Гончие забвения

Глава 34

С наступлением вечера в Горшке кипела жизнь. Зал гудел от вязкого гомона, будто сотни ртов обгладывали слова, которые не могли проглотить. У дверей стучали окоченевшими ногами, сбивая каблуками подтаявший снег. Ближе к камину, в дыму, мелькали довольные рожи с выпученными глазами.

Вир пробирался сквозь толпу, прокладывал дорогу к лестнице, расталкивая локтями завсегдатаев. Костяшки на дрянном ожерелье подрагивали в такт резким движениям, словно надсмехаясь над его паршивым настроением.

Он уже почти добрался до лестницы, как заметил, что чертов Ларс опять отстал. Рыжего задержал у стойки трактирщик. Со смурным лицом что-то ему горячо и тихо говорил, жестикулируя.

Вир выцепил в толпе служанку и, чтобы не терять время, потребовал.

— В номер. Еды и вина, — сунул ей пару монет, понизил голос. — Куда нести, знаешь?

Та фыркнула.

— Еще бы. Тряпье нацепили, думали не узнаю? — она выдернула руку. — Поднос у дверей оставлю.

И убежала.

Вир оперся на край соседнего столика. За ним сидели трое монахов, в потертых рясах, с кружками эля. Оживленно спорили, перебивая друг друга.

— … нашли в заброшенном особняке, — говорил один, молодой, с лихорадочным блеском в глазах. — В прихожей все случилось. Натуральная живодерня.

— А чего еще ожидать, ежели под землей сидеть безвылазно? — поддержал второй, седобородый. — Там Господа не услышишь.

— Говорят, экзорцист Дрейкфорда и при жизни не особо в уме был, — вмешался третий, самый толстый. — Своих же людей порешил. Истыкал, как скотину.

— А чего они там, в особняке-то, делали? — спросил молодой, подавшись вперед.

Седобородый понизил голос до доверительного шепота.

— Беса ловили. Сильного.

Толстяк вдруг ударил по столу кулаком, аж кружки подпрыгнули.

— Кладбище при соборе Святой Стефании — нельзя! Ясно? Пусть в Глинт везут. Или в богомерзкий лепрозорий.

— А кто заставляет-то? — взъерошил волосы молодой.

— Ну, как заставляет… заставлял. Покойничек наш, Его Преосвященство, епископ Тальграфский.

— Завтра его отпевать будут. В соборе.

— Да, всю ночь. Давайте помолимся за братьев…

Они дружно крякнули, затянули нечто заунывное. Под аккомпанемент их голосов вернулся Ларс, шаркая сапогами.

— Ну? — спросил Вир, начиная подъем по скрипучим ступеням.

— Да так, ерунда, — беззаботно ответил Ларс. — Один тип меня спрашивал.

Вир замедлил шаг.

— Что за тип?

— Да не парься, мистик, — тот захрустел орешком. — Не лысый бугай — того тут помнят. Хозяин сказал, этот — рубака, с рассеченными губами. Шрам давний, солдат, наверное.

— Знакомец твой?

— Нет. Может, работу хотел предложить.

— Сейчас ты работаешь на меня, — резко напомнил Вир, останавливаясь на площадке.

Ларс выплюнул шелуху.

— Работникам обычно платят, — буркнул он. — А не горло серпом режут… Из-за тебя, между прочим, Лили уехала…

Они уже поднимались на последний пролет, как вдруг впереди раздался отчетливый грохот. Что-то тяжелое упало, покатилось по полу. Будто кружку в стену швырнули.

— Кажись, у нас… — пробормотал Ларс.

Вир бросился вперед, распахнул дверь.

Стефан сидел за столом, перемазанный чем-то темно-красным. Руки, лицо, одежда — все было в пятнах. Школяр пытался возить по ним тряпкой. Увидев их, подскочил, глаза его были полны ужаса.

Рыжий выдохнул первым.

— Мать твою… да это краска.

Вир шагнул вперед.

— Какого беса? — прогремел он, окидывая взглядом комнату. На полу валялась опрокинутая банка, на стене — пятно с вмятиной и густые потеки от него.

— Она… она очнулась! — он дрожал не от страха, а от негодования. — Вышла… я в это время рисовал…

— Почему так сделала? — сощурился Вир. — Ты ей что-то сказал?

— Нет! — отрицательно мотнул Стефан. — Огляделась и сразу… на!

Вир уже не слушал. Быстрыми шагами он пересек комнату, направляясь к двери Элис-ар. Из-за его спины донесся громкий шепот Ларса.

— Мистик! Постой! У меня тут, на тумбочке, ножичка одного не хватает. Метательного.

— Подожди, а ты сам их где взял?

— Я-то? Из соседнего номера умыкнул. Трупакам-то они теперь без надобности.

Вир подошел к двери, на секунду замер, прислушиваясь. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Он решительно нажал на скобу и распахнул дверь.

Помедлил, не входя, буквально секунду. Этого хватило.

Дзинь!

Стальной звон, острый, как жало пчелы, врезался в дверной косяк на расстоянии ладони от головы. В дереве задрожала резная рукоять метательного ножа.

Вир вздохнул, выдернул его одним движением. Лезвие было теплым, но не от руки. От того, что оно жаждало крови. Ворсайское шаманство, наложенное впопыхах.

Шагнул в комнату.

Элис-ар сидела на своей кровати, забравшись на нее с ногами и обхватив колени руками. Подбородок опущен, но глаза, распахнутые, горели на бледном лице двумя углями необузданной, звериной ярости.

Вир помнил этот взгляд. Видел его тогда, в камере на пятом уровне.

Она медленно, почти ритмично покачивалась.

— Ты. Один из них? — ее речь была резкой, со свистящим придыханием. — Пытать будешь? Говори!

Он замер. Понял, как выглядит: в балахоне, с костяными бусами на шее, с ножом в руке. Настоящий палач.

Вир отшвырнул нож на постель — рядом с ней. Затем, не торопясь, отодвинул единственный в комнате стул и уселся напротив. Сделал лицо каменной маской полного равнодушия.

— Слышал, по пыткам — это ты у нас мастерица, — сказал он, не отводя взгляда. — Мистик-то, хоть жив остался?

Она сначала удивилась. Потом — невесело усмехнулась.

— Да вроде того. Бестолковым оказался. Разозлил меня, — она приложила пальцы к вискам, будто от внезапной боли. Потом спросила вымученно, словно задавала этот вопрос уже десятки раз, разным людям. — Ну, а ты тогда кто такой?

Вир вгляделся в нее. По-настоящему он делал это впервые. Смотрел не как на объект исследования или ключ к тайне. А как на человека.

Ей было не больше двадцати пяти. Грубоватые, типично ворсайские черты лица только начали проступать из-за округлости щек. Глаза серые, с желтым отливом, как у хищника. Тугая коса, она заплела ее сразу после освобождения из тюрьмы, на рефлексах. Признак незамужней, не покоренной.

Черное платье, в притирку. Оно подчеркивало худощавость, жилистость, привычку стойко сносить лишения. Отросшие ногти были обгрызены, закатанные рукава обнажали тонкие руки, покрыты старыми белыми шрамами. Ее пальцы нервно скользили по ним, будто перебирая четки, было заметно, что это ее успокаивает.

Вир проигнорировал ее вопрос. Вместо этого, он произнес мягко, почти задумчиво.

— Тебя назвали Элис-ар. В честь первой жрицы Ульгры. «Элис» на древнем наречии означает «свет», «ар» — это суффикс знатности, его использует один из кланов седых равнин. Имя… его дал тебе отец. Наверное, не хотел, чтобы дочь пошла по стопам шаманок крови, — добавил, качнув головой. — Вижу, не преуспел.

На лице девушки промелькнула целая гамма чувств — от оглушенного удивления до горького презрения.

— Ты кто? — выдохнула она. — Откуда ты знаешь… про кланы? Про отца? — ее рука зашарила по постели, неосознанно, в поисках ножа.

Но резкое движение вызвало новый приступ боли — она тихо застонала, схватилась за голову, ее лицо исказилось.

Всплеск эмоций едва не вырубил ее снова.

Вир покачал головой. Слаба. Еще слишком слаба. Ее разум, только что освобожденный из плена, был хрупким сосудом.

Он наклонился к ней. Его голос стал низким и жестким.

— Скоро ночь. Отдыхай. Тебе здесь ничего не угрожает. Но если попытаешься сбежать — тебя свяжут по рукам и ногам, — она наклонился еще ближе, к самому ее уху, и его шепотом можно было резать сталь. — Если все-таки сбежишь… тебя найдет он. Тенебрис Вектор.

Ему не нужен был ее ответ. Он видел, как на звучание имени Антиквара ее зрачки расширились до предела, затмив ястребиную радужку черным ужасом.

Добавил, чуть мягче.

— Поговорим завтра. Еду и питье принесут.

Он уже почти вышел, но задержался на пороге, не оборачиваясь.

— Белобрысого школяра зовут Стефаном. Рыжего — Ларсом, — и добавил, с плохо скрываемой угрозой. — Я очень расстроюсь, если они пострадают от твоих рук.

Дверь захлопнулась за его спиной, оставив девчонку наедине с ее страхами.

А может и надеждой, кто знает.

Вир шагал по комнате, как зверь по клетке. Слишком тесно. Слишком много мыслей. Разговор с Элис-ар отдавался в голове тревожным эхом.

Она не просто жертва, не просто пленница. В первую очередь — она адепт чернокнижия. Не столько по уму — возраст слишком юный — сколько по ярости, что вкладывает в свои заклятия.

Тот самый нож, который она бросила. Держала его в руках меньше пары минут. А он уже пылал заклятием крови. Ворсайское шаманство, пусть и наложенное впопыхах, но оттого не менее опасное.

А шаман в тюрьме? Она выжгла ему мозги. Просто для того, чтобы тот сказал пару слов своим палачам…

Если не держать девчонку в ежовых рукавицах, когда очухается окончательно — проблем не оберешься.

И у него самого эти проблемы тоже будут. Служака Лоренц всех собак спустит, если узнает, что его подчиненный притащил в город и укрывает в трактире шаманку крови…

Да к черту Лоренца! Это дело попахивает университетским трибуналом…

За дверью послышались шаги, стукнул поднос.

Вир кивнул Ларсу.

— Забирай. И ей тоже отнеси. Оставишь у дверей. Не лезь с разговорами.

— Да оно мне и не надо. Пусть вести себя научится… и ножи мои не ворует.

Пока рыжий возился с подносом, Вир повернулся к Стефану.

— Сгоняй на рынок, до чертежника. Купи карту центрального района. Непременно подробную.

— Зачем? — удивился школяр, который, кое-как оттерся от краски.

Вир нахмурился, вспоминал.

— Пятеро внутри, в центре. Остальные на углах. Пентаграмма выходит… Ты про убитых забыл, дела которых расследовал?

— Точно!

— Вот. Возьмешь свои краски, будешь наносить на карту каждое из убийств. С привязкой к местности. Да, угольник еще купи. Пригодиться. Посмотрим, что в центре пентаграммы окажется.

В этот момент Ларс прервал их.

— Мистик, к тебе пришли.

Вир выглянул в коридор. Там, в тени, стоял молодой стражник. Запыхавшийся, выравнивал дыхание.

— Я от сержанта, — доложил он, собравшись. — Девина Бойла.

— Говори.

— Сержант просил передать. Дословно: «Тот мистик — в лепрозории Святого Лазаря». В конверте — имя, — он робко протянул бумажку. — Больше… ничего.

Парень пожал плечами, явно не понимая сути послания.

— Передай — услышал, — Вир взял листок, жестом отправил его восвояси.

Вернувшись в комнату, он завалился на кровать, натянув одеяло с головой.

Пытался отгородиться от мира.

Сон накатывал туманом, но сознание еще барахталось в нем, цепляясь за острые края прошедшего дня. Раскладывало обрывки по полочкам, будто пазл.

Половина шестерни… Это клеймо цеха. Не торгового, иначе бы висело на каждом углу. Нечто специфическое, имперское. Казенное предприятие.

Подвесы от люстры… Их пропитали заклятием, связанном с мертвецами. Работа топорная, не уровень Антиквара. Он что, выполнял чей-то заказ? Смешно. Хотя… нет. Один заказ у него точно был. От Марты Траувен.

Экзорцист. Серый. Про него говорили монахи. Не хотели хоронить при соборе. А завтра там — отпевание. Епископа.

Что, если это и есть план Марты? Воскресить лицо, высшего священного сана? Осквернить ворсайским ритуалом, такое аукнется на всю Кальфарскую империю.

Но зачем Антиквару так подставляться?

Надо будет предупредить Ноктурна.

Бес в перстне… Лепрозорий…

Мысли путались, поплыли, и Вир наконец провалился в тяжелый, беспокойны сон, где серый экзорцист плясал в ночи на крыше собора Святой Стефании в полном безмолвии. А над ним всходили две луны, похожие на огромные глаза…