Гончие забвения

Глава 35

Вир проснулся не от шума или кошмара, а от странной, почти неприличной тишины. Все еще спали. Стараясь не скрипеть половицами, он подошел к окну, отодвинул занавеску. Там — бледно-голубое небо, чистое, как вымытое стекло. В далеком куполе собора Святой Стефании, словно в гигантской линзе, отражались первые лучи восходящего солнца.

Идеальная картина.

В памяти всплыл вчерашний разговор морячков в зале.

«Завтра бунтовщика казнят. Который тюрьму брал. Говорят, хотел освободить заключенных, чтобы Дрейкфорда свергнуть».

Выходит, это прекрасное утро — последнее, для Дариана Мортена, капитана охраны герцога. Который проиграл память о себе в таверне Безликого Шута.

Казнь будет сегодня. На площади у Конуры.

Вир отошел от окна, принялся наводить порядок. Снял с крючка трость, очистил от грязи. Протер куском овчины лезвие серпа, потом — дотронулся пальцами, на ощупь проверяя каждую зазубрину. Червоточины почти угасли, растратив энергию при замыкании с поводком.

В последнюю очередь привел в относительный порядок походный сюртук. Пришлось подшить надорванный воротник.

Его «клопы» безмятежно спали. Над кроватью Стефана красовалась карта, на которую школяр уже начал наносить отметки: красные крестики, стрелки с пояснениями, цифры, похожие на даты.

На тумбочке у Ларса аккуратным веером лежали метательные ножи. Каждый заботливо начищен до блеска, как и прежним, безымянным хозяином. Рядом лежала кожаная заготовка с кармашками — видимо, рыжий решил смастерить себе портупею.

На подносе стояла вчерашняя, холодная еда. Вир подбросил в печь полено, поставил на решетку глиняную миску с остатками вчерашней похлебки — густой, с кусками баранины и репой. Пока грелась, нашел сравнительно чистую салфетку. Достал из потайного кармана и выложил на нее складной нож и вилку с потускневшим серебряным черенком.

Сел за чистый стол, выпрямив спину, и принялся завтракать. С той размеренностью, которую мог позволить себе лишь в моменты, пока никто не видит.

«Чтобы не происходило с тобой — ешь как человек, а не как голодный пес» — сам собою всплыл дребезжащий голос старого гувернера в его голове.

Пока он ел, из соседней комнаты не доносилось ни звука. Но Вир чувствовал — девчонка не спала. Она слушала, делала догадки, строила выводы. Он постарался сделать все, чтобы они оказались правильными.

Для всех.

Вилка звякнула о дно тарелки. Вир промокнул губы, тщательно вытер столовые приборы.

— Вставайте, — бросил, не повышая голоса.

Когда Стефан и Ларс, наконец, поднялись, лениво потягиваясь и громыхая мисками, Вир уже был окончательно готов.

— Быстро перемалывайте, — бросил он. — Сейчас поедем в лепрозорий Святого Лазаря.

— А с дикаркой кто останется? — поинтересовался Ларс, пряча за поясом ножи.

— Возьмем ее с собой.

Стефан замер с ложкой в руке.

— А это… не навредит ей?

— Или нам, — хохотнул Ларс.

Вир пожал плечами.

— Вот и увидим. Пять минут вам на сборы.

Ларс быстро нахлобучил вязанную шапочку, до самых бровей.

— Чур — я извозчика ловить. Школяр — на тебе наша недотрога.

— Поедем через Конуру, — добавил Вир. — Хочу успеть на казнь.

Рыжий остановился у дверей.

— Серьезно, мистик? Зачем тебе это?

— Хочу задать один вопрос осужденному, — улыбнулся Вир.

«Клопы» заметно напряглись.

Они подъехали к площади у Конуры, когда до начала казни оставалось примерно полчаса. Снег на брусчатке уже утрамбовали сотни ног, превратили его в серую кашу, перемешанную с соломой и конским навозом.

Толпа шумела, как море в ненастье. Воздух пах дымом, подгоревшим хлебом и свежей свиной требухой.

— Ждите меня здесь, — бросил Вир, выбираясь из повозки наружу.

По ушам ударили крики.

— Коржи горячие! С изюмом и корицей! С зубцами края, остры как пила!

Взобравшись на колесо и защитив глаза от солнца ладонью, он посмотрел поверх людского моря, оценивая обстановку с холодной ясностью.

В центре площади, на подмостках, возвышалась массивная гранитная тумба, обитая по бокам почерневшими от времени досками. Последнее ложе приговоренного. К ней была прислонена зазубренная двуручная пила — орудие, обычно используемое для разделки туш на бойне.

Худощавый палач в фартуке неторопливо правил зубцы.

Прямо напротив эшафота, под бархатным балдахином, стояли пустые кресла — для Дрейкфорда и его свиты. Их окружали резные скамьи, на которых уже разместилась знать в мехах и шелках. Некоторых из них Вир мельком видел на балу Траувенов, — здесь они сидели с теми же лицами, попивали дышащее паром вино из фарфоровых чашечек.

Там были еще какие-то чины из стражи, но Вир уже не смотрел. Он спрыгнул с колеса, расплескав грязь, начал протискиваться сквозь толпу. Перед глазами мелькали грузчики с ободранными рукавами, яркие уличные шлюхи. Ремесленники и докеры, служанки и мелкие торговцы. Мальчишки, воробьями облепившие столбы.

Какой-то дед, с боцманской повязкой на глазу, хрипло кричал во весь беззубый рот.

— Свистульки на память! Свисти как бунтовщик! Стерву Дрейкфорда — на рею!

Его быстро затянули в толпу. С другой стороны сюда лезли серые плащи стражи, отчаянно работая дубинками…

Наконец, орда выплюнула Вира у самого оцепления. Солдаты признали в нем мистика, пропустили дальше, где стоял бледный клирик в черных ризах собора Святой Стефании. Он не молился, а нервно теребил на груди крест, бросая тревожные взгляды на трибуны. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Мистик? Все формальности соблюдены, — из ниоткуда появился герольд, в парадном мундире с вензелями. В руках он держал свиток. Нетрудно было догадаться, что в нем отражен приговор, который будет зачитан с леденящими душу подробностями преступлений.

Вир внезапно развеселился.

— Хорош рулон. Подготовились. А имя-то обвиняемого хоть известно?

Тот стушевался, заглянул в бумагу.

— Назвался Дарианом Мортеном. Но каких-либо записей, о его существовании, найти не удалось, — герольд сузил глаза. — Постойте, вы что-то знаете?..

— Именно так, — важно подтвердил Вир. — Этот ваш Дариан Мортен — вовсе не человек. В нем сидит бес. Распилив сосуд — вы выпустите его наружу.

— Ваши утверждения ошибочны, — вмешался клирик, который прислушивался к беседе. — Я лично исповедовал бунтовщика. Заблудшая душа, но не по вашей части, мистик.

— Позвольте с вами не согласиться, — Вир обвиняюще наставил трость. — Вы укрываете беса!

— Говорите потише, пожалуйста, — разволновался распорядитель, оглядываясь на трибуны. — Герцог Дрейкфорд вот-вот появится.

— Так доложите ему! — гаркнул Вир.

Герольд требовательно посмотрел на клирика.

— Пойдемте со мной, — торопливо пригласил тот. — Сами убедитесь, что здесь нет никаких бесов.

Вир взбежал на эшафот, вслед за ними.

Из толпы выкрикнули.

— Смотрите, зерцальный!

— Пришел забрать душу!

На подмостках палач прилаживал к тумбе черноволосого узника в окровавленной белой рубахе, продевая его руки и ноги в специальные петли на тумбе.

— Видите? Он полностью раскаялся и готов к искуплению.

Вир выразил на лице сомнение.

— Действительно, — повернулся к герольду. — Можете нас оставить на минутку. Задам пару вопросов… по своей части.

— Хорошо, — терпеливо согласился тот. — Только минутка.

Дождавшись, когда они сойдут вниз, Вир тихонько позвал.

— Дариан, — коснулся синего заплывшего лица. — Ты здесь?

— Кто… — едва слышно просипел тот.

— Кто я — неважно. Зато я знаю тебя. Ты — Дариан Мортен, капитан охраны. По приказу герцога Дрейкфорда — возглавлял экспедицию по наведению порядка в тюрьме.

Мортен открыл целый глаз, совершив поистине титаническое усилие.

— Ты… помнишь.

— Мортен, ответь. Один вопрос, — Вир не говорил, а забивал гвозди. — Ты будешь служить мне?

Тот медленно облизал губы.

— Да.

— Готов принять любую мою волю?

— Да…

— Тогда, до встречи.

Вир театральным жестом положил ладонь на лоб заключенного, плотно прижав перстень с черным ониксом к его выбитой глазнице. Зашипел плоть, кожа вокруг глаза пошла едва заметными трещинами, вспухла черной жижей.

Что-то застонало, пронеслось в воздухе, дробно пересчитав доски эшафота. Но вряд ли это кто-то заметил. Когда все закончилось, Вир едва смог подняться. Его потряхивало. Камень в перстне, еще пару минут назад теплый, с багровой искрой внутри — теперь был матовым, холодным и безжизненным.

Пошатываясь, Вир спустился вниз. Где его уже ждали.

— Я ошибся, — бросил, не глядя.

И скрылся в толпе.

— Гони! В лепрозорий! — Вир стукнул кулаком по перегородке. Извозчик на козлах щелкнул кнутом, переливчато засвистел, разгоняя зевак.

Карета резко дернулась, качнулась. Стефан не удержался на своем месте, толкнул Элис-ар. Та отшатнулась, как ошпаренная, занесла кулак с намотанным на него ожерельем с костяшками. Тем самым, которое, как считал Вир — он куда-то выкинул.

— А, ну — прекратить, — прикрикнул он.

— Простите! — вспыхнул Стефан. — Я нечаянно…

Элис-ар, тяжело дыша, медленно опустила руку.

— Да он просто обнять хотел, — заржал Ларс. — Парень-то у нас теперь без невесты.

— Заткнись, рыжий. Лучше дай кусочек.

Китобой, все это время жевавший сушеную грушу, отхватил ножом половину, кинул школяру.

Но тот сам есть не стал, протянул Элис-ар.

— Будешь? Южная!

Та неуверенно взяла, осторожно понюхала, откусила немного.

— Ты из университета? — неожиданно спросила.

Школяр вздрогнул.

— Да. Старший курс.

— Мистик?

— Нет! — он покраснел. — Просто… помощник.

— Не мистик он, — поддел Ларс. — Пытать нельзя.

— Заткнись.

Сказано было женским голосом. Похоже, девчонка осваивалась. Вир достал фляжку, подержал в руках, ожидая, когда тряска прекратится хоть на мгновение.

— Мастер, ваш перстень больше не светиться.

Вир, будто громом пораженный, повернулся к Стефану.

— Ты… видел? Искру?

— Да… — ответил тот, слегка неуверенно. — Утром. Сейчас не вижу.

— Жаровней по лбу ему прилетело, — не унимался Ларс. — Вот искры и привиделись.

— Помолчи, — рявкнул Вир и потом, школяру. — Последние события, ритуалы. Они что-то пробудили в тебе. Поговорим об этом позже.

Стефан отвернулся к окну. Было не ясно, доволен ли он этим обстоятельством.