Гончие забвения

Глава 20

Несмотря на мертвые свечи, в кабинете профессора Альриха царил полумрак. Лунный свет, бледный и острый, заглядывал сквозь зияющие в крыше прорехи, купался в снежинках, загоняемых вьюгой через выбитые окна.

Воздух потрескивал возле проплешин скверны, раскиданных по потолку и стенам, словно их оросили расплавленным металлом. Их содержимое бурлило, и с шипением выталкивало на поверхность ноздреватые костные наросты, похожие на витые козлиные рога. Пахло чем-то прелым, мускусным.

— Это что за хрень такая? Щетина, штоль из стен растет?

— Тихо. Закрой рот.

Давило виски. Гул от удара колокола все еще метался под черепом беспокойным эхом. Вир медленно прошелся по холодному кабинету, который с трудом узнавал. Под каблуками хрустел снег и стекло. Вышел в библиотеку, через зияющий пролом в стене, где раньше была дверь.

Здесь было не лучше. Кто-то за спиной тихо застонал.

Стеллажи вывернуло наизнанку, книги валялись на полу. Их страницы перелистывались с тихим шелестом — и не всегда ветер был тому причиной. В строках в разнобой вспухали буквы, наливались чернилами, будто жирные червяки. Словно чей-то палец давил на них с обратной стороны, составляя послание.

Вир пинком захлопнул ближайшую книгу.

Глянул в заиндевелый осколок разбитого зеркала — лед треснул под его взглядом, в проталине проступили глаза. Похожие на его, но нет. Точками вспыхнув в клубящийся тьме, они стали стремительно увеличиваться в размере…

Вир наступил на зеркало. Оно лопнуло с хрустом кости, рассыпавшись черепками. Где-то в трубе холодного камина недовольно заворчал ветер.

Перевернутый стол, рядом — разбросанные листы бумаги. Вир поднял один из них, брезгливо стряхнул мелкую, черную саранчу, покрытую инеем. Ее скрюченные лапки судорожно цеплялись за край листа. Развернул его к лунному свету.

Рисунок, сделанный углем и чернилами.

Изящная степная лошадь, вставшая на дыбы. Застывшая на задних ногах в момент испуга, непослушания или боли. Нарисовано красиво. С душой.

— Твое? — спросил Вир, обернувшись к Стефану.

Тот стрельнул глазами в Элис-ар.

— Это она.

Безгласная вошла сюда последней, вслед за всеми. Она куталась в свое черное платье и рассматривала окружающий хаос с детской непосредственностью. Ее серые с желтым отливом глаза были полны недоумения. Они еще не горели, но уже впитывали. Взор ребенка, узнавшего, что за пределами детской есть что-то еще.

Уже неплохо.

— Клопы. Собирайте уцелевшее, — приказал Вир. — Все, что не испорчено и не шевелится.

— Так ведь, ночь на дворе…

— Живо, я сказал.

Пожиток набралось на один скромный узел. В основном — одежда и кое-что из личного.

Вир повернулся к Ларсу. Рыжий ежился и чесался. Видать, беспокоили фантомные раны, полученные в иллюзии.

— Ларс, иди на улицу и найди извозчика. Мы переезжаем.

— А куда, мистик? — спросил Ларс, протяжно зевнув.

— Туда — где шумно, но не слишком грязно, — Вир отряхнул руки. — Где можно затеряться.

— Может, в порт? — с надеждой предложил рыжий. — Оловянный Горшок подойдет.

— Крысиная нора… — Вир осекся, задумался.

Предложенный Ларсом вариант неожиданно устроил. Во-первых, в Горшке публика разношерстная, затеряться не сложно. Во-вторых, возвращение Ларса не останется незамеченным. Крешник рано или поздно объявится там, придет доделать начатое.

— Отвези Элис-ар в Оловянный Горшок, — невозмутимо сказал Вир. — Как разместитесь, выведи ее в общий зал. Усади за стол, закажи ей вина. Пусть посидит среди людей. И ты с ней, присмотришь.

Ларс одобрительно хмыкнул.

— А ну как кто знакомиться начнет? Там народ горячий. А тут — я. Меня — уважают.

— Вот и я о том, — Вир нехорошо улыбнулся. — Если тронут ее, из твоих рыжих усов куклу сделаю.

Ларс опять зачесался, торопясь к выходу.

— А ты, мистик? А школяр?

— Будем позже. Элис-ар за старшую у вас, — добавил Вир с усмешкой. Уже отворачиваясь, крикнул вдогонку. — Не болтай там… хотя, кто тебе поверит.

Дверь захлопнулась, отделив флигель от улицы.

Вир и Стефан шли по пустынному университетскому кварталу, оставляя цепочку следов, которую тут же переметал снег. Газовые фонари дрожали на ветру, создавая ненадежные островки света.

— Мастер, а куда мы идем? — спросил Стефан, кутаясь в свой поношенный плащ.

— В архивы, — Вир едва слышал собственный голос, метель крепчала. — Университетские.

— Так ночь на дворе. Не пустят.

— Пусть попробуют, — усмехнулся Вир. — Нужно найти хоть какие-то упоминания. Любой намек. Проклятье Элис-ар обрело форму. Оно не могло взяться ниоткуда, должны быть предшественники. Описанные прецеденты.

Сквозь завывание ветра пробился глухой, низкий бой башенных часов.

Полночь.

Вир замедлил шаг, поднял руку в перчатке и начал загибать пальцы, ведя беззвучный счет. Потом обернулся к Стефану.

— Дня три-четыре, не больше. Тебе осталось.

— А?

— Лель придет за тобой. Утащит в Зерцало. Слугой сделает.

Стефан шмыгнул носом.

— Зачем вы взяли меня с собой тогда?

— Надбавка в десять процентов, Стефан, — равнодушно бросил Вир.

Школяр пропустил подколку. Покосился, с надеждой в глазах.

— Но ведь вы обещали ему найти другого слугу…

Вир округлил глаза.

— Неужели? Не припоминаю такого, — он поскреб подбородок. — Меня беспокоит другое. Тенебрис Вектор идеально рассчитал трюк с метрономом, оплатил услуги чужой душой. Идея и реализация — мое почтение.

— Не чужой душой, а моей собственной.

— Это не важно. Ясно одно — Антиквару отлично известен Кодекс. В различных толкованиях — от Ульгры, Эребара, Скорны.

— И что это значит? — школяр стряхнул снег.

— Пока не знаю. Тут есть варианты, — Вир неопределенно покрутил головой. — Кстати, ты был в центральном квартале? Про убийства узнал?

Стефан подышал на пальцы, полез за пазуху. Извлек смятый, испещренный пометками листок. Темнота и снег не помешали ему разобрать записи.

— Десять случаев, мастер. По мертвецу на каждый. Все — мелкие чинуши, как вы и думали. Канцеляристы, архивариусы…

— К черту их жизнь. Меня интересуют подробности смерти. Что-то объединяющее.

— Есть такое, — школяр повертел в руках листок. — Позы, в которых находили сожженные тела.

— Ну?

— Их два типа. Одним вытянули обе руки вперед под острым углом. И усадили на стул. Других раскинули прямо на полу, как звезды. На спине, лицом вверх.

— Иные следы чернокнижия? Почерк Леля?

— Возможно и было что-то. Но подробностей уже не узнать.

Вир нахмурился, мысленно представил схему, вспомнил известные ритуалы.

— Пятеро внутри, в центре. Остальные — на углах. Как звезда. Как пентаграмма…

Вир внезапно умолк. Впереди, в снежной пелене, что-то дрогнуло.

Он замер, всмотрелся.

Нет, не показалось.

Из снежной пелены медленно выплывали темные крепкие фигуры. Пять или шесть человек. Шли слишком целеустремленно. Поздно для ученых, слишком рано для студентов.

Вир молниеносно толкнул Стефана в ближайший сугроб. Благо, фонарь над ними не горел.

— В архивы! — не голос, удар хлыста. — Ищи! Встретимся в Оловянном Горшке!

Школяр уполз, растворился.

Вир развернулся, стряхнул со шляпы снег, оперся на трость.

Ждал.

Они приблизились.

Окружили полукругом.

Темно, лиц не разобрать, но руки на оружии.

Один выступил вперед.

— Сеньор Талио?

Вир сразу узнал голос.

— Именно. А вы, судари, так и шляетесь по ночам.

Старший, если и понял, что его узнали, — не подал вида. Сделал приглашающий жест.

— Вы срочно требуетесь Его Светлости. Извольте, карета у ворот.

— Веди, — приказал Вир, но один момент зацепил его. — Скажи, как нашел меня?

Старший невесело усмехнулся.

— Проще ветер сетью поймать. Раскидал соглядатаев по всему кварталу, авось объявитесь. Недавно доложил один — во флигеле что-то непонятное происходит.

— Ясно. А у вас что стряслось?

— Антиквара видели в трущобах. Туда уже стягиваются наши люди. Нужно опередить дуболомов Дрейкфорда.

— Ноктурн руководит операцией?

— Нет. Его Светлость вызвали неотложно. Тальграфский епископ пару часов назад умер, — человек стер перчаткой снег с лица. — Слуга рассказал — подскочил на кровати, сказал два слова — «колокол ожил» — и представился. Безбожные времена наступают…

— Кто на месте командует?

— Капитан Ренхард строит кордон. Наша задача — прошерстить клоаку и взять чернокнижника живьем, пока стража надувает щеки. Работы — на пару часов.

Вир нахмурился. Обычно самодеятельность — пролог трагедии.

— Трущобы какие?

— Стигийские Норы, — старший мрачно хмыкнул, сплюнув в снег. — Куда ж еще-то, мистик.