело молниеносно, оно лежало на поверхности.
Он сунул свой факел Бойлу.
— Сержант! — его голос резанул воздух, заглушая гвалт. — Возвращайтесь на чердак! Продержитесь, сколько сможете!
Он поймал взгляд Бойла, увидел в налитых кровью глазах обреченную ярость. Старый солдат отлично понимал цену подобным маневрам. Кивнул коротко, почти не заметно. Развернулся на своей деревяшке.
— Перестроились, черти! — заорал Бойл, сипя от натуги. — Отходим назад! За мной!
Вир, не оглядываясь, рванулся на крыльцо. Дверь в здание суда поддалась не сразу. Он уперся плечом, дернул. С другой стороны треском вылетела щеколда. Он втянул внутрь Стефана и Герда и сам проскочил следом.
Вир медленно шел между бесконечными столами, за которыми скрючились десятки клерков. Канцелярия суда представляла собой лабиринт, утопающий в сумраке. Ядовитый лунный свет был здесь единственным источником освещения. Он сочился из высоких окон и отбрасывал на пол призрачные, вытянутые прямоугольники.
В его мертвенном сиянии виднелись лишь согнутые спины и макушки, склонившиеся над кипами бумаг. Если их вторжение и заметили, то никто не подал и вида. Воздух был спертым и густым, пропахшим кисловатыми чернилами, пылью и едким, разогретым сургучом.
Тишину здесь нарушали лишь три звука: бесконечный и монотонный скрип гусиных перьев, сухие щелчки переворачиваемых листков и глухие, финальные удары печати о столешницу. Каждый такой хлопок отзывался троекратным эхом, будто судья подтверждал свой вердикт ударами молотка.
— Что они делают? — прошептал Стефан.
— Переписывают метрические книги, — едва слышно ответил Вир, его глаза с интересом скользили за действиями писарей. — Пока та, что поет в ветре, поглощает воспоминания на улицах, эти… вымарывают их из архивов. Стирают имена, переправляют даты. Чтобы свести воедино все оставшиеся жизненные нити.
— Но зачем? — в голосе школяра слышалось недоумение.
— Даже высшие сущности Зерцала вынуждены подчиняться правилам, — Вир не удержался, хмыкнул. — Говорят, бюрократию изобрели именно бесы. Как самое совершенное оружие для уничтожения душ.
Внезапно он отвлекся, замедлил шаг, зацепившись взглядом за один из листков на краю стола. Он лежал там особняком, будто ждал своего часа. Бумага была плотной и желтоватой, пахла не чернилами, а старым пергаментом.
Он поднес ее к глазам, ловя лунный свет.
И замер.
Это был договор. Составленный в витиеватом, архаичном стиле, изобилующий канцелярскими завитушками и двусмысленными оборотами.
«Сей договор заключен меж нижеподписавшихся сторон: с одной стороны, Лейтарский Иуда, Верховный Магистр, муж скорби и напрасной мести, Вир Талио. И с другой стороны, Бес Иллюзии и Потерянной Идентичности, Властитель Забвенных Троп, Нерезиэль Младший, в миру же именуемый Безликий Шут.
О вышеозначенном предмете договорились они о нижеследующем:
Магистр Талио обязуется волей своею либо неволею, не чинить никаких умышленных либо неумышленных попыток к разрушению благородной иллюзии, воздвигнутой Нерезиэлем, ни посредством уничтожения ядра оной, ни через повреждение либо ниспровержение катализаторов, кои суть опоры мироздания здешнего.
Взамен же того, Безликий Шут, движимый великой милостью, обязуется принять в свои чертоги и навеки сокрыть в бездне небытия все воспоминания Вира Талио, касающиеся его безвинно утраченного семейства, дабы избавить его от сей мучительной ноши. А ровно, свершить правосудие и собственноручно самым страдательным образом лишить жизни наемника, известного под прозвищем Крешник, сразу после завершения ритуала. Дабы утолить жажду мести, снедающую душу магистра.
Да скрепится сие взаимными обязательствами, нерушимыми до скончания времен.»
На месте, отведенном для подписи Шута, уже красовался аккуратный, но зловещий росчерк. Поле же для Вира Талио оставалось девственно пустым, ожидающим пера…
Вир медленно, стараясь не привлекать внимания спутников, сложил листок вчетверо. Бумага была на удивление теплой, почти живой. Он сунул ее во внутренний карман сюртука, ощутив, как по спине пробежал холодок.
Обещание покоя и излечения души. Плюс месть, исполненная изощренным палачом, занимающимся своим делом не один десяток веков…
…Покинув зал с писарями, они оказались в узкой галерее, ведущую к дверям, что выходили прямо на соборную площадь.
— Чувствуете? — тревожно прошептал Герд, сжимая рукоять меча. — Земля дрожит!
И правда, под ногами ощущалась мелкая, но непрерывная вибрация. Она исходила не из глубин, а совсем рядом, со стороны площади. Это было похоже на тяжелую поступь, будто кто-то тяжелый непрерывно разгуливал по каменным плитам. Вдобавок, бряцая по ним и волоча тяжелую железную цепь.
— Это страж Шута, — пояснил Вир, прислонившись к косяку. — Он охраняет вход в собор.
— И какой план? — шумно выдохнул Стефан, в его голосе слышалась истеричная собранность.
Внимательно посмотрев на него, Вир посчитал момент подходящим для последнего инструктажа. Он достал из кармана платок, развернул его. На ткани лежал артефакт — игла-кость Швеи. Она слегка подрагивала в скупом свете, будто стремилась приняться за работу.
— Нерезиэль — это не одна личность, — хмуро пояснил он, показывая на артефакт. — Это тысячи личин, множество обрывков сознаний, которыми он управляет, как кукловод. Подобравшись к нему, я сошью их этой иглой воедино.
— Тогда он потеряет возможность управлять фуриями! — догадался Стефан, в его глазах вспыхнула искра понимания.
Убрав артефакт обратно за пазуху, Вир коснулся пальцами лезвия серпа.
— Именно. Без управления иллюзия станет неустойчивой. И схлопнется, как мыльный пузырь.
Герд отлип от двери ухом, мрачно заявил.
— Это уже вам решать, мистики. Шить беса… или штопать. Но вначале — надо пройти стража. А он, похоже, там без дела не сидит.
— Этим, — холодно кивнул ему Вир. — Мы сейчас и займемся.