Гончие забвения

Глава 22

— Стерва! — яростный выкрик, справа, близко.

Резкий выпад, противный скрежет. Визг металла о камень и хруст костей. Росчерк брызг на колонне, потеки. Предсмертные хрипы, свист глоток. Снова шуршание, ближе, со всех сторон.

Подступы к лестнице подсвечены отблесками пожаров из окон. Там солдаты, занимают оборону. Развернулись, разят тьму клинками, ждут остальных. Старший что-то тревожно кричит, но слов не разобрать, их забивают вопли атакующих.

Вир крутанулся, подсек одного тростью, чернобородого, с налитыми кровью глазами. Тот запнулся и покатился по полу, потеряв свою палку.

Рядом мелькнул мундир.

— Допрыгалась, сучка! — солдат екнул с усердием, будто полено разрубал.

Из-под его ног донесся влажный хлюп, и что-то теплое раздалось в стороны, вязко брызнуло на штаны. Вир не стал смотреть, пробирался дальше, прыгнул вперед. Каблук неожиданно попал на что-то склизкое, предательски поехал в сторону.

Другой солдат, удерживающий фланг, протянул руку и вцепился в воротник, едва не оторвав то. Но удержал. На его лице на мгновение отразилось нечто большее, чем долг — простая человеческая солидарность в вихре обезличенной бойни.

У стен, в темноте между колоннами — слишком много движения. Простуженные глотки сопят и кряхтят, будто зверь проснулся от запаха крови, заворочался в берлоге. И лез вперед, не взирая на яростный и профессиональный отпор.

Прямо перед лицом туго хлестнула тетива, лицо обдало ветром. Вир отшатнулся. Из темноты возник лучник. Свой, из отряда. Его губы растягивала кривая улыбка, пальцы в митенках нервно теребили железный крюк, торчащий из левого наруча.

— На-ка! Кротом поползай!

Шлепок, будто в мокрое дерево ткнули вилами. Кто-то заверещал, близко — буквально на длине руки. Даже волосы зашевелились на загривке. Этот тоскливый звук, тонкий и раздирающий, взмыл над грохотом битвы.

Вир ударил концом трости, ткнул на голос, добавил еще и еще, пока тот не оборвался. Сделал два шага. Лестница была совсем рядом. Каждая ступенька, ведущая вверх — словно выход из ада.

Слева — визг, хруст. Снова вопль, полный злобы.

— Морду отмой!

Нечто мерзкое пролетело рядом, горячие капли оросили лицо. Крик оглушил, под ноги рухнул мундир, будто заживо срубленный. Заелозил пальцами по сапогам, сжал их медвежьем капканом. Его глаза, полные немого ужаса, смотрели куда-то внутрь себя, на самое дорогое сердцу воспоминание.

Выдохнул, безжизненно.

— Спасите, братцы…

Вир дернулся, но не сумел разорвать захват. Потерял равновесие. Из темноты выпросталась рука, худая, перевитая жилами. Ухватила за волосы, железной хваткой. Дернула так — в темноте звезды загорелись.

Вир извернулся, резанул чужое запястье серпом, как колосья срезают. Вопль над ухом оглушил, ноздри обдало жуткой вонищей. Добавил тростью наотмашь, ее же концом освободил ноги, разорвал капкан. Откинул нападавшего пинком. Тот, корчась, скрылся в тени, истекая кровью.

Вир подобрал шляпу, вскочил. Его сердце выбивало яростный ритм.

Над ухом — хлесткие, как плеть, удары. Выкрики, увещевания.

— Вшей-то вытряси!

— Эдак тебя скрутило!

За спиной всхлип, протяжный, жалобный. Сверкнула сталь, полетели ошметки. Где-то там оборвали очередную жизнь, по-простому, в грязи и темноте.

Тычок тростью. Еще два шага. Кулаком в лицо. Хруст зубов. Смахнул с лица кровь.

Своя? Или чужая?

К черту! Разница давно стерлась. Здесь все давно перемешалось одной большой горячей лужей.

Время ушло больше, чем нужно. Все уже были там, у лестницы. Вир отстал. Замешкался на секунду.

Две тени на полу. Они боролись, одна оседлала другую. Мундира душили, он хрипел, сучил ногами.

— Выкидыш ведьмы…

Вир ухватил грязный рукав. Потянул — раздался громкий треск. Добавил кулаком, не раз и не два. Тело обмякло. Он рывком поднял солдата, встряхнул.

— Пшел!

Бросились вперед, под защиту мечей. Потом по лестнице вверх — организованно. Старший выстроил оборону, лучники били метко. Их стрелы были самым разумным аргументом в этом хаосе.

Вжух!

Прямо над ухом.

— Целься! Под зад свиней!

Стрелы жалили без пощады. Дробили тьму, будто гнилую колоду. Та хрипела, всхлипывала. Обиженно огрызалась камнями, плевалась кусками паркета. Казалось, сам особняк сопротивлялся и стонал от боли.

— Живее! Мешки с костями!

Заскочили в какой-то зал. Двустворчатые двери, на одном шарнире, убогие. Захлопнули, подперли всем, что нашли. Комод без ножек, остов кровати — перекрыли, возвели баррикаду, последний рубеж. Укрытие хлипкое, но дух перевести позволило.

— Не расслаблять кишки!

Передышка. Такая же спокойная, как отдых рядом с растревоженной берлогой. Солдаты переглядывались, тяжело дышали. Подтрунивали друг над дружкой.

Вир поправил одежду, огляделся.

Здесь было светлее — тряпки, закрывающие окна, частично оборвались. Рванина хлопала на ветру, пропускала снег и отблески костров. Стены, когда-то обитые резными панелями, были голы. В проломах торчали остатки обрешетки, будто сломанные ребра. Через них виднелись другие залы. Это место было не просто заброшенно, а будто выпотрошено и выброшено в сугроб.

В черном от копоти камине стоял котел. От него несло чем-то отвратно-закисшим.

Один из солдат подкрался к окну, с хрустом, будто шел по мелким костям. Осторожно выглянул.

— Сюда! — позвал он. — Там, смотрите.

Старший оказался ближе. Вир тоже подошел, выглянул с другой стороны дерюги. Холодный ветер ударил в лицо, принеся с собой запах гари и далекие крики.

Гул битвы едва слышен. Напротив виднелись окна соседнего дома. Совсем близко, можно перепрыгнуть, если духу хватит. За грязными осколками — цепочка факелов. Двигалась хаотично, но целеустремленно. Тоже вверх, но выше — на третий этаж. Отблески отражались в шлемах, играли на обнаженных клинках. Не менее дюжины серый плащей.

Отрядом командовал сержант, с деревяшкой вместо ноги. Он настороженно крутил головой. В какой-то момент заметил, что за ним наблюдают. Усмехнувшись, что-то бросил своим — по губам было не разобрать.

Потом развернулся к окну, отставил деревяшку в сторону и весьма красноречиво поболтал кистью на уровне паха.

Старший хлопнул перчаткой по раме, выбив облачко пыли.

— Стража, мать их! Опережают, — в его голосе была не просто досада, а горечь игрока.

Вир впился пальцами в его плечо, развернул к себе. Прошипел прямо в лицо.

— Откуда взял информацию про Антиквара?

Старший дернулся, скосил глаза на блестящий изгиб у горла. Выдавил из себя, скорчив рот.

— Мистик. Пусти.

Пол за спиной пришел в движение. Опасно скрипнула тетива. Но Вир не ослабил хватки, лишь мышцы спины рефлекторно сжались, до каменного состояния. Он чувствовал на себя взгляды солдат, их напряжение, готовое в любой миг вылиться в удар.

Обернулся, впиваясь взглядом в лица. Каждого отметил, никого не пропустил.

Предупредил, хрипло.

— Полезете — умоетесь. Серпом пожну души. И бесам продам.

В наступившей полной тишине встряхнул Старшего. Рявкнул.

— Ну?!

— Донесли, — сквозь зубы, по капле, выдавливал тот. — Информатор. Капитана Ренхарда.

— Кто такой? Имя говори, — рука Вира напряглась. — Быстро!

— Наемник. Из окружения Антиквара, — Старший с трудом проглотил слюну, боясь шевельнуться. — Имени не знаю, — его взгляд стал злым. — Капитан мне не докладывается.

— Стража откуда здесь? — Вир мотнул головой в сторону окна. Издеваясь, добавил. — Еще один информатор?

— Могли проследить, — Старший отвел глаза. — Или продал кто.

Вир убрал серп от его горла. Неторопливо прошелся по комнате, огибая солдат. Те растерянно переглядывались. Самое время начать диктовать свои правила.

— Нет. Вас всех привели сюда, — он развернулся у камина, обвел рукой воздух. — Это — его замысел.

— Чей?

— Антиквара, кретин. Он использовал это место в своих целях, а когда выпил его досуха — превратил в капкан. Вы купились, как новобранцы, и меня сюда притащили.

— Но все-таки он был здесь, значит информация верна, — гнул свое Старший. — Возьмем след, выйдем на Антиквара.

Вир подошел к нему, почти вплотную, стукнул тростью о пол. Тот не ожидал — вздрогнул.

— После его трапезы не остается объедков, только голые кости, — Вир смотрел Старшему прямо в глаза. — Но даже на них я бы взглянул, авось что найду. Поэтому мы сделаем вот что — объединимся со стражей в один отряд. И прочешем мелким гребнем эту дыру.

Старший усмехнулся. Огляделся по сторонам, будто в поисках поддержки.

— Не бывать такому…

— Будет. Иначе — я ухожу. Попробуешь остановить — умрешь в муках. Пойдешь один — кончишь как капитан Ренхард, — глаза Вира сузились. — Или ты думаешь, он еще бродит, где-то здесь, ищет ересиарха? — он указал на черный котел в камине. — Иди глянь — не его ли череп там плавает?

Старший откинул со лба мокрые волосы, облизал губы. Жилы на его лбу вздулись от раздумий.

— Ладно, мистик, — он посмотрел на подчиненных, повысил голос. — Парни! Дворнягам из Конуры нужен годный псарь. Сгодитесь?

Раздались смешки.

— На поводок их, вся недолга.

— Гавкать будут — зубы выбьем!

— А я — за ушком почешу!

Солдатня загоготала.

Старший развернулся к Виру.

— Что дальше, мистик?

Вир крутил кольцо на пальце. Его черный оникс поглощал свет, словно карманная бездна.

— Третий этаж. Там мостки везде, ты сам видел. Перехватим стражу, осмотримся с высоты. Потом будем решать.

Старший кивнул, отдал приказ. Солдаты зашевелились. Искры веселья в их глазах таяли, сменяясь равнодушной покорностью, граничащей с безразличием.